В МОСКВЕ

Сквозь стайку дач, спеша в Москву,

Состав промчался с грузом хлеба

И, растревожив тишину,

Швырнул гудок, как камень, в небо.

А вот курьерский. Он летит,

Он товарняк перегоняет,

Ведь там Галинка ждет, не спит,

Он это знае-ет, знае-ет, знае-ет…

Вокзальный свод в лучах сверкает,

Как сказочная стрекоза…

Дома, зевая, протирают

Свои квадратные глаза.

Ночь темный спрятала покров

В кусты газона, за скамейку.

Светает… Радугой цветов

Блеснула клумба-тюбетейка.

Тюльпан расправил лепестки,

Пион с плеча стряхнул росинку.

Заря в струе Москвы-реки

Полощет алую косынку.

И от улыбки той зари

В проулок удирает тень.

Смущенно гаснут фонари –

Приходит день.

*

– Шофер! Такси свободно?

– Да, прошу!

– Мне нужно в Теплый. Знаете дорогу?

– Еще б не знать! Живу там, слава богу.

– Вот и отлично. Едем. Я спешу!

Шофер машину ловко развернул,

Потом спросил: – А дом у вас который?

– Дом двадцать шесть. – Тот весело кивнул:

– А знаете, есть странные шоферы.

Волшебники! Вот хоть бы я сейчас:

Хотите, ваше имя угадаю?

Вы муж Галины Громовой. И вас

Зовут Андреем. Так я понимаю?

Андрей воскликнул: – Так! Но кто же вы?

Как вас-то звать?

– Максимом Рыбаковым.

– Теперь понятно. Галя из Москвы

Вас часто теплым поминала словом.

А Варя ваша просто сущий клад.

Сердечный, настоящий человек!

Спасибо вам… Я очень, очень рад…

Такое не забудется вовек!

Максим нахмурил брови: – Ерунда.

С людьми живем, а не в глухом болоте.

Случись с другим такая же беда,

И вы небось ведь мимо не пройдете?!

Андрей сказал: – Я, кстати, вот о чем:

У вас нога, а вы…. Я извиняюсь… –

Максим кивнул: – Маресьев за рулем! –

И улыбнулся: – Ничего, справляюсь.

Ну вот мы и приехали! Пока!

Галина ждет. В глазах небось огонь.

Счастливо вам! – И сильная рука

Андрею крепко стиснула ладонь.

Как странно все: не вышла на звонок…

Открыла дверь соседка – тетя Шура.

– Андрей? Входи! Ну как дела, сынок?

Ой, что же это я стою, как дура?!

Иди, иди, совсем ведь заждалась.

Волнуется, поди-ка, ретивое?!

Все на вокзал звонила… Извелась…

Ах, господи, вот горе-то какое!

– Да будет вам! – Но все-таки в тревоге

Рванул он дверь, шутливо прогудев:

– Встречай, жена! Домой вернулся лев! –

И замер, удивленный, на пороге…

Она сидела боком у стола,

Лица не поворачивая к свету.

Вся жизнь в тот миг, казалось, перешла

Лишь в пальцы, теребящие газету.

Пред ним была она и не она.

И близкая, и словно бы чужая:

Куда девалась нежно-золотая

Ее волос пушистая волна?

Уже не пряди, вешним солнцем сотканы,

Теперь, как странно глазу, у жены,

Как после тифа, крохотные локоны

Из-под косынки были чуть видны.

Вдруг обернулась, ко всему готовая,

И тотчас в сердце, как заряд свинца, –

Полоска шрама, тонкая, пунцовая,

От уха к носу поперек лица…

Хотела встать, но отказали ноги.

Он подскочил к ней, обнял, зашептал:

– Сиди, сиди… И к черту все тревоги,

Вот я и дома… Ехал… Тосковал…

Она к нему прижалась головой.

И он умолк. Какие тут уж речи!

И тотчас ощутил, как под рукой

Вдруг задрожали тоненькие плечи.

– Ну, будет, будет!.. Это ни к чему…

Не так все плохо… Нет, ты не права. –

Ах, что он говорит ей! Почему?

Куда вдруг делись главные слова?

Те самые, что, сидя у реки,

С любимой разлученный дальней далью,

Под шум тайги, в минуту злой тоски

Он повторял ей с тихою печалью?

Так что ж, он позабыл их? Растерял?

Иль чем-то, может, вдруг разочарован?

Да нет же, нет! Он попросту устал

И этой встречей горькою взволнован!

Она, вдруг смолкнув, тихо руку мужа

Сняла с плеча и опустила вниз,

Туда, где пояс с каждым днем все туже:

– Ну вот тебе, Андрей, и мой «сюрприз»..

Рука его как будто испугалась,

Едва заметно дернулась назад…

Но нет, ей это только показалось!

Он крикнул: – Галка, я ужасно рад!

Нас будет трое! Превосходно! Славно!

А я-то там никак не мог понять…

Теперь уж вам, Галина Николавна,

Нельзя слезинки даже проливать!

Ну, я побреюсь, подзарос в дороге! –

Что рассказал, что скрыл любимый взгляд?

И сердце билось в страхе и тревоге:

Рад или нет он? Рад или не рад?..

Неделя прошла, а за нею другая,

Жизнь словно бы гладко и мирно течет.

Ни горя, ни песен, ни ада, ни рая…

Пусть так. Но чего же еще она ждет?

Веселья? Да нет же! Она не про это.

С весельем успеем. Веселье – потом.

Иной холодок тут средь теплого лета:

Андрей… Что-то новое прячется в нем.

Нет, внешне он тот же: приветливый, ровный,

С рассветом он в главке, к закату – домой.

Порою обнимет, погладит любовно

И слово сердечное скажет порой.

А то вдруг пошутит: – А ну-ка, Галина!

Ты знаешь: ведь лжи я терпеть не могу.

Ты в самом ли деле подаришь мне сына?

Смотри, коль девчонку, на полюс сбегу.

И все-таки сердце все чаще сжималось:

Порою украдкой он глянет, вздохнет,

И вдруг точно грусть или легкая жалость,

Как тень, в его темных зрачках промелькнет.

Мелькнет, будто птица помашет крылом,

И снова все ровно, спокойно и складно.

Но женским, но тайным каким-то чутьем

Она понимала: «Нет, что-то неладно!»

Готовилась к школе, над планом сидела.

«Все думы тревожные – глупость, пустяк!»

Но сердце как будто иглой то и дело

Кололо: «Нет, Галка, здесь что-то не так!»

Но что же не так? Может, чувства остыли?

Нет, это неправда! Андрей не такой.

А может быть, недруг преследует? Или

Гнетет его скука бумаги и пыли

И сердцем он рвется к работе живой?

Что ж, может быть, пусть он встряхнется немножко!

Пускай! Ведь живая работа нужна.

Но я тогда как же? А как же Сережка?

Ведь это уж скоро… А я здесь одна…

Но что, если он и не мрачен нисколько

И это лишь глупые нервы шалят?

Что, если все это мне кажется только?

Ах, вздох его грустный! Ах, горестный взгляд!

Он сам засмеялся бы: «Сгинь, ураган!

Куда я поеду? Нашла же заботу!

Итак, педагог, доставай-ка свой план.

Поныла – и хватит! Теперь за работу!»

Лунный свет лежит на одеяле…

– Спишь, Галина? – Он слегка привстал. –

Знаешь, мне сегодня приказали

Возвращаться к нашим, на Урал.

Только не волнуйся. Я ведь скоро!

Ровно через месяц и назад.

Еду по запросу Христофора.

Что же, он начальство, я солдат.

«Так и есть!» Она тоскливо сжалась.

«Вот он, вздох, и вот он, грустный взгляд!

Значит, ничего не показалось…

Но ведь он не сам, ему велят!»

Прошептала: – Ну, а как же я-то?

Ведь теперь уж скоро я должна…

Знаешь, мне немножко страшновато:

Вдруг случится что, а я одна…

– Как одна? Да тут кругом друзья!

Вспомни хоть про Варю Рыбакову.

– Не сердись, Андрей, я просто к слову.

Раз нельзя, ну значит, и нельзя.

И, обняв порывисто его,

Прошептала ласково и тихо:

– Ничего, конечно, ничего…

Просто я ужасная трусиха.

Он погладил худенькую шею

И сказал с улыбкою: – Не трусь!

Я же через месяц возвращусь

И ко всем событиям успею.

С первым снегом, утренней порошею

Прикачу я. Все сомненья прочь!

Спи, Галинка, спи, моя хорошая…

Спи спокойно… За окном уж ночь…

Тьма вокруг все гуще, все плотнее.

Бьют часы – рассвет еще далек.

Скверно нынче на душе Андрея,

Он лежит и смотрит в потолок.

Что ж он, сердцем, что ли, измельчился?

Почему он Гале не сказал,

Что «Колумб» ни строчки не писал

И что ехать сам он напросился?

Испугался честных глаз Галины?

Да, пожалуй. Видно, в чем-то слаб.

Но зачем же ехать? Где причины?

Сам себе-то объяснил хотя б?

Объяснять? Но тут бессильны речи!

Погоди, когда ж все началось?

В день приезда. Да, тогда при встрече

Словно б что-то в нем оборвалось.

Галка та и больше уж не та!

Что ж, выходит, и любовь пропала?

Что ж, выходит, только красота

В ней всегда Андрея привлекала?

Нет, конечно, глупость, ерунда!

Тут не это, тут совсем иное.

Ну, а что, Андрюша? Что такое?

Разлюбил? «Да нет же, никогда!

Шрам? Неужто этакая малость…

Впрочем, нет, пусть это не пустяк,

Только я не поступил бы так.

Просто мне сейчас мешает жалость.

Я еще привыкнуть не могу.

Ну, да это, право, и понятно.

А отъезд? Но я же не бегу!

Я ведь через месяц и обратно.

Съезжу, поработаю, встряхнусь.

Дело там горячее, живое.

Шум таежный вмиг развеет грусть.

И домой! И снова я с тобою.

Надо спать. Часы пробили три.

Скоро ночь огни свои потушит.

И зажгутся факелы зари.

Надо спать… И вдруг чуть слышно в душу –

Тихий голос… Но зачем? Откуда?

«Да, ты прав, геолог, поезжай.

Ну а коли станет в жизни худо,

Помни: я люблю тебя. Прощай!»

К черту! Хватит! Мне не так уж плохо.

Грусть пройдет, развеется, как дым.

Он затих и с еле слышным вздохом

Прошептал: – Ну ладно, поглядим…

Лунный свет лежит на одеяле,

По ночному столику скользит…

Нет, сегодня он уснет едва ли.

А Галина спит или не спит?

Только нет, видать, и ей не спится.

И хоть мрак еще висит ночной,

Но он ясно чувствует щекой,

Как дрожат Галинины ресницы.

Дата добавления: 2015-09-02