После похорон

Над башнями замка уже возникали оконца си­него неба, но настроения Гарри эти признаки при­ближения лета не подняли. Его преследовали не­удачи — и в попытках выяснить, чем занят Мал­фой, и в стараниях завести со Слизнортом разговор, чтобы побудить его поделиться воспоминаниями, которые он держал под спудом вот уж десятки лет.

— В последний раз тебе говорю, забудь о Малфое, — твердо сказала Гермиона.

Они только что пообедали и сидели теперь втро­ем в солнечном углу замкового двора. И Гермиона, и Рон сжимали в руках брошюрку, изданную Ми­нистерством магии, «Трансгрессия — часто совер­шаемые ошибки и как их избежать». Сегодня после обеда обоим предстояло пройти испытания, одна­ко до сей поры брошюрке так и не удалось успоко­ить их разгулявшиеся нервы. Из-за угла показалась какая-то девочка, Рон дернулся и тут же попытался спрятаться за Гермиону.

— Это не Лаванда, — устало сообщила она.

— А, хорошо, — облегченно вздохнул Рон.

— Гарри Поттер? — осведомилась девочка. — Меня просили передать вам вот это.

— Спасибо...

Гарри с упавшим сердцем принял от нее малень­кий пергаментный свиток И едва девочка удалилась за пределы слышимости, сказал:

— Дамблдор говорил, что никаких уроков, пока я не разживусь воспоминаниями, не будет!

— Может быть, его интересуют твои успехи? — предположила Гермиона, пока Гарри разворачивал свиток Но, развернув его, Гарри увидел не узкий ко­сой почерк Дамблдора, а неопрятные каракули, раз­бирать которые было трудно еще и потому, что пер­гамент покрывали большие пятна расплывшихся чернил.

Дорогие Гарри, Рон и Гермиона!

Прошлой ночью помер Арагог. Гарри и Рон, вы были с ним знакомы и знаете, какой он был заме­чательный. Гермиона, я знаю, тебе он не нравился. Для меня было бы очень важно, если бы вы смогли сегодня попозже вечером улизнуть из школы и по­присутствовать на погребении. Я собираюсь похо­ронить его, когда станет темнеть, это время он любил больше всего. Я знаю, так поздно вам выхо­дить не разрешают, но вы можете воспользовать­ся мантией. Не стал бы просить, да в одиночку мне этого не вынести.

Хагрид.

— Взгляни, — сказал Гарри, протягивая посла­ние Гермионе.

— Господи, — вздохнула Гермиона, быстро про­смотрев его и передав Рону, лицо которого, пока он читал, становилось все более недоуменным.

— Он спятил! — возмутился Рон, закончив чте­ние. — Эта тварь предложила своим дружкам-при­ятелям сожрать меня и Гарри! Угощайтесь, дескать! А теперь Хагрид ждет, что мы придем поплакать над ее кошмарной волосатой тушей!

— Мало того, — подхватила Гермиона, — он просит нас покинуть замок ночью, зная, что шко­ла охраняется в миллион раз строже и если нас за­стукают, мы схлопочем большие неприятности.

— Раньше-то мы к нему ходили, — сказал Гарри.

— Но не по такому же поводу, — ответила Гер­миона. — Мы рисковали, и сильно, чтобы выручить Хагрида, но, в конце-то концов, Арагог же умер. Если бы речь шла о его спасении...

— То я пошел бы туда с еще меньшей охотой, — решительно заявил Рон. — Ты не сталкивалась с ним, Гермиона. Поверь, мертвый он намного приятней живого.

Гарри снова взял записку вгляделся в покрываю­щие ее чернильные пятна. На пергамент явно гра­дом сыпались слезы...

— Гарри, даже и не думай идти к нему, — сказала Гермиона. — Рисковать ради этого отсидкой в шко­ле — полная бессмыслица.

Гарри вздохнул.

— Да знаю я, — сказал он. — Похоже, Хагриду придется хоронить Арагога без нас.

— Да, придется, — с облегчением сказала Герми­она. — Послушай, на зельеварении сегодня почти никого не будет, все же на испытания уйдут... Ты бы попробовал еще разок уломать Слизнорта.

— Думаешь, в пятьдесят седьмой раз мне улыб­нется удача? — с горечью спросил Гарри.

— Удача! — вдруг выпалил Рон. — Вот оно, Гарри, — запасись удачей!

— О чем ты?

— Да ведь у тебя есть зелье удачи!

— Рон, а точно! Ну точно же! — ошеломленно произнесла Гермиона.

Гарри уставился на друзей.

— «Феликс Фелицис»? — сказал он. — Ну, не знаю... Я приберегал его для...

— Это для чего же? — скептически поинтересо­вался Рон.

— Что может быть важнее этих воспоминаний, Гарри? — спросила Гермиона.

Гарри не ответил. В последнее время мысли о зо­лотом флакончике раз за разом возникали на самом краешке его воображения. Неопределенные, смутные планы, в которых Джинни порывает с Дином, а Рон счастлив, что у сестры появился новый сердечный друг. Все это вызревало в глубинах его сознания, яв­ляясь Гарри лишь в сновидениях или в сумеречной зоне, лежащей между сном и пробуждением...

— Гарри? Ты еще здесь? — спросила Гермиона.

— Что? Да, конечно, — встряхнувшись, ответил он. — Ладно, если я не смогу разговорить сегодня Слизнорта, придется принять «Феликс Фелицис» и сделать еще одну попытку.

— Ну, значит, решено, — отрывисто произнесла Гермиона, встав и совершив грациозный пируэт. — Нацеленность... настойчивость... неспешность... — пробормотала она.

— Хватит тебе, — взмолился Рон, — и так уж с души воротит... Скорее прикрой меня!

— Да не Лаванда это! — нетерпеливо одернула его Гермиона. Во двор выходили еще две девочки, и Рон мгновенно нырнул ей за спину.

— Пронесло, — сказал Рон, выглядывая ради про­верки из-за плеча Гермионы. — Да, видок у них не самый счастливый, верно?

— Так это же сестры Монтгомери. Какое уж тут счастье после того, что произошло с их младшим братом, — отозвалась Гермиона.

— Если честно, я уже запутался в том, что с чьи­ми родственниками происходит, — сказал Рон.

— На их брата напал оборотень. По слухам, его мать отказалась помогать Пожирателям смерти. В об­щем, мальчику было всего пять лет и спасти его не удалось, умер в больнице святого Мунго.

— Умер? — в ужасе переспросил Гарри. — Но ведь оборотни не убивают, они лишь обращают челове­ка в себе подобного.

— Случается, и убивают, — сказал ставший вдруг непривычно серьезным Рон. — Я слышал, такое бы­вает, когда оборотень слишком уж распалится.

— Как звали того оборотня? — быстро спросил Гарри.

— Говорят, это был Фенрир Сивый, — ответила Гермиона.

— Я так и знал. Маньяк, которому нравится напа­дать на детей, — мне о нем Люпин говорил! — гнев­но произнес Гарри.

Гермиона смерила его суровым взглядом.

— Гарри, ты должен добыть это воспоминание, — сказала она. — С его помощью можно остановить Волан-де-Морта, так? А все эти ужасы творятся по его милости...

Над замком прозвенел звонок, испуганные Рон с Гермионой вскочили на ноги.

— Вы справитесь, — сказал обоим Гарри, когда они направились к вестибюлю, навстречу другим уче­никам, которым предстояло сегодня пройти транс-грессионные испытания. — Удачи!

— Тебе тоже! — значительно ответила Гермиона, и Гарри зашагал в сторону подземелья.

Учеников на урок зельеварения явилось только трое: Гарри, Эрни и Драко Малфой.

— Все еще слишком юны для трансгрессии, не так ли? — добродушно осведомился Слизнорт. — Дожидаетесь семнадцатилетия?

Все покивали.

— Ну-те-с, — бодро продолжал Слизнорт, — раз уж нас так мало, давайте повеселимся. Состряпайте мне что-нибудь забавное.

— Замечательная мысль, сэр, — потирая ладони, льстиво отозвался Эрни.

Малфой даже не улыбнулся.

— Что значит «забавное»? — сварливо осведо­мился он.

— Ну, удивите меня, — беззаботно ответил Слиз­норт.

Малфой недовольно раскрыл «Расширенный курс зельеварения». Всем своим видом он давал понять, что считает эти уроки пустой тратой времени. На­блюдая за ним йоверх своего учебника, Гарри думал, что Малфой наверняка жалеет о том, что не сидит сейчас в Выручай-комнате.

Обман ли это воображения или Малфой тоже похудел, подобно Тонкс? Побледнел-то уж точно, и кожа его приобрела сероватый оттенок, скорее всего, потому, что ей в последнее время редко случа­лось видеть дневной свет. Но никакого самодоволь­ства, возбуждения, высокомерия в Малфое больше не наблюдалось — ни следа былой самоуверенности, с которой он открыто бахвалился в «Хогвартс-экс-прессе» заданием, полученным от Волан-де-Морта. И вывод отсюда, по мнению Гарри, следовал только один: выполнение этого задания, в чем бы оно ни состояло, дается ему плохо.

Приободренный этими мыслями, Гарри поли­стал свой «Расширенный курс» и обнаружил основа­тельно переделанный Принцем вариант Эйфорий-ного эликсира, не только отвечавший требованиям Слизнорта, но и способный (от этой мысли у Гар­ри подпрыгнуло сердце) привести его в такое при­ятное расположение духа, что он, глядишь, и поде­лится с Гарри воспоминаниями. Если, конечно, удаст­ся уговорить его снять с эликсира пробу.

— Ну что ж, выглядит просто чудесно, — по про­шествии полутора часов, хлопнув в ладоши, изрек Слизнорт и вгляделся в отливавшее солнечным све­том содержимое котла Гарри. — Эйфория, насколь­ко я понимаю? А что это за запах? М-м-м... вы доба­вили сюда побег перечной мяты, не так ли? Прием нешаблонный, но отмеченный проблеском вдох­новения, Гарри. Он сможет уравновесить побочные эффекты вроде пения во все горло и потребности дергать каждого встречного за нос... Право же, мой мальчик, я никак не возьму в толк, где вы черпаете эти блестящие идеи... разве что...

Гарри ногой затолкал книгу Принца-полукров­ки поглубже в сумку.

—...разве что в вас говорят материнские гены!

— Может быть, — с облегчением подтвердил Гарри.

Эрни сидел с недовольной физиономией. Решив хоть раз превзойти Гарри, он с чрезмерной поспеш­ностью состряпал снадобье собственного изобрете­ния, а оно свернулось и теперь лежало на дне его котла наподобие лиловой клецки. Малфой уже с кис­лым видом укладывал сумку — Слизнорт объявил его Икотную микстуру всего только «сносной».

Зазвенел звонок, Эрни с Малфоем сразу ушли.

— Сэр, — начал Гарри, но Слизнорт тут же стал ози­раться и, увидев, что, кроме него и Гарри, в классе ни­кого не осталось, быстро-быстро потопал к двери.

— Профессор... Профессор, вы не хотите по­пробовать мое зе... — в отчаянии закричал ему вслед Гарри.

Но Слизнорт уже исчез. Гарри уныло опорожнил свой котел, собрал сумку и, покинув подземелье, мед­ленно поднялся в гриффиндорскую гостиную.

Рон с Гермионой возвратились только под вечер.

— Гарри! — едва появившись из портретного про­ема, воскликнула Гермиона. — Гарри, я все сдала!

— Умница! — откликнулся Гарри. — А Рон?

— Он... Ну, в общем, провалился, — прошепта­ла Гермиона. В гостиную, ссутулясь, вошел донель­зя мрачный Рон. — На самом деле ему не повезло, ерунда совершенная, просто экзаменатор заметил, что он оставил позади половину брови... А как у тебя со Слизнортом?

— Радоваться нечему, — пробурчал Гарри, когда к ним приблизился Рон. — Не повезло тебе, дружок, ничего, сдашь в следующий раз. Вместе и сдадим.

— Там видно будет, — угрюмо сказал Рон. — Пред­ставляешь, половинка брови\ Какая им разница!

— Я понимаю, — постаралась утешить его Герми­она, — придрался он к тебе, вот и все...

Большую часть ужина все трое ругательски руга­ли экзаменатора по трансгрессии, и, когда они на­правились в гриффиндорскую гостиную, попутно обсуждая неотвязную проблему Слизнорта и его па­мяти, Рон хоть немного повеселел.

— Так что, Гарри, собираешься ты использовать «Феликс Фелицис» или не собираешься? — требова­тельно спросил он.

— Наверное, придется, — ответил Гарри. — Не думаю, что мне понадобится весь флакон, там зе­лья на двенадцать часов, не всю же ночь это зай­мет... Просто приму глоточек. Часов двух-трех мне за глаза хватит.

— После него так здорово себя чувствуешь, — уда­рился в воспоминания Рон. — Кажется, что просто не можешь хоть что-то сделать неправильно.

— Ты это о чем? — рассмеялась Гермиона. — Ты же его и не пробовал ни разу!

— Да, но я-то думал, что попробовал, ведь так? — ответил Рон тоном человека, который вынужден объ­яснять совершенно очевидные вещи. — Стало быть, разницы никакой не было...

Поскольку они всего минуту назад видели вхо­дившего в Большой зал Слизнорта и знали, что за ужином он любит засиживаться подолгу, все трое помедлили немного в гостиной. План их состоял в том, что Гарри должен будет отправиться в кабинет Слизнорта ко времени возвращения туда профес­сора. Когда солнце коснулось верхушек деревьев в Запретном лесу, они решили, что нужный миг на­стал, и, убедившись, что Невилл, Дин и Симус не со­бираются покидать гостиную, проскользнули в спаль­ню мальчиков.

Гарри вытащил со дна своего чемодана комок носков и извлек из него крошечный, поблескиваю­щий флакончик

— Ну, поехали, — сказал он, поднеся флакончик к губам и сделав тщательно отмеренный глоток

— Что ты чувствуешь? — прошептала Гермиона. Гарри ответил не сразу. В него медленно, но верно

начинало прокрадываться ощущение бесконечных возможностей, ему казалось, что он может справить­ся со всем на свете... А уж овладеть памятью Слиз­норта вдруг представилось делом не только возмож­ным, но и предельно простым.

Гарри вскочил на ноги, он улыбался, до краев на­полненный уверенностью в себе.

— Великолепно, — сказал он. — Просто велико­лепно. Ладно, я пошел к Хагриду.

— Куда? — ошеломленно воскликнули в один го­лос Рон с Гермионой.

— Постой, Гарри, тебе же нужно повидаться со Слизнортом, помнишь? — сказала Гермиона.

— Нет, — уверенно сказал он. — Я иду к Хагриду, это самое лучшее, я чувствую.

— Ты чувствуешь, что самое лучшее — заняться похоронами гигантского паука? — в совершенном недоумении спросил Рон.

— Ну да, — сказал Гарри, вытаскивая из сумки ман­тию-невидимку. — Я чувствую, что должен быть этой ночью там, понимаете?

— Нет, — хором ответили Рон с Гермионой, те­перь уже явно обеспокоенные.

— Слушай, а это точно «Феликс Фелицис»? — под­нимая флакончик к свету, озабоченно спросила Гер­миона. — У тебя никаких больше флаконов нет, на­полненных... ну, не знаю...

— Настоем невменяемости, — подсказал Рон, гля­дя, как Гарри набрасывает на плечи мантию.

Гарри захохотал, еще сильнее встревожив Гер-миону и Рона.

— Поверьте'мне, — сказал он, — я знаю, что де­лаю. По крайней мере... — он уверенно шагнул к две­ри, — «Феликс» знает.

Набросив мантию-невидимку на голову, он начал спускаться по лестнице, Рон с Гермионой поспеши­ли следом. Добравшись донизу, Гарри проскользнул в открытую дверь.

— Чем это ты с ней там занимался? — взвизгнула Лаванда Браун, глядя сквозь Гарри на Рона и Гермиону вышедших вместе из спален мальчиков. Гарри, мет­нувшись через гостиную, чтобы оторваться от них, услышал, как Рон залопотал что-то бессвязное.

Выбраться через портретный проем оказалось совсем просто — едва Гарри приблизился к нему, навстречу вылезли Джинни с Дином, и Гарри уда­лось проскользнуть между ними. При этом он не­нароком задел Джинни.

— Не пихайся, пожалуйста, Дин, — раздражен­но сказала она. — Вечно ты пихаешься, как будто я и без тебя не справлюсь...

Портрет мигом закрылся за Гарри, но он успел еще расслышать гневные возражения Дина, отчего ощущение приподнятости лишь возросло, и, широ­ко шагая, Гарри двинулся по замку Никакой необхо­димости красться не было, поскольку никто ему на­встречу не попадался, правда, Гарри это ничуть не удивляло: сегодня вечером он был самым удачли­вым человеком в Хогвартсе.

Почему он решил, что самое правильное — это направиться к Хагриду Гарри не имел ни малейшего представления. Все выглядело так, точно зелье удачи освещает перед ним путь на несколько шагов сразу. Конца пути Гарри не видел, какое отношение име­ет к нему Слизнорт, не понимал, но был уверен, что это лучший из путей, ведущих в память профессо­ра. Дойдя до вестибюля, Гарри обнаружил, что Филч забыл запереть входные двери. Гарри распахнул их и немного постоял, вдыхая ароматы свежего возду­ха и трав, а потом сошел по ступеням в сумерки.

Уже на нижней ступеньке ему пришло в голову, что лучше всего пройти к Хагриду огородами. До­рога была не самой близкой, но Гарри точно знал, что должен исполнить эту прихоть. Он направил­ся прямиком к огороду, где с удовольствием, но без особого удивления обнаружил профессора Слизнор­та, который беседовал с профессором Стебль. Гарри затаился за невысокой каменной оградой, ощущая покой, воцарившийся в мире, и вслушиваясь в раз­говор двух профессоров.

— Благодарю вас за то, что потратили на меня столько времени, Помона, — учтиво говорил Слиз­норт. — Большинство авторитетов сходятся на том, что они наиболее действенны, если их собирать в су­мерки.

— О, я совершенно с ними согласна, — горячо ответила профессор Стебль. — Вам этого будет до­статочно?

— Более чем, более чем, — сказал Слизнорт. Гар­ри заметил у него в руке пучок каких-то листьев. — По нескольку листочков для каждого из моих третье­курсников, плюс небольшой запас на случай, если кто-нибудь их перетомит... Что ж, приятного вам ве­чера и еще раз большое спасибо!

Профессор Стебль направилась по темному саду к теплицам, а Слизнорт — прямиком туда, где стоял невидимый Гарри.

Охваченный мгновенным желанием показаться Слизнорту, Гарри размашисто стянул с себя мантию.

— Добрый вечер, профессор.

— Клянусь бородой Мерлина, до чего ж вы меня напугали! — сказал Слизнорт, опасливо замерев на месте. — Как вам удалось выбраться из замка?

— По-моему, Филч забыл запереть двери, — бод­ро сообщил Гарри и с удовольствием увидел, как по­мрачнел Слизнорт.

— Я на него жалобу подам. Этот господин, если хотите знать мое мнение, больше интересуется му­сором, чем нашей безопасностью... Однако что вы-то здесь делаете, Гарри?

— Видите ли, сэр, тут такая история с Хагридом, — ответил Гарри, мгновенно сообразив, что самое вер­ное сейчас — говорить правду. — Он страшно рас­строен. Но только, профессор, вы никому не скаже­те? Я не хочу навлекать на него неприятности.

В Слизнорте явно проснулось любопытство.

— Ну, обещать я ничего не могу, — грубовато от­ветил он. — Но мне известно, что Дамблдор полно­стью доверяет Хагриду, и потому уверен, что ниче­го страшного он совершить не может.

— Так вот, у него был гигантский паук, Хагрид держал его много лет в Лесу. Паук умел разговари­вать и так далее...

— До меня доходили слухи, что в Лесу водятся Акромантулы, — негромко сказал Слизнорт, огля­дываясь на черную стену деревьев. — Выходит, это правда?

— Да, — подтвердил Гарри. — Но только этот паук, Арагог, — первый, какого Хагриду удалось приру­чить, — прошлой ночью умер. Хагрид так горюет. Он хочет, чтобы кто-нибудь поприсутствовал на по­хоронах, вот я и пообещал прийти.

— Трогательно, трогательно, — задумчиво про­изнес Слизнорт; его большие, печальные глаза те­перь неотрывно смотрели на далекий свет, горев­ший в хижине лесничего. — Между прочим, яд Акромантула очень ценен, особенно если это животное только что умерло и еще не иссохло... Конечно, я не стал бы вести себя бестактно, тем более что Хагрид расстроен, но если бы можно было раздобыть не­много... Видите ли, добыть яд из живого Акромантула практически невозможно...

Казалось, Слизнорт разговаривает теперь боль­ше с собой, чем с Гарри.

— Будет ужасно, если он так и пропадет, никому не доставшись. За пинту можно сто галеонов выру­чить, а жалованье мое, если честно, не так уж и ве­лико...

Вот теперь Гарри совершенно ясно понял, что ему следует сделать.

— Вообще-то... — сказал он, весьма убедительно изображая нерешительность, — если бы вы согласи­лись пойти со мной, профессор, Хагрид, наверное, был бы очень доволен. И Арагог получил бы насто­ящие проводы, понимаете?

— Конечно, — согласился Слизнорт, в глазах ко­торого уже вспыхнуло неподдельное воодушевле­ние. — Знаете что, Гарри, давайте прямо там и встре­тимся. Я прихвачу пару бутылочек, выпьем за здоро­вье бедного животного... ну, то есть не за здоровье, разумеется... Во всяком случае, проводим его как сле­дует, помянем после похорон. Ну и потом, мне надо бы галстук переменить, этот для такого случая слиш­ком цветист.

Он поспешил в замок, а Гарри, очень довольный собой, направился к Хагриду.

— Входи, — прохрипел Хагрид, открыв дверь и увидев, как прямо перед ним появляется сбрасы­вающий мантию-невидимку Гарри.

— Рон с Гермионой прийти не смогли, — сказал Гарри, — но они тебе очень сочувствуют.

— Не... не важно... он был бы так тронут твоим приходом, Гарри...

Хагрид громко зарыдал. Он сделал себе траур­ную повязку, сильно походившую на пропитанную сапожной ваксой тряпицу, покрасневшие глаза его отекли и припухли. Гарри в знак утешения погла­дил Хагрида по локтю — достать выше ему все рав­но не удалось бы.

— Где мы его похороним? — спросил он. — В Лесу?

— Ну уж нет, — ответил Хагрид, утирая слезы по­лой рубашки. — После его смерти другие пауки меня к своим паутинам близко не подпустят. Оказывает­ся, они меня только потому и не слопали, что он не велел! Представляешь, Гарри?

Честным ответом на этот вопрос было бы «да». Гарри с содроганием вспомнил, как он вместе с Ро-ном столкнулся с Акромантулами лицом к лицу, — оба отчетливо поняли тогда, что один только Ара­гог и мешает паукам сожрать Хагрида.

— Отродясь не знал в Лесу мест, куда мне доро­га заказана! — покачивая головой, продолжал Хаг­рид. — Да, скажу я тебе, не легкая была работка — вытащить оттуда тело Арагога, они ж обычно по­койников своих, того, съедают. Но только я хотел, чтоб у него были хорошие похороны, поминки чин по чину.

Он опять зарыдал, и Гарри опять принялся гла­дить его по локтю, говоря при этом (зелье, похоже, указывало, что именно так и следует поступить):

— По дороге сюда я повстречал профессора Слиз­норта, Хагрид.

— Так ты неприятности нажил? — подняв на него озабоченный взгляд, спросил Хагрид. — Тебе ж не положено из замка по вечерам выходить, я знаю. Эх, моя вина...

— Нет-нет, он как услышал, куда я иду, сказал, что хотел бы тоже прийти, принести Арагогу послед­нюю дань уважения, — ответил Гарри. — По-моему он пошел переодеться во что-нибудь более подходя­щее, ну и прихватить несколько бутылок вина, что­бы мы могли выпить в память Арагога.

— Да что ты? — Хагрид явно был и изумлен, и тро­нут. — Какой он хороший человек, опять же, и тебя не выдал. Я раньше с Горацием Слизнортом особых дел не имел... Значит, решил проститься со стари­ком Арагогом? Да, ему бы это понравилось, Араго­гу то есть...

Гарри подумал про себя, что Арагогу больше все­го понравилось бы в Слизнорте обилие съедобной плоти, но говорить он этого не стал, а просто ото­шел к заднему окну хижины, из которого откры­вался довольно устрашающий вид: огромный мер­твый паук лежал на спине, ножищи искривились, переплелись.

— Значит, мы его здесь похороним, Хагрид, в тво­ем огороде?

— Прям за тыквенными грядками, так я надумал, сдавленным голосом ответил Хагрид. — Я уж и эту выкопал, как ее, могилку. Думал, скажем над ней не­сколько слов... счастливые воспоминания, ну, сам понимаешь...

Голос его дрогнул и надломился. В дверь посту­чали, Хагрид повернулся, открыл ее, одновременно сморкаясь в огромный, замызганный носовой пла­ток Через порог торопливо переступил Слизнорт — несколько бутылок в руках, уместно безрадостный черный шейный платок.

— Хагрид, — похоронным голосом произнес он, — примите мои глубочайшие соболезнования по случаю вашей утраты.

— Как это любезно с вашей стороны, — сказал Хагрид. — Премного вам благодарен. И что Гарри под арест не посадили, тоже спасибо.

— Мне бы такое и в голову не пришло, — заверил его Слизнорт. — Печальная ночь, печальная... А где же несчастное создание?

— Вон там, — дрогнувшим голосом ответил Хаг­рид. — Ну так, начнем что ли?

Все трое вышли в разбитый за хижиной огород. Бледная луна поблескивала в ветвях деревьев, ее свет, смешиваясь со светом из окошка хижины, озарял тело Арагога, лежавшее на краю огромной ямы ря­дом с холмом сырой земли высотой футов десять.

— Величественное зрелище, — заметил Слизнорт, подступая к голове паука. Восемь пустых молочно-бе­лых глаз таращились в небо, два огромных неподвиж­ных жвала тускло блестели в лунном свете. Когда Слиз­норт склонился над ними, желая, видимо, получше рассмотреть гигантскую волосатую голову, Гарри по­чудилось, что до него донеслось звяканье склянок

— Не всякий может оценить их красоту, — сказал в спину Слизнорту Хагрид; он морщился, из уголков глаз капали слезы. — Вот уж не знал, что вам инте­ресны существа вроде Арагога, Гораций.

— Интересны? Хагрид, дорогой, я просто пре­клоняюсь перед ними, — отступая от тела, сказал Слизнорт. Гарри увидел, как блеснул, исчезая под его мантией, один из пузырьков, впрочем, Хагрид, в который раз промокавший глаза, ничего не заме­тил. — Ну что ж, приступим к погребению?

Хагрид кивнул, шагнул вперед. Он поднял гига­нтского паука на руки и, оглушительно крякнув, пе­рекатил его с них в темную яму. Паук с жутким хрус­том ударился о ее дно. Хагрид снова расплакался.

— Да, вам сейчас нелегко, ведь вы знали его луч­ше, чем кто бы то ни было, — сказал Слизнорт и по­хлопал Хагрида по локтю, ибо, как и Гарри, выше до­стать не мог. — Вы позволите мне сказать несколь­ко слов?

«Должно быть, — думал Гарри, — он выкачал из Арагога немало яда, и очень хорошего качества». До­вольная улыбка никак не желала сойти с лица Слиз­норта, он приблизился к краю могилы и произнес медленно и внушительно:

— Прощай, Арагог, царь арахнидов! Все, кто тебя знал, никогда не забудут твою долгую и преданную дружбу! И хоть тело твое истлеет, дух так и останет­ся жить в тихих, окутанных паутиной уголках твоего родного Леса. И пусть твое многоглазое потомство процветает вовек, а люди, что дружили с тобой, да смогут утешиться и пережить эту утрату.

— Это... это было прекрасно! — взвыл Хагрид и, за­рыдав пуще прежнего, повалился на кучу компоста.

— Ну будет, будет, — сказал Слизнорт и взмахнул волшебной палочкой — огромная груда земли под­нялась в воздух и с глухим стуком упала на мертвого паука, образовав гладкий холмик — Войдем в дом, выпьем. Поддержите его с другого бока, Гарри... вот так Пойдемте, Хагрид... вы молодец...

Они сгрузили Хагрида в кресло у стола. Клык, уг­рюмо просидевший все похороны в своей корзине, теперь подошел к ним, мягко ступая, и, как обыч­но, положил тяжелую голову на колени Гарри. Слиз­норт откупорил одну из принесенных им бутылок с вином.

— Я проверил их все на отсутствие яда, — заве­рил он Гарри, вылил содержимое бутылки в одну из смахивающих на ведра кружек Хагрида и вручил ее хозяину. — После того, что стряслось с вашим бед­ным другом Рупертом, я заставил домовика пере­пробовать их все до единой!

Мысленным взором Гарри увидел выражение, ко­торое появилось бы на лице Гермионы, услышь она о подобном обхождении с домовым эльфом, и ре­шил никогда при ней об этом не упоминать.

— Это для Гарри, — сказал Слизнорт, поровну раз­ливая вторую бутылку в две кружки, — а это мне. Ну-те-с, — он поднял свою кружку повыше, — за Ара-гога.

— За Арагога, — в один голос повторили Хагрид и Гарри.

И Слизнорт, и Хагрид основательно приложились к кружкам. Гарри же, чей путь по-прежнему озарял «Феликс Фелицис», знал, что пить не должен, и по­тому лишь притворился, будто сделал глоток, а пос­ле опустил кружку на стол.

— Знаете, он ведь у меня из яйца вылупился, — сумрачно начал Хагрид. — Такой махонький был. С собачку примерно, с пекинеса.

— Как мило, — сказал Слизнорт.

— В школе его держал, в чулане, пока...

Лицо Хагрида потемнело, и Гарри знал почему Том Реддл подстроил все так, что Хагрида обвинили в том, что он открыл Тайную комнату, и прогнали из школы. Слизнорт, похоже, Хагрида не слушал, он смотрел на потолок, с которого во множестве сви­сали медные кастрюли, а среди них — длинный мо­ток шелковистых, ослепительно белых волос.

— Это, случаем, не волосы единорога, Хагрид?

— Ну да, — равнодушно откликнулся Хагрид. — Из хвостов ихних, они в Лесу за кусты зацепляют­ся, их там полным-полно...

— Но, дорогой мой друг, известно ли вам, сколь­ко они стоят?

— Да я из них повязки делаю, если какая тварь покалечится, — пожал плечами Хагрид. — Здорово помогает, такое, понимаете, сильное средство.

Слизнорт еще раз глотнул из кружки, теперь взгляд его обшаривал хижину с куда большим вни­манием, отыскивая, насколько понимал Гарри, но­вые сокровища, которые можно было бы превратить в обильные запасы выдержанной в дубовых бочках медовухи, засахаренных ананасов и бархатных до­машних курток. Затем он пополнил кружку Хагри­да и свою собственную и принялся расспрашивать лесничего о существах, обитающих в Лесу, о том, как ему удается за всеми присматривать. Хагрид, на ко­торого подействовало и вино, и лестное любопыт­ство Слизнорта, перестал вытирать глаза и разго­ворился, с удовольствием описав особенности раз­ведения лукотрусов.

Тут «Феликс Фелицис» словно подпихнул Гарри в бок, и он заметил, что вино, принесенное Слиз-нортом, быстро убывает. До сих пор Гарри еще ни разу не удавалось применить заклинание Подзаправ­ки, не произнеся его вслух, но сама мысль, что се­годня это у него не получится, была просто смехот­ворной. И точно — Гарри лишь ухмыльнулся, когда, незаметно для Слизнорта с Хагридом (которые те­перь пересказывали друг другу байки о контрабан­де драконьих яиц) наставив под столом волшебную палочку на пустеющие бутылки, увидел, что они тут же начали пополняться вином.

Через час с небольшим Хагрид со Слизнортом затеяли произносить пышные тосты — за Хогвартс, за Дамблдора, за эльфийское вино и за...

— За Гарри Поттера! — взревел Хагрид и осушил едва ли не четырнадцатую по счету кружку, залив вином и бороду.

— Правильно! — воскликнул Слизнорт, у которо­го уже начинал заплетаться язык — За Парри Грот-тера, Избранного Юношу, Который... короче, что-то в этом роде. — И тоже осушил свою кружку.

Хагрид вновь прослезился и заставил Слизнор­та принять от него целый единорожий хвост. Слиз­норт, упрятав хвост в карман, воскликнул:

— За дружбу! За щедрость! За волосы по десять галеонов штука!

А вскоре Хагрид со Слизнортом уже сидели бок о бок, обнявшись и распевая тягучую, грустную песню о кончине волшебника по имени Одо.

— Эх-х-х, до чего ж оно хорошо — молодым по­мереть, — пробормотал вдруг Хагрид, припадая к сто­лу. Глаза его немного косили. Слизнорт между тем продолжал выводить припев. — И папа мой до сро­ка, того... да и твои мама с папой, Гарри.

В уголках прищуренных глаз Хагрида снова на­капливались крупные слезы, он вцепился в руку Гар­ри, потряс ее.

— Самые что ни на есть лучшие молодые волшеб­ник с волшебницей, каких я знал... ужасное дело... ужасное...

Слизнорт жалобно пел:

И Одо-героя домой отнесли,

Туда, где резвился он в малые лета,

С ним шляпа навыворот рядом лежит,

И сломана палочка, грустно все это.

— Ужасное, — проворчал Хагрид; его косматая голова опустилась на сложенные поверх стола руки, перекатилась на сторону, и Хагрид, мгновенно ус­нув, громко захрапел.

— Виноват, — икнув, произнес Слизнорт. — Ну не могу я мелодию выдержать, хоть ты меня режь.

— Хагрид говорил не о вашем пении, — негром­ко сказал Гарри. — Он говорил о смерти моих ро­дителей.

— О, — отозвался Слизнорт, одолевая потреб­ность рыгнуть. — О, да. Это и вправду было ужасно. Ужасно... ужасно...

Походило на то, что ему никак не удается найти хоть какие-то слова, и потому он снова пополнил кружки, свою и Гарри.

— Вы, наверное, не помните этого, Гарри? — не­уклюже поинтересовался он.

— Нет. Когда они погибли, мне был всего год, — ответил Гарри, глядя на пламя свечи, подрагивав­шее от тяжелого храпа Хагрида. — Правда, с тех пор я немало об этом узнал. Папа умер первым. Вам это известно?

— Мне нет, — глухо ответил Слизнорт.

— Волан-де-Морт убил его, а потом переступил через труп, подступая к маме, — сказал Гарри.

Слизнорт задрожал всем телом, но оторвать пол­ный ужаса взгляд от лица Гарри был не в силах.

— Он велел маме убраться с дороги, — безжалост­но продолжал Гарри. — Он сам говорил мне, что ей не было нужды умирать. Ему нужен был только я. Она могла бы спастись, убежать.

— О боже, — выдохнул Слизнорт. — Так она мог­ла... она не должна была... какой кошмар...

— Да, кошмар, — произнес Гарри голосом, почти неотличимым от шепота. — И все же мама не сдви­нулась с места. Папа был мертв, но она не хотела, чтобы погиб и я. Она умоляла Волан-де-Морта, но тот лишь расхохотался...

— Довольно! — воскликнул вдруг Слизнорт, под­нимая перед собой трясущуюся ладонь. — Право же, дорогой мой мальчик, довольно. Я старый человек... я не хочу слышать... не хочу слышать...

— Я и забыл, — солгал Гарри, которого вел за собой «Феликс Фелицис». — Вы ведь любили ее, верно?

— Любил? — переспросил Слизнорт, и глаза его до краев наполнились слезами. — Я и вообразить себе не могу человека, который знал бы ее и не лю­бил. Такая храбрая, такая веселая... Ничего ужас­нее...

— И тем не менее сыну ее вы не помогли, — ска­зал Гарри. — Она отдала мне свою жизнь, а вы не хо­тите отдать даже воспоминание.

Хижину наполнял раскатистый храп Хагрида. Гар­ри неотрывно смотрел в полные слез глаза Слизнор­та. И казалось, что преподаватель зельеварения уже не способен был отвести взгляд в сторону.

— Не говорите так, — прошептал он. — Дело не в том... Если бы это вам помогло, то конечно же... Но ведь они никакой службы сослужить не могут.

— Могут, — громко и отчетливо произнес Гар­ри. — Дамблдору нужна информация. Мне нужна информация.

Он знал, что под его ногами твердая почва: «Феликс» сказал ему, что поутру Слизнорт ни еди­ного слова из их разговора не вспомнит. Гарри чуть наклонился вперед, глядя Слизнорту прямо в глаза.

— Я — Избранный. Я должен убить его. И мне нужна ваша память.

Слизнорт побледнел сильнее, покрытый потом лоб его блестел.

— Вы — Избранный?

— Разумеется, — спокойно ответил Гарри.

— Но тогда, мой дорогой мальчик, вы просите очень о многом... Вы просите, по сути дела, чтобы я помог вам уничтожить...

— Разве вы не хотите избавиться от волшебни­ка, убившего Лили Эванс?

— Гарри, Гарри, конечно, хочу, однако...

— Вы боитесь, что он узнает о том, как вы мне помогли?

Слизнорт не ответил, он выглядел перепуганным до смерти.

— Будьте таким же храбрым, как моя мама, про­фессор...

Слизнорт поднял пухлую ладонь, прижал дро­жащие пальцы к губам — на какой-то миг он обрел сходство с младенцем-переростком.

— Мне нечем гордиться, — прошептал он сквозь пальцы. — Я стыжусь того... того, что показывает это воспоминание. Я думаю, что, может быть, причинил в тот день великий вред.

— Отдав мне воспоминание, вы перечеркнете все, что сделали, — сказал Гарри. — Это будет отважным и благородным поступком.

Хагрид подергался во сне и захрапел снова. Слиз­норт и Гарри смотрели друг на друга поверх оплы­вающей свечи. Молчание длилось долго, но «Феликс Фелицис» говорил Гарри, что прерывать его не сле­дует, следует ждать.

Затем Слизнорт очень медленно погрузил руку в карман и извлек оттуда волшебную палочку. Он сунул другую руку под мантию, вытащил малень­кий пустой пузырек. Все еще глядя Гарри в глаза, Слизнорт коснулся кончиком палочки своего вис­ка и отдернул ее, вытянув наружу длинную, прилип­шую к палочке серебристую нить воспоминаний. Нить тянулась и тянулась, пока не оборвалась и не повисла, поблескивая серебром, на кончике палоч­ки. Слизнорт опустил ее в пузырек, где нить сначала улеглась витками, а потом расширилась, взвихрив­шись, точно газ. Дрожащей рукой Слизнорт вста­вил в горлышко пузырька пробку и через стол про­тянул его Гарри.

— Большое спасибо, профессор.

— Вы достойный юноша, — отозвался профес­сор Слизнорт; слезы стекали по его толстым ще­кам в моржовые усы. — И у вас ее глаза... Я только прошу, не подумайте обо мне слишком плохо, ког­да увидите это.

И профессор тоже опустил голову на руки, и, глу­боко вздохнув, заснул.

Дата добавления: 2015-09-02