Провалы в памяти

Через несколько дней после Нового года, под ве­чер, Гарри, Рон и Джинни выстроились у кухонного очага, собираясь вернуться в Хогвартс. Министерс­тво организовало по Сети летучего пороха односто­роннюю связь, позволявшую ученикам быстро и без­опасно возвращаться в школу. Прощаться с ними, кроме миссис Уизли, было некому: мистер Уизли, Фред, Джордж, Билл и Флер ушли на работу. В миг расставания миссис Уизли залилась слезами. Все уже заметили, что в последнее время расплакаться ей почти ничего не стоило — с самого дня Рождества, когда Перси вылетел из дома в очках, заляпанных протертым пастернаком (достижение, которое при­писывали себе одновременно Фред, Джордж и Джин­ни), она пускала слезу по любому поводу.

— Не плачь, мама, — сказала Джинни, поглажи­вая по спине орошавшую ей слезами плечо миссис Уизли. — Все хорошо...

— Да, за нас не волнуйся, — прибавил Рон, по­зволяя матери влепить ему в каждую щеку по мок­рому поцелую, — и из-за Перси тоже. Он такая за­дница, что без него даже лучше, правда?

Миссис Уизли, заключив в объятия Гарри, зары­дала еще сильнее.

— Обещай мне, что будешь осторожен... что не станешь лезть на рожон...

— Так я всегда осторожен, миссис Уизли, — ска­зал Гарри. — Вы же знаете, я люблю жизнь тихую, спокойную.

Миссис Уизли, усмехнувшись сквозь слезы, на шаг отступила от них.

— Ну ладно, будьте умницами. Вы все... Гарри вошел в изумрудное пламя и крикнул:

— Хогвартс!

Перед тем как пламя поглотило его, он успел еще в последний раз увидеть кухню и залитое сле­зами лицо миссис Уизли, потом его закружило все быстрее, быстрее, перед глазами замелькали жили­ща других волшебников, пропадавшие из виду пре­жде, чем он успевал приглядеться к ним, наконец вращение замедлилось, и вот он уже твердо стоит на ногах в камине кабинета, принадлежавшего про­фессору Макгонагалл. Когда Гарри выбрался из ка­мина, она на миг оторвала взгляд от лежавших пе­ред ней бумаг.

— Добрый вечер, Поттер. Постарайтесь не слиш­ком засыпать пеплом ковер.

— Хорошо, профессор.

Пока Гарри поправлял на носу очки и приглажи­вал волосы, в камине возник, вращаясь, Рон. А после того как появилась и Джинни, все трое покинули ка­бинет Макгонагалл и направились к башне Гриффин-дора. Шагая по коридору, Гарри поглядывал в окна; солнце уже опускалось к земле, покрытой снегом куда более глубоким, чем тот, что укутал садик Уиз­ли. Гарри различил вдали Хагрида, кормившего пе­ред своей хижиной Клювокрыла.

— Елочные шарики, — уверенно сказал Рон, когда они добрались до Полной Дамы. Дама была немного бледнее обычного и поморщилась от его громкого голоса.

— Нет, — сказала она.

— Что еще за «нет»?

— Пароль сменился, — ответила Полная Дама. — И не кричи, пожалуйста.

— Но нас здесь не было, откуда же нам...

— Гарри! Джинни!

К ним торопливо приближалась раскрасневшая­ся Гермиона, в плаще, шляпе и перчатках.

— Я уже часа два как вернулась, выходила на­вестить Хагрида и Клю... то есть Махаона, — пере­водя дыхание, сказала она. — Рождество хорошо провели?

— Да, — тут же ответил Рон, — столько всего слу­чилось. Руфус Скрим...

— У меня для тебя кое-что есть, Гарри, - сказала Гермиона, не взглянув на Рона и словно даже не ус­лышав его. — Да, постой-ка, пароль. Трезвенность.

— Вот именно, — отозвалась слабым голосом Пол­ная Дама и повернулась, открыв дыру в портрете.

— Что это с ней? — спросил Гарри.

— Судя по виду перебрала на Рождество, — округ­лив глаза, ответила Гермиона и первой вошла в уже заполненную учениками общую гостиную. — Выхле­бала со своей приятельницей Виолеттой все вино, какое смогла найти на картине с пьянствующими монахами, той, что в коридоре Заклинаний. Как бы там ни было...

Она порылась в кармане и вытащила пергамент­ный свиток, надписанный рукой Дамблдора.

— Отлично, — сказал Гарри, быстро развернув его и обнаружив, что очередной урок Дамблдора назна­чен на следующий вечер. — У меня найдется, что ему порассказать... и тебе тоже. Давай сядем...

Но тут раздался громкий вопль: «Бон-Бон!» — и вы­скочившая невесть откуда Лаванда Браун бросилась в объятия Рона. Кое-кто из наблюдавших эту сцену захихикал; Гермиона, звонко хохотнув, сказала:

— Вон там свободный стол... Ты с нами, Джинни?

— Нет, спасибо, я обещала Дина встретить, — отве­тила Джинни, и Гарри невольно отметил, что в ее голо­се нет особого энтузиазма. Оставив Рона с Лавандой в подобии вертикальной борцовской позиции, Гарри повел Гермиону к никем пока не занятому столу.

— Как провела Рождество?

— Да неплохо. — Она пожала плечами. — Ничего особенного. А как все прошло у Бон-Бона?

— Сейчас расскажу, — пообещал Гарри. — По­слушай, Гермиона, ты не могла бы?..

— Нет, не могла бы, — отрезала она. — Даже и не проси.

— Я думал, может... ну, ты понимаешь, после Рож­дества...

— Это Полная Дама выдула бочку пятисотлетне­го вина, Гарри, не я. Так какие важные новости ты мне хотел сообщить?

Она выглядела в эту минуту слишком разгневан­ной, чтобы препираться с ней, поэтому о Роне Гар­ри больше заговаривать не стал и пересказал ей под­слушанный им разговор Малфоя со Снейпом.

Когда он закончил, Гермиона немного помолча­ла, размышляя, потом спросила:

— Ты не думаешь...

— Что, предлагая помощь, он притворялся, хотел обмануть Малфоя и выведать, чем тот занят?

— Ну в общем, да, — сказала Гермиона.

— Отец Рона и Люпин тоже так считают, — не­хотя признал Гарри. — Но ведь из их разговора явно следует: Малфой что-то задумал, ты не можешь это­го отрицать.

— Нет, не могу, — медленно отозвалась она.

— И действует он по приказу Волан-де-Морта, как я и говорил!

— м-м-м... а имя Волан-де-Морта кто-нибудь из них упоминал?

Гарри нахмурился, стараясь как следует все при­помнить.

— Не уверен... Но Снейп точно произнес слова «твой хозяин», а кем еще может быть этот «хозяин»?

— Не знаю, — покусывая губу, сказала Гермио­на. — Скажем, отцом Драко?

Она смотрела в другой конец комнаты, явно уйдя в свои мысли и даже не замечая щекочущую Рона Лаванду.

— А как Люпин?

— Да не очень, — ответил Гарри и рассказал ей о работе Люпина среди оборотней и о трудностях, с которыми он столкнулся. — Ты когда-нибудь слы­шала об этом Фенрире Сивом?

— Еще бы! — вскричала Гермиона, и в голосе ее прозвучал испуг. — И ты тоже слышал, Гарри!

— Где, на уроках истории магии? Ты же знаешь, я редко прислушиваюсь...

— Нет, не на уроках — Малфой грозил им Горби­ну! — воскликнула Гермиона. — Помнишь, в Лютном переулке? Сказал, что Сивый — старый друг их семьи, что он будет следить за успехами Горбина!

Гарри, разинув рот, уставился на нее:

— Совсем забыл! Но ведь это доказывает, что Малфой — Пожиратель смерти, иначе как бы он мог связаться с Сивым, да еще и командовать им?

— Да, очень подозрительно, — почти прошепта­ла Гермиона. — Если только...

— Да брось ты, — раздраженно сказал Гарри, — уж этого-то ты никак объяснить не сможешь!

— Ну... не исключено, что его слова были всего лишь пустой угрозой.

— Знаешь, ты просто невероятна, — покачивая головой, сказал Гарри. — Ладно, потом увидим, кто из нас прав... Тебе еще придется извиниться за свои слова, Гермиона, точь-в-точь как Министерству. Ах да, я, кроме всего прочего, и с Руфусом Скримдже-ром поссорился...

Остаток вечера они провели, дружно костеря ми­нистра магии, ибо Гермиона, как и Рон, считала, что после всего пережитого Гарри в прошлом году по вине Министерства просить у него помощи — прос­то наглость с их стороны.

Новый семестр начался на следующее утро с приятного для шестикурсников сюрприза — кто-то приколол ночью к доске объявлений в гости­ной большой лист, на котором значилось:

УРОКИ ТРАНСГРЕССИИ

Если вам уже исполнилось семнадцать лет или исполнится до 31 августа, вы вправе пройти двенадцатинедельный курс обучения трансгрессии, ко­торый будет вести назначенный Министерством магии инструктор.

Желающих принять участие просим расписать­ся ниже.

Плата за обучение: 12 галеонов.

Гарри с Роном присоединились к небольшой куч­ке тех, кто собрался у доски объявлений и поочеред­но расписывался внизу листа. Рон как раз вынимал перо, чтобы поставить свое имя под именем Герми-оны, когда подобравшаяся к нему сзади Лаванда за­крыла Рону глаза ладонями и взвизгнула:

— Угадай кто, Бон-Бон!

Гарри, отвернувшись от них, увидел уходившую Гермиону и присоединился к ней, не желая оставать­ся рядом с Роном и Лавандой, но, к его удивлению, Рон нагнал их сразу за портретным проемом — уши его горели, лицо было сердитым. Гермиона, не про­изнеся ни слова, ускорила шаг и присоединилась к Невиллу.

— Так, значит, трансгрессия, — сказал Рон, и по тону его было совершенно ясно, что Гарри лучше о случившемся не упоминать. — Наверное, весело будет, а?

— Не знаю, — ответил Гарри. — Может, делая это сам, чувствуешь себя и получше, но когда меня брал с собой Дамблдор, я никакого удовольствия не по­лучал.

— Да, я и забыл, ты же уже трансгрессировал. Хо­рошо бы пройти испытания с первого раза. — На лице у Рона появилось озабоченное выражение. — У Фреда с Джорджем это получилось.

— Зато Чарли провалился, верно?

— Чарли крупнее меня, — Рон свесил руки вдоль тела, совсем как горилла, — так что Фред с Джор­джем на его счет особенно не прокатывались... Во всяком случае, при нем.

— А когда мы сможем пройти настоящие испы­тания?

— Когда нам стукнет семнадцать. Мне осталось только марта дождаться!

— Но в замке ты все равно трансгрессировать не сможешь.

— Ну и пусть. Зато все будут знать, что я могу трансгрессировать, если захочу.

Будущие занятия трансгрессией взволновали не только Рона. Все разговоры в этот день вращались вокруг предстоящих уроков, на возможность исче­зать и появляться по собственному желанию возла­гались большие надежды.

— Вот будет клево, когда мы сможем просто... — Симус прищелкнул пальцами, изображая исчезнове­ние. — Мой кузен Фергюс делает это, просто чтобы позлить меня, но ничего, он у меня дождется, я ему минуты покоя не дам!

Картины счастливого будущего так его увлекли, что он с излишним воодушевлением взмахнул вол­шебной палочкой и, вместо того чтобы соорудить фонтанчик чистой воды — такое задание получи­ли они в тот день на уроке заклинаний, — создал струю, которая, как из брандспойта, ударила в по­толок и окатила профессора Флитвика.

— А Гарри уже трансгрессировал, — сказал Рон сконфуженному Симусу после того, как профессор флитвик одним взмахом собственной палочки осу­шил себя и заставил Симуса несколько раз напи­сать: «Я волшебник, а не бабуин с волшебной па­лочкой». — Дам... э-э... один человек брал его с со­бой. Ну, знаешь, парная трансгрессия.

— Ух ты! — прошептал Симус и вместе с Дином и Невиллом склонился к Гарри, чтобы услышать от него, что ощущает трансгрессирующий человек.

Шестикурсники до самого вечера приставали к Гарри с расспросами. Все они, похоже, испыты­вали скорее благоговейный восторг, чем страх, ус­лышав, какие при этом ощущаешь неудобства. Ког­да часы показали без десяти восемь, Гарри все еще продолжал отвечать на дотошные вопросы и, чтобы поспеть на урок к Дамблдору, вынужден был наврать, будто ему нужно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Дамблдора горели все лампы, на порт­ретах тихо похрапывали в своих рамах прежние ди­ректора школы, Омут памяти стоял в полной готов­ности на столе. Ладони Дамблдора лежали по сторо­нам Омута, правая по-прежнему была черна, точно обугленная. Казалось, она нисколько не поправи­лась, и Гарри в сотый раз подумал, что могло при­чинить такое увечье, но спрашивать не стал. Дамбл­дор сказал уже, что со временем он об этом узнает, а кроме того, Гарри хотелось обсудить с ним другую тему Но прежде чем он успел заикнуться о Снейпе и Малфое, Дамблдор спросил:

— Я слышал, ты встречался на Рождество с ми­нистром магии?

— Да, — ответил Гарри. — И он остался мной не очень доволен.

— Не очень, — вздохнул Дамблдор. — Впрочем, он недоволен и мной. Однако мы не вправе упи­ваться нашими неприятностями, мы должны про­должать борьбу.

Гарри усмехнулся:

— Он хотел, чтобы я внушил всем волшебникам, будто Министерство отлично справляется со сво­ей работой.

Дамблдор улыбнулся:

— Вообще говоря, это идея Фаджа. В последние дни на посту министра, когда он отчаянно цеплял­ся за власть, Фадж подумывал о встрече с тобой, на­деялся, что ты окажешь ему поддержку.

— После всего, что Фадж натворил в прошлом году? — сердито спросил Гарри. — После Амбридж?

— Я говорил Корнелиусу, что шансов у него ни­каких, однако мысль эта уцелела и после того, как он лишился должности. Я увиделся со Скримджером всего через несколько часов после его назна­чения, и он потребовал, чтобы я устроил ему встре­чу с тобой.

— Так вот из-за чего вы поругались! — выпалил Гарри. — Я читал об этом в «Ежедневном пророке».

— И «Пророку» случается иногда сообщать прав­ду, — сказал Дамблдор, — пусть даже ненароком. Да, поругались мы именно из-за этого. Похоже, Руфус нашел все-таки возможность загнать тебя в угол.

— Он обвинил меня в том, что я «целиком и пол­ностью человек Дамблдора».

— Как грубо.

— А я ответил ему, что так оно и есть. Дамблдор хотел что-то сказать, но промолчал. За спиной Гарри негромко и музыкально вскрикнул Фокус, феникс Дамблдора. К своему большому смуще­нию, Гарри увидел вдруг, что в голубых глазах Дам­блдора стоят слезы, и торопливо уткнулся взглядом в свои колени. Но когда Дамблдор заговорил, голос его звучал твердо:

— Я очень тронут, Гарри.

— Скримджер хотел узнать, куда вы отлучаетесь из Хогвартса, — сказал Гарри, все еще не отрывая глаз от колен.

— Да, ему очень хочется выведать это, — сказал Дамблдор, теперь уже весело, отчего Гарри решил, что может поднять на него взгляд. — Он даже пы­тался проследить за мной. В сущности, получилось довольно забавно. Он приставил ко мне Долиша. Это был недобрый поступок Однажды мне уже при­шлось оглушить Долиша заклятием, теперь я вынуж­ден был проделать это еще раз, и с гораздо боль­шим сожалением.

— Значит, они так и не знают, куда вы исчеза­ете? — спросил Гарри. В душе его вспыхнула было надежда проникнуть наконец в эту тайну, но Дам­блдор лишь улыбнулся, глядя на него поверх оч­ков-половинок.

— Нет, не знают, да и тебе еще не время узнать об этом. Ладно, давай займемся делом, если, конеч­но, ты ничего больше не хочешь...

— Вообще-то хочу, сэр, — сказал Гарри. — Это касается Малфоя и Снейпа.

— Профессора Снейпа, Гарри.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечерин­ке у профессора Слизнорта... По правде говоря, я за ними следил...

Пока Гарри рассказывал, лицо Дамблдора остава­лось бесстрастным. Когда же он закончил, Дамблдор несколько секунд помолчал, а затем произнес:

— Спасибо, что рассказал мне, Гарри, однако я со­ветую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что тут есть что-нибудь настолько уж важное.

— Настолько уж важное? — не поверив своим ушам, повторил Гарри. — Профессор, вы разве не поняли...

— Я наделен от природы редким умом и потому понял все, что ты мне сказал, — с легким раздраже­нием ответил Дамблдор. — Ты мог бы даже предпо­ложить, что, возможно, я понял больше твоего. По­вторяю: я рад, что ты доверился мне, однако знай, ты не сказал ничего, что могло бы меня встревожить.

Гарри молча смотрел на Дамблдора, хоть внут­ри у него все кипело. Что происходит? Означает ли это, что Дамблдор и вправду велел Снейпу выведать замыслы Малфоя — и тогда все, что рассказал ему Гарри, он уже знает от Снейпа? Или подозрения Гар­ри по-настоящему встревожили старого волшебни­ка, и он лишь делает вид, что это не так?

— Сэр, — осведомился Гарри вежливо, как он на­деялся, и спокойно, — вы по-прежнему доверяете...

— Мне хватило терпения уже ответить на этот вопрос однажды, — отозвался Дамблдор с интона­цией, по которой было ясно, что терпение его под­ходит к концу. — И ответ мой остается прежним.

— Ну еще бы! — раздался язвительный голос — судя по всему, Финеас Найджелус лишь притворялся спящим. Дамблдор не обратил на него внимания.

— А теперь, Гарри, мне придется настоять на том, чтобы мы перешли к делу. Я должен обсудить с то­бой очень серьезные вещи.

Гарри так и подмывало взбунтоваться. Интерес­но, что произойдет, если он откажется сменить тему, если будет упорствовать в своих обвинениях про­тив Малфоя? Дамблдор, словно прочитав его мыс­ли, покачал головой:

— Ах, Гарри, как часто такое случается даже меж­ду лучшими друзьями! Каждый из нас уверен, будто может сказать что-то гораздо более важное, чем все, о чем думает другой!

— Я вовсе не считаю то, что вы собираетесь мне сказать, не важным, сэр, — глухо ответил Гарри.

— И ты совершенно прав, — оживленно загово­рил Дамблдор. — Я хочу показать тебе сегодня еще два воспоминания. Я добыл их с огромным трудом, и второе из них, по-моему, важнее всего, что мне удалось собрать.

Гарри ничего не сказал; он все еще был сердит на то, как старый волшебник отнесся к его информации, но в дальнейших пререканиях смысла не видел.

— Итак, — звенящим голосом продолжал Дам­блдор, — мы встретились сегодня, чтобы погово­рить об истории Тома Реддла. На прошлом уроке мы оставили его накануне поступления в Хогвартс. Ты помнишь, как взволновался Реддл, услышав, что он волшебник, как отказался от моего общества при посещении Косого переулка, и помнишь, как я пре­достерег его, сказав, что в школе с воровством при­дется покончить.

Так вот, в школе начался новый учебный год, а вместе с ним явился и Том Реддл, тихий мальчик, вставший в ожидании распределения в ряд с други­ми первокурсниками. Распределяющая шляпа, едва коснувшись головы Реддла, отправила его в Слизе-рин. — Дамблдор повел почерневшей рукой в сто­рону висевшей над ним полки, на которой покои­лась древняя Распределяющая шляпа. — Как быстро Реддл узнал, что прославленный основатель этого факультета умел разговаривать со змеями, мне не известно, — возможно, в тот же вечер. Эта новость взволновала его и еще сильнее укрепила в нем ощу­щение собственной значимости.

Впрочем, если он и запугивал своих однокашни-ков-слизеринцев или пытался поразить их, демонс­трируя в общей гостиной способности змееуста, преподаватели ничего об этом не знали. Никаких признаков надменности или агрессивности он не проявлял. Преподаватели с первого дня относились к этому необычайно одаренному и красивому сиро­те с вниманием и сочувствием. Он казался вежли­вым, спокойным и жаждущим знаний. Почти на всех он производил очень приятное впечатление.

— А вы не рассказывали им, сэр, каким увидели его в сиротском приюте? — спросил Гарри.

— Нет, не рассказывал. Никакого раскаяния в нем заметно не было, но ведь существовала вероятность, что он сожалеет о своем прежнем поведении и наду­мал начать жизнь заново, с чистого листа. Вот я и ре­шил дать ему такой шанс.

Дамблдор умолк и вопросительно посмотрел на Гарри, открывшего было рот, собираясь высказать­ся. Вот она, вечная склонность Дамблдора доверять людям, несмотря на множество доказательств того, что никакого доверия они не заслуживают! Но тут Гарри кое-что вспомнил...

— Но ведь по-настоящему вы ему не доверяли, сэр, правда? Он говорил мне... Реддл, явившийся из того дневника, сказал мне о вас: «Ему я никогда не нравился, как другим учителям».

— Скажем так: то, что ему можно доверять, я само собой разумеющимся не считал, — ответил Дам­блдор. — Я решил не спускать с него глаз — и не спускал. Не стану притворяться, поначалу мои на­блюдения многого мне не дали. Реддл был очень осторожен со мной, понимал, я в этом не сомнева­юсь, что из-за возбуждения, охватившего его, ког­да он узнал о своей подлинной сущности, сказал мне несколько больше, чем следовало. В дальней­шем он старался многого не рассказывать, однако того, что в минуту волнения сорвалось с его языка, взять обратно уже не мог. Как и того, что поведа­ла мне миссис Коул. Впрочем, ему хватало ума не пытаться очаровать меня, как очаровал он многих моих коллег.

Переходя с курса на курс, он собрал вокруг себя компанию преданных друзей. Я называю их так по­тому, что не могу подобрать более точного слова, хотя ни к кому из них Реддл не был особенно при­вязан. От этих учеников веяло каким-то мрачным обаянием. Компания была пестрая — слабые маль­чики, нуждавшиеся в защите, честолюбцы, стремив­шиеся к славе, и склонные к насилию люди, которым нужен был заводила, способный обучить их более изощренным формам жестокости. Иными слова­ми, то были предшественники Пожирателей смер­ти и некоторые из них, покинув Хогвартс, как раз первыми Пожирателями смерти и стали.

Реддл держал их в ежовых рукавицах, так что ни в каких явных прегрешениях они замечены не были, хотя за семь проведенных ими в Хогвартсе лет слу­чилось немало прескверных происшествий, кото­рые, впрочем, надежно связать с ними не удалось. Самым серьезным стало открытие Тайной комнаты, приведшее к смерти девочки. Как ты знаешь, в этом преступлении ошибочно обвинили Хагрида.

Мне не удалось собрать большого количества воспоминаний о том, каким Реддл был во время уче­бы в Хогвартсе, — продолжал Дамблдор, укладывая почерневшую ладонь на Омут памяти. — Лишь не­многие из тех, кто знал его в ту пору, готовы были хоть что-то о нем рассказать, в большинстве сво­ем они оказались слишком запуганными. Все, что я знаю, было получено мной уже после того, как он покинул Хогвартс, и потребовало кропотливой работы: нужно было найти людей, которых мож­но разговорить хотя бы хитростью, отыскать ста­рые документы, опросить свидетелей — и маглов, и волшебников.

Те, кого мне удалось склонить к беседе, рассказа­ли, что Реддл был одержим своей родословной. Да оно и понятно — Реддл вырос в сиротском приюте и, естественно, стремился узнать, как он туда попал. Он тщетно пытался найти какие-либо следы Тома Реддла Старшего — на щитах Зала Славы, в списках прежних старост школы, даже в книгах по истории волшебства. В конце концов ему пришлось смирить­ся с мыслью, что его отец никогда в Хогвартсе не учился. Думаю, тогда-то он и отказался от прежнего имени, выдумал лорда Волан-де-Морта и занялся ис­следованием материнской линии. Если ты помнишь, он считал, что его мать не могла быть волшебницей, поскольку она не устояла перед постыдной челове­ческой слабостью — перед смертью.

Реддл мог опереться на одно-единственное имя — Марволо. От приютского начальства он знал, что так звали отца его матери. После долгого изучения старых, посвященных родословным волшебников книг он выяснил, что у рода Слизерина существу­ют потомки. В шестнадцатилетнем возрасте, летом, он оставил сиротский приют, в который всегда воз­вращался на каникулы, и отправился на поиски сво­их родственников, Мраксов. А теперь, Гарри, если ты встанешь...

Дамблдор поднялся, и Гарри снова увидел в его руке хрустальный флакончик, заполненный взвихрен­ной жемчужной жидкостью — субстанцией памяти.

— То, что мне удалось раздобыть этот экземпляр, большая удача, — сказал Дамблдор, выливая мерца­ющее содержимое флакончика в Омут памяти. — Ты и сам поймешь это, когда мы его испробуем. Ну что же, начали?

Гарри подступил к каменной чаше и послушно нагнулся, окунув лицо в воспоминания; его охвати­ло знакомое чувство падения в пустоту, затем в поч­ти непроглядной темноте он опустился на камен­ный пол.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы по­нять, где он, а тем временем и Дамблдор призем­лился рядом с ним. В доме Мраксов было необы­чайно грязно — грязнее места Гарри еще никог­да не видел. Потолок покрывала плотная паутина, пол --глубоко въевшаяся сажа; на столе вперемешку с кучей немытых мисок и плошек валялись заплес­невелые и гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча, стоявшая у ног мужчины, чьи волосы и борода отросли до такой длины, что ни глаз его, ни рта Гарри различить не сумел. Муж­чина сидел, обмякнув, в кресле у очага, и на миг Гар­ри почудилось, что он мертв. Но тут кто-то громко постучал в дверь, мужчина дернулся, просыпаясь, и поднял правую руку с зажатой в ней волшебной палочкой и левую — с коротким ножом.

Дверь со скрипом отворилась. На пороге, держа перед собой старомодный фонарь, стоял подрос­ток, которого Гарри мгновенно узнал: высокий, блед­ный, темноволосый и красивый — юный Волан-де-Морт.

Взгляд Волан-де-Морта медленно прошелся по лачуге и остановился на сидевшем в кресле мужчи­не. Несколько секунд они вглядывались друг в друга, затем мужчина, покачиваясь, поднялся на ноги, от­чего по полу с дребезгом и звоном покатились сто­явшие у кресла пустые бутылки.

— ТЫ! — взревел мужчина. — ТЫ!

И он, взмахнув ножом и волшебной палочкой, бросился на Реддла.

— Стой!

Реддл произнес это на змеином языке. Мужчина затормозил и врезался в стол — на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молча­ние, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нару­шил молчание хозяин:

— Ты говоришь на нем?

—Да, я на нем говорю, — ответил Реддл. Он всту­пил в комнату, отпустив дверь, и та захлопнулась за ним. Гарри невольно восхитился — страха Реддл ре­шительно не ведал. Лицо его выражало лишь отвра­щение и разочарование.

— Где Марволо? — спросил он.

— Помер, — ответил хозяин дома. — Помер мно­го годков назад, а то как же?

Реддл нахмурился.

— Кто же тогда ты?

— Морфин, кто же еще?

— Сын Марволо?» —Ясное дело, сын, а...

Морфин отбросил волосы с грязной физионо­мии, чтобы получше вглядеться в Реддла, и Гарри увидел на пальце его правой руки кольцо с черным камнем.

—Ая тебя за магла принял, — прошептал Мор­фин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.

— Какого магла? — резко спросил Реддл.

— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и неожиданно сплюнул на пол между со­бой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Ред­дла. Только он теперь постарше будет, нет? По­старше тебя, коли присмотреться...

Вид у Морфина был слегка пьяноватый, его по­шатывало, чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола.

— Он, понимаешь, вернулся, — глупо прибавил Морфин.

Волан-де-Морт пристально глядел на Морфина, словно пытаясь оценить, на что тот способен. Затем он придвинулся поближе к Морфину и спросил:

— Значит, Реддл вернулся?

—Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова плюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а, медальон Слизеринов, где он?

Волан-де-Морт не ответил. Морфин снова рас­палился, взмахнул ножом и закричал:

— Осрамила нас, потаскушка!А ты-то кто та­ков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кон­чилось, нет, что ли?.. Все кончилось...

Он глянул в сторону, покачнулся, Волан-де-Морт шагнул вперед. И едва он это сделал, как наступила неестественная тьма, поглотившая и фонарь Волан-де-Морта, и свечу Морфина, поглотившая все...

Пальцы Дамблдора крепко стиснули локоть Гар­ри, и оба снова всплыли в настоящее. После непро­глядного мрака мягкий, золотистый свет Дамблдо-рова кабинета показался Гарри ослепительным.

— И это все? — быстро спросил Гарри. — Поче­му стало темно, что случилось?

— Потому что начиная с этого мгновения Мор­фин ничего больше не помнил, — ответил Дамбл­дор, жестом предлагая Гарри вернуться в кресло. — Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что валяется на полу, совсем один. А перстень Марво­ло исчез.

Тем временем по главной улице деревушки Литтл-Хэнглтон уже бежала служанка, крича, что в гос­тиной большого дома лежат три трупа: Том Реддл Старший, его мать и отец.

Власти маглов недоумевали. Насколько мне из­вестно, они и до сих пор не знают, от чего умерли Реддлы, — заклятие Авада Кедавра, как правило, ни­каких следов не оставляет... Исключение сидит пе­редо мной, — прибавил Дамблдор, кивком указав на шрам Гарри. — С другой стороны, в Министерстве мгновенно поняли, что убийство совершено вол­шебником. Кроме того, там знали, что всего через Долину от дома Реддлов проживает заклятый враг маглов, уже сидевший однажды в тюрьме за напа­дение на одного из убитых.

И потому Министерство вызвало Морфина. До­прашивать его, применять сыворотку правды или легилименцию не было никакой необходимости. Он сразу с гордостью признался в убийстве, сооб­щив подробности, которые мог знать лишь винов­ник этого преступления. Он рад, сказал Морфин, что перебил этих маглов, он много лет дожидался такой возможности. Морфин сдал свою волшебную палочку, и сразу стало ясно, что Реддлы убиты с ее помощью. Затем он, не оказав сопротивления, поз­волил отправить себя в Азкабан. Только одно его и беспокоило — пропавший перстень отца. «Он убь­ет меня, — снова и снова повторял своим тюрем­щикам Морфин. — Убьет за то, что я потерял коль­цо». Судя по всему, ничего другого он так никогда и не сказал. Морфин провел остаток дней в Азкаба-не, оплакивая утрату последнего наследия Марволо, и был похоронен вблизи тюрьмы, рядом с другими скончавшимися в ее стенах несчастными.

— Выходит, Волан-де-Морт похитил палочку Мор­фина и воспользовался ею? — спросил Гарри, вы­прямляясь в кресле.

— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — Воспоминаний, которые могли бы подтвердить это, у меня нет, но, думаю, мы вправе считать, что так оно и было. Волан-де-Морт оглушил своего дядю закли­нанием, забрал его волшебную палочку и пересек долину, направившись в «большой дом при дороге». Там он убил магла, который бросил его мать, да за­одно уж и своих дедушку с бабушкой, тоже маглов, уничтожив последних представителей презренно­го рода Реддлов и отомстив отцу, который не желал его знать. Затем вернулся в лачугу Мраксов, произ­вел довольно сложную магическую процедуру, на­селившую разум его дяди ложными воспоминани­ями, бросил волшебную палочку Морфина рядом с ее лежавшим в беспамятстве владельцем, прикар­манил древнее кольцо и удалился.

— А Морфин так никогда и не понял, что ни в чем не виноват?

— Никогда, — подтвердил Дамблдор. — Он, как я уже сказал, сделал признание, полное и хваст­ливое.

— Но настоящие-то воспоминания все время оставались при нем!

— Верно, но, чтобы вытащить их из него, требо­валась трудоемкая и искусная легилименция, — ска­зал Дамблдор, — а кому пришло бы в голову лезть в сознание Морфина, уже признавшегося в преступ­лении? Впрочем, в последние недели его жизни мне удалось добиться свидания с ним, к тому времени я уже пытался выяснить как можно больше о про­шлом Волан-де-Морта. Я хоть и с трудом, но извлек из него настоящие воспоминания, а увидев их, по­пытался добиться его освобождения из Азкабана. Однако прежде чем Министерство успело принять решение, Морфин умер.

— Но как же в Министерстве не догадались, что все это сделал с Морфином Волан-де-Морт? — сер­дито спросил Гарри. — Он же был в то время несо­вершеннолетним, так? Я думал, в Министерстве уме­ют обнаруживать магические действия несовершен­нолетних.

— Ты совершенно прав, магические действия они обнаруживать умеют, однако не тех, кто их соверша­ет. Вспомни-ка, Министерство обвинило тебя в ис­пользовании заклинания левитации, которое на деле применил...

— Добби, — проворчал Гарри; несправедливость этого обвинения по-прежнему терзала его. — Выхо­дит, если ты несовершеннолетний и используешь магию в доме волшебника или волшебницы, в Ми­нистерстве об этом не узнают?

— Сказать, кто именно совершил волшебство, они определенно не смогут, — ответил Дамблдор и чуть улыбнулся, увидев, каким негодующим стало лицо Гарри. — Министерство уверено в том, что родите­ли — волшебники или волшебницы — заставляют своих отпрысков соблюдать порядок, пока дети на­ходятся в стенах родного дома.

— Что за чушь! — выпалил Гарри. — И посмот­рите, что из этого вышло, что получилось с Мор­фином!

— Согласен, — сказал Дамблдор. — Каким бы ни был Морфин, он не заслужил такой смерти — в тюрь­ме, обвиненным в убийстве, которого не совершал. Однако час уже поздний, а я хочу, чтобы ты, пре­жде чем мы разойдемся, посмотрел еще одно вос­поминание...

Дамблдор извлек из внутреннего кармана новый флакончик, и Гарри сразу примолк, вспомнив слова Дамблдора о том, что это воспоминание самое важ­ное из всех, какие ему удалось собрать. Гарри отме­тил, что содержимое флакончика выливается в Омут памяти неохотно, как будто оно слегка загустело — может быть, и воспоминания скисают?

— Это не займет много времени, — сказал Дам­блдор, опорожнив наконец флакон. — Ты и опом­ниться не успеешь, как мы вернемся назад. Ну что же, еще один нырок в Омут памяти...

И Гарри вновь провалился под серебристую по­верхность, на этот раз приземлившись перед чело­веком, которого сразу узнал.

То был гораздо более молодой Гораций Слиз­норт. Гарри так привык к его лысине, что вид гус­тых, блестящих соломенных волос Слизнорта при­вел его в полное замешательство. Голова профессо­ра казалась накрытой соломенной крышей, хотя на самой макушке уже красовалась блестящая пропле­шина размером с галеон. Усы Слизнорта, не такие пышные, как теперь, отливали светлой рыжиной. И дороден он был не так, как Слизнорт, которого знал Гарри, хоть золотые пуговицы его богато вы­шитого жилета явно испытывали сильное напря­жение. Маленькие ступни Слизнорта покоились на бархатном пуфике, он сидел, откинувшись на высо­кую спинку уютного кресла, одна его рука сжимала винный бокальчик, другая перебирала в коробке за­сахаренные дольки ананаса.

Когда рядом с ним возник Дамблдор, Гарри огля­делся по сторонам и понял, что они очутились в ка­бинете Слизнорта. Вокруг хозяина кабинета распо­ложилось с полдюжины подростков, сиденья у всех были пониже и пожестче, чем у Слизнорта. Реддла Гарри узнал сразу. Он был и красивее прочих маль­чиков, и вид имел наиболее непринужденный. Пра­вая рука Реддла привольно лежала на подлокотнике его кресла; Гарри с внезапным потрясением увидел на ней золотое кольцо с черным камнем — перстень Марволо: Реддл уже убил своего отца.

— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост ухо­дит в отставку? — спросил Реддл.

— Том, Том, даже если бы я знал это, то был бы не вправе сказать вам, — ответил Слизнорт, укориз­ненно поводя пальцем с прилипшими сахарными крошками. Впрочем, впечатление, оставленное этим выговором, было отчасти подпорчено тем, что про­фессор тут же и подмигнул. — Должен признать­ся, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпае­те ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.

Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмея­лись, бросая на него восхищенные взгляды.

— Что до вашей сверхъестественной способнос­ти узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обраща­етесь к людям, от которых многое зависит... Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это мое любимое...

Кто-то из мальчиков снова захихикал, но тут про­изошло нечто странное. Всю комнату вдруг заволок­ло плотным белым туманом, в котором Гарри ниче­го, кроме лица стоявшего рядом с ним Дамблдора, различить не мог. Затем в тумане грянул неестест­венно громкий голос Слизнорта:

—... и пойдете по дурной дорожке, юноша, по­помните мои слова.

Туман развеялся так же внезапно, как появился, при этом никто о нем ни словом не обмолвился, как будто ничего необычного и не случилось. Гарри в замешательстве оглядел кабинет, маленькие золо­тые часы, стоявшие на письменном столе Слизнор­та, отзвенели одиннадцать.

— Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживе­те неприятности. Лестрейндж, я рассчитываю полу­чить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придется оставить вас после уроков. То же от­носится и к вам, Эйвери.

Пока мальчики покидали кабинет, Слизнорт вы­брался из кресла и перенес пустой бокал на письмен­ный стол. Реддл, впрочем, уходить не спешил. Гар­ри видел, что мешкает он намеренно, желая остать­ся со Слизнортом наедине.

— Живее, Том, — сказал Слизнорт, обернувшись и обнаружив, что Реддл все еще здесь. — Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы все-таки староста...

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем.

— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте...

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о... о крестражах?

И снова произошло то же самое: комнату напол­нил густой туман, в котором Гарри не видел ни Слиз­норта, ни Реддла — лишь Дамблдора, безмятежно улыбавшегося, стоя с ним рядом. И снова, совсем как в прошлый раз, грянул голос Слизнорта:

—Я не знаю о крестражах ничего, а если бы и знал, вам не сказал бы! А теперь немедленно уби­райтесь отсюда и постарайтесь, чтобы я от вас ничего о них больше не слышал!

— Ну вот и все, — спокойно сказал Дамблдор. — Пора возвращаться.

Секунду спустя ноги Гарри ударились об пол — он снова стоял на ковре перед столом Дамблдора.

— И только? — тупо спросил он.

Дамблдор говорил, что это важнейшее воспоми­нание, а Гарри не понимал, что в нем особенного. Да, конечно, туман и то, что никто его, судя по все­му, не заметил, — все это странно, но больше вроде бы ничего и не произошло, разве что Реддл задал вопрос и не смог получить на него ответа.

— Как ты, вероятно, заметил, — сказал, усажива­ясь за стол, Дамблдор, — эти воспоминания немно­го подправлены.

— Подправлены? — повторил, тоже усаживаясь, Гарри.

— Вне всяких сомнений, — подтвердил Дамбл­дор. — Профессор Слизнорт успел поработать над собственной памятью.

— Но зачем?

— Думаю, причина в том, что он стыдится этих воспоминаний, — ответил Дамблдор. — Он поста­рался переделать свою память и, чтобы предстать в более выгодном свете, затер те ее участки, кото­рые не хочет мне показывать. Проделано это, как ты мог заметить, довольно топорно, но оно и к лучше­му, поскольку доказывает, что подлинные воспоми­нания все еще целы, они лишь прикрыты передел­ками. И потому я в первый раз даю тебе домашнее задание, Гарри. Ты должен уговорить профессора Слизнорта показать свои подлинные воспомина­ния — они, несомненно, станут для нас самым важ­ным источником сведений.

Гарри смотрел на Дамблдора во все глаза.

— Но, простите, сэр, — сказал он, стараясь, что­бы голос его прозвучал как можно уважительнее, — зачем вам я? Вы же можете использовать легилимен-цию... или сыворотку правды...

— Профессор Слизнорт — волшебник весьма ода­ренный, он наверняка предвидел обе эти возможнос­ти, — сказал Дамблдор. — Его способности по части окклюменции намного превышают те, какими обла­дал несчастный Морфин Мракс. Я бы очень удивил­ся, если бы всякий раз, как я принуждал профессо­ра пропустить меня в свою память, он не принимал бы средства против сыворотки правды.

Нет, думаю, было бы глупо пытаться силой вытя­нуть из профессора Слизнорта истину, это прине­сет больше вреда, чем пользы, к тому же я не хочу, чтобы он сбежал из Хогвартса. Однако у него, как и у всех нас, есть свои слабости, и я уверен, что ты единственный, кто может пробить его оборону. Нам совершенно необходимо проникнуть в его память, Гарри... А насколько это важно, мы сможем узнать, лишь ознакомившись с нею. И потому удачи тебе... и спокойной ночи.

Гарри, немного ошеломленный столь внезапным прощанием, вскочил из кресла.

— Спокойной ночи, сэр.

Закрывая за собой дверь кабинета, он ясно рас­слышал голос Финеаса Найджелуса:

— Не понимаю, почему у мальчика это может по­лучиться лучше, чем у вас, Дамблдор?

— А я и не ждал, что вы это поймете, Финеас, — ответил Дамблдор, и Фоукс тут же вскрикнул еще раз, негромко и музыкально.

Дата добавления: 2015-09-02