POV Джунмён. - Ничего не получается

- Ничего не получается. – обессиленно выдыхает Сэхун, опуская руку и голову, тут же повесив нос. – Я теперь вообще никогда стрелять не смогу.
- Сэ. – я вздыхаю, погладив его по голове. – Это ничего, не страшно, что рука не слушается. Ей нужно оклематься, как бы глупо это не звучало. Она была вывернута в другую сторону, ей нужно привыкнуть. Как и бедру. – киваю я.
- Хён, но стреляю-то я не бедром и не им держу револьвер. – Сэхун надувает губы.
- Даже если рикошетишь или не попадаешь, промазываешь – всё равно стреляй. Ликан – большая мишень, куда-нибудь – да попадёшь. И сейчас тоже тренируйся, стреляй - так рука быстрее придёт в норму.
- Ладно. – Сэхун вздыхает и снова берёт револьвер. Здесь, в тренировочном зале по стрельбе, в Гильдии, мы переводим обычные патроны. Я останавливаюсь за соседней перекладиной и беру предоставленный мне пистолет. У него крупный калибр и 7 пуль в барабане. Я глубоко вздыхаю и вскидываю руку, прицелившись.
- Ты слишком напряжён. – чужая рука обхватывает моё запястье, что держит револьвер, а вторая ложится на здоровое плечо. – Расслабься. Ты умеешь это лучше всего и лучше всех, просто успокойся.
Моё плечо тогда болело так же, как Сэхуна сейчас, а он держал уверенно и крепко, направляя мою руку каждый раз так, чтобы я не промазывал. Сэхун, кажется, ойкает рядом, но я этого не замечаю, выпуская весь барабан, стреляя в одну точку вновь и вновь, пока не пробиваю в мишени дыру, и пули не начинают врезаться в стену.
- Хён, хён! – Сэхун оказывается рядом и ловит за плечи, обнимая со спины, а потом складывает голову, прижимаясь щекой к моей, и вздыхает. – Всё нормально, хён. – шепчет он. – Всё хорошо.
- У меня постоянно такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. – я вздыхаю следом, а потом тру костяшками пальцев ноющие виски.
- Домой. – командует Сэхун, забирая из моей руки револьвер, кладя свой, и за руку утягивая меня прочь.
Он устраивается в моей машине на соседнем сидении, пристегнувшись, и всю дорогу, что я везу его домой, подпевает включенному радио и дёргает в такт играющей мелодии ногой, кривляется, коверкает слова и заставляет меня улыбаться. А затем, когда мы заезжаем в его двор и тормозим у подъезда, Сэхун затихает, а через мгновенье я понимаю – почему. У подъезда Лухан. Я паркуюсь и выхожу вслед за Сэхуном из машины, вынимая из багажника его тренировочную сумку, пока он подходит к Лу.

Они обнимаются и перекидываются парой фраз, я оставляю возле них сумку, Сэ ещё не может сам её тягать из-за плеча. Мы с Луханом обмениваемся короткими кивками. Он глядит на меня, не моргая и кусая губы, словно что-то хочет сказать.

Я разворачиваюсь и двигаюсь к машине, когда в спину:
- Джунмён… - останавливаюсь и поворачиваю голову в бок, давая понять, что слушаю. Замечаю, как Сэхун пытается его остановить. Лухан по очереди глядит на нас обоих. – Он… - срывается с его губ, и я тяжело прикрываю глаза, всё ещё стоя на месте. Мне стоит, нет, мне нужно это знать? – Умирает… - договаривает Лухан, и Сэхун тяжело вздыхает.
Я вновь отворачиваюсь, запустив руки в карманы.
- Как и я. – выдыхаю негромко. – Но не без него, а от его предательства.
Теперь уже вздыхает Лухан. Я сажусь в машину и уезжаю.

Только машина трогается, а затем и вовсе уезжает со двора, как Сэхун тут же делает резкий шаг назад и пинает лавочку.
- Ну, вот зачем было...? – фыркает он, складывая руки на груди. – Зачем было это говорить? Это что - наше дело? Разве мы можем в него лезть и что-то решать? – Сэхун отходит на несколько шагов назад и отворачивается от старшего. – Ты не видишь, что хёну и так непросто? – Сэхун сбрасывает с плеча чужую руку, когда Лухан подхватывает его сумку и подходит.
- Вижу. – отвечает Лухан. – И я, в отличие от тебя, вижу обе стороны.
Сумка опускается снова, уже на лавочку, а когда Сэхун оборачивается, двор уже пуст. Охотник опускается на лавочку, прижимая к груди колени и складывая на них голову.

Вино горчит. Горчит и имеет привкус крови. Я выливаю всю бутылку в раковину и оставшееся в бокале – тоже, и плюю на затею немного расслабиться перед грядущей охотой. Сэхуну ещё нельзя, Чанёль с Исином были вчера, а сегодня моя очередь.

Ночь встречает свежестью, я выхожу из родительского дома, закрывая его на ключ, и направляюсь точно на свою поляну, проходя через неё в чащу леса и не на мгновенье не останавливаясь. На небе луна, её свет путается среди ветвей деревьев, высокая трава кое-где достаёт до пояса.
Ситуация до безобразия проста – мелкая стая настигает меня у обрыва. Я быстро расправляюсь с двумя мелкими, которые мёртвыми тушами падают к мои ногам, а крупный хорошенько бьёт меня о землю, благо до этого я успеваю всё же задеть его бок выстрелом серебряного револьвера, но после падения оружие улетает куда-то в темноту, а я оказываюсь придавленным к земле.

Опять-таки, не ново. Ликаны часто пользуются такой тактикой, стараясь обездвижить охотника, чтобы тот не смог нанести ему вред в ответ. Ликан молодой, это видно, но достаточно сильный. Я хорошенько впечатываю кулак в его раненый бок, от чего он громко воет и пытается достать зубами до моей шеи, но мы лежим так, что он натыкается только на плечо, но стальная челюсть щелкает мимо.

А потом из темноты слышится выстрел, и ликан на мне обмякает. Я жду, что из-за деревьев выйдет кто-то из охотников Гильдии, но ничего не происходит, и понимание наваливается на меня тяжёлым грузом, не считая того, под которым я уже нахожусь. Я кое-как сталкиваю с себя крепкую тушу и поднимаю свой револьвер с земли, явно не там, куда его отправила уже мёртвая тварь, когда роняла меня. Рукоять в крови, тот, кто поднял его с земли, явно был не в состоянии удержать его в руках. Интуитивно оборачиваюсь и глубоко втягиваю воздух. Улавливая слабые нотки знакомого запаха.

Я устремляюсь следом, за запахом, и почти не удивляюсь, когда выхожу на свою поляну. Справа, за деревьями, мелькает тёмный силуэт, трещат ветки, и угольно-чёрный ликан скрывается в чаще, не давая себя поймать.
- Прекрати это! – рявкаю громко, зная, что меня слышат. – Серым у тебя быть ну никак не получится, Джонин!
Ответа, ясное дело, не следует. У тебя не получится быть серым, больше нет. Здесь нет полутонов – здесь есть мрак, а есть свет.
А затем, спустя несколько дней, ощущение, словно за мной наблюдают, исчезает. Со временем и боль в груди понемногу утихает, практически сходит на нет, и моя жизнь возвращается на круги своя.

Меня будит настойчивый стук в дверь. Пришедший не звонит, точнее, не может, со сгоревшим-то звонком, он просто колотит в дверь руками и ногами, так сильно, как только может, и мне приходится поспешно встать, чтобы открыть. Шлёпая босыми ногами, я дёргаю на себе дверь и вижу Бэкхёна. Тут же удивляюсь! Первое, что он делает, видя меня - толкает в грудь.
- Ты! – выкрикивает он, входя в мою квартиру и закрывая за собой дверь.
- Бэк, что?... – пытаюсь выговорить я, удивляясь ещё больше.
- Ты и только ты виноват в том, что происходит! Ты, Ким Джунмён! – кричит он и продолжает толкать в грудь, пока я не упираюсь спиной в стену. – Это из-за тебя он такой, из-за тебя! Из-за твоих идиотских предрассудков! Как ты мог ему не поверить, как? – в глазах Бэкхёна злость и такой океан боли, что я дёргаюсь.
- О чём ты? – не понимаю совершенно, что не так.
- О чём я? – он фыркает. – Как ты мог, после всего, что было, Джунмён? Как? – его гнев сходит на нет, и вместо этого начинается истерика и слёзы. Второй раз вижу такого Бэкхёна, первый был тогда, когда напали на Чанёля.
- Да что, чёрт возьми, происходит, Бэк? О чём ты говоришь? – я хватаю его за плечи и хорошенько встряхиваю, а Бэкхён падает в мои руки, не в силах больше стоять на ногах.
- Он пошёл добровольно сдаваться в Гильдию охотников, с неделю как… - Бэкхён опускает голову, а я распахиваю в удивлении глаза.
- Что?!
- Он пропал, мы искали и не могли найти… Я не знал, где он, я получил письмо, сегодня. – Бэкхён задыхается, протягивая мне смятый клочок бумаги.
Я оставляю Бэкхёна сидеть и бегом устремляюсь в спальню, на ходу скидывая с себя растянутую домашнюю футболку и штаны. Минуту спустя я уже одетый, хватаю ключи от машины и выбегаю прочь из квартиры.
Что же ты творишь, глупый? Что? Не задавал себе вопрос, как будет мне, если ты так поступишь? Глупое создание, глупое, безгранично глупое и, главное, эгоистичное. Чёртов придурок, только дай мне добраться до тебя! Если понадобится, я воскрешу тебя, а потом придушу собственными руками. Любовь моя, что же ты наделал?
Я останавливаюсь у резиденции Гильдии, она же – поместье Старейшины, и выхожу из машины. Меня без вопросов пускают, и я тут же устремляюсь в кабинет Старейшины, без стука входя.
- А, Джунмён. – оборачивается ко мне от окна Старейшина. – Я ждал тебя. – он жестом указывает на глубокое кресло, и я поспешно сажусь. – Ким Джунмён – сын своего отца, внук своего деда и величайший охотник своего времени, что ты можешь сказать мне в оправдание своей связи с ликаном? – прямо спрашивает он, и моё сердце ухает вниз. Ему уже известно? Я вздрагиваю и прячу взгляд. Глубоко вздыхаю и снова вскидываю глаза.
- Оправдываться не буду.
- Мы провели несколько исследований, в ходе которых было обнаружено, что Ким Джонин – ликан, который обратил тебя. Что это именно он – тот ликан, что породил второго самого юного охотника в нашей истории. Из этого выходит, что ваша связь – это последствие той связи, что он установил с тобой в ночь, когда сделал тебя охотником. – я внимательно вглядываюсь в глаза напротив. – Следовательно, именно тебе, я считаю, стоит предоставить право на его смерть, ибо охотник должен сам наказать ликана, что обрек его на эту участь.
Старейшина встаёт, и я встаю следом. Мы выходим из его кабинета и направляемся к лифту в конце коридора, что ведёт вниз, непосредственно в резиденцию Гильдии, но не банкетную, как поместье, а такую, какая она есть на самом деле. Мы спускаемся на три этажа вниз, а потом выходим, оказавшись в сером коридоре. Здесь камеры пыток и темницы. Я иду следом за ним по коридору долго, а потом замираю у нужной двери. Старейшина оборачивается ко мне, вынимает из-за моего пояса револьвер и кладёт мне в руки.
- Ты должен сам сделать это. – говорит он. – Я тебя оставлю.
Он кивает и устремляется обратно по коридору. Я жду, пока он уйдёт, и прикладываю ладонь к кодовому замку.
«Ким Джунмён, вход разрешён!» - металлическим голосом сообщает робот, и дверь поддаётся. Я несмело захожу внутрь и замираю на пороге, словно громом прибитый.
Он и правда здесь. Его невозможно не узнать, но тот вид и состояние, в котором он сейчас, оставляют желать лучшего. Я на ватных ногах вхожу, и дверь за мной закрывается. Это точно он, слишком много раз я видел его в зверином обличии. Он пристёгнут цепями к стене, распят на ней и висит над полом, склонив морду. Слабый, безжизненный, пустой, исхудавший. Я оставляю револьвер в углу и медленно двигаюсь к нему. Останавливаюсь совсем близко и тяну руку к его морде, гладя кончиками пальцев вверх по носу.
- Джонин. – зову негромко. Ему требуется сделать огромное усилие, чтобы прийти в себя и поднять морду, устремляя на меня взгляд. Его чёрные глаза пустые, в них нет и намёка на алый блеск, он ничего не ел уже, наверное, неделю, его накачали транквилизаторами и скорее всего, допрашивали, и, узнав сейчас меня, он глядит так печально, а потом негромко скулит, что у меня сердце в груди сжимается. Я касаюсь указательным пальцем носа - сухой и тёплый, ему совсем плохо. Его грудь едва вздымается, когда он дышит, и ему тяжело держать глаза открытыми. Я кладу руку на крепкую грудь, и мне требуется несколько долгих мгновений, чтобы почувствовать удары его сердца. Он не кажется горячее на несколько градусов, как всегда, его температура будто ниже моей. Он при смерти. Сердце снова ухает вниз – я не могу вот так просто снова его потерять, не могу. Плевать на всё и всех, он должен жить. Он - Мой ликан, а я – Его охотник, и я убью любого, кто попытается в этом усомниться. Я глубоко вздыхаю, склоняя к нему голову, а потом целую между ушей. Делаю короткий шаг назад и поспешно снимаю куртку, выбрасывая её прочь. У меня нет другого выхода. Если это шанс спасти его – я это сделаю!
Снова делаю шаг к нему, оставаясь в одной белой футболке. Я склоняю голову вправо и поднимаю его морду обеими ладошками.
- Бери. – выдыхаю я чётко и уверенно. Но ничего не происходит, он даже не глядит на меня. – Ты должен, Джонин! Иначе ты умрёшь, давай, бери, сколько нужно. – я подаюсь ещё немного вперёд, добровольно подставляя шею. Он снова едва слышно жалобно скулит и пытается отвернуться, но я не даю. – Бери. Я простил тебя. Ты нужен мне живым, любимый. Я тебе доверяю, ты не дашь мне умереть, пожалуйста, бери.

Я прикрываю глаза, когда чувствую сиплое дыхание на шее. Сухой горячий язык проходится по коже совсем осторожно, а потом острые клыки разрывают плоть, поспешно впиваясь в моё горло. Я цепляюсь пальцами за его плечи, чувствую шёлк шерсти и стараюсь сосредоточиться на том, для кого именно я это делаю. Я всё ещё в порядке, не чувствую ни слабости, ни головокружения, когда его челюсть сжимается сильнее, прокусывая до плеча. Ликаны этим схожи с вампирами.
Я начинаю терять разум, когда хватка в очередной раз усиливается, я улавливаю хлюпающие звуки совсем рядом и жадные глотки, сбивчивое дыхание. Ноги перестают держать, я приоткрываю глаза и застаю тот момент, когда он уже легко вырывает со стены крюки, что держат цепи, и обхватывает меня передней правой лапой за талию, не давая упасть. Перед глазами цветные круги, я плохо понимаю, где я и что я, всё что я помню, это то, что я должен его спасти. И прежде чем потерять сознание, я чувствую, как меня бережно подхватывают на руки, а потом передо мной карие глаза Джонина, и темнота.

Вот папины глаза – глубокие и карие, схожего со мной оттенка. Он смотрит на меня тепло и ласково, так по-отцовски, как он всегда это делал. Смотрит и гладит по волосам, молча улыбаясь, а потом протягивает руку, давая мне ухватиться за неё, и я понимаю, что я вовсе не маленький мальчишка. Папа тянет на себя, словно давая мне выскользнуть из мрака, и я резко давлюсь воздухом, глубоко вдыхая и распахивая глаза, но затем снова жмурясь от ударившего в них света. Пытаюсь поднять руку, чтобы закрыть глаза ладонью, но руку до плеча прошивает болью, и я удивлённо дёргаюсь, тут же всё вспоминая.
- Шшш. – слышится негромко рядом, и мою руку возвращают лежать под одеяло. – Тебе пока нельзя так делать. – звучит знакомая мелодия голоса, а потом света становится меньше, и я понимаю, что жалюзи опущены, и, наконец, открываю глаза.
Едва успеваю это сделать, как к моим губам наклоняются и тут же целуют, горячие пальцы гладят по щеке. Я ощущаю знакомый уже не только запах, но и вкус, знакомое тепло, и улыбаюсь в поцелуй. Замирая напротив, но всё так же близко, от моих губ отстраняется Джонин.
- Здравствуй. – зовёт шепотом, всё ещё гладя по щеке. – Спасибо, что пришёл за мной, любимый. Спасибо, что спас меня. – тут же выдыхает он, глядя точно в глаза. Я тянусь здоровой рукой к его щеке, и он нежится о неё, прижимая крепче и накрывая сверху своей.
- Какой же ты идиот. – выдыхаю я так же негромко, потому что на большее не способен. – Невероятный придурок. Кому из нас почти три сотни, а? Какого чёрта ты попёрся в Гильдию? Какого чёрта ты попёрся в Гильдию ещё и добровольно сдаваться? Джонин, ты - невозможный дурак. А что, если бы у меня не хватило духу? Что, если бы я не решился, не смог, не захотел? Я злился на тебя всё то время, пока ехал в Гильдию, до того самого момента, пока не увидел тебя прикованным к стене. – я замолкаю, запыхавшись, и продолжаю. – Конченный придурок.
Он тепло улыбается и мостится у меня под боком, утыкаясь носом в грудь и обнимая за талию.
- Почему ты улыбаешься, когда я тебя отчитываю? – хмурюсь я, но обнимаю в ответ.
- Я так тебя люблю... – с улыбкой отвечает он, прижимаясь сильнее. – Слишком больно было осознавать, что ты меня ненавидишь.
- Я никогда тебя не ненавидел. – исправляю я. – Я ненавидел ликана, который обратил меня, но тебя – никогда. – уточняю.
- Но я и есть – тот ликан, - он вздыхает, поглаживая мою спину через одеяло, под которым я лежу.
- Нет, Джонин. – я отрицательно киваю. – Когда ты спас меня от отшельника, когда был рядом на охоте, когда будил по утрам и баюкал по ночам, когда рассказывал всё, что знаешь, когда готовил мне завтрак и целовал, когда тренировался со мной – это был ты, Ким Джонин, человек, - он снова негромко смеётся, но молчит. – Которого я любил. – я киваю. – И люблю до сих пор. – выдыхаю я, прикрывая глаза.
- Простил? – спрашивает самым тихим шепотом, целуя туда, куда дышит.
- Я отдал тебе себя, чтобы ты жил. – я киваю, наблюдая, как он меняет позу, и мы оказываемся друг напротив друга. – Пообещай, что больше никаких тайн. Никаких, слышишь, Джонин?
- Их больше нет. – он кивает, подаваясь ко мне. – Ты должен восстановить силы. – целует в лоб. – Поспи.
- Только не… - не успеваю договорить, он успевает усыпить меня раньше того, как я прошу его этого не делать, и перед тем, как окунуться в сон, я вижу его улыбку.

Горячие руки скользят по коже совсем нежно и осторожно, оставляя невесомые прикосновения. Я сквозь сон поддаюсь, выгибаюсь навстречу, позволяя прикасаться, упиваясь прикосновениями. Имеющаяся до этого на мне одежда заменяется большим шелковым халатом, а потом всё те же горячие, крепкие руки легко подхватывают и куда-то несут, а я продолжаю беспечно досыпать своё, прижимаясь щекой к его груди. Но пройденный маршрут оказывается небольшим. Халат, в который только что одели, снова снимают, а потом кончики пальцев ног начинает покалывать от приятного тепла, и до меня доходит – вода. Я просыпаюсь окончательно, открывая глаза и находя себя в пенной ванной у него на плече, и тут же снова закрываю их – можно продолжать дремать.
- Ты чувствовал мой страх? – спрашиваю, понимая, что голос возвращается, а это значит, что я почти восстановил силы.
- Ты меня не боялся. – он отрицательно кивает, гладя по обнажённой коже. – Ты остерегался, относился ко мне с недоверием, но страха в тебе не было. Разве что в самом начале, когда ты только направился из дома на поляну.
- Ты наблюдал за мной уже оттуда? – снова спрашиваю, и он коротко кивает. – Джонин, а… а тогда на поляне, когда меня отстранили….
- Тоже был я. – он снова кивает. – И ты не представляешь, как я испугался, когда ты едва не узнал меня.
- Ты сказал, что никому не позволишь причинить мне боль. – вспоминаю. – И отнёс меня домой. Но только почему утром я всё равно не мог вспомнить твоего лица? – я поднимаю на него взгляд. – Почему, видя тебя каждый раз, в моей памяти не всплывал твой образ?
- Это был стресс. Мозг заблокировал твои воспоминания с целью уберечь твою психику. – объясняет он.
- Папа не искал тебя? – спрашиваю снова, он по-доброму хмыкает.
- Да ладно, ты правда думаешь, что я был таким дураком, чтобы обратить сына величайшего охотника и остаться на том же месте, ждать, пока он за мной придёт?
Теперь негромко смеюсь я и затихаю, вновь прикрывая глаза.
- Я бы хотел быть рядом, когда ты остался один. Чтобы ты чувствовал, что ты кому-то нужен, что тебя любят. Что для кого-то ты - целый мир, крошечная галактика со всеми её цветами и оттенками. Что ты не один и тебе есть к кому прижаться, когда становится особенно холодно. – говорит он и целует в макушку.
- Почему же ты был немым зрителем так долго? И почему дал о себе знать только столько лет спустя? – пена на его смуглой коже, кажется, сияет.
- Должен был дождаться, пока ты вырастешь. Во всех смыслах этого слова. И поверь, ожидание было будто бесконечным. – он многозначительно вскидывает брови. – Мне казалось, я уже умер, когда увидел тебя в своей камере.
- Весьма эгоистично с твоей стороны было пойти в Гильдию. – я фыркаю.
- А у меня был другой выход? – задаётся вопросом в ответ. – Ты поверил своим глазам, ты узнал правду и оттолкнул, и я пошёл умирать. Знаешь, как говорят, Мён. – он подаётся совсем близко. – Волки выбирают пару один раз и на всю жизнь. А потеряв, умирают от тоски. Они не предают, никогда.
- Тебе надо уехать. – выдыхаю я ему в губы, вместо того, чтобы поцеловать. Джонин тут же отстраняется и начинает хмуриться. – Гильдия будет искать тебя. Во-первых, ты сбежал, во-вторых, напал на охотника, никто не будет разбираться в том, что я сделал это добровольно. Единственной их целью станет – найти и убить. – я киваю. – Завтра же, Джонин.
- Не решай за меня. – просит он так же серьёзно.
- Ты за меня решил, а я за тебя не могу? Кто, как не я, в конце концов? – я хмыкаю. – Как ты сбежал?
- В этом вся суть. – он улыбается и ногой открывает кран, чтобы сделать остывшую в ванне воду потеплее. – Я всегда тебе напоминал о том, что ты – Мой охотник, и ты всегда пропускал это мимо ушей. Ты для меня – особенный, единственный правильный вариант из всех существующих. Пока я нёс тебя наверх, любой другой на моём месте уже давно был пал, но поскольку за мной пришёл именно ты, я просто прошёл мимо них всех так, словно они стреляли в меня водными пистолетами.
- Не понимаю. – отрицательно киваю я, садясь в воде.
- Дай. – тянет ко мне руку и берёт мою, а потом осторожно прикусывает кожу, давая выступить крови, и то же самое делает и со своей ладонью. А затем сцепляет наши ладошки, всего на мгновенье, но когда отпускает, я понимаю, что и его, и моя ладонь – обе целые. Странно. Обычно регенерация охотника происходит не так быстро, как регенерация ликана. – Ты для меня как лучший сорт обезболивающего. – подытоживает он. – И я уеду, завтра же, хорошо.
Ночь долгая и нежная. Джонин целует отчаянно, чувствуя грядущую долгую разлуку, жмёт к себе, упивается и наслаждается. Я засыпаю рано утром, умостив голову на его животе, и ещё долго сквозь сон чувствую, как он гладит меня по волосам.

Утро тихое и безмолвное, мы почти не разговариваем, общаясь жестами, взглядами, поцелуями. Я наверняка знаю, что меня уже разыскивает Гильдия. Разыскивает в городской квартире и в родительском доме, не подозревая, что я могу быть у него. Точнее, просто не в силах отыскать, хотя, уже и зная, где именно я могу быть.

В машине, по дороге до аэропорта, мы всё так же молчим, и мне страшно его отпускать, на самом деле до головокружения страшно, особенно сейчас, учитывая все обстоятельства. Но оставить рядом я его тоже не могу.
- Я скоро вернусь. – шепчет он, когда обнимает где-то в зале ожидания. – Это затянется не больше, чем на год.
- Джонин. – укоризненно выдыхаю я, надеясь, что он вернётся уже через пару месяцев, но никак через год. Он оставляет на моих губах поцелуй, и я провожаю его взглядом, увидев впереди Бэкхёна, который только приветственно кивает мне. Охотники не поймают их здесь, в аэропорту. И там, где-то далеко, куда он от меня улетает.

За улетающим самолётом я наблюдаю из машины. Вот я только его нашёл, полноценно, без тайн, со всей правдой, что стояла между нами, а он снова уходит. Так нужно, знаю, для его безопасности и нашего будущего. Машина неспешно выезжает со стоянки, и я направляюсь к себе. Город уже почти не сонный, живой и активный. У подъезда меня ждут два чёрных внедорожника, и, выходя из машины, я убеждаюсь в этом окончательно – Гильдия.
- Ким Джунмён, нам приказано доставить Вас к Старейшине Гильдии охотников. – говорит один из них. Я киваю, поставив свою машину на сигнализацию, и, пряча ключи в карман, сажусь в их машину. Поместье Старейшины за городом, на дорогу уходит от силы минут двадцать. Знал бы, что вы, ребята, будете меня ждать, приехал бы сам, а не ехал сначала домой, а потом с вами в поместье.

Машина останавливается, и для меня открывают дверь, приглашая выйти. Я оказываюсь на улице, устремляюсь за двумя, меня привёзшими, внутрь. Лакеи на входе кланяются, а охотники, что охраняют непосредственно Старейшину, стоя на входе в его кабинет, просто ждут. Когда я подхожу, они прекращают между собой разговаривать. Верзилы, сопровождающие меня в пути, уходят, и я остаюсь наедине со свитой Старейшины, стоя под нужной дверью и ожидая, пока меня пригласят.
- Ну и как на свете живётся предателям, совесть не мучает? – интересуется у меня один из них, Марк.
- Или, может быть, кошмары снятся? – уточняет второй, Ён. Я молчу и ничего не отвечаю, не заслужили вы моего внимания, парни. Да и я не считаю себя предателем.
- Что такое, Джунмён? Проглотил язык, или откусили? – продолжает смеяться Ён.
- Марк, Ён! – слышится из-за двери голос Старейшины, и они поспешно открывают двери. – Прекратите доставать Джунмёна. Он – величайший охотник Гильдии.
- И величайший предатель. – в унисон смеются они.
- Так! – Старейшина повышает голос, и охотники поспешно замолкают и кланяются, пропуская меня внутрь. – Здравствуй, Джунмён. Присаживайся. – Старейшина указывает мне рукой на кресло напротив своего стола. Я поспешно сажусь, поднимая на него глаза. – Не поделишься, где сейчас находится Ким Джонин? – интересуется он спокойно.
- От меня Вы этого точно не узнаете. – отвечаю я, отрицательно кивая. – Я думал, что я больше не охотник Гильдии.
- Ты величайший её представитель. – отвечает мне Старейшина. Этот приятной наружности и мягкого характера человек в своё время заменил мне семью, когда мне нужна была поддержка, вот и сейчас он накрывает мои ладошки, лежащие на столе, своими. – Я хочу кое-что показать тебе, Джунмён.
Он выпускает мои ладошки из своих, морщинистых и тёплых, и встаёт. Убирает картину за стеной рядом и открывает спрятанный за ней сейф, а потом вынимает оттуда старую кожаную коричневую папку и кладёт на стол передо мной. На папке сверху прикреплён небольшой жёлтый стикер, исписанный мелким каллиграфическим почерком. Старейшина двигает папку ко мне и улыбается.
- Узнаешь руку? – спрашивает он.
Я вглядываюсь в знакомые буквы и охаю.
- Это…папин почерк. – вскидываю на пожилого мужчину глаза.
- Он собирал документы в эту папку много лет. На самый первый из них он наткнулся в одной из сожженных во время Великой чистки деревушек. Думаю, здесь есть ответы на многие твои вопросы. – Старейшина кивает, тепло глядя на меня.
- Вы… не обвиняете меня в том, что я сделал? – осторожно спрашиваю я.
- Позволь мне ещё показать тебе, Джунмён. – старейшина протягивает руку, и я даю ему папку. Он развязывает шелковые ленты и осторожно поднимает собранные в папке документы, пытаясь добраться, судя по всему, до самого нижнего. Он находит файл с ещё несколькими старыми и кое-где обожженными листами, вынимает из файла нужный и протягивает мне, указывая пальцем на нужную строчку. – Читай вслух.
- «И рубище кровавое тогда прекратится, когда ликан обретёт Своего охотника, а охотник Своего ликана. Но не путём обмана и путём договорённости, а из чистых помыслов и с великой любви должны они пожертвовать собой на алтаре мира и свободы. Да ибо любовь их чиста, отступит перед прощёнными сама смерть, и братия тройная голову склонит». – я поднимаю недоумевающий взгляд на Старейшину. – Что это?
- Называй, как хочешь. Пророчество, может быть. – он кивает, не прекращая улыбаться.
- А здесь? – я указываю на папку.
- Я могу оставить тебя чтобы ты изучил и всё просмотрел, или могу остаться здесь, если у тебя возникнут вопросы. – предлагает он, я киваю, откидываясь на спинку стула, открываю папку, и первое, что нахожу в ней - жёлтый конверт с подписью «Джун», и распечатываю его. Снова папин почерк. Я оставляю папку на краю стола и встаю к окну, отворачиваясь от Старейшины спиной, и тут же читаю.

«Мой маленький, милый мальчик, мой рыцарь, мой сын, мой Джун!
Сомнений в том, что ты читаешь это письмо тогда, когда меня уже давно нет в живых, у меня не возникает. Я должен рассказать тебе о многих вещах, о которых ты даже не догадывался. Ты имеешь полное право злиться и ненавидеть меня, считать, что я тебя использовал, но всё это я делал исключительно для того, чтобы у тебя было будущее, мой родной.

В этой папке, что передаст тебе Старейшина Чон, я собрал для тебя все необходимые документы, которые помогут тебе понять. Для начала тебе стоит прочитать ту часть Великого таинства, что тебе покажет Старейшина. В нём вся суть того, что происходит. Жаль, ты уже не можешь спросить у меня, откуда я всё это знаю. Я всё тебе расскажу, мой драгоценный мальчик.

Браслет, который я дал тебе накануне той ночи, уже должны были тебе вернуть. Ты ушёл за ним в лес, поскольку потерял и боялся моего гнева. Это я снял его с твоей руки, мой мальчик, так, чтобы ты отправился на его поиски именно тогда. Я видел и знал, что за тобой, моим маленьким принцем, следит ликан. Что он наблюдает за тобой, что он оберегает тебя. Я знал и хотел в начале вмешаться, но когда понял, что ты можешь стать тем, кто изменит нашу историю, я отступил. В ту роковую ночь, когда ты встретил его на поляне, я наблюдал за тобой, наблюдал за вами. Я знал, что ты, мой сын - я ни на йоту на сомневался в этом - что после нападения ликана ты станешь охотником. И после этого у меня был миллион шансов найти и расправиться с ним за то, что он обрёк моего мальчика на муки. Но я не сделал этого и радовался, что этого не мог сделать ты, потому что ты был слишком юн тогда, твоё детское сознание стёрло воспоминания о том ужасе, что ты пережил.

Я на своих руках отнёс тебя в дом, а он уже был там – измерял шагами комнату, боясь, что перестарался. И пока я доставал нужные инструменты, он сидел возле бессознательного тебя, гладя по волосам и разговаривая. Все эти отведённые нами 7 лет, что он должен был дать тебе на свою ненависть, он был рядом. Всегда. Он оберегал тебя.
Извини меня, Джун, я не хотел делать тебе больно, ты был, есть и будешь для меня самым ценным человеком на свете. Пожалуйста, не трать этот шанс, другого быть уже не может. Держись за него так, как он все эти годы держался за тебя.

Я люблю тебя.

Папа»

О том, что голова заходится кругом, я узнаю только тогда, когда Старейшина обнимает меня за плечи, помогая устоять на ногах.
- Джунмён? – взволновано зовёт он.
- Погодите. – я отстраняюсь, держась за подоконник. – Хотите сказать, мой отец добровольно отдал меня ликану, чтобы воплотить в жизнь какое-то там Великое таинство?
- Позволь мне объяснить тебе каждую строчку из этого. – Старейшина Чон указывает рукой на документ, а затем на кресло. Я с несколько мгновений гляжу на него недоверчиво, но затем всё же опускаюсь в кресло, он занимает своё, законное. – Каждый ребёнок знает легенду о создании ликанов и охотников. О том, как охотник устремился в лес за прекрасной серебряной волчицей, чей пронзительный взгляд вёл его за собой к самой реке. А у реки, в свете полной луны волчица обратилась в девушку и навеки пленила сердце охотника. Мы ведём долгую, кровавую войну, мы стольких уже потеряли, мы стольким жертвуем, чтобы сохранить людей в безопасности. Но мы-то и сами виноваты в том, что ликаны такие. Раньше, ещё до Великой чистки ликаны и охотники почти не сталкивались, города ещё не имели того вида, какими являются сейчас, и ликаны не убивали ради мести, забавы или защиты, а только ради пропитания. Лишних трупов не было, и для того, чтобы эта война никогда не началась, мы должны были как-то выйти из этой ситуации, ещё тогда. Мы должны были подписать с ними договорённость, мы отдавали бы им смертельно больных, обречённых людей, знаю, звучит ужасно, но так бы мы спасли тысячи, миллионы погибших за это время. И ещё половину тысячелетия назад люди жили с ликанами по соседству и действительно находили выход, а мы больше ста лет назад его не нашли. И мы решили их вырезать, как скот. – Старейшина Чон кивает, внимательно глядя на меня. – Я был с твоим отцом в этой затее не сначала, Джунмён, но он рассказал мне. Пришёл и всё рассказал, и я поддержал его – на нашем веку мы много потеряли, и мы понимали, что нам по силам остановить эту войну. Он знал, что Джонин наблюдает за тобой, давно знал, с самого начала, и он поймал его в ловушку, но не убил, как должен был, как велел ему долг, а только задал вопрос – почему ты? И Джонин, как мне рассказывал твой отец, ответил, что ты будешь для него самым большим сокровищем в жизни, самым большим смыслом, ибо другого у него уже двести лет, как нет. И твой отец дал ему шанс. – он улыбается, глядя, как меняется моё лицо. – Ты уже прочёл. Это не должно было быть по договорённости, он любил тебя, полюбил с первого взгляда, и ты должен был полюбить его в ответ. Он пообещал, что добьётся этого любыми способами, не сейчас – потом, когда придёт время, когда ты станешь тем, кем являешься сейчас. И он, как волк, потеряв пару, умирая от тоски, пришёл ко мне с неделю назад. Пришёл, и я пустил его. Он пришёл, чтобы сдаться. Он не знал, придёшь ли ты за ним, только надеялся и попросил не вести себя с ним как-то по-другому, сказал, что он – такой же ликан, как и все остальные. Он пожертвовал собой во имя вашей любви, решив, что ты больше никогда не будешь принадлежать ему, а ты, явившись за ним, пожертвовал собой ради неё же, пожертвовал собой, чтобы он мог жить. Таинство свершилось. Искренне, держась друг за друга, вы смогли воплотить её в жизнь, Джунмён.
- И что теперь? – спрашиваю я, прикрывая губы ладошкой. – Какие последствия?
- На каком моменте заканчивал папа, рассказывая легенду о создании охотников и ликанов?
- На том, что и вы. – я киваю.
- Джунмён, ты никогда не задумывался, почему охотник не убил волчицу? Она была оборотнем, на её превращения влияла луна, а он был простым охотником, убивал дичь, чтобы прокормиться. Но он не убил её, даже в волчьем виде, ибо он полюбил её. Им суждено было положить начало новым расам, которые должны были идти рука об руку, как и их прародители через века. У каждого охотника, Джунмён, есть Свой ликан, как и у каждого ликана есть свой охотник. Не все решаются на это, не все решаются найти или принять, но связь таких бесценна и велика. Вы с Джонином первые – и теперь все должны знать: о вас, о таинстве. Теперь мы с ликанами должны объединиться для того, чтобы искоренить оборотней, ибо они – тёмное отродье, и не считаются потомками волчицы и охотника, как охотники и ликаны.
Я удивлённо гляжу на Старейшину, хлопая ресницами.
- Все охотники считают меня предателем.
- Не все. – старейшина улыбается. – Разве твои друзья, твоя семья: Сэхун, Чанёль, Исин – так думают? Ты сам прочёл, Джунмён, когда таинство будет воплощено в жизнь, тройная братия склонит пред вами головы, примет вас, примет этот вариант мира.
- Тройная братия? – переспрашиваю я.
- Ликаны, охотники и люди. – разъясняет Старейшина.
- И что теперь конкретно я должен делать? – интересуюсь поражённо. Слишком много информации.
- Не скрываться. – Старейшина кивает. – Я так думаю, Джонина нет в стране. Всё немного уляжется, он вернётся, и вы придёте ко мне, оба, мы всё обсудим.
- Звучит, словно предвыборная кампания. – я хмурюсь.
- Иди домой, Джунмён. Тебе нужно всё обдумать. – Старейшина Чон складывает всё обратно в папку и завязывает её, а затем вручает мне и отпускает.
Дома я весь вечер изучаю всё собранное здесь для меня отцом, не отвлекаясь ни на мгновенье.

1,5 месяца спустя~

Я сижу на капоте машины, сложив руки на груди, на стоянке аэропорта, и думаю о том, что ему сказать. Но когда вижу его впереди, тут же забываю все слова. На нём простые тёмные джинсы и чёрная рубашка, что красиво обтягивает стройное тело, а ещё волосы цвета серебра, но ему, подлецу, идёт. Он оказывается рядом совсем скоро, улыбается, а я вместо того, чтобы обнять, хорошенько размахиваюсь и заезжаю ему кулаком в лицо. Джонин хмыкает, облизывает разбитую губу и вздыхает.
- Папа. – коротко объясняю я, за что он получил.
- Теперь ты знаешь всё. – спокойно кивает, замирая напротив.
- Когда ты собирался мне сказать? – я вскидываю бровь.
- Ты должен был понять и узнать это сам, без моего вмешательства. В конце концов, это была не моя тайна, а его. – Джонин пожимает плечами. Я вздыхаю и сажусь в машину, ожидая, пока он сядет рядом, бросив сумку назад.
Дорога из аэропорта в город не близкая, в машине тихо и свежо. Пока веду, чувствую чужой взгляд, устремлённый на меня.
- Тормози. – зовёт он ни с того, ни с сего.
- Нин. – тяну я, отказываясь.
- Тормози, говорю. – снова спокойно просит он. Я вздыхаю и поспешно останавливаюсь на обочине дороги, чуть съехав вниз.
- Что случилось? – устремляю на него взгляд, а потом охаю от неожиданности. Джонин ловит в свои руки и тянет к себе, усаживая на свои колени, а потом его сидение резко падает назад.
- Я слишком соскучился. – выдыхает он мне в губы, улыбаясь. – Не дотерплю до дома. – забирается проворными пальцами под одежду, поспешно расстегивая ремень на моих джинсах.
- Животное. – смеюсь я, поддаваясь его рукам и выгибаясь навстречу поцелуям.
- Никогда не забывай об этом. – соглашается он, хватая меня за плечи и подминая под себя, меняя нас местами, а потом вновь припадает к моим губам.

---

Дата добавления: 2015-08-21