Дело Бейлиса

Кроме еврейских погромов в начале текущего столетия, результатом которых было ещё более тесное сплочение еврейской этнической группы в России и укрепление в ней уверенности в необходимости всемерно, не останавливаясь ни перед чем, бороться с режимом, произошло ещё одно событие, всколыхнувшее не только всё русское еврейство, но и весь мир.

Это был процесс в Киеве по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве.

Самая возможность такого процесса в просвещённом XX столетии подняла бурю негодования и протестов во всей мировой печати, которая не жалела чёрных красок в описаниях всего, что происходило в связи с этим процессом, а попутно, писалось много нелестного и о России и её режиме.

Слова «погром» и «процесс Бейлиса» связывались с Россией, порождая и питая представления оней самые нелестные, как о народе, так и стране, дикой, некультурной, бесправной.

Обвинения евреев в ритуальных убийствах, с целью получения крови христиан для еврейских религиозных обрядов, так же стары, как и история пребывания евреев в рассеянии.

Нет страны и народа (среди которых жили евреи), в истории которых не было случаев обвинений и процессов в ритуальных убийствах.

В тёмных и непросвещённых народных массах христианского мира веками жило убеждение, что евреи действительно совершают ритуальные убийства, причём, это относилось ко всем евреям вообще, а не к какой-либо изуверской их секте, за что ни одна религия не может нести ответственности и всегда осуждает всякие религиозные изуверства.

И не случайно и не без оснований, ещё в 16 столетии (1564 г.) в Польше указом короля Сигизмунда-Августа было строжайше запрещено возбуждать дела по обвинению евреев в ритуальных убийствах.

Указ этот был издан по желанию самих евреев, пользовавшихся в Польше большим влиянием и имевших самое широкое «национально-персональное» самоуправление.

И когда в Киеве в 1911 году было найдено тело убитого мальчика — народная молва приписала это убийство евреям и был возбуждён судебный процесс, Известный, как «дело Бейлиса».

Страницы и русской, и мировой печати заполнялись отчётами об этом процессе, создавая нездоровую атмосферу и, прямо или косвенно, обвиняя во всём русское правительство, которое процессу придало характер обвинения в ритуальных убийствах не какой-либо изуверской группы или секты, а всех евреев.

Вот, что читаем мы об этом процессе С.С. Ольденбурга «Царствование императора Николая II», изданной в 1949 году в Мюнхене «Обществом распространения русской национальной и патриотической литературы».

«С 24 сентября по 28 октября в Киевском суде разбирался процесс, привлёкший сотни иностранных корреспондентов и наблюдателей: знаменитое дело Бейлиса.

Ещё в марте 1911 года в Киеве был найден убитым 12-летний мальчик — Андрей Ющинский; тело его было почти обескровленным, на нём было 47 колотых ран.

Тотчас же пошла молва, будто мальчика убили евреи в целях использования его крови для каких-то таинственных обрядов.

Некоторые представители судебной власти, в частности Прокурор Судебной Палаты Чаплинский, взяли на себя доказать эту версию.

Местный полицейский розыск указывал в совершенно в другую сторону — были данные, что мальчика убила воровская шайка — но сторонники «ритуальной» версии заявляли, что полиция подкуплена евреями. В 3-й Думе правыми даже был внесён запрос по этому поводу (в мае 1911 года).

Отстраняя агентов розыска, не веривших «ритуальной» версии, следователь, наконец, нашёл свидетелей, показывавших, будто Ющинского похитил служащий кирпичного завода, Мендель Бейлис, и, вместе с другими, не найденными лицами, умертвил его. Бейлиса в августе 1911 года арестовали.

Вопреки русским обыкновениям, следствие тянулось свыше двух лет и только осенью 1913 года дело было доведено до суда...

Русская и заграничная печать проявляли необыкновенный интерес к этому делу. Видные русские писатели и публицисты левого направления выступили спротестом против «кровавого навета» на...евреев.

Защищать Бейлиса собрались самые известные русские адвокаты: Н.П. Карабчевский, В.А. Маклаков, А.С. Зарудный, О.О. Грузенберг и т.д.

Со своей стороны, правая печать, начиная с «Нового Времени», доказывала ритуальный характер убийства, и в помощь прокурору гражданскими истцами выступили член Гос. Думы Г.Г. Замысловский и известный московский адвокат А.С. Шмаков, автор ряда антисемитских исследований.

С первых же дней суда определилась слабая обоснованность обвинения. Большую сенсацию вызвала статья В.В. Шульгина в старом, правом органе — «Киевлянин» (27сент. 1913 г.). Шульгин писал, что у гроба покойного редактора газеты Д.И. Пихно, он поклялся печатать в ней только правду.

Он рассказывал, со слов полицейских чинов, как им сверху внушалось, во что бы то ни стало, найти «жида»; он приводил слова самого следователя, говорившего, что не так важно, виновен ли Бейлис — главное доказать существование ритуальных убийств.

«Вы сами совершаете человеческое жертвоприношение», — писал Шульгин. «Вы отнеслись к Бейлису, как к кролику, которого кладут на вивисекционный стол»...

Номер «Киевлянина» — впервые со дня основания газеты — был конфискован. Фракция националистов высказала, хотя и в мягкой форме, порицание Шульгину, который после этого перешёл в группу центра.

Полицейские чиновники, в своих донесениях в Петербург, день за днём, отмечали слабость свидетельских показаний обвинения, убедительность экспертов зашиты.

Среди экспертов обвинения были видные профессора судебной медицины, но они могли только доказать, что тело было намеренно обескровлено, — из чего ещё не вытекало, что это было сделано с «ритуальной» целью.

Состав присяжных был, как говорится, «серый» — крестьяне, мещане и один почтовый чиновник. Левые газеты заранее обвиняли власть в желании воспользоваться «народной темнотой»; В.Г. Короленко писал, что решение таких присяжных не может быть авторитетным.

Но простые русские люди отнеслись к своей задаче серьёзно. «Як судыть Бейлиса, коли на суди и разговорив про Бейлиса нема?» — так, по донесению жандармов, говорили присяжные между собой.

Речи обвинителей не переменили этого впечатления: в них много говорилось о ритуальных убийствах вообще и о том, что «евреи погубят Россию», — и почти ничего о Бейлисе.

28 октября присяжные вынесли Бейлису оправдательный приговор. Они ответили утвердительно на вопрос о том, совершено ли убийство на кирпичном заводе, принадлежавшем еврею Зайцеву и обескровлено ли было при этом тело.

Но, хотя «Новое Время», в первый момент, придавало этому ответу большое значение, оно само через два дня в статье Меньшикова заявило:

«Россия понесла поражение... Торжество левой печати по поводу провала этого процесса понятно. Но самая возможность подобного исхода, прежде всего, является высшим свидетельством свободы и независимости русского суда присяжных и опровергает толки о давлении власти на суд».

Такими словами описывает нашумевший процесс Бейлиса монархист Ольденбург, сам признавая, что для обвинения и доказательства «ритуального» убийства, в данном случае, не было достаточно веских данных и доказательств.

Гораздо резче и в выражениях, бросающих тень на тех, кто стоял во главе русского Министерства Юстиции дали отчёты о деле Бейлиса большинстворусской повременной печати и вся печать заграничная. А тень эта не могла не распространиться и на весь режим и строй дореволюционной России.

Правые и крайне правые русские круги, которые безоговорочно поддерживали не только версию о «ритуальном» убийстве, виновность Менделя Бейлиса, но и, распространительно толкуя, расширяли обвинение на всё еврейство — были не удовлетворены и разочарованы исходом процесса.

Всем было ясно, что признание факта обескровления тела ещё не значит, что оно было обескровлено с целью «ритуальной», а тем менее, что в этом виновно всё еврейство.

Было немало людей среди русской общественности, которые, чисто теоретически, допускали возможность существования среди евреев какой-либо изуверской секты, как существуют изуверские секты (напр. скопцы) в православии.

Но отсюда отнюдь не делался вывод, что за действия изуверской секты могут нести ответственность все единоверцы изуверов. И правительству ставилось в вину, что на процессе это обстоятельство не было достаточно подчёркнуто, и единоверцы сразу же не ограждены были от распространительного толкования.

Тёмные же народные массы восприняли решение суда по-своему: признание обескровления тела было истолковано, как подтверждение, что евреи действительно совершают ритуальные убийства... И мальчишки-газетчики, после оглашения решения суда, кричали на улицах Киева: «Бейлис оправдан — жиды обвинены!»...

Вообще, всё дело Бейлиса оставило тяжёлый осадок и способствовало дискредитации режима.

В особенности после того, когда на суде выяснилось, что на ведение следствия было оказываемо давление со стороны Министра Юстиции (Щегловитова), что вызывало неодобрение и даже негодование у тех, кто причислял себя к сторонникам режима — к «правым».

Громадный интерес, проявлявшийся к этому делу послами иностранных государств в Петербурге, в их разговорах с министром иностранных дел Сазоновым и заверения последнего, что «Бейлис будет оправдан», о чём есть документальные данные (в донесениях послов) — ещё больше затемняет и усложняет это, и без того тёмное и сложное, дело, которое принесло России столько вреда.

В заключение следует напомнить, что процесс Бейлиса происходил, когда ещё живы были в памяти и еврейские погромы начала столетия, и дело Дрейфуса, многие годы волновавшее весь мир, и, сравнительно недавний, Мутанский процесс в России, в котором обвинялись в человеческих жертвоприношениях язычники-черемисы и по суду были оправданы.

Результат же этого процесса был тот, что всё шести с половиной миллионное русское еврейство, даже его зажиточные и лояльные классы, ещё теснее сплотились в своём отрицательном отношении к режиму России, равно, как и их многочисленные единоплеменники в США и в Европе.

* * *

Через несколько месяцев, началась 1 мировая война и настроения русского еврейства в значительной степени переменились. Все понимали, что выступление России в союзе с демократическими государствами против монархий Германии и Австро-Венгрии, в случае поражения последних, неизбежно приведёт Россию в лагерь демократии и демократизации самого режима в России.

А потому, евреи, в подавляющем большинстве, стали, если не русскими патриотами, то, во всяком случае, «оборонцами», не без основания надеясь, что победа России принесёт пользу и русскому еврейству..

* * *

Но эти «оборонческие» настроения были характерны только для большинства тех евреев, которые, получивши русское образование, влились в ряды российской интеллигенции и хорошо разбирались в вопросах международных отношений, а потому могли учитывать, что принесёт русскому еврейству победа или поражение.

Причём, эти «оборонческие» настроения были далеко не настроениями патриотическими, охватившими всю Россию в начале войны.

По существу, это был расчёт, что, в случае успешной обороны, т.е., победы над Центральными Державами России, совместно с демократическими союзниками, неизбежно произойдёт и перемена во внутренней политике России в сторону желательную евреям.

«Оборонческие» настроения, выражавшиеся в поддержке дела ведения войны, отнюдь не значили и поддержку режима и его внутренней политики. К режиму все евреи, без исключения, относились определённо отрицательно, из чего не делали секрета.

Основная же масса многомиллионного русского еврейства была весьма далека от настроений не только патриотических, но и «оборонческих», хотя нельзя утверждать, что все русские евреи поголовно были «пораженцы» и желали победы Германии и Австро-Венгрии.

Но нельзя забывать и то обстоятельство, что положение евреев в Германии и Австрии было русским евреям хорошо известно и, естественно, они не могли не желать, чтобы и в России евреи, не меняя религии, смогли занимать такие места в общественной и политической жизни, а также в армии, какие они занимали в Австро-Венгрии.

Желание это нельзя не признать обоснованным. Тем более, что было в русской армии немало евреев, не только лояльно исполнявших свой долг, но и проявлявших на войне храбрость и получавших боевые награды, но не имеющих никакой надежды быть произведёнными в офицерский чин, по причине своего иудейского вероисповедания.

Обо всех этих противоречиях громко не говорилось во время войны, но, что они имели своё влияние на настроения, как всего русского еврейства в целом, так и на настроения тех многих тысяч евреев, которые были призваны в армию — в этом сомневаться не приходиться.

Особенного патриотического энтузиазма противоречия эти породить не могли.

Здесь уместно будет вспомнить, что, в предвоенные годы, в России серьёзно обсуждался вопрос об освобождении всех евреев от несения воинской повинности.

Но, никакого решения по этому вопросу так и не было вынесено, хотя было написано немало статей и сделано докладов, посвящённых этому важному вопросу.

Высказывались, как противники, так и сторонники «исключения евреев из армии», приводя свои доводы и соображения в подтверждение правильности и оправданности своей точки зрения.

Даже целые объёмистые книги были посвящены этому вопросу как, например, изданная в 1912 г. в Петербурге книга Гессена «Война и евреи» в 300 страниц со множеством статистических данных и подробным изложением положения евреев в иностранных армиях.

Объём настоящего труда не позволяет более подробно остановиться на этом вопросе, но достойно внимания то, что заключительная глава этой книги гласит: «Роль евреев в будущей войне вообще и на нашем Западном театре в частности».

Как показали последующие события, роль эта была немалой, как во время войны, до февраля 1917 года, так, в особенности, после февраля и в годы гражданской войны, когда Красной Армией и Флотом командовал еврей — Бронштейн-Троцкий, а политической частью вооружённых сил заведовал и руководил еврей — Гамарник, не говоря уже о бесчисленных высших командирах — евреях.

Но, кроме евреев лояльных (хотя бы внешне) и евреев доблестно сражавшихся на фронте — немало было евреев, настроенных «пораженчески», но свои настроения державших про себя и ничем их не проявлявших, а, тем менее, о них говоривших.

Это — широкие малокультурные массы русского еврейства, которые традиционно — отрицательно относились к тому режиму, который, по их убеждению, их «преследовал», перенося отрицательное отношение и на все действия и мероприятия режима, включая сюда и оборону государства.

В их понимании Россия не была их родиной, а только временным местопребыванием до того момента, когда они вернутся в свою обетованную землю.

А потому, у них и не могло быть патриотического порыва и подъёма, свойственного тем, у которых прошлое, настоящее и будущее было неразрывно связано с Россией.

Была и ещё одна группа среди русского еврейства — открыто «пораженческая». Немногочисленная, но весьма активная, образованная, политически хорошо подкованная и умеющая вести пропаганду.

Это были евреи — члены революционных и социалистических течений, групп и партий. Значительная их часть пребывала или в ссылке, или в эмиграции и, до февральского переворота, выступать открыто не могла.

Но это не значит, что эта группа не имела влияния на настроения некоторой части русского еврейства, формально остававшейся в годы войны лояльной. И не только влияния на своих соплеменников, но и на многих русских — социалистов и революционеров, считавших, что, только в результате проигранной войны, можно надеяться на свержение режима.

Резюмируя всё вышеизложенное, можно без боязни впасть в ошибку, утверждать, что вся шестимиллионная масса русского еврейства в годы первой мировой воины была единодушна в своём отрицательном отношении к режиму Российской Империи и, если и поддерживала некоторые его начинания во время войны, то только постольку, поскольку эти начинания могли принести пользу еврейству в близком или более отдалённом будущем, всегда ставя интересы еврейства на первое место.

Настроения эти не были секретом для русского правительства и верховного командования и давали основание для сомнений в лояльности евреев, огромное большинство которых жило в черте оседлости, на территории каковой происходили военные действия.

Не имея возможности, в обстановке военного времени, разбираться в каждом отдельном случае и проверять лояльность евреев, живших в полосе военных действий, военное командование принудительно выселяло их из этой полосы, направляя в центральные русские губернии, где евреям до войны жительствовать не разрешалось.

Этими мероприятиями фактически была упразднена черта оседлости, но, с другой стороны, принудительное выселение десятков тысяч, нередко в тяжёлых условиях, с недостаточно организованным транспортом, питанием, медицинским обслуживанием в пути, было встречено евреями, как новая форма «преследований», а сомнение в их лояльности воспринималось, как незаслуженное и бездоказательное оскорбление, не только выселяемыми, но и всем русским еврейством, что усиливало только антиправительственные настроения.

Таково, в общих чертах, было положение во все годы войны, вплоть до февральской революции.

Дата добавления: 2015-08-21