Что говорил Христос о своем мессианстве?

Нет письменных источников, за исключением сомнительных показаний одного свидетеля, которые бы подтверждали, что Христос когда-либо признавал себя еврейским мессией или по крайней мере намекал на это в политическом или военном смысле. Это произошло в беседе с женщиной у колодца в Самарии. Ей он открыл простую и неприятную правду о ее жизни, и она немедленно призналась. При этом никто не присутствовал, так как ученики ушли в селение купить еду и были очень удивлены, увидев по возвращении Его, говорившего с самарянкой. Маловероятно, чтобы Он передал им беседу — это было ему не свойственно — и «ни один… не сказал: о чем говоришь с нею?» (Ин. 4: 27). Но женщина рассказала о беседе в деревне и была очень возбуждена. У нас нет других подтверждений, что Он говорил именно то, что она передала. Есть только слух, к тому же из сомнительного источника, о том, что Он когда-либо говорил: «Я, который говорит с тобой, это Он», имея в виду еврейского мессию. Кроме того, женщина посеяла сомнение по поводу собственных свидетельств тем, что задала Ему этот вопрос. Следует также заметить, что ни одно из синоптических Евангелий не упоминает об этом событии. Поэтому его следует исключить как недостоверное.

Напротив, имеется, по крайней мере, три различных случая, при которых присутствовали несколько человек, когда Христос, обличая, отрекался от еврейского мессианства. «Что вы думаете о Христе — чей он Сын?» Этот вопрос Он адресовал нескольким фарисеям, которые, будучи ортодоксальными иудеями, придерживались строго узаконенных взглядов. Поэтому они поспешно отвечали: «Он — сын Давида». Христос немедленно отреагировал на это утверждение и отверг его собственным свидетельством Давида; и, как нам сообщают, «ни один не мог ответить Ему ни единым словом».

В другом случае, говоря со своими учениками, Он спросил их: «за кого почитает Меня народ?» (Лк. 9: 18). Они отвечают по-разному, но важно, что они не говорят: «мессия». Затем Он прямо спросил учеников: «А вы за кого почитаете меня?» И получает прямой ответ от прямолинейного и искреннего Петра: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». (Мф. 16: 16). Петр не сказал: Сын Давида, как сказали фарисеи. Петр получил заслуженное благословение за свой ответ. А почему? Христос сразу же отвечает ему, потому что Петр получил это знание не от какого-то человека, «не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф. 16:17). Не от еврейского Яхве, не от Моисея и пророков, не от традиции и не от священных законов иудаизма, но как непосредственное откровение от Отца через Сына. Петр — это первый, от кого мы имеем какие-то сведения, которые не повторяют привычную болтовню о национальном герое, сыне Давида, которого они ожидали, и Христос видел, что Он был первым, кто недвусмысленно определил и утвердил истину.

Третий эпизод имеет отношение к Иоанну Крестителю, который находился в темнице в течение большей части служения Христа и поэтому не мог быть полностью информирован о нем. Иоанн был одинок и безутешен и имел все основания понимать, что его конец близок. Мрачные мысли и предчувствия охватили его, когда он обратился ко Христу: «Не Ты ли тот, кто должен прийти, или же нам ждать другого?» Это вопрос, который заслуживал откровенного и категорического ответа да или нет. Этот человек, который рисковал своей жизнью во имя праведности, простыми словами задал вопрос Христу: «Мессия ты или нет?» И Христос не ответил да или нет. Как это могло быть? Он был национальным героем, если это было вопросом Иоанна, и, возможно, так и было. От Иоанна, заключенного в темницу и мало знакомого со служением Христа, вряд ли можно было ожидать, что у него могла быть другая, отличная от традиционной, концепция мессии. Был ли какой-нибудь другой смысл в вопросе Иоанна? Итак, Христос не сказал и не мог сказать, что он был мессия, что означало бы, что Он претендует на роль национального героя — то самое, что он отвергал и чему постоянно сопротивлялся. И опять Христос не мог быть настолько неделикатным, чтобы предположить в своем ответе, что вопрос Иоанна мог подразумевать сомнения, касающиеся Его собственной подлинности, ибо ни тот, ни другой не мог забыть памятную сцену крещения на Иордане. Его настоящая мировая миссия, ее отличие от местного еврейского национализма, вероятно, не была ясно понята

Иоанном, и это, по-видимому, и было основанием для Его ответа. Более того, этот ответ был деликатным образом направлен на поддержку тягостно испытываемой веры Иоанна, бедного человека, который, возможно, понимал, что близок конец трудов всей его жизни, и нуждался в заверениях в том, что эти труды были не напрасны.

Ответ Христа последовал за изречением о том, что «дела говорят больше, чем слова» — «Пойди и скажи Иоанну, что слепые видят, а хромые ходят», и т. д. и «благословен тот, кто не будет обижен во Мне». В этом поистине был заключен достаточный ответ, заканчивающийся мягким намеком на уступку, которую Иоанн, если бы пожелал, мог принять. Затем следует замечательный панегирик Иоанну, демонстрирующий, что Христос думал о нем никак не меньше из-за его прямоты и откровенности по жизненно важной проблеме. Пафос ситуации тронул Христа с необычайной силой. Но в подобной ситуации было ли возможно для Христа ответить Иоанну определенно и положительно: «Да, я Мессия, Тот, кого ожидают евреи»? Он должен был сказать это Иоанну недвусмысленно и не уклоняясь от ответа. Был задан простой и честный вопрос, который означал для Иоанна больше, чем жизнь или смерть, и Христос предоставил собственные сведения о Себе в качестве ответа — ответа, который говорил сам за себя.

Дата добавления: 2015-08-21