О письмах святителя

Неизданные письма святителя Феофана Затворника

В истории Русской Православной Церкви XIX века святитель Феофан Затворник оставил выдающийся след. Его духовные сочинения, переводы с греческого и латинского широко известны и любимы, эпистолярное наследие занимает много томов, но, оказывается, еще не все материалы великого богослова и аскета обнародованы и опубликованы.

Предмет нашего интереса — письма к семье Бурачков, с которой Святитель переписывался с 1844 по 1893 год. Эта семья сыграла заметную роль в истории Российского флота. Ему отдало свои силы и таланты двенадцать моряков и кораблестроителей в четырех поколениях этого рода.

В поисках материалов, касающихся Могилева, откуда происходит род Бурачков, мне довелось познакомиться с «Записками игумена Ореста», напечатанными в качестве приложения ко второму тому «Археологического сборника документов», изданного в Вильно в 1867 году. Этот источник содержит факты из истории Православия в Белоруссии, и в частности, православного Могилева, упорно и порой героически сопротивлявшегося внедрению католицизма и унии. Уния, или соединение церквей греко-восточного обряда с Римом под юрисдикцией папы римского, была проведена на территории Речи Посполитой в 1596 году. Полоцкая православная епархия, существовавшая с 1104 года, формально была присоединена к унии. Могилев тогда входил в состав Полоцкой епархии. Игумен Орест сообщает о бунте жителей Могилева, когда они не впустили в город униатского архиепископа Иосафата Кунцевича в 1618 году. Дело, возбужденное Иосафатом против могилевских мещан, было отослано на реляцийный королевский суд, по решению которого зачинщики бунта должны были быть преданы смертной казни. Но из дальнейшего течения сего дела не видно, что осужденные были действительно казнены. Этим же декретом велено, «дабы могилевские церкви и монастыри с утварью... наданиями и фундушами, а также духовенство могилевское... православного вероисповедания были под управлением Полоцкого униатского архиепископа Иосафата». В противном случае им грозил штраф в 20 000 польских злотых и отобрание всех церквей. «Но поелику в Могилеве униатов жителей не было вовсе, — продолжает игумен Орест, — а православные не соглашались принять унию, то отобранные церкви все были запечатаны, кроме одной Спасской церкви, в которой униатские монахи ежедневно отправляли богослужение... до 1674 года... Могилевские мещане, не имея ни одной православной церкви, принуждены были в праздничные дни собираться на молитву в состроенные за городом из плетня шалаши; но и в оных католики не позволяли собираться... Когда Крестовоздвиженской церкви священник Захарий Заря в день Пасхи за Виленскими воротами на выгоне в плетневом шалаше совершал литургию, то во время причащения народа отряд польских жолнеров (солдат) бывших в шалаше разогнал, а священника, схватя, неизвестно куда завезли или убили».

Приход к власти нового короля в Польше, как правило, сопровождался ослаблением притеснений со стороны католиков и униатов. Вероятно, этим воспользовался один из родоначальников рода Бурачков. Крестовоздвиженская церковь была восстановлена и получила юридические права на существование «старанием пана Артемия Афанасовича Бурачка, бурмистра Могилевского», по привилею короля Августа II от 1 августа 1699 года.

Приверженность к Православию, утвердившаяся в трудные годы истории, передавалась из поколение в поколение. Праправнук Артемия Афанасьевича Степан Онисимович Бурачек (1800–1876), известный в свое время корабельный инженер, желая противодействовать разлагающему влиянию, как он выражался, «латинского Запада», начал, при поддержке своих единомышленников, издавать в 1840 году журнал «Маяк» («Маяк современного просвещения и образованности» издавался с 1840 по 1845 год. Всего вышло 72 номера). Одним из направлений этого журнала было распространение и утверждение идей Православия. Кроме этого, Степаном Онисимовичем было написано и опубликовано несколько работ духовного содержания. Среди авторов «Маяка» был и иеромонах Феофан (Говоров) — будущий святитель Феофан Затворник. Завязавшееся в 1844 году знакомство переросло в дружбу благодаря идейной близости и искренней православности всего семейства Степана Онисимовича. Встреча святителя с этой семьей, видимо, была предопределена. Бывать в дружной и гостеприимной семье Бурачков, где он всегда был радушно встречаем, стало потребностью Феофана, когда он приезжал или жил в Петербурге.

После кончины Степана Онисимовича Святитель помогал семье и материально. Все это делалось очень деликатно, подчеркнуто ненавязчиво. Регулярную переписку с членами семьи Бурачков Святитель поддерживал вплоть до своей кончины.

Еще при жизни, в 1892 году, святитель Феофан издал свои «Письма к разным лицам». После его кончины, в 1898 году, в Москве вышло в двух томах «Собрание писем святителя Феофана». В этом сборнике свыше 450 писем. В 1898–1901 годах Афонский Русский Пантелеимонов монастырь опубликовал под тем же названием в 8 выпусках 1471 письмо Святителя. Оказалось, что во всех изданиях письма к Бурачкам не публиковались за исключением письма от 8 января 1877 года (вып. 3, № 373). Отдельные выдержки из писем можно найти в работе профессора МДА И. Н. Корсунского «Преосвященнейший епископ Феофан. Биографический очерк» (М., 1895).

В 1990 году в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) в фонде № 34 Степана Онисимовича Бурачка обнаружены подлинные письма святителя Феофана (дела № 230, 440, 443, 453, 458, 470, 482, 483, 519–521). В основном они были адресованы членам семейства Бурачков.

Большинство писем, с которыми познакомится читатель, написаны Святителем в Вышенской пустыни в период затворничества. Письма человека, подобранные хронологически, становятся частью его автобиографии. В этом их ценность. Письма Святителя содержат советы, наставления, отражают разнообразнейшие его интересы, вплоть до политических. Они образны, в них много мягкого юмора и подтрунивания над собой. Они легко и с интересом читаются. Многие мысли его вполне приложимы к современности, советы поучительны, а наставления — конкретны. Чтение писем принесет читателю внутреннее успокоение, а их мягкий юмор и ироничность сделают его легким, непринужденным. Этому способствуют образность и своеобразие языка их автора. Хотя письма направлены конкретным людям, советы и поучения, высказанные в них, универсальны, как само Православие, а духовные основы, проявленные в этих советах, — просты, понятны и потому доходчивы и искренни. Святитель Феофан не только проповедовал, но и сам исполнял то, что говорил людям. Поэтому он свят.

В. В. Бурачек, Ю. М. Гупало

17 июня 1855 г.

Возлюбленный о Господе Евгений Степанович! (Евгений Степанович — старший сын Стефана Онисимовича, служил в это время на батарее адмирала Ф. И. Литке, защищавшей Кронштадт от нападения англо-французского флота.— Ю. Г.)

Бог в помощь!

Еще в прошлую пятницу я получил приказ — написать к Вам, но лености ради выполняю это уж ныне. Очень утешительно слышать, что Вы всегда храните присутствие духа и готовы все встретить с спокойствием. Помоги Вам Господи! Бывает, что много стреляют, да не попадут, а бывает, что и однажды стрельнет, да метко. Все в руке Божией. Кто на батарее, тот еще не обречен на смерть. Иной гулять пойдет, и не ворочается.

А в Одессе один (как бишь его?) целый день стоял против смерти и она не пришла. Жизнь дорога не долгожизнием, а прямотою своею. Кривая дорога жизни— и долгая, да никуда не гожа; а прямая — и короткая, любушка. Да благословит Вас Господь. Как приятно слышать, что у Вас там моления; а у нас объявление за объявлением о гуляниях. Вы пустынники — и молитесь. А мы миряне — и веселимся! Все в порядке вещей! Видно, что не унываем; но почему не унываем, не вдруг ответим. У Вас самих сильный Поборник: Благоверный Александр Невский. У него много силы. Стреляет без ружья и сечет без сабли, и загораживает без щита. Не диво, что наши баснописцы выдумали шапку-невидимку, небывалую. А тут диво! И видим, и стреляем, и рубим, и штыкуем — и все не берет. Аще Бог по нас, кто на ны. Проидохом сквозе огнь и воду — и извел ны еси в покой! Дивны дела Твоя, Господи! Обаче Боже поможи, а ты, мужичок, не лежи. Береженого Бог бережет. Да укрепит Вас Господь. Что-то даст нам Господь? Поучил Он нас Керчию и редутами; а теперь и утешил. Верно, не один проронил слезу и лишний положил поклончик, и это еще ничего. А верно, не у одного отпала надежда на свою силу. А когда сие отпадет, сейчас и является сила Божия. Слава Богу! Лукавый их расхвали! Вздумали приступ! Что, впрочем, утешительно. Первая у меня мысль по прочтении депеши была: слава Богу, что назначили Пелисье! (Жан Жак Пелисье — французский маршал. В начале 1855 года командовал в Крыму всеми силами французов. — Ю. Г.). Этот угорелый, верно, скоро порассорит всю свою армию. И скорее бы конец. Нынче вечером прошел слух — глухой — будто бы еще был приступ и тоже неудачно (для французов. — Ю. Г.). И не диво — нехристи — еще ожидают успеха!

Спасайтесь же и крепитесь. Желаю Вам всего доброго, а паче здоровья и благодушия.

Ваш молитвенник архим. Феофан

3 ноября 1856 г. Киево-Печерская Лавра

Добрые мои и приснопамятные Степан Онисимович и Елизавета Васильевна (жена Степана Онисимовича. — Ю. Г.) — с детками!

Спасайтесь, Бог в помощь! Се в Киеве — очищаюсь и освящаюсь. И есть чем. Тут, что ни шаг, то надобно креститься. Св. Лавра — истинная обитель Божия! Живу у о. наместника архим. Иоанна. А люди здесь! Что это за люди! Весь Ваш Питер — на мизинце каждый повесит. Все любовные, тихие. И это подряд. Один перед другим — наперегонки. О. Антоний здравствует. Вас здесь знают многие, хоть не лично. И Владыка помнит. Завтра служим с Владыкою. Приехал я в понедельник 29-го, а поехать думаю в понедельник 5-го. Дорога не без нужд. Но уже прошло и не помнится. Что-то Бог даст впредь? Одесса еще не близко, а море!! Молитесь! Воля Божия да будет. Кажется, мы едем путем долга...

Молите Бога о мне!

Ваш архим. Феофан. Киево-Печерская Лавра.

P.S. Се анекдот о памятнике Св. Владимиру. Бранились две женщины. Одна, истощивши все красивые слова, наконец ругнула: «Ты сестра князя Владимира» (он из бронзы — черный). Владыка не был на освящении его. Народу не нравится. И точно — это черное пятно в Киеве. И ехать мимо неприятно. Как бы хорошо снять Владимира и поставить другого, хоть Николая Первого. А св. Владимиру — церковь или часовню.

Да умудрит Господь предержащих!..

27 декабря 1876 г. Получено 4 января 1877 года.

Милость Божия буди с Вами, Евгений Степанович!

С глубокой скорбию встретил я весть о крутой болезни Степана Онисимовича. Спаси его Господи и помилуй. Пожил бы и еще. Обаче не наша, но Божия да будет воля.

Что он так благодушен в болезни, иного и ожидать нельзя. Он всегда был преданным в руки Божии. А кто таков, тот не морщится, что бы ни пришлось встретить в жизни. Если он отошел уже, будет молитвенником о нас.

Если здесь еще, здесь помолится. Всякая воля Господня да будет. Лучшее для нас никто так верно не знает, как Бог, все устрояющий.

Смерть не есть особенность какая — для некоторых будто это общая дорога. Нечего по случаю ее и тужить. Умирающие домой отправляются, на родину. А мы тут остаемся на чужбине. Так если скорбеть и плакать, о себе нам надо плакать.

Умирающие о Господе поступают в лучшую сферу жизни. Если б по смерти можно было бы спросить их: хочет ли опять в это тело, чтоб побыть с нами? Ни за что не согласится. Ибо там лучше. С нами же бывать они имеют позволение. И если Степан Онисимович отошел, то он, верно, тут с вами же, и дивится, что вы так горюете. Может быть, он и сердцу вашему что-либо говорит, да за скорбью и хлопотами не слышно то.

Мы обвыкли умерших воображать в могиле мрачной и сырой, как бы они чувствовали то. А их совсем нет в могиле. Они в другом месте, совсем не мрачном. Там их и воображать надо.

Когда умирает кто, что особого делается? Только то, что он вступает в новый образ существования. Но он есть так же, как и мы существуем. Следовательно, его можно представлять под видом того, кто из одной комнаты перешел в другую, и запер за собою дверь, и никого к себе не пускает. Он тут же, только видеть его нельзя. Дверь заперта.

Говорю все это на случай, если отошел Степан Онисимович.

Елизавете Васильевне мой привет. Господь да утешит ее. И всех красавиц. И Павла Степановича (сына Степана Онисимовича. — Ю. Г.).

Всех с праздником поздравляю и с Новым годом.

Благослови Вас Господи всяким благословением.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

8 января 1877 г., четверг

Милость Божия буди с Вами, Павел Степанович!

Упокой Господи душу усопшего раба Божия Стефана! Путь совершил добрый; путник радостно входит в родной дом. Плавание кончено; ненужная ладья разбита и брошена — а пловец пошел с накупленными товарами к Царю Града Великого, чтоб получить должный почет и барыши... с процентами.

А мы здесь сидим. Какая есть басня. Что Павлин с перьями своими величался пред другою птицею без перьев таких. А как пришла нужда лететь, та птица улетела, а Павлин остался на месте, только в зад посмотрел. Похоже? Степан Онисимович к Небу полетел, а мы тут сидим.

Ну что ж нам теперь — плакать или еще что? Я думаю, радоваться за нашего Степана Онисимовича. Слава Тебе Господи! Не будет уже более маяться на этой прескучной и прескудной всем Земле. Может быть, за себя поплакать надо? Не стоит. Много ли тут осталось? День, другой и сами туда пойдем. Я всегда был той мысли, что по умершим не траур надо надевать, а праздничные наряды — не заунывные петь песни, а служить благодарный молебен. У нас все кверху ногами перевернулось.

Что останкам — телу умершего, надо отдать некий почет, это совершенно справедливо. Но зачем у нас к этому телу обращаются как к живому лицу? Удивляться надо! У Господа все живы. И Степан Онисимович жив. Какой он там молодец, какой красавец, какой чистенький и светленький! Ежели взглянуть, засмотрелся бы... А мы, насмотревшись на тело его синеватое, глаза впалые и прочее... воображаем его таким... Этот самообман и раздирает сердце. Чтобы не раздирать сердце, надо этот обман разогнать... Потом придет в голову сырая могила... мрачная... увы! Бедный Степан Онисимович. А он в светлом месте, в состоянии полной отрады, свободный от всех связанностей — прелесть как ему хорошо!

К довершению горя думаешь: умер, не стало! А он и не думает переставать быть и так же есть, как накануне смерти; только ему хуже было, а теперь лучше. Что его не видят, это не потеря. Он бывает тут же... Отошедши быстродвижны, как мысль. Я думаю, что Степан Онисимович смотрит у меня из-за плеча, что я пишу, и верно, добреет все. Потом он сейчас к Вам порхнет... и если увидит, что вы хмуритесь, покачает головою. «Вот, — скажет, — мудрецы!.. ничего не видят, и видеть не хотят!»

Пишу все сие в утешение Вам и особенно Елизавете Васильевне. Надо переработать наши представления — и утешение будет с нами. Ну — немножко не сплакнуть и не сгрустнуть нельзя. Но силою представления <неразб.> нужно утешиться и совсем прогнать скорбь.

Матушка, Елизавета Васильевна! Степан Онисимович с вами, только иным образом. Извольте сему поверить и перестать крепко скорбеть.

Господь да утешит всех вас!.. и кавалеров с семействами и красавиц с четками и иголками.

Прошу молитвы.

Еп. Феофан.

7 февраля 1877 г.

Милость Божия буди с Вами, Евгений Степанович!

Так вот — свершилось все! Послал Бог благую кончину дорогому нашему Степану Онисимовичу. Слава Богу! Пойте благодарные молебны!

Что не успел он еще причаститься, это не может иметь влияния на ход дела его. Там преискреннее приобщится он Христа Господа, без посредства таинства. Благая надежда сия есть удел всех христиан, паче же внимавших, к числу коих и почивший принадлежал.

Скорбеть и печалиться об отошедших христианах христианам не следует. Не сплакнуть нельзя; но вера и упование да услаждают слезы сии — и превращают не в слезы горести, а в слезы утешения о Господе.

Если Ваши — скорбят, а не плачут, — это убийственно. Пусть лучше плачут. Пусть раздражают себя и гудут и слезы проливают, а этим убиваться грех. Это они оттого, что думают, что Степан Онисимович незнать где, а он в лучшем месте, — и оттуда часто домой приходит. Небось и обнимает всех любимых... только те не чуют. Я этому верю.

Катехизис писать не прочь, но время не пришло. Да Катехизис нельзя иначе писать, как вопросами и краткими определенными ответами. Никакой катехизис без объяснений удовлетворителен быть не может. Он есть только памятная запись. Для народа нужны беседы о вере — пространные, многословные, чтоб разными изворотами дать хоть мало понять таинства веры нашей. Так если я возьмусь когда, то возьмусь не за Катехизис, а за поучения, содержанием которых будет полное изложение веры. Теперь я занят. Нужно дотянуть толкование послания Св. Апостола Павла да Добротолюбие — состроить — наинужнейшее дело, и еще кое-что. Для поучений же тех надо очень от всего отрешиться.

Елизавете Васильевне, красавицам и всем — Божие благословение. Прошу Старицу благодушествовать. Головою теперь осталась. Когда голова зачнет кружиться — и крутиться, с прочими что будет?

Будьте здоровы и благодушны. Павлу Степановичу с семейством поклон и благословение.

С постом! Желаю провести его по-христиански.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

29 апреля 1877 г.

Милость Божия буди с Вами, Елизавета Алексеевна (зачеркнуто. — Ю. Г.) Васильевна!

(Я Вас Алексеевною провеличал — бывшая царица — царить Вам над собою.)

Христос Воскресе!

Виноват! День от дня — и как протянулся ответ, что и праздник едва на кончике захватить пришлось! Вы в начале, а я в конце поздравляю Вас с ним. Вообразим, что это один день Светлого Воскресения — утро и вечер... и счетам конец.

Теперь, я думаю, и у Вас уж улеглись чувства и давность времени довольно залечила рану. Спорить нечего, что она велика; но утешения веры нашей гораздо-гораздо больше. Что я писал Вам, писал совсем не по великой своей духовности, а потому, что сам испытал, когда батюшка и матушка умерли через две недели один от другой. При первой о сем вести будто Ангел Божий положил на сердце мысль: они ведь теперь стали ближе к тебе, только невидимы. Эта мысль подсекла всю горечь события — и ни одной потом слезинки... и это не по жестокости сердца, а по обилию Божия утешения. Вот я и делюсь со всеми сею великою истиною. А что это есть действительно истина, вера наша дает тому прямые основы.

Итак, благослови Вас Господи на новое житье — с тем же старцем, только вместо видимого — с невидимым. Он, верно, к Вам приходит и, конечно, что-нибудь говорит. Внимайте! Отшедшие говорят под ложечкою или прямо в сердце. Но наша способность внимать сему очень не развита. Во сне это удобней бывает.

Да у Вас какая перемена? Все то же. На балы не привыкли ездить, в театры — тоже. Дома — да дома. Ну и теперь тоже. Помолиться, да почитать, да побалагурить или поработать — вот и все. У вас монастырь — Вы игуменья, красавицы — послушницы. Ну и стройте все по-монастырски.

Благослови Вас Господи! Молите Бога о мне грешном.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

8 июля 1877 г.

Милость Божия буди с Вами, Ольга Степановна!

Вы столько на себя наговорили, что если стать налагать поклоны за все Ваши беззакония, то и четок недостанет, хоть собери их со всего света. Потому, полагаю, лучше оставить в стороне эту сторону.

Что касается до молитвы, то она есть главное дело и следует озаботиться поставить ее в чин. Сам я плохой молитвенник и, так же, как Вы, не умел владеть мыслями. Но, читая наставления Св. Отцов, требующих не развлеченной молитвы и указывающих способы к тому, верю, что такая молитва возможна; а что если ее нет, то вина на нас, что не умеем или не хотим взяться за дело, как должно.

Мне думается, что для успеха в этом надо положить прочную основу духовной жизни. Основа ее есть страх Божий или благоговейное настроение духа, при памяти Божией непрестанной и представлении не отходном, что живем и действуем перед лицом Бога вездесущего и всевидящего. Когда это установится внутри, тогда и молитва пойдет, как следует. Ибо молитва такова бывает, каков внутренний строй духа. Сюда и направить все.

Начало то, о каком сами говорите... память смерти и суда. Ее так надо набить в голову, чтобы и чуять непрестанно, будто стоишь на суде или у двери гроба. К сему приложить надо размышления о свойствах Божиих и делах — такое, которое проходило до сердца... И больше ничего. Только все это изволите сами делать, не ожидая ни книг, ни сторонних указаний. Никто не может поставить ума пред Богом, кроме самого ума. Пусть трудится и к Богу о сем взывает. И будет. Ибо милостив Бог.

Когда молитесь, навыкайте своей речью молиться, составляя ее применительно к своему состоянию и своим потребностям. Навыкайте также — иногда — ничего не говорить в молитве, кроме одного: «Ты видишь, Господи, что нужно душе моей. Будь милостив и даруй мне то...», и поклоны одни или... «Боже, милостив буди...»

Молитвы по молитвеннику надо употреблять, но не ограничиваться ими и не привязываться к ним. Это читательное молитвенное правило надо избрать и определить себе небольшое, как для вечера, так и для утра. Всякий раз начинать читать и в промежутках вставлять свои молитвы; и просто поклоны. «Помилуй, Господи, Владычица — помоги, Ангел Хранитель — охрани!» — конец всякой молитвы должен быть совершенное предание себя во власть Божию.

На день вот чем надо запастись. Выучить на память несколько псалмов и читать их (также и когда идти куда придется), — за делами, не подряд все, а так: взять стишок и все повторять его, размышляя, как бы высасывая сок из него, до тех пор, пока он будет давать мысли и чувства. Когда перестанет давать это, брать другой стишок и то же делать. Так целый день.

И молитвы, которые войдут в молитвенное правило, надо выучить на память, чтобы совсем и в руки не брать молитвенника, чтобы в ходу была вся память и мысль.

Если приложить труд заняться этим делом, то, думается, благоговейность скоро осядет в духе, и пойдет все како по маслицу.

В церковь ходить — доброе дело. Нигде дух молитвенный не может так разыграться, как в церкви. Тут все к тому уж и прилажено. Только бы не увлечься показностью. Тут надо убедить душу свою, что ходить в церковь яко крайне грешным, грехи отмаливать, им же нет числа, — каковой тяготы на себя другие не емлют. Епитимьи несем; потому тут нечем пофанфаронить. Это есть публичное самообличение.

На молитве лучше стоять немного, а дух молитвенный иметь неотходным.

И читать много не надо — а немножко, лишь схватить мысль возбудительную. С этой мыслью и носиться потом, пока она тревожит и действует в сердце. В это время можно и стишков псалма не читать.

За работой больше всего надо сидеть... Египетские старцы с утра до третьего часа (пополудни 9-го) все сидели за работой — и почти весь день были за работой... Для молитвы отнималось время у сна: половину ночи молились, а половину спали. Работа вещь предельно полезная: и мысли покойней, и скуке нет места.

Приятелей посещать с праздными беседами — вещь никуда негодная, а между тем самая разорительная для добрых настроений.

О молитве — «В словах к Владимирской пастве» (сочинение Святителя. — Ю. Г.) — есть кое-что...

Елизавете Васильевне поклон и полные мои благожелания. Добре делает, что не пишет. Пишите Вы. А она пусть игуменствует.

Сестрицам Вашим и братцам Божие благословение. Всех вам всем благожеланий от Господа.

Молитесь о моей великогрешности.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

1 октября 1877 г.

Милость Божия буди с Вами, Ольга Степановна!

Виноват. Замешкался немного. Мне совсем не скучно читать Ваши письма и не тяжело отвечать. Пишите, когда будет охота. Этим доставите мне немалое удовольствие.

Мысли не слушаются Вас. Пусть, но Вы все-таки не бросайте загонять их домой. Я не помню, прошлый раз писал я Вам, чтоб страх Божий возгреть. Если не писал, так вот рецепт: страх Божий. В школе, помню, до прихода учителя мы на головах ходили. Но как только учитель показывался, все по местам и ни гу-гу! То же сделает и страх Божий, когда появится в душе. Все там в струнку встанет. Так и извольте взыскать сего учителя трезвения и поставить в храмине сердца своего. Как? И своим рассуждением, и молитвой. Ибо истинный страх есть дар Духа Святого.

Когда на молитве уйдет ум, то, воротив его, заставляйте повторить все, что без него прочитано из молитвы. Так пишут старцы. И это пригодное средство. И тут труд. Надо себя нудить.

Что рукодельничаете — прелесть как хорошо. Тщеславие тут прививающееся отгоняйте самоукорением, говоря себе: «Тебе не так следовало сделать, а в сто раз лучше». А что хорошо выходит работа, так и должно. Худо — зачем и работать?

Стишок один повторять навыкайте. Лучше всего — молитву Иисусову. И все с Господом ведите речь. Надо ломать себя и обучать. Само собой ничего не придет.

Жития святых читать — добре, что я писал: «читать немного» — это вот что: прочитаете утром Евангелие и Апостол дневной и довольно. Но не читайте только, а рассуждайте. Возьмите одно место из Евангелия или Апостола и рассуждайте о нем, пока падет мысль на сердце и займет его. Сие значит питать душу. А прочее чтение будет то же, что проветривание души.

Елизавете Васильевне поклон теплый и усердный. Сны ее не выражают действительности; и нечего смущать себя ими. Что там — закрыто от нас. Может быть и то, что сон намекает. Только снам верить не следует. Усугубить молитву. Ибо она всем пригожа. Он (Подразумевается Степан Онисимович. — Ю. Г.) там о нас молится, а мы о нем здесь. И добре будет. Упования же нашего, что труд его не тщетен был, не станем терять из-за снов. В снах и враг свои манеры строит. Им всем надо говорить: «Проходи дальше!»

От всей души желаю успокоения и утешения Вашей Игуменье.

Всем красавицам — Божие благословение. Будущим генералам с семействами их — всякой помощи от Господа. Покров Матери Божией буди простерт над всеми вами.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

5 апреля 1878 года.

Милость Божия буди с Вами!

Благодарствую за поздравление с именинами и благожелания.

Мое здравие не што. Но томит правую ногу ревматизм, с которым понемногу управляюсь электромагнитною машинкою.

Посылаю Вам обещанный 118-й Псалом в 3-х экземплярах, из коих 2 — кавалерам, коим желаю запасаться и силами, чтоб побить пакостных англичан, так бессовестно задирающих и мутящих все дело.

Благослови Вас Господь всякими благословениями.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

10 ноября 1878 г.

Милость Божия буди с Вами, Ольга Степановна!

Спешу ответить Вам. Тако много интересного в Ваших заявлениях...

Теперь — Ваше собственное дело. Все, что знаю, — к Вашим услугам. Пишите, и на все получите посильный ответ. Но сие ведайте, что все, что ни буду писать, все то будет лишь доброжелательный совет без всяких обязательств следовать тому. Следование оставляется на Ваш выбор и Ваше усмотрение. Говорю так потому, что настоящим руководителем быть не умею, а так потаракать нешто — с удовольствием это делаю. Сами ищите. Руководит слово Божие, руководят отеческие писания и духовные отцы; но идти надо Вам самим. И сие ведайте, что, если будете внимать себе и Господу, то самое шествие гораздо более будет Вам подавать указаний, чем сторонний совет. Тут всегда остается только одно — проверить в беседе с кем-либо указания опыта: ибо враг есть. И шагать. Благослови Вас Господи! Дух жизни — ревность по Богу. Она есть: и берегите ее и возгревайте. Первый толчок, как говорите, дан смертью Степана Онисимовича. Сие событие и держите паче в уме, как возбудитель...

Смерть и по смерти суд суть главные решающие нашу участь моменты. Наше первое усилие должно состоять в том, чтобы стать перед Господом умом своим в сердце. Но стоять перед Господом должно, како осужденнику, который смертную казнь считает делом решенным. Так надо утвердиться нам в мысли, что мы уже присуждены к аду за грехи свои и како таковым нам следует стоять пред Господом Спасителем и молить: «О Господи! Спаси! Погибаю!» И из этой мысли никогда не выходить. Это самая выгодная позиция в духовной нашей брани и даже единственно выгодная. Извольте внять сему и вымолить себе у Господа чувство безответной осужденности перед Ним. Это первый пункт, который, если не будет установлен, все последующее пойдет криво. У нас непрестанно на языке: «грешен, грешен». Но надо привлечь на себя и осуждение за грех и восчувствовать его. Пусть звучит в ушах: «отойди» или: «а неключимого раба вверзите во тьму».

Все неисправности в духовной жизни зависят от неисправности в этом пункте. Потрудитесь воздать сему и исправить сей пункт. И сами увидите, как все другие неисправности одна за другой начнут исчезать. Сейчас же за сие держитесь. Средства — размышление и молитва.

Вопрос о духовнике. Извольте рассудить. Священство одно, хоть священников много. В исповеди принимает исповедь Господь через ухо духовника. И разрешение дает Господь: язык духовника только орудие. Так скольким духовникам ни исповедовались бы Вы, все настоящий духовник один — Господь. Веря в сие, не имейте нужды повторять на исповеди то, что уже сказано другому духовнику, а равно и то сказывать, что Вы и другого имеете духовника, которому исповедовались: ибо все сие к существу исповеди не относится. К двум духовникам в одно говение не следует обращаться, если нет крайней нужды. А иметь двух духовников, чтоб исповедоваться у них по нужде в разное время, ничего не имеет неуместного. У Вас же он оправдывается тем, что у о.Алексея можно лишний раз поговеть. И добре! Пусть оба! Сказывать же им об этом нет нужды. Это к существу исповеди не относится.

Вы хотите рассказать мне всю свою жизнь. Никакой не настает в этом надобности. Вы уже рассказали все, — и Господь знает, что ничего не скрываете и скрывать не хотите. Прибавить к этому нечего. Ибо в этом суть дела. На страшном суде Господь будет судить, Который уже знает, что Вы ничего не утаили. И конец делу! Я буду Вам говорить, что окажется нужным по текущим потребностям души Вашей.

Наконец, у Вас речь о молитве. Молитва — главное. Что дыхание в теле, то молитва в духе. Об ней и вся забота. Апостол указал, что она должна быть непрестанна. И надо, непременно надо, сделать ее такою. Как? Посредством молитвенного усердного труда. Непрестанную молитву Господь дает. Но если не будет кто сам трудиться всеусильно, до поту и до упада, то не даст. Следовательно, дело за собственным нашим молитвенным трудом. Как же тут быть? Надобен труд и пот, а Вы больны; извольте вот как уладить сие. Определите посильное телесное производство молитвований, а все преутруждайте себя обратить на душу, на сосредоточение внимания и сокрушение. Делайте так: не определяйте числа поклонов и молитв, а время определите: сколько утром пребывать на молитве, сколько вечером, сколько днем, в какие-либо часы. Это сами определите. Положите четверть часа или полчаса утром и вечером, а днем минут по пять или десять. Это примерно. Определите тако, чтоб тут легкости не было места, а было некое насилие себя: ибо в Царствие Божие идут те, кто нудит себя. Определив это, затем исполняйте так: часть времени стойте прямо, часть на коленях, часть можно на стуле сидеть. Как Вы немощны, то можно, как только почувствуете в каком-либо положении утомление, тотчас переменяйте его. А можно так: разделить все положенное для молитвы время на три части — и исполнять по одной части в каждом положении. Это все как уладится, и много над этим думать нечего и можно относящееся сюда изменять, не стесняя себя.

Это одно. Другое — молитвословие. Можно читать молитвы из молитвенника, по книге или лучше на память; можно псалмы читать; можно свою говорить молитву, по текущей нужде, не хитрым, а детским словом. Лучше же всего оставить все молитвы, а говорить только: «Господи помилуй! Боже милостив буди мне! Господи, Ангел Хранитель, Святая Троица, помилуй!» Так все время, заботясь об одном, чтобы не язык только произносил сии слова, но и сердце чувствовало. Но наперед утвердитесь в том, о чем прописано вначале, что Вы осужденница. Тогда нечего будет и слов много тратить, и останется только вопить: «Боже милостив буди!» Тогда вся молитва сократится в сие: «Господи, дай мне время покаяться так, чтобы не быть осужденным на Суде Твоем!» Затем скажи: «Научи, как мне сделать, чтоб изгладились все грехи мои и я не была осуждена Тобою на Суде». Тако потом и понимать значение своей жизни — что она дана лишь на исправление грехов. И во все время — не молитвенное — так себя имети, как осужденницу, которой милостивый Господь оставил несколько времени, чтобы загладить грехи... И все пойте из сердца: «Господи, помилуй! И научи, что мне сделать, чтобы помилование заслужить!» Потрудитесь так наладиться. Вся наша беда в сытости, сыты собою — и лежим растянувшись и всхрапываем. Прописанный прием не дает заснуть и развалиться, а заставит кричать и кричать!

Когда добьетесь сего, тогда в себе самой будете иметь будильника — учителя! Благослови Господи.

Молитве Иисусовой навыкновение в это же время придет. Но не в словах сила; а в умном Господу предстоянии. Слова же при сем могут быть и сии, — и другие какие, и совсем не быть, а бысть одно Господу предстояние со страхом и благоговейством.

Как хотите, извольте, — прежде всего, так установится. Это на Вашу долю. Меня заняло Ваше слово о Софье Степановне. Показалось, будто она не любит чернецов и черниц. Неужто это так?! Умнице не следует допускать таких чувств: ибо они обличают грубое неведение дела черничества. Но ведь когда я поминал о черничках, то под ними разумел не монахинь. Верно, Вы их не видели. Это благочестивые девушки, которые живут по селам и деревням и городам, Богу молятся и содержатся трудами своими. Они живут то поодиночке, то вдвоем и втроем, а то и больше. Ваше положение точь-в-точь таково, и нечего тут дичиться.

Всем вам всех благ от Господа желаю. Господь да благословит вас. Молите Бога и о моей всегрешности. Кавалерам поклон и Божье благословение. А матушке Игуменье вашей паче всех.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

15 января 1879 г.

Милость Божия буди с Вами!

Слава тебе, Господи! Вот Вы положили доброе начало. Смотрите же тяните не отставая, и тем паче не ворочайте вспять. Главное, чтобы усердие было: надо с живостью теплою все делать. Ни тепло, ни холодно — худо, не любит Господь. Разжигать себя надо благопомышлениями о вещах Божеских... особенно во время молитвы. Между сими помышлениями, даст Бог, обретутся зажигательные. Такие отмечайте и чаще их вращайте в уме. Бывают и образы возбудительные, и их хранить надо. На эту пору, пока утвердитесь во внутренней молитве и во внутрипребывании, — читайте все только о молитвах и о внутренней жизни. Вот что: «Исихия о трезвении» — есть на русском издания Афонцев, а то в «Добротолюбии» славянском Филофея Синайского... Нила о молитве, в Лествице — о молитве же, Исаака Сирина... — слова того же свойства... В «Добротолюбии» русском — Марка-подвижника, Евагрия. Да и везде, где только в достопамятных сказаниях Иоанна Колова найдете о молитве и внутренней жизни, читайте то. Понемногу, но доводя все до чувства. Только то читаемое питает, которое в сердце входит.

Молясь, в сердце стойте вниманием. Надо и некое напряжение к тому употреблять. Но не сильно. Когда появится какое чувство на сердце, не говорите: «а вот оно — дошла наконец». За это чувство уйдет. Все делайте в простоте веры, ничего себе не присвояя, а всего от Господа ожидая и все к Нему относя.

Чего добиваться? Чтоб водворилось в сердце постоянное чувство к Господу — теплое, так, чтобы чуялось, будто кто держит за сердце. Это состояние Господь сам дает. Никакие подвиги и приемы не добудут его. Господь даст, но ищущим. И ищите. Вы уже ищите. Ищите же бесперечь, не перерывая, — и обрящете: ибо так обетовал Господь. А когда и как обрящете, то это один Господь знает. Может быть скоро; может быть нескоро. Только пока не придет это, страстям внутри конца не будет. Условие успеха — сокрушение и смирение, постоянное и глубокое чувство никуданегодности и праведной подсудности, теплое и верующее прибегание к Господу, единому Спасителю, к Матери Божией и Ангелу Хранителю. Так как Вы обращали мысли к Господу в простоте веры — добьетесь. Делайте почаще так: вот сейчас смерть, а по смерти — суд. Стойте на сем суде перед лицем Господа, и взывайте: «О Господи, спаси же!» Что скажет Господь в сей решительный час? Что скажет, то запечатлеется на всю вечность. Почему всеми старцами почиталось самым лучшим местом для молитвы — стояние на суде в тот момент, как готово изойти из уст Его решительное: «приди, или отойди». А неключимым: «связавши, вверзите во тьму кромешную!»

Надо ломать себя и тереть, чтоб отошло чувство. Тело надо держать в струнку. Старцы пишут: «Не позволяй себе распускать членов»... Это при стоянии, сидении, хождении и даже лежании — всегда оно должно быть в некоем напряжении. От этого мысли не так расплываются. Да дарует Вам Господь быть как Святой Пророк Давид: «предзрех Господа предо мною, яко одесную мене есть».

Кажется, я вам все прописал. Труд, терпение и постоянство, неотступное деланье всегда приводит к концу. А если так, что ныне жарко, а завтра — чуть с ноги на ногу, или совсем оставить, ничего не выйдет. Надо, взявшись, добиваться до конца.

Что приходило Вам на мысль записывать, что бывает днем, это хорошо. Но ко мне присылать нет нужды. А так сами потом обсуждайте, отчего то и другое было и как в другой раз помешать ему. Если при этом встретите что затруднительное, пишите ко мне. Помыслы недобрые, как только замечены, тотчас должны быть отогнаны без жалости, и вслед за тем принесено покаяние внутреннее Господу Всевидящему. Это всякий раз, чтоб никакой вины на душе не оставалось и ничего недоброго в ней не было, ни на одно мгновение. Вниманием все — в сердце стоять, и как покажется что недоброе, тотчас по голове сию змию.

Желаю Вам не охладеть, а потрудиться усердно. И не только потрудиться, но и достигнуть желаемого.

Старице, и всем сестрам и кавалерам Божье благословение. Всех — с Новым годом поздравляю.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

24 апреля 1879 г.

Христос воскресе!

Милость Божия буди с Вами.

Прошу прислушать, почему я так скоро Вам отвечаю. Первое Ваше письмо получено как раз перед моим отъездом; а второе по возвращении; но тут мы стали залиты водой и не посылали в город по причине двух рек и нескольких оврагов. Так доселе.

Куда ездил? В Тамбов. Зачем? Стал слепнуть правый глаз. Мне сказали, что это или вода (глаукома, по-гречески glaukos — «светло-зеленый», повышенное глазное давление; народное название — «зеленая вода», «темная вода». Без лечения приводит к слепоте. — Ю. Г.) или катаракта. Если вода, надо поспешить лечением. Пропустишь срок и глаз потеряешь. Вот и бегал в Тамбов (200 верст от нас) спросить, что за причина. Там нашли, что не вода, а катаракта. Пусть-де зреет. Через год или более созреет, то есть глаз совсем ослепнет; тогда надо принять операцию, и зрение пойдет своим чередом. Растущая катаракта никакой боли не причиняет и не мешает левому глазу смотреть и видеть все исправно. Выходит, беда не велика!

Отвечаю на Ваше первое письмо. Порядок дня очень в порядке. Не найдете ли возможным прибавить — вести запись добрых и назидательных мыслей, рождающихся при чтении и во время молитвы. Особую тетрадь заводите. Не следует сочинять, а только те мысли и писать, которые сами собой рождаются и назидают. Это не может быть всякий день, а когда пошлет Бог, тогда и записывать.

Язык — враг Ваш. И пусторечивое балагурство дурно; а осуждение и злословие — грех, Бога прогневляющий. Вы хорошо сознаете это. Трудитесь же отвыкнуть и Бога о сем молите. Когда умываетесь, читайте какой-либо псалом на память, так же и в другое время, когда завидите, что возьмет балагурство. Против пересудов попросите сестер, чтобы они Вас оговаривали: «Эй! судья всемирный!» А Вы отвечайте: «Ах! Виновата, сестринушки! Простите! Не буду!» Боритесь всячески. Бог поможет — отойдет привычка. Постоянно надо чувствовать свою греховность — не на молитвах только, а всегда. Так в сердце иметь себя осужденницею, над которой вот-вот прогремит грозное: «Неключимую свяжите и вверзите во тьму кромешную!» Если будете держать сие в мысли и чувстве — не повернется язык злословить.

Пересуды и настойчивый навык, — и резкое слово и еще Игуменье (своей матери. — Ю. Г.) означает, что Вы гордячка, своенравница и властолюбица. Из рук вон это нехорошо. Выходит — Ваши слова: грешница, никуда негодная и прочие... — только слова. На сердце имеете совсем другое. Извольте же вникнуть в это раздвоение — поспешите и чувства привести в согласие с речами. Я не сомневаюсь, что по временам Вы чувствуете свою грешность; но это чувство сверху, от мыслей находит, а не из глубины сердца выходит. Чтоб это было, надо чаще думать и чувствовать греховность. Чувство это сверху и сойдет вовнутрь. И добре пойдет.

Что учите Евангелие — добре и предобре. У Св. Пахомия всякий приходящий в обитель должен был непременно выучить на память Псалтырь и Новый Завет. И у них было законом: сидишь ли или идешь, или работаешь — читай Псалтырь или Евангелие и Апостол. Благослови Господь продолжать Вам сие дело и довести до конца. Когда приходит охлаждение, надо тереть себя и внешними трудами, и внутренними упражнениями; но никак не оставлять себя на произвол. Тут враг подходит и влагает желания и решения самоугодливые, от Бога отводящие. Чтоб не засели глубоко такие решения, надо поскорей прогнать холодность и восстановить тот жар ревности, который и попалит то вражье терние. Блюдите, како опасно ходите.

Мечтательность и блуждание мыслей то же в душе, внутренно, что балагурство внешне. И пресекаются они вместе. Суть дела в том, чтобы установиться вниманием в сердце и стоять там перед лицом Господа в благоговении, страхе и сокрушении. Когда это достигнете, тогда и ток мыслей прекратится. Душа внимательно будет стоять в струнку пред Господом, как солдат пред начальником. Другого пути к пресечению тока мыслей нет. Следовательно, извольте на это устремить все свое старание. Само собой это не приходит, а требуется труд мысленный, напряжение памятовать о Господе непрестанно, что есть близ и око Его всевидящее устремлено в сердце наше. Молитва Иисусова есть способ к сему непрестанному памятованию. И потому именно и стоит в ряду самых благопотребных духовных деланий. Трудитесь, но и Господа самого молите даровать Вам силу непрестанно стоять пред Ним, не поблажая движению мыслей. Придет срок, когда и в душе прекратится ток мыслей, как у кровоточивой ток крови. Благослови Господи и помоги. С ретивостью надо взяться. Вялость губит труды. Для мысленного труда не требуется здоровое тело. Напротив, нездоровое еще лучше для того. От вялости мысленного делания — и нерадение, забвение и нечувствие, которые все вместе означают смерть душевную, а по частям — предсмертное ее томление.

Второе письмо. Молодец Вы! Вот так молодец! Какой бы Вам орден придумать за Ваш подвиг? А надо бы. Да что, Вы несколько слабо действовали. Что слова? Следовало схватить палку, да посуковатей, и ну возить всех. Вот у них было бы полное торжество! Читайте в Отечнике: приходит ученик к старцу и говорит: «Что это у нас делается? Тот вон что делает, а этот — вот что». И пошел честить. Старец говорит ему: «Что ж ты смотришь? Возьми палку и дуй их всех». Ученик ответил: «Как же можно. Разве я начальник?» Тогда старец прибавил: «Когда ты не начальник, то какое тебе дело, как кто живет и что делает? Сиди в келье и оплакивай свои грехи». Извольте эту историйку почаще вращать в памяти, чтоб опять не нагородить чего подобного. И дома-то не извольте вмешиваться ни во что. Есть Игуменья и пусть и распоряжается. В чем же будет у Вас своей вины отречение? Кайтесь, плачьте и молите Господа простить и впредь избавить от такого греха. Помоги Вам Господи избавиться от этого худого нрава и сделаться шелковенькою, то есть кроткой-прекроткой, будто нет Вас; а станете говорить — что водица журчит приятным журчанием.

Статей Степана Онисимовича жду и с удовольствием буду их просматривать. Матушке Игуменье — всякого утешения от Господа желаю. Покорнейшее к ней прошение — не позволять послушнице Ольге резкие делать ответы, и если она согрешит в этом, налагать на нее епитимью всякий раз.

Всем сестрам — Божье благословение! Сестринушки! Когда послушница, своенравная Ольга, зачнет балагурить и пересуждать, вы все на нее нападайте и хорошенько ее самую отчестите. Авось хоть этим способом отучится она от злословия своего. Вы ей добро сделаете. Она сама жалеет, что язычок-то у ней слишком поворотлив и проворен.

Буди Божие благословение и на кавалеров со семействами их.

Всех вас да покрывает и согревает милость Божия, наипаче же Ольгу Степановну, — да взявшись за рало, не озирайтесь вспять.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

20 июля 1879 г.

Милость Божия буди с Вами!

Немножко замешкал я ответом. Виноват. Дельце зашло...

Ревность в деле Божьем, если она иногда ослабевает, не забывайте подогревать: ибо она корень жизни, как паровоз на чугунке. Чем подогревать? То страхом: ныне-завтра смерть, а за нею отчет во всякой минуте; то упованием Божия наследия, как законной Его дщери, не посрамившей звания своего; то любовию ко Отцу своему Небесному, готовою скорее умереть, нежели допустить что-либо неисправимое пред лицом Его, всевидящего и все содержащего. Очень много способствует к подогреванию ревности, если держать в уме, что делу Божьему только ныне положено начало. Уж так у нас завелось, что, когда начинаем что, много ревности имеем к начатому, а когда побудем в деле довольно, ревность слабеет. Так вот и придумали старцы, чтоб желающий ревность свою сохранить в силе всякое утро поставлял себя в сознание, что он только начал дело Божье, а прежде ничего в этом роде не делал.

Когда установится такое помышление, тогда и гордость или самомнение не будут иметь опоры и начнут испаряться. К этому паче всего способствует и то, если поглубже вникать в себя будете и построже замечать свои неисправности и промахи. Это Вы уже и делаете. Поминаю, чтоб усердней делали. Гордость — многоглавый змий и имеет такие оттенки, что не различить от безгрешных. Молиться подобает, чтоб Господь очи дал узреть, и желайте с силою искренности. Успех духовный безусловно зависит от погашения гордости и укоренения и смирения. Это безошибочная терка!

Что заучиваете Евангелие и Псалмы — добре. Помоги Вам Господи и помнить все и разуметь и чувствовать!

Добре и то, что стали записывать приходящие добрые мысли. Самые лучшие из них те, которые сами собою приходят, а не выдавливаются напряжением ума. Отмечайте их крестиком.

В молитве терпите, бодрствующе в ней. И стоять на молитве надо порядочно-таки, и днем сколько можно быть в молитвенном настроении: ибо Бог существенно везде есть, все видит и все содержит.

Внешнее, конечно, всегда должно быть исправно. Надо подгонять под него и внутреннее. Но лучше, когда внешнее выходит из внутреннего и они сливаются, как у детей. У детей нет этого разделения. Оно только у нас, больших, образуется потому, что бывает необходимо не ударять лицом в грязь. Будем молиться: «Прииди и вселися в ны». Тогда всякому раздвоению конец. Помоги Вам Господи! Тогда и с мыслями пойдет управа настоящая; а то они все резвятся, как дети.

Посылаю Вам книги Симеона Нового Богослова и маленький сборничек о молитве. Без подписи. Извольте сами подписывать: получили такого-то числа, оттуда-то.

Старице Божией — усердный поклон и полные благожелания. И всем красавицам послушницам Божие благословение. И кавалерам с семействами. Всех спаси Господи. Будьте здоровы и веселы. Всех Вам благ от Господа желаю.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

3 марта 1880 г.

Милость Божия буди с Вами!

Так вот что — болели. Ну слава Богу, что выздоровела. Помоги Вам Господи не болеть больше... Если то найдет Он пригодным для Вашего спасения. Радуюсь Вашими семейными радостями.

Благослови Господи новорожденных — Евгениевну и Павловича, с их отцами, матерями, братьями и сестрами.

Расползлись вы во время хлопот и болезни. Теперь, Бог даст, соберетесь в пост!.. Благослови Господи поговеть Вам хорошенько. Что память слаба — что делать. У гомеопатов есть средство. Попробуйте. Помолюсь и я, чтоб Господь восстановил Вашу память в правах ее. Посылаю «Послание к Ефесянам».

У меня есть покорнейшая просьба к Евгению Степановичу или Павлу Степановичу, или к обоим. Дело вот в чем. Есть там какой-то Пашков, ученик Редстока* и распространитель его ереси. Берет на него лютость, но пронять его нечем, потому что не знаю его суемудрия. От писавших о нем я знаю несколько его фраз; но чтобы точно его понять, надо бы побольше узнать. Вот мне и пришло на мысль попросить кого-либо из кавалеров, а то и их обоих, чтоб разведали. Сделать это удобно. В доме Пашкова, кажется, в воскресенье вечером бывают так называемые чтения, где он, читая Евангелие или еще что, разглагольствует в духе своего мудрования. Вход тогда всем открыт. Так вот и забрались бы туда кавалеры для рекогносцировки. Не раз побывать, а подольше походить, с самим Пашковым завести речь, и выпытать. Он толкует только: покайтесь и веруйте в Евангелие. Но что за этою хорошею ширмою скрывается, того он не говорит. Говоря о Спасителе, к себе привлекает... а когда увлечет — секту собьет. Настает крайняя нужда разоблачить его. А для этого надо его растребушить, надо вызнать сокровенные его верования. Вот план для этого... Действует кто-либо из кавалеров. Первое и второе посещение — слушательное, только дать себя заметить. Потом, как иные из приходящих обращаются к нему с вопросами, обратиться и себе — с каким-нибудь простеньким, а другой раз помудренее... и так далее... и вытянуть таким образом его признание. Например, он говорит: «кайтесь!» Можно спросить: а исповедоваться надо ли? Нужно ли получить разрешение? И подобное. Исповедовавшись, надо ли причаститься? Я полагаю, что он о Таинствах худо понимает, также и о Церкви, о Святых. Но все это у меня заключения от Редстока. Надо бы от него самого услышать. Так вот моя просьба. Все услышанное прийти домой и записать, а потом на Вышу прислать, а Выша будет книжки писать, или брошюрки по услышанному, или одну книгу «Разоблаченный Пашков». Мне думается что задача сия очень не мудрена, а много полезна. Вот и прошу покорно о сем кавалеров. И Вы уговорите их сделать это всенепременно. Разговоры вести без возражений, будто искренно верующему, а то заряд пропадет. («Кавалеры» — Евгений Степанович и Павел Степанович — не выполнили поручения Святителя, который не знал, что, будучи офицерами, капитанами 1-го ранга, они не могли являться к Пашкову в форме. За посещение сомнительных собраний они могли получить порицание. Гражданскую одежду офицеры могли носить только дома. За появление в ней вне дома грозило наказание вплоть до ареста. — Ю. Г.)

Елизавете Васильевне, всем красавицам и кавалерам поклон и полные благожелания.

Благослови Вас Господи.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

27 марта 1880 г.

Милость Божия буди с Вами!

Посылаю Вам 15 экземпляров оттисков письма против душегубца Пашкова с покорнейшей просьбой — вручить их генералиссимусам и генерал-адмиралам (Евгению Степановичу и Павлу Степановичу. — Ю. Г.) с нижайшим наказом — распространить их среди лиц, затронутых завиральными мудрствованиями означенного архиеретика. Вам самим тут нечего читать — разве на поглядение оставьте себе один... и кавалерам тоже, а прочие все пусть раздадут, да не зря, а чтобы в цель попадало.

Вот о чем я просил кавалеров — чтоб доставляли материалы для подобных писем. У меня есть еще фразы две-три означенного беса. Но их мало для письма. И вот жду от кого-либо: подайте Христа ради. Доложите Евгению и Павлу Степановичам, что требуются не общие протестантские бредни, а именно фразы самого Пашкова, вроде тех, что в письмах: «Исповедуй Христа, и Он вселится в тебя». Пожалуйста, убедите их взяться за это дело. Наши часто спят, презирая дело... А оно разыгрывается не на шутку. Скоро пол-Питера будет пашковщина.

Больше не имею, что Вам сказать. Только изъявить пастве слать всей благожелания... И старице-Игуменье добрейшей Елизавете Васильевне, и всем красавицам, и кавалерам с чады или с семьями.

Даруй Господи и нам спастись и здоровыми быть.

Спасайтесь. Прошу молитвы.

Еп. Феофан.

18 мая 1880 г.

Милость Божия буди с Вами.

Премного благодарен за сообщения о ереси Пашкова. Становится все ясней... И я против них кое-что кропаю. Потом и против Вами присланных что-нибудь напишу. Благодарствую. Разыскивайте больше... и пишите. Благодарствую о. Алексею. Он поточнее может выразить мысли с той стороны, коею они идут против догматов Святой Веры...

Вы сами хотите посещать. Добре. Но смотрите не заразитесь. Дух прелести обольстителен. Видите, как у них хорошо! Уверуйся и лежи на боку: ни дел не нужно, ни страхов; рай цель их. Пустите в оборот фразу о том, как они молятся. Мы кладем крестное знамения и делаем поклон, а они задницу отставляют, уткнув рыло (личико) в ладони и став на колени пред стулом, на коем сидели. Потихоньку, на ушко передайте тому, другому... — и пойдет...

Всем вам и вашим всеусердное благожелание и Божие благословение. Да мужается старица.

Спасайтесь.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

7 августа 1880 г.

Милость Божия буди с Вами!

Увы! как долго я не отвечал Вам на Ваше последнее письмо. Виноват!

Ну вот видели премудрого крикуна?! И, однако, этот недалекий во всех отношениях и только толстокарманный может образовать секту, если правительство не возьмет мер, чтоб Пашков не распространял между народом, что он имеет позволение от Государя и Митрополита — проповедовать. Говорит еще, что ему является Христос и велит проповедовать, и что в нем говорит Христос. При таких преимуществах очень не дивно сбить с толку простонародье. Избави нас Господи от этой беды.

Что Вы ощущали в доме крикуна, то так и ожидать следовало. Мне приходит на ум, что в нем действует какой-либо из тех духов, которые кружат голову нашим спиритам. А это ведь известно какие духи.

Благодарствую за сообщенные мне записки В. А. Иордань и Орловой. Первая очень много значит. Когда бы удостовериться, молятся ли они дома, кроме этого пения с тилиликанием?! Если нет, то вот и признак бесовщины при отвержении и крестного знамения.

Что заметила графиня Орлова, то я знаю. И она не так взглянула на те фразы. Они придуманы, чтоб охарактеризовать их учение. Крикнул Пашков потому, что один стишок выкрикивает. Но теперь и всех их надо называть крикунами, потому что у них есть пункт, что, кто верует во Христа, тот непременно должен проповедовать, — по-ихнему выкрикивать один стишок о вере. Ротозеи они, потому что благодать хотят получать без таинств, а так: разинул рот и польется благодать. Теперь извольте прибавить: лежебоки, потому что уверовали и довольно, все тут, ничего больше не нужно. Мыльнопузырники, потому что составили себе мечтательное понятие о христианстве и гоняются за ним, а понятие как мыльный пузырь то пусто, теперь остается одно дело охарактеризовать приличным термином, как именно они молятся. Да я, кажется, уже писал вам об этом. Как это выразить, что они, когда молятся, задницу отставляют. Извольте вы всем задавать этот вопрос. Авось кто и придумает. И начинайте свою речь издалека, так: вот они крикуны, потому-то ротозеи, потому-то лежебоки, потому-то мыльнопузырники потому что; теперь скажите мне, как назвать их за то, что они вместо крестного знамени задницу выпячивают. Так, всякую персону спрашивая, и распространяйте все прозвища их. Для народа ничего не может быть доказательнее таких средств.

Относительно того, как надо обходиться с подобными людишками и модницами, имеем Апостольское правило: не кланяться им, не здороваться, и хлеба с ними не преломлять, то есть не иметь обычного общения житейского, и затем еще обличать их нещадно. Следовательно, нечего нам с ними нежничать. Сбитые с толку так и останутся. Попали в сети сатаны... Своих надо остерегать, а их не остережете вы рассуждениями... не мешает и побранить этих сумасбродов.

Еще напечатаны три письма, все о том, что нельзя говорить: «дарим спасенье». Читайте в «Душеполезном чтении».

Оттисков мне заказывали всего 10. Если пришлют мне (еще не прислали), пришлю Вам один на весь Ваш околоток.

О. Николаю Демкину благослови, Господи, нести крест свой благодушно. Господь все устрояет к лучшему. Иов уж на что разорился было. А чем кончилось? Так и все. В настоящем кажется, будто разорение. А потом, глядишь, откроется нечто, созданное именно этим разорением...

И забыл было. Графине Марье Владимировне Орловой очень благодарен за брошюры. Целый вагон будет. В них голяком протестантщина. И я уже писал об этом к Митрополиту. А подробно их пересмотреть еще придет время. Будут и об них статьи. Спасайтесь. Всем вам благ от Господа желаю. Кавалерам привет и Божие благословение.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

5 июля 1882 г.

Милость Божия буди с Вами!

(Адресовано Варваре Степановне, она на лето нанялась в семью пастора преподавать французский язык и, возможно, музыку. — Ю. Г.)

Добре, добре, героиня! Не давайтесь в обиду. Вы хорошо сделали, что начали речь прошением не касаться предметов религиозных. Но уж когда не обращено было внимание на это, хорошо сделали, что отражали кривотолкование лютеранское. Пусть кажутся Вам неудовлетворительными Ваши изъяснения, но когда кривда лютеранская не оставила следа в душе, то отражение состоялось. Пастор завел речь вообще о религии... как я полагаю, для того, чтоб понемножку втянуть Вас в свои лютеранские косозрения. Оттого и раздражение, когда Вы заслонились Православием, что Вы сразу разбили его план. Первый соблазн лютеранства тот, что они все умствуют и своими умствованиями извращают истинный смысл христианства. Православие не умствует, а принимает христианство, как оно есть, как дано и как хранилось. Потом, приняв его и храня, оно умствует внутри христианства, не выходя из пределов преданного. В этом охрана от разноверья в Православии, чего у протестантов нет и в чем причина, что у них столько вер, сколько умов. Ваш добрый пастор нападал на почитание святых оттого, верно, что ему кажется более всего несообразным; а другие у них на другие примеры упирают. Как у кого в голове что-либо состроится в этом отношении. Опора догмата о почитании святых та, что Церковь земная и Небесная одна, нераздельно. Как между собой на земле видим мы, состоим в общении, так и с Небесными невидимыми состоим в таком же действительном живом общении. Почему как относимся мы друг к другу в деле Христовом здесь, так мы относимся и туда. Говорим друг к другу: брат или сестра, помолись о мне, брат или сестра слышат и молятся. То же самое и к небесным: говорим — преподобный отец или святый отче... моли Бога о мне... Он слышит и молится. Вопрос, как слышит, решается живым общением.

Если припомните, запишите все, что он говорил против, и пришлите.

Заучивать тексты по-французски, думаю, нет нужды. И цели едва ли достигнете, потому что иные места в западных Библиях иначе переводятся, чем должно. А делайте так: читайте или произносите текст по-славянски и тут же протолкуйте его по-русски или по-французски. Пастор, конечно, понимает русскую речь!

Но мне думается, что Вам не придется более благовествовать или состязаться за Православие. Сразу отучили.

Благослови Вас Господи! Передайте поклоны своим в Санкт-Петербурге или в Царском Селе. Там есть еще кто? Благословение Вам по первому письму, я прописал Вам в письме к Ольге Степановне.

Спасайтесь.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

21 июля 1882 г.

Милость Божия буди с Вами!

(Адресовано Варваре Степановне, просившей у Святителя разрешение перевести, наверное, на французский одно из его произведений. — Ю. Г.)

У Вас, как говорится, зуб разыгрался. Силы молодые — подавай работы. Что пришло в голову, тотчас — план исполнения, способы, сотрудники. Все готово, чтоб после кипучего желания и работа закипела.

Очень не хотелось бы мне обдавать Вас холодненькою водицей, а делать нечего, надо обдать. А то Вы вся искипятитесь.

Премудрые творения таких и таких великих наших писателей переведены на французский. Они того заслуживали. Так следовало сделать. Мои же пачкания как могут идти в сравнение с ними?! Там ум, ученость, а у меня одно балагурство. Потому, когда иностранцы прочитали их, сказали: вот какие тузы есть на Святой Руси?! А когда прочитают мои, что скажут: «Стоило переводить такую дрянь?!» Вот и похвала автору и переводчицам!

Не лучше ли нам не подвергаться такой опасности? Я думаю, что лучше. Ведь обхают так, что и места нигде не найдешь. О ужас! По всему свету начнут бубнить: какой это там бумагомаратель? И какая это переводчица?! Переводить-то они мастерицы; но предмет-то избрали уж совсем не под масть искусству переводить и проч. и проч.

И силки Вам надо поберечь. Теперь они кипят. Но ведь и выкипят понемногу. А сядьте-ка за такой труд, сколько накипи-то будет испаряться.

Так вот мой сказ: не браться за это дело. Спешу писать Вам об этом, чтоб Ваш жар не захватил еще кого и не произвел пламени. Тогда и воды не достанет тушить!

Что пастор Ваш добрый замолк, я этому очень рад. И Вам спокойнее и ему. Посмотрите в «Христовых чтениях» статью Овербека... о преимуществах Православия... последний и предпоследний номера.

Поклонитесь всем своим и нашим. Очень рад, что Елизавета Васильевна нашла источник здоровья. Не указание ли это ей свыше?

Спасайтесь. Благослови Вас Господи.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

23 февраля 1883 г.

Милость Божия буди с Вами!

Так вот отчего Вы все молчали! Очень сожалею о болезни Елизаветы Васильевны. Слава Богу, что оправляется или почти оправилась. Положи, Господи, конец ее немощам и разнемоганиям.

Что не пришлось так часто бывать в церкви — ничего. Бог не ограничивается церковью. Господь обещал принимать уход за больными как служение Ему самому. Стало быть, можно верить, что Вы неисходно находились в церкви; и службу Божию не слушали только, но и совершали.

Относительно причащения не смущайтесь, что долго не принимали причастия... Причащаться хорошо часто, но и того надо опасаться, как бы не слишком зачастить. Не напрягайтесь слишком изыскивать способы к тому, а как Бог устроит. Вот и пост. Тут можно причаститься на первой и последней, — и еще на Крестопоклонной. А то, как Бог даст.

Касательно помыслов — одно средство: навыкнуть творить одну какую коротенькую молитовку — какая к душе приляжет. И так, чтоб она сама читалась языком и сердцем. Все приняли в такую молитовку молитву Иисусову. И пусть будет она. Если, даст Бог, утвердиться в ней, то она, как только взяться ее повторять, и мысли разгонит, и чувства утишит. Настоящее установление в деле сей молитвы неразлучно с памятью о Боге, или хождение пред Богом. А тут и страх Божий. Он же как главнокомандующий в войске, как тот накажет, все приведет в порядок...

Мое здоровье исправно, кроме глаз, которые тоже не болят, но теряют зрение. Воля Божия буди!

Благослови Господь всех вас — всяким благословением. Спасайтесь.

Ваш богомолец Еп. Феофан.

19 июля 1883 г.

Милость Божия буди с Вами, Ольга Степановна!

Дата добавления: 2015-08-21