Глава 26. Похороны генерала в отставке Крашенинникова прошли тихо

Похороны генерала в отставке Крашенинникова прошли тихо, по-домашнему. Из командования никого не было — собрались только бывшие однополчане и бойцы, служившие под его началом. Гроб вскинули, поставили на плечи и несли на себе несколько кварталов. Впереди шли бойцы с венками и подушечками, к которым были приколоты награды покойного, по две-три на каждой, так как наград было много, а подушечек мало.

Бойцы шли с понурыми лицами и не только потому, что хоронили своего генерала, а и потому, что с его смертью кончилась старая, к которой они привыкли, жизнь, и что будет дальше — никто не знал. Всех их, уцелевших во время взрыва казармы, отправили по домам в бессрочный отпуск.

Бойцы опустили гроб, встали вокруг могилы, сами того не заметив, выровняв носочки.

Речей не говорили, просто стояли и смотрели на своего “батю”, который уже никогда не поведет их в бой, не “пробьет” квартиру, не предложит после боевых стакан водки.

Ушел “батя”…

Гроб опустили в могилу, о крышку барабанно застучали брошенные вниз комья земли. Могила закрылась.

На поминках бойцы пили водку и вспоминали былые сражения.

— А помнишь, как в Кандагаре нас прижали к минным полям, а “батя” приказал пробить в них тропу гранатами?

— А после, когда “вертушка” завалилась!..

— Да… Если бы не он, не сидеть нам теперь здесь…

— А полковника помните, которому он в морду съездил, когда тот попросил включить его задним числом в боевую группу, чтобы выхлопотать себе звездочку.

— Настоящий мужик был!..

После поминок разошлись не сразу, а вдруг решили отправиться к одному из спецназовцев домой. Где добавили “фронтовых сто грамм”, потом еще добавили и сидели до утра, горячо доказывая друг другу, что если бы не они, если бы не генерал, то еще неизвестно, что было бы.

Утром разбрелись по домам отсыпаться.

А через день или, может быть, два одного из взводных командиров, служивших с генералом Крашенинниковым, остановил на улице незнакомый мужчина.

— Давайте присядем где-нибудь.

— А что это я должен с вами куда-то присаживаться? Кто вы такой?

— Я когда-то служил вместе с генералом Крашенинниковым. И хочу сделать вам одно деловое предложение.

— Что, надо набить кому-нибудь морду? — сразу догадался взводный. Потому что ему каждый день предлагали бить кому-нибудь морду или идти работать охранником в коммерческую фирму.

— Нет, с мордами своих врагов я могу справиться сам. Я хочу предложить вам заняться тем же, чем вы занимались до настоящего времени.

— До настоящего времени я служил.

— Ну вот и теперь будете.

Взводный внимательно посмотрел на мужчину.

— А если я вас сейчас пошлю куда подальше… И провожу!

Мужчина не обиделся и не испугался.

— Какой смысл? — очень спокойно сказал он. — Не сегодня-завтра вас отправят в отставку, и придется искать работу на гражданке. А что вы умеете — стрелять, взрывать, ломать позвоночники, снимать часовых… В лучшем случае вы устроитесь вышибалой в бар или охранником к какому-нибудь новому русскому. В худшем вас приберет к рукам криминал. Получать вы будете меньше, рисковать больше и будете чужаком среди чужих.

— А здесь?

— Здесь вы останетесь среди своих. Вы были взводным — значит, останетесь взводным. При своем взводе. Оклад, командировочные, премии будут повышены вдвое.

— Зачем вам именно мы?

— Затем, что вы в “теме”. Вы уже все знаете: знаете, что делать и как делать. И знаете друг друга. А если набирать новичков, то пока они сообразят, что к чему, пока притрутся друг к другу…

Только теперь до взводного начало что-то доходить.

— Так вы что, хотите сказать… Вы хотите сказать, что мы будем продолжать делать то, что делали? То же самое?..

— Да. Что-то в этом роде. Вы будете делать то, что умеете делать, что у вас получается лучше, чем у кого-либо другого.

— Кто-нибудь из наших уже согласился?

— Согласились почти все.

— Почти? Значит, кто-то все же отказался?

— Все соглашаются редко.

— Кто отказался? Кто конкретно?

— Сейчас я этого сказать не могу, но вы об этом узнаете. Узнаете в самое ближайшее время…

Об отказниках взводный узнал действительно очень скоро, узнал этим же вечером.

— Ты уже слышал? — позвонил ему один из приятелей.

— Что слышал?

— Про Семена и Ивана?

— Что я должен про них слышать? Что они там опять натворили?

— Они умерли.

— Как умерли?.. Ты что!.. Когда? Мы же с ними на этой неделе!..

— Сегодня днем. Первым — Семен. Он выпал из окна, когда вешал на кухне штору.

— Откуда это известно?

— Его нашли внизу со шторой в руке. Дома была сорвана гардина, а на подоконнике была подстелена газета. Наверное, он оступился, а окно было открыто.

— А Иван?

— Убило током на дачном участке. Он работал незаземленной дрелью, сверлил что-то в стене дома, был в шлепанцах и случайно наступил в лужу. И сразу наповал.

— Как же так, сразу двое и одновременно… Просто как специально… — сказал взводный. Ничего не имея в виду сказал, что в голову взбрело. И тут же подумал: “А может, действительно? Как-то трудно представить, чтобы прошедший огонь и воду спецназовец вдруг свалился с подоконника. Чтобы не удержался, за что-нибудь не схватился. Чтобы не подумал заранее, что может случиться, если встать на газетку на высоте девятого этажа перед открытым окном. Конечно, он мог быть пьяный… Но тогда в дым пьяный, что за ним не водилось”.

Да и с Иваном не все ясно. Что он — дурак, с дрелью и в шлепанцах на голую ногу по лужам бродить? Как будто не знает, чем это может кончиться, как будто не резал колючую, находящуюся под высоким напряжением проволоку на ракетных пусковых.

И потом, два человека в один день…

Нет, что-то здесь не так…

Утром следующего дня стало известно еще об одной смерти. На этот раз несчастье случилось с бойцом из его взвода. Его нашли мертвым недалеко от собственного дома. Денег при нем не оказалось, карманы были вывернуты, часы сняты. Все это очень напоминало типичное уличное ограбление. Если бы не характер повреждений — все раны были нанесены ножом и нанесены спереди. Спереди, а не сзади!

Опытнейшего, способного выстоять в бою против двух-трех противников, вооруженных холодным оружием, зарезали хулиганы? Ладно бы неожиданным, исподтишка ударом в спину, но вот так, при открытом, лоб в лоб столкновении? Нет, не может такого быть…

Теперь все стало очевидным — кто-то зачищал спецназовцев. Одного за другим…

Кто? Ответ напрашивался сам собой…

Так вот что имел в виду тот мужик-вербовщик, который намекал, что он скоро узнает об отказниках. Сам узнает.

Получается, отказ исключен, потому что тех, кто отказывается, лишают жизни. Такие условия. А раз так, то он еще увидит этого мужика…

Он увидел его на следующий день. Тот сам нашел ею, нашел на улице, придержав за плечо и направив в тихое, безлюдное место — на какой-то пустырь.

— Что вы решили?

Вокруг никого не было. Совсем никого. А что, если его сейчас… Прямо здесь. За ребят! За Семена, за Ивана…

— Только давайте без банальностей, — предупредил вербовщик. — Встречу отслеживает снайпер. Но дело даже не в нем. Если со мной что-нибудь случится, здесь или позже, то то же самое случится с вашими близкими. Со всеми. Стоит ли разменивать одну мою жизнь на несколько?

— Сволочь!

— Только не надо изображать из себя индийского киногероя. Вы же прекрасно знаете, что делают с людьми, которые становятся обузой для выполняющей боевое задание группы. Когда встает вопрос: или кто-то один, или все?

Да, такое бывает. И у взводного было, когда в Афгане душманы сели на хвост группе и ему пришлось добить своего тяжелораненого бойца. Потому что иного выхода не было, он все равно умирал, связи с Большой землей не было, а вынести его на себе было невозможно. Хотя бы потому невозможно, что “духи” были на расстоянии прямого выстрела и надо было от них отрываться. Или надо было умирать всем.

Лейтенант принял решение, самое трудное в той своей жизни решение. Он добил раненого. Что было единственным выходом из создавшегося положения. И было милосердно по отношению к живым и к раненому бойцу, потому что если бы тот попал в руки “духов”, то все равно умер, но умер в адских муках.

Нет, лучше самому, чем доверять это им…

Он добил раненого, ничего не сказав остальным. Он добил его незаметно, ударом ножа в сердце, и сказал, что тот умер.

Да, это было. Но это было там, на войне…

— Но такое возможно только в реальных боевых!

— А здесь какие? Или вы не понимаете, чем все это время занимались? Вы же таких дел наворочали!.. Это же по верхнему пределу, если дойдет до суда. Причем с конфискацией имущества.

— Мы выполняли приказ.

— Это вы следователю расскажете… Пока ваш генерал был жив, вы могли перевести стрелки на него, но теперь его нет. Паровоза нет! Теперь каждый будет отвечать за все содеянное им сам. Потому что при генерале это могло сойти за войну, на которой гражданские законы не работают и можно безнаказанно творить что угодно. А без него это не более чем уголовное преступление. Убийства с отягчающими… Понял наконец? — перешел на “ты” вербовщик. — И тот, кто отказывается продолжить дело, кто в стороне, не со всеми, не с нами, тот против нас. Тот может вольно или невольно подвести всех под тюрьму. Подставил вас генерал своей смертью, всех подставил. Лучшее, что можно в этой ситуации сделать, это собраться вместе и продолжить дело. Только теперь на иных условиях — с двойным окладом и возможностью уйти от правосудия, сменив документы, место жительства, не исключено — даже гражданство.

Что не мог предложить вам генерал, то можем мы.

А если все оставить как есть, вас выловят поодиночке. И пересадят поодиночке. Потому что уголовные дела уже заведены.

— Откуда вы знаете?

— Вот отсюда.

Вербовщик вытащил какие-то листы. Вытащил ксерокопии дела, где фигурировала фамилия взводного.

— Пока это не более чем “висяк”, но если найдется кто-нибудь, кто даст покаяния, то делу дадут ход. Полный ход!

Капкан захлопнулся. В одну сторону был “сыр”, в другую — газетка, подстеленная на девятом этаже на подоконнике перед распахнутым окном. И был еще один выход — суд и пожизненное заключение.

Смерть генерала действительно все поставила с ног на голову. Пока был он, как командир, брал ответственность на себя. И никто ни о чем не задумывался. Теперь его нет… И выхода нет!..

— Вам нужны еще аргументы?

Взводный замешкался с ответом, что можно было истолковать как сомнение.

— Хорошо, — сказал вербовщик. И махнул рукой.

От далекого дома отделилась фигура и направилась к месту встречи. Человек шел, и его походка, посадка головы, жесты, манеры были знакомы.

Человек приблизился. Это действительно был хорошо известный ему человек. Это был его однополчанин. Его хороший приятель. Друг. Такой же взводный, как он.

— Ты согласился?

— Да. И не я один.

Это был сильный удар. И хорошо рассчитанный удар.

— Вы согласны?

— Когда я должен дать ответ?

— Немедленно.

— Тогда… Тогда да. Тогда я согласен… Согласен, черт вас побери!..

Дата добавления: 2015-08-21