Глава 11. Подготовка последнего удара

3 апреля маршал Жуков вылетел из Москвы обратно на фронт. В тот же день сел в свой самолет и маршал Конев. Задача была поставлена. Наступление начать 16 апреля, а Берлин взять 22 апреля - ко дню рождения Ленина. Жуков находился в постоянном контакте с Москвой, но все его переговоры строго контролировались органами НКВД. Техническое обеспечение их прослушивания осуществлялось 108-й специальной ротой связи, прикрепленной к штабу 1-го Белорусского фронта.

Как отмечалось в сводке политического управления 1-го Украинского фронта, план Берлинской операции подготовлен "гениальным Верховным Главнокомандующим товарищем Сталиным"³⁹⁴. Говоря по правде, это был не такой уж плохой план. Трудность состояла лишь в том, что полоса наступления 1-го Белорусского фронта проходила как раз через наиболее приспособленный к обороне и хорошо укрепленный район Зееловских высот. Позднее Жуков вспоминал, что он недооценил мощи находящихся там немецких оборонительных позиций.

Задачи, стоявшие перед двумя советскими фронтами, привлеченными к операции, были чрезвычайно масштабными. Военные инженеры перешивали железнодорожное полотно под советский стандарт ширины колеи. Через Вислу было перекинуто несколько временных мостов. Миллионы тонн грузов неудержимым потоком направлялись к фронту - снаряды для артиллерии и реактивных минометов, военное оборудование, горючее, продовольствие.

Наиболее важным расходным материалом в Красной Армии являлись сами солдаты, поэтому боевые части активно пополнялись личным составом. Потери советских войск во время проведения Висло-Одерской операции и в Померании, исходя из русских стандартов, особенно высокими назвать нельзя. Их можно считать приемлемыми и соответствующими тому гигантскому расстоянию, которое было пройдено фронтами на запад. Однако стрелковые дивизии Жукова, равно как и Конева, так никогда и не достигали своего штатного расписания. В среднем их численность колебалась вокруг отметки в четыре тысячи человек³⁹⁵. К 5 сентября 1944 года из лагерей ГУЛАГа в Красную Армию было направлено миллион тридцать тысяч четыреста девяносто четыре заключенных³⁹⁶. Среди них находились, например, те, кто получил срок за то, что покинул свое рабочее место. Осужденные за политические преступления рассматривались органами НКВД как слишком опасный контингент. Их запрещалось посылать на фронт, пусть даже в штрафную роту.

Ранней весной 1945 года отправка заключенных в специальные штрафные подразделения шла полным ходом. Основание для освобождения было только одно - людям предлагалось искупить свою вину перед Родиной и государством собственной кровью. Нужда в новом пополнении была настолько велика, что в конце марта, то есть всего за две недели до начала наступления на Берлин, вышло специальное постановление Государственного Комитета Обороны, которое регламентировало отправку заключенных на фронт³⁹⁷. Определенное количество людей должны были поставить областные управления НКВД, сам Наркомат внутренних дел, а также следственные органы прокуратуры в войсках.

Сейчас трудно сказать, насколько охотно бывшие заключенные шли на фронт, насколько сильно их мотивировала перспектива погибнуть смертью храбрых, вместо того чтобы безвестно, словно собака, сгинуть в лагере ("собаке собачья смерть")³⁹⁸. Данный вопрос остается открытым, даже несмотря на то что пятеро бывших зэков стали впоследствии Героями Советского Союза. В эту пятерку входит и знаменитый Александр Матросов, бросившийся на амбразуру вражеского дота. Однако следует признать, что заключенным предоставлялся определенный шанс. Они были воодушевлены одной возможностью избавиться от однообразия и безвременья, которые пропитывали лагерную атмосферу. Некоторые из них действительно "искупили свою вину кровью"³⁹⁹, находясь либо в штрафных ротах, либо в подразделениях по разминированию местности. Естественно, что положение тех, кого прикрепляли к саперам, было неизмеримо лучшим, чем тех, кого отправляли в штрафные роты.

Отношение к бывшим советским военнопленным, прошедшим все круги ада в гитлеровских лагерях, заслуживает особого рассмотрения. 1 октября 1944 года вышло постановление Государственного Комитета Обороны, по которому этот контингент предписывалось посылать в специальные запасные части в военных округах. Там бывшие военнопленные проходили проверку органов НКВД и СМЕРШа. Многих из тех, кого посылали затем в боевые части, назвать здоровыми было нельзя. У них просто не хватало времени оправиться от тяжелых испытаний в фашистской неволе. Более того, на фронте к ним продолжали относиться с подозрением. Советское командование и не скрывало своего беспокойства по поводу поведения тех солдат, которые являлись "советскими гражданами, освобожденными из фашистского рабства"⁴⁰⁰. Как отмечалось, их моральное состояние находилось на очень низком уровне по причине того, что долгое время на них оказывала влияние "фальшивая фашистская пропаганда". Однако методы политических работников, применяемые в работе с бывшими военнопленными, должны были быстро избавить вновь мобилизованных солдат от негативных настроений. В основном им читали приказы Верховного Главнокомандующего, показывали фильмы о Советском Союзе и Великой Отечественной войне и призывали отомстить за ужасные преступления немецких бандитов.

Политическое управление 1-го Украинского фронта полагало, что бывшие военнопленные очень важны для Красной Армии. Они были полны ненависти к врагу и желания отомстить за все жертвы и оскорбления, которые перенесли в неволе. Однако, как отмечали политработники, этот контингент еще не был приучен к строгому выполнению приказов. Более того, бывшие военнопленные имели тенденцию

совершать убийства, насилия и грабежи. Некоторые из них пьянствовали и дезертировали с фронта. Как и у бывших зэков, их чувства и отношение к жизни ожесточились из-за перенесенных ранее страданий.

94-я гвардейская стрелковая дивизия 5-й танковой армии получила пополнение из сорока пяти бывших военнопленных. Эта группа прибыла на фронт всего за пять дней до начала большого наступления на Одере и сразу же оказалась под подозрением у политических работников. Один из офицеров отмечал в своем отчете, что каждый день он проводит двухчасовые занятия с вновь мобилизованными солдатами, рассказывает им о Родине, о зверствах германских солдат, об ответственности за преступления перед страной⁴⁰¹. Бывших военнопленных распределили таким образом, чтобы в одной роте не могли оказаться два человека, которые ранее вместе содержались в заключении либо были выходцами из одного региона страны. Политический работник писал, что ежечасно получает информацию о поведении бывших военнопленных и их моральном состоянии. Политические занятия включали и показ фотографий об издевательствах немцев над советским населением, женщинами и детьми. Было продемонстрировано также изувеченное тело одного из советских солдат.

Недоверие к бывшим военнопленным инициировалось с самого верха. В его основе лежал сталинский страх, что любой гражданин, проведя долгое время вне пределов СССР, мог оказаться подверженным антисоветскому влиянию. Сам факт нахождения человека в германском лагере означал, что он уже испорчен "геббельсовской пропагандой". Политработники замечали, что бывшие военнопленные не знают истинного положения дел в Советском Союзе и в Красной Армии. Командование было также обеспокоено любым воспоминанием о трагедии 1941 года, которое могло быть ассоциировано с ответственностью за нее товарища Сталина. Эти негативные тенденции следовало устранять любой ценой. Политработников приводил в замешательство и такой, очевидно нередко задаваемый бывшими военнопленными, вопрос: правда ли, что все военное оснащение Красной Армии было куплено в США и Англии и что это сделал товарищ Сталин⁴⁰²?

Представители органов НКВД были также обеспокоены плохим руководством и "несерьезным отношением" командиров к случаям недисциплинированности, нарушения закона и "безнравственного поведения" солдат⁴⁰³. В нарушении дисциплины оказались замечены и армейские офицеры. Представители органов НКВД отмечали, что некоторые командиры дошли до того, что вешают занавески на окна своих штабных автомобилей, в то время как вся территория наводнена подозрительными элементами, саботажниками и агентами врага. Вполне вероятно, что эти занавески были предназначены, чтобы скрыть присутствие в автомобиле "военно-полевых жен" - любовниц, выбранных из женского персонала частей связи или госпиталей. И даже если Сталин молчаливо соглашался с присутствием подобных "жен" в составе боевых частей, НКВД просто не мог пройти мимо автомобилей с занавешенными окнами, которые препятствовали визуальной проверке личностей пассажиров⁴⁰⁴.

В период подготовки к наступлению политическое воспитание военнослужащих выходило на первое место среди задач не только политработников, но и офицеров НКВД. Последним поручалась общая проверка состояния личного состава, в котором исключительное значение, естественно, занимал уровень его "политической подготовки"⁴⁰⁵. Для представителей национальных меньшинств, плохо или совсем не говорящих на русском языке, на 1-м Белорусском фронте были устроены специальные пропагандистские семинары. В конце марта сюда прибыло новое пополнение, состоящее в основном из поляков "Западной Украины" и "Западной Белоруссии" и жителей Молдавии. Однако многие из этих новобранцев, особенно те, кто подвергся репрессиям в 1939-1941 годах, отрицательно относились к идее самопожертвования советского солдата. Им была непонятна сама мораль такого поведения, мотивация жертвенности, основанная на коммунистической доктрине⁴⁰⁶. А после беседы о подвиге Героя Советского Союза сержанта Варламова, который закрыл своей грудью амбразуру вражеской огневой точки, среди мобилизованных слышались высказывания, что такое просто невозможно. Политическое управление фронта чрезвычайно настороженно относилось к подобным явлениям.

В докладах представителей НКВД говорилось, что в частях сохраняется большой процент потерь, который не связан с боевыми действиями. В основном это происходит по причине плохого обучения личного состава и игнорирования офицерами вопросов, связанных с обеспечением безопасности. Только в одной из дивизий за месяц погибло двадцать три и было ранено шестьдесят семь солдат из-за неосторожного обращения с автоматическим оружием. Военнослужащие вешали или складывали в кучу свои автоматы, забывая, что они все еще заряжены⁴⁰⁷. Ряд бойцов получили увечья во время изучения незнакомого им оружия или гранат. Так, например, они вставляли в гранаты не подходящие к ним детонаторы или стучали по минам и снарядам твердыми предметами.

С другой стороны, именно недостаток снабжения становился причиной, по которой советские саперы рисковали своей жизнью. Они гордились тем, что научились использовать по новому назначению содержимое немецких мин, обезвреженных ими во время ночных поисков. Саперы разогревали взрывчатое вещество, ранее находившееся в мине, и затем выливали его в новую упаковку как правило, деревянную коробку, которую невозможно было обнаружить с помощью металлоискателя. Уровень риска зависел от состояния взрывчатого вещества, извлеченного из мины. Саперы часто шутили: одна ошибка - и не видать обеда⁴⁰⁸. Их мужество и опыт снискали к ним большое уважение как среди стрелковых частей, так и танкистов, которые обычно не желали признавать над собой превосходства представителей любых других служб или родов войск.

Программа стимулирования ненависти к противнику берет свой отсчет с конца лета 1942 года, когда советские войска отступали по донским степям к Сталинграду и вышел знаменитый приказ Верховного Главнокомандующего "Ни шагу назад!". Это было то время, когда Анна Ахматова написала: "Час мужества пробил". Однако к февралю 1945 года советские политработники переработали ее слова следующим образом: "Солдаты Красной Армии, теперь вы на германской территории. Час мести пробил!"⁴⁰⁹ Но первым человеком, который адаптировал стихи Анны Ахматовой к новым условиям, был Илья Эренбург. Еще в 1942 году он написал "Не считайте дни; не считайте мили. Считайте только немцев, которых вы убили. Убей немца! - это мольба твоей матери. Убей немца! - это плач твоей русской земли. Оставь сомнения и не останавливайся, убивай!"

Командование Красной Армии использовало любую возможность использовать в своей пропаганде информацию о масштабах зверств, творимых гитлеровцами на советской земле. Согласно свидетельству одного французского источника, руководство Красной Армии приказало эксгумировать из массовых захоронений около Одессы и Николаева шестьдесят пять тысяч трупов евреев. Затем их тела были положены по обеим сторонам дороги. Через каждые двести метров для проходящих мимо частей висел специальный плакат с надписью: "Смотри, как немцы обращались с советскими людьми"⁴¹⁰.

В качестве другой иллюстрации к поведению немецких захватчиков использовались освобожденные советскими войсками подневольные рабочие. Молодые женщины, обычно украинской или белорусской национальности, рассказывали солдатам, как дурно с ними обходились на вражеской земле. Один из советских политработников отмечал, что после таких рассказов лица бойцов становились суровыми от ненависти к врагу⁴¹¹. Он добавлял, что в некоторых случаях отношение немцев к восточным рабочим было достаточно хорошим, но эти случаи составляли меньшинство, и солдаты запоминали лишь самые мрачные эпизоды поведения гитлеровцев.

В своей работе политическое управление 1-го Украинского фронта старалось усилить у бойцов ненависть по отношению к противнику, утвердить их в желании отомстить нацистам. В войсках распространялись перепечатанные письма подневольных рабочих, оставленные ими в деревнях и населенных пунктах, занятых впоследствии Красной Армией. В одном из них говорилось, что немцы согнали рабочих в специальный лагерь и поместили в темный барак. Их заставляли работать с утра до ночи, оскорбляли, кормили только супом из репы и куском хлеба⁴¹². Девушка - автор этого письма - сетовала, что так ужасно проходит юность советских людей, угнанных "в проклятую Германию" из своих родных деревень. Среди подневольных рабочих были и дети, которым едва исполнилось тринадцать лет, они вместе с остальными несчастными претерпевали на чужбине огромные лишения, голодали, ходили разутыми. Среди рабочих распространялись слухи о том, что "наши" уже близко, и, может быть, уже скоро они увидят своих "братьев". Тогда их мучениям придет конец. Далее девушка рассказала, как к ней приходила подруга, и они вместе гадали, смогут ли пережить это тяжелое время, увидят ли когда-либо снова свои семьи. Письмо заканчивалось словами, что терпеть больше нет никаких сил; здесь, в Германии, жизнь просто ужасная. Под ним стояла подпись - Женя Ковальчук. В другом письме, также за ее подписью, советские солдаты нашли стихи, озаглавленные как "Песня подневольной женщины". В них говорилось о том, что время идет неумолимо. Лето сменяет весну, и в саду распускаются цветы. Но она, молодая девушка, все еще находится в немецкой неволе.

Для стимулирования ненависти советских бойцов к противнику политработники не уставали повторять о том, что немцы должны заплатить "по полному счету"⁴¹³ за все их преступления на советской земле. В каждом полку солдатам и офицерам рассказывали о зверствах гитлеровских захватчиков над советскими людьми, грабежах и насилиях "фашистских собак". Так, в одном из батальонов военнослужащие определили следующий "счет" противнику, за который им предстояло отомстить: семьсот семьдесят пять родственников солдат и офицеров - убито, девятьсот девять родственников - угнано в немецкое рабство, четыреста семьдесят восемь сожженных домов и триста три уничтоженных колхоза. В каждом полку 1-го Белорусского фронта устраивались митинги отмщения. Они вызывали у бойцов огромный энтузиазм. Политработники отмечали, что бойцы 1-го Белорусского фронта, равно как и все солдаты Красной Армии, полны благородного желания отомстить фашистским оккупантам за все их ужасные преступления и насилия.

Шифровальщица при штабе 1-го Белорусского фронта вспоминала, что над дверями их столовой висел большой плакат. На нем были написаны следующие слова: "Ты еще не убил немца? Тогда убей его!"⁴¹⁴ Все солдаты находились под большим впечатлением от призывов Ильи Эренбурга. И им действительно было за что мстить, Родителей этой девушки, например, убили в Севастополе. По ее словам, ненависть солдат к своим врагам являлась настолько сильной, что ее было тяжело контролировать.

В то время пока политработники в частях культивировали в своих солдатах ненависть по отношению к противнику, готовя их к последнему удару по Берлину, офицеры из 7-х отделов политуправлений занимались пропагандой на вражеские войска. Их деятельность была подчинена задаче: убедить немецких военнослужащих, что добровольная сдача в русский плен означает не только жизнь, но и хорошее обращение в лагере.

Время от времени в 7-е отделы попадали мешки с письмами от родственников немецких солдат, направленные на фронт. В основном они поступали из разведывательных подразделений, совершивших очередной рейд по немецким тылам. Эти письма вскрывали и читали германские коммунисты или "антифашисты", прикрепленные к упомянутым отделам. Для полноты картины перлюстрировались и письма, отобранные у немецких военнопленных. Советское командование интересовали факты, характеризующие настроения среди германского гражданского населения, информация о его продовольственном снабжении (особенно количество молока для детей), данные, касающиеся эффекта от англо-американских бомбардировок и т.д. Сведения, полученные из этих писем, посылались как в вышестоящие инстанции, так и использовались для составления пропагандистских листовок непосредственно на фронте⁴¹⁵.

Один из самых распространенных вопросов, задаваемых немецким военнопленным, касался наличия у Германии химического оружия. Советское командование было сильно обеспокоено возможностью применения Германией специальных отравляющих средств на заключительном этапе войны. По мнению советских офицеров, безвыходность ситуации была хорошим стимулом для такого шага, тем более что нацистское руководство не раз заявляло об обладании "чудо-оружием". Определенная информация поступала из Германии в Швецию. В ней говорилось, что химическое оружие, помещенное в длинные контейнеры, уже распределено между специальными частями. На контейнерах имеется следующая инструкция: "Может быть использовано только по личному указанию фюрера"⁴¹⁶. До шведского военного атташе дошли слухи, что только страх за гибель всего живого на огромном пространстве стал причиной отказа от применения отравляющих веществ. Фактически это подтверждают имеющиеся данные, что нервно-паралитический газ (подобный зарину или табуну), хранившийся в цитадели исследовательского центра химического оружия вермахта в Шпандау⁴¹⁷, был уже распределен между частями и готов к применению. Фельдмаршал Кессельринг говорил обергруппенфюреру СС Вольфу, что помощники Гитлера уговаривают его применить "Verzweiflungswaffen", или "оружие отчаяния"⁴¹⁸.

Спустя несколько дней после окончания войны Альберт Шпеер поведал допрашивавшим его американским офицерам, что на заключительном этапе сражений нацистские фанатики действительно "обсуждали вопрос о применении химического оружия"⁴¹⁹. Согласно советским источникам, немцы использовали отравляющие вещества в феврале 1945 года под Глейвицем. Утверждалось, что противник произвел газовую атаку с помощью авиации и артиллерии. Однако в этой информации отсутствуют многие детали. Таким образом, можно предположить, что советская сторона либо подняла ложную тревогу, либо сфальсифицировала эти сведения, чтобы привлечь внимание к угрозе применения отравляющих веществ. В процессе обучения советских солдат заставляли тренироваться в противогазах по четыре часа в день и по крайней мере одну ночь не снимать с себя защитных масок. В войсках появились специальные защитные костюмы, равно как и маски для лошадей. Выходили приказы и инструкции, как оберегать от отравления еду и питьевые источники, готовить бункеры и подвалы на случай применения химических веществ. Однако вопрос о том, насколько тщательно бойцы и командиры Красной Армии соблюдали меры предосторожности против газовой атаки, остается открытым: "противохимическая дисциплина" находилась в ведении НКВД.

Более серьезно советские военнослужащие относились к обучению стрельбе из немецких фаустпатронов⁴²⁰. Частям Красной Армии удалось захватить большое количество экземпляров этого оружия, и появилась возможность организовать при каждом стрелковом батальоне группу подготовленных военнослужащих, умеющих обращаться с фаустпатронами. Политработники сразу же ухватились за этот факт и провозгласили лозунг: "Бей врага его собственным оружием!" Тренировки включали стрельбу по подбитым танкам или по стенам домов с расстояния примерно в тридцать метров. В 3-й ударной армии комсомольские организации ставили в пример наиболее подготовленных военнослужащих. Так, сержант Беляев из 3-го стрелкового корпуса сделал выстрел по дому с расстояния в пятьдесят метров. Когда дым рассеялся, то в стене обнаружилась дыра, величина которой позволяла быстро проникнуть внутрь здания целому подразделению. На громадное большинство советских солдат стрельба из фаустпатронов производила сильное впечатление. Они также понимали, что это оружие скорее всего будет ими использоваться не по прямому назначению - против танков, а для разрушения кирпичных или каменных стен. Уже тогда было понятно, что в Берлине развернутся ожесточенные уличные бои и борьба будет вестись за каждый дом.

Дата добавления: 2015-08-21