Добрая земля 2 страница

Атрета не интересовали подробности разгрузки и перетаскивания кораблей. Он пребывал в напряжении и не сходил на берег. Причиной тому была бурлящая толпа на пристани и прилегающих к ней городских улицах. Коринф очень напоминал Ефес. Величественно возвышались мраморные храмы, сияющие белизной на солнце. Слуги работорговцев и городские глашатаи ходили по улицам и объявляли награды за поимку беглых рабов. В порту было полно торговцев, которые меняли пряности на мед, лекарства и парфюмерию, чтобы везти купленный товар в Рим.

Когда все собирали свои вещи, Вартимей, Нигер, Тибулл и Агав сказали остальным, что у них есть послание от Иоанна, которое надо доставить членам коринфской церкви. Мнасон присоединился к ним.

— Тебя ждет Атрет, — сказала Камелла Рицпе, когда они вместе сошли на берег.

Рицпа подняла голову и увидела германца далеко впереди. По отношению к ней он стал вести себя несколько иначе, поэтому она стала вести себя с ним осторожнее. Она знала, что ей предстоит бороться со своими искушениями. Сможет ли она сделать разумный выбор, прислушавшись к голосу Бога? Или же она последует примеру Евники и впадет в грех?

Ветер развевал одежду Атрета и его светлые волосы. Он довольно долго стоял и смотрел на Рицпу. Затем, отвернувшись, пошел дальше. Даже издалека она чувствовала его раздражение. Он что же, ждал, что она побежит за ним и не будет отходить от него ни на шаг? Ей было грустно оттого, что Атрет по-прежнему держался в стороне от остальных, но в какой-то степени она была этим даже довольна. Так ей не нужно было бояться, что Атрет услышит печальные вести о церкви в Коринфе или станет свидетелем недостойного поведения Евники. По крайней мере, Рицпа надеялась, что Атрет этого не заметит. Иначе он мог бы решить, что все христианские жены такие же неверные. Евника была слабой и глупой женщиной, которая играла с грехом, даже не осознавая этого.

Атрет снова остановился.

— Лучше тебе пойти к нему, — сказала Камелла.

— Я не поспеваю за ним, он идет слишком быстро.

Камелла улыбнулась ей.

— Вам нужно постараться достичь взаимопонимания, до того как вы доберетесь до Германии.

Рицпа поудобнее устроила Халева, лежащего у нее на руках.

— Я не могу себе позволить беспокоиться о завтрашнем дне, Камелла. Хватит с меня и сегодняшних трудностей.

Камелла засмеялась.

— Кажется, и без тебя есть кому составить Атрету компанию, — сказала она, и обе посмотрели на Петра, который бежал вверх по склону.

Мальчик привлек внимание Атрета. Петр о чем-то быстро с ним заговорил. Атрет выслушал его, повернулся и пошел дальше, не обращая на него внимания.

Поркия встревожилась.

— Петр! Не подходи к нему.

Петр повернулся в ее сторону, кивнул в знак понимания, но тут же снова побежал за Атретом.

— Тимон, ну сделай же что-нибудь!

— Я догоню его, — сказал Варнава и побежал вверх по склону вслед за старшим братом. Догнав Петра, он пошел с ним рядом, и оба старались шагать в ногу с Атретом.

— Да не волнуйся ты, с ними все будет нормально, — сказал жене Тимон и вернулся к прерванному разговору с Прохором. Поркия крепко взяла за руку Вениамина, который хотел было побежать за Петром и Варнавой.

— Лизия, понеси, пожалуйста, Марию.

— Хорошо, — ответила Лизия, всегда готовая прийти на помощь.

Камелла засмеялась довольным смехом.

— Ну что ж, по крайней мере, дети его уже не боятся.

Рицпа наблюдала за тем, как двое мальчиков шагали рядом с Атретом. Они глядели на него со щенячьим восторгом. Германец не сбавлял шага и не обращал на них внимания, а продолжал идти, расправив плечи и высоко подняв голову. Спустя какое-то время мальчики замедлили шаг, не в силах больше выдерживать его темп. Варнава вернулся к Поркии и Тимону, но Петр продолжал идти за Атретом. Расправив плечи. Высоко подняв голову.

— Петр! — окликнул сына Тимон и жестом позвал его обратно. Мальчик явно не обрадовался этому, но послушался. Вскоре Атрет скрылся из виду.

Феофил вернулся из гарнизона, где ночевал вместе с воинами. Сделав все необходимые распоряжения насчет багажа, он объяснил всем, как добраться до гостиницы, которая располагалась рядом с портом и заливом. Она предназначалась специально для путников, ожидающих, когда их корабли переправят через перешеек.

— Отдохнете здесь, — сказал им Феофил. — Еды здесь много, и еды хорошей. Хозяина зовут Аррий. Он неверующий, но симпатизирует христианам. Когда корабль будет готов принять пассажиров, я вам сообщу.

Когда остальные вошли в ворота гостиницы, Рицпа осталась на улице.

— Атрет в порту, — сказал ей Феофил.

— Ты говорил с ним? — с надеждой спросила она.

— Нет. Если бы он был где-нибудь в другом месте, я, быть может, еще бы попытался, но ему ведь так не терпится драться. А я очень не хотел бы, чтобы это случилось на глазах у всего гарнизона. Его бы тогда сразу вернули в лудус. Или того хуже — распяли бы.

Его слова обеспокоили Рицпу.

— Но ты не стал бы с ним драться, Феофил?

— Может быть, и стал бы.

— Но он бы убил тебя.

— Если бы на то была Божья воля.

— Он умеет драться.

Сотник печально скривил губы.

— Я тоже. — Он уже пошел было своим путем, но вдруг обернулся. — Сейчас ты, как никто другой, можешь повлиять на Атрета. Пользуйся этим.

Повлиять? Рицпе стало смешно от самой этой нелепой идеи о том, что она может изменить Атрета. Она вошла в гостиницу. Сразу навалились обыденные дела: она покормила Халева, сменила ему грязные пеленки, а затем стирала детское белье и развешивала сушиться в предоставленной ей маленькой отдельной комнатке, пока малыш находился под присмотром Камеллы и Лизии.

Лизия сидела на одеяле и играла с Халевом. Камелла, улыбаясь, смотрела на детей.

Молодые люди вернулись из церкви во второй половине дня. Агав рассказал, что Мнасон встретил там своего старого друга и решил остаться в Коринфе.

— У его друга есть группа актеров, а один из ведущих актеров недавно заболел и умер. Они с Мнасоном раньше вместе выступали в Антиохии, и его друг очень обрадовался, когда встретился с ним здесь, в Коринфе, — сообщил Тибулл.

— Мнасон играл эту роль в Ефесе не больше месяца назад и до сих пор помнит все слова, — добавил Нигер.

— И он стал ее цитировать прямо перед банями, — улыбался Тибулл. — Он произвел неизгладимое впечатление на всех, кто оказался поблизости.

— И он решил остаться здесь, а не ехать в Рим, — заключил Агав, — и попросил нас передать всем самые теплые пожелания. Он будет молиться за нас.

— Может быть, и нам стоит подумать о том, чтобы остаться в Коринфе, — сказала Евника.

Услышав это, ее муж, Пармена, взглянул на нее и резко сказал: — Мы едем в Рим.

— Но там мы можем столкнуться с еще более страшными преследованиями, чем в Ефесе. А здесь верующие собираются открыто.

— Потому что они разбавляют Благую Весть, делая ее удобной для публики, — мрачно сказал Нигер. — Вчера мы были на служении и просто поразились тому, что услышали.

— Два николаита проповедовали свою философию, — сказал Агав.

— С одобрения старейшин, — добавил Тибулл.

— Там висели тексты различных учений. В одном из них какая-то пророчица утверждает, будто свобода Христа означает, что мы можем наслаждаться удовольствиями всех видов.

— Вы пытались их поправить? — спросил Тимой;

Тибулл только усмехнулся.

— Мы говорили с несколькими дьяконами. Двое из них согласились с нами, а остальные были настроены крайне враждебно. Они сказали, что мы, видите ли, вмешиваемся в их дела.

— Один из них заявил, что у меня слишком узкий, плебейский взгляд на любовь Христа, — сказал Нигер. — Он говорит, что Христос призвал нас быть в мире со всеми людьми, а это означает, что мы не можем никого обличать в чем-либо. Некоторые из здешних христиан понимают под любовью Христа свободу творить любое зло.

— Кто имеет уши, да слышит, что говорит Дух, — сказал Тимон.

— Те, с кем я общался, были глухи, — сказал Нигер.

— Вы общались с ними только один день. Не нужно так сразу судить обо всех, — поспешила выступить в защиту местной церкви Евника.

— Мы не сказали ни слова в их осуждение, — ответил Нигер.

Тибулл выглядел мрачным.

— Иногда, Евника, достаточно и одного дня, чтобы отличить истину от лжи. Нам все говорит Святой Дух. Та благая весть, которую проповедуют в этой церкви, не имеет ничего общего с Благой Вестью Иисуса Христа. И скажу тебе, нам хватило одного дня в этой церкви, чтобы понять, почему они собираются открыто, не боясь преследований: потому что между ними и этим миром нет никакой разницы.

— В Ефесе у нас были свои трудности и беды, — сказал Прохор.

— Верно, но с нами был Иоанн, который помогал нам не отходить от Христа и все время поправлял нас.

— А разве коринфяне не читают послания, которые им написал Павел? — спросил Прохор.

— Уже нет, — сказал Тибулл. — Один из беседовавших с нами старейшин, который был с нами согласен, рассказывал, что, когда в последний раз они читали послание Павла собранию, большинству присутствующих стало не по себе.

— Они осознали собственный грех, и им не понравилось, что Павел напомнил им об этом, — сказал Нигер. — Многие тогда открыто выразили свое несогласие.

— Лучше неловкость, которая ведет к покаянию и возрождению, чем временное утешение и вечное проклятие, — сказал Тимон.

— Горько осознавать, но они выбрали, судя по всему, последнее.

— А если церковь в Риме окажется такой же? — испуганно спросила Поркия.

Тимон обнял ее за плечо.

— Узнаем, когда будем там.

— А если, все же, так и случится?

— Мы следуем истине Благой Вести. У нас есть письма Павла в Ефес и послания Иоанна.

— Церковь в Коринфе еще не умерла, — сказал Тибулл. — В ней еще есть два старейшины, которые держатся чистой Благой Вести. Я думаю, Иоанн написал им о лжеучителях.

— Но что могут сделать всего два человека против такого множества людей?

— Не забывайте, Кто на нашей стороне, — сказал Тибулл, улыбнувшись. — Христос победил мир. Но мир никогда Его не победит.

— А как же быть с Мнасоном? — спросила Евника. — Надо предупредить его и уговорить остаться с нами.

Пармена помрачнел.

— Ты слишком много внимания уделяешь Мнасону.

— Он наш брат.

— И наш брат сам решил остаться в Коринфе. Пусть остается.

Повисло напряженное молчание, после чего собравшиеся заговорили на другие темы. Евника стояла, поджав губы. Капео, Филомен и Антония собрались вокруг нее. Она стала снова посматривать в сторону ворот. Тогда Пармена позвал детей к себе. Те быстро послушались, оставив мать в одиночестве, в стороне от остальных. Обхватив себя руками, Евника выглядела одинокой и потерянной.

— Думаю, она скоро пожнет то, что посеяла, — сказала Камелла с нескрываемым отвращением.

— Молюсь, чтобы этого не было, — сказала Рицпа. Она видела, какими сильными стали чувства Евники к Мнасону. Мнасон это тоже понимал. Надо отдать ему должное, он сделал все, чтобы избежать искушения. Но хватит ли Евнике мудрости? И простит ли ее муж?

Рицпа молча помолилась за них.

Лизия хихикнула, когда Халев чихнул. Глядя на девочку, Рицпа улыбнулась.

— Ты посмотришь пока за Халевом вместо меня?

— О, а можно? — сказала обрадованная Лизия. Камелла кивнула, заверив Рицпу, что сама будет рядом.

Когда Рицпа проходила по двору к воротам, ее догнал Петр.

— Ты хочешь поговорить с Атретом?

— Да, хочу попробовать.

— А можно мне пойти с тобой?

— Тебе, наверное, мама не разрешит, Петр.

— Мама! — закричал мальчик через двор в сторону гостиницы. — Можно мне пойти с Рицпой? — Занятая Вениамином и маленькой Марией, Поркия не могла отвлечься и кивнула в знак одобрения. — Ну вот, видишь? — Улыбнулся ей Петр.

— Петр, но я даже не знаю, где сейчас Атрет. Я буду искать его в порту.

— Я помогу тебе его найти, — мальчик выбежал за ворота впереди нее. Смирившись, Рицпа покрыла голову шалью и пошла следом. Улица была запружена людьми, шедшими в порт и из порта. Всюду были повозки с самым разным товаром.

— Вон он! — сказал Петр и бросился вперед.

Рицпа увидела, что Атрет сидит в фануме и смотрит прямо на нее, его лицо было таким же холодным, как и окружающий его мрамор.

Увидев бегущего к нему Петра, Атрет с трудом скрыл свое раздражение. Он вовсе не был расположен болтать с мальчишкой.

— Мы искали тебя, Атрет, — сказал мальчик, входя в фанум.

— Неужели? — Атрет вскользь посмотрел на Петра и снова перевел взгляд на идущую к нему Рицпу. Она была удивительно хорошо сложена, стройна, привлекательна, даже слишком привлекательна. Ее черные волосы были скромно покрыты, но упрямые локоны выбивались из-под шали и обрамляли ее прекрасное лицо. Мужчины обращали на нее внимание, хотя она всем своим видом игнорировала их восторженные взгляды.

Она остановилась, не входя в фанум, и ее темные, яркие глаза встретились с его глазами.

— Для тебя есть место в гостинице, — сказала она.

Атрет заставил себя отвести от нее взгляд.

— Правда? — ему было интересно, знала ли она о том эффекте, который произвела на него.

Когда Рицпа не ответила, Петр взглянул на нее и спросил:

— А почему ты так покраснела?

Атрет засмеялся и потрепал его по волосам.

— Иди, парень, назад, к папе и маме.

— Но...

— Иди, — повторил Атрет, на этот раз уже строже.

— А я дороги не знаю, — сказал Петр, не желая уходить.

— Пойдешь по этой улице, вверх по склону. Если, конечно, ты не малое дитя, которое нужно все время за ручку держать.

Петр послушался.

— Рядом с нами есть свободное место, — сказал он, уходя. — Можешь спать там.

— Тебе обязательно нужно было отсылать его? — спросила Рицпа Атрета, когда Петр отошел на достаточно далекое расстояние.

— A-а, ты не хотела, чтобы он уходил? — спросил Атрет, прикинувшись простачком. Его глаза блеснули. — Так я позову его назад, если ты считаешь, что с ним тебе будет безопаснее.

— Ты ведь специально меня в краску вогнал, — сказала Рицпа, с трудом скрывая свое раздражение.

Улыбка Атрета стала ироничной.

— Что тебя смутило? Мои слова или твои мысли?

Рицпа слегка нахмурилась, а он с торжествующим видом поднял голову и с вызовом улыбнулся ей. Он уже приготовился к тому, что сейчас Рицпа повернется и пойдет обратно в гостиницу, к своим друзьям. Но вместо этого она осталась, хотя было видно, что ей это стоило немалых усилий. Она что-то задумала.

— Нам нужно поговорить.

— Если хочешь поговорить, проходи сюда и садись. — Атрет заметил, что Рицпа входит в фанум, будто в клетку ко льву. Она села на мраморную скамью, напротив него, и положила руки себе на колени.

— Прежде чем нам отправиться дальше, нам нужно достичь какого-то понимания.

Атрет медленно скривил губы.

— Мы еще никуда не отправились.

— Пожалуйста, отнесись к моим словам серьезно, Атрет.

— О, я серьезен, убийственно серьезен, — холодно сказал он, не желая сдерживать свои эмоции. Он знал, о каком понимании она говорит, но сомневался в том, что ей это будет по душе. Более того, если это окажется ей по душе, он в ней просто разочаруется.

— Какими будут наши отношения, когда мы доберемся до Германии?

— И какими же они будут? — Атрет приподнял брови.

Рицпа крепче сцепила руки. Если бы только его лицо не было таким непроницаемым, а тон — таким насмешливым!

— Я не рабыня, но я и не... — она состроила гримасу, стараясь подыскать подходящее слово.

— И не жена, — закончил он за нее. Она была прекрасна, даже прекраснее, как ему сейчас показалось, чем Юлия.

Рицпа снова покраснела. Даже Семей никогда не смотрел на нее с такой страстью. Ее тело отреагировало на желание в глазах Атрета, и ее бросило в жар. Затем пришло осознание.

— У тебя сложилось неправильное представление обо мне, — сказала Рицпа и встала.

— Куда ты?

— Назад, в гостиницу, — сказала Рицпа, желая поскорее уйти отсюда. Но Атрет схватил ее за руку.

— Зачем?

У нее перехватило дыхание.

— Пусти, Атрет. Сейчас не время и не место о чем-то говорить.

— Потому что у тебя нет ребенка на руках? — Атрет встал. — Сейчас ты чувствуешь себя слабой без такого удобного щита?

— Халев не щит, но когда я держу его на руках, ты, по крайней мере, видишь во мне мать, а не... не...

— Не женщину? — Он провел большим пальцем по гладкой, шелковой коже ее руки, и ему стало интересно, какова ее кожа вообще. Его пульс был подобен ударам молота, и в нем проснулся гнев. — Ты задала мне вопрос. А ответ услышать не хочешь? Когда мы доберемся до Германии, моему сыну уже не нужна будет кормилица.

— Но ему нужна будет мать.

— Воспитательница из его рода. — Кости запястья Рицпы показались ему по-птичьи хрупкими, но куда более хрупким было то, что он увидел в ее черных глазах. Он сильно обидел ее своими ядовитыми словами. Хуже всего было то, что Атрет ее испугал. Он отпустил ее.

Рицпа снова села на скамью, потому что ноги ее уже не держали. Она боролась со слезами.

Атрет молча проклял самого себя. Ему хотелось попросить у нее прощения, но слова застревали у него в горле. И что он так на нее набросился? Чтобы выместить на ней все то, что с ним сделали совершенно другие люди? Или отомстить за то, что он чувствовал, когда видел ее идущей по этой улице?

Она подняла голову и посмотрела на него, ее карие глаза блестели от слез.

— Я оставила свой дом и свою родину, Атрет. И я сделала это ради того, чтобы ты отнял у меня Халева, когда мы придем в твой дом?

В действительности Атрет уже не мог представить себе иной женщины, заботящейся о его сыне, кроме нее.

— Нет, — сказал он. — Я не отниму его у тебя. Клянусь тебе своим мечом.

Она протянула к нему руки и взяла его за руку.

— Я верю тебе без всяких клятв.

Откинувшись спиной к мраморной колонне, Атрет внимательно посмотрел на Рицпу холодным взглядом, но внутри у него все просто горело огнем. Когда она отпустила его руку, он испытал чувство разочарования — и благодарности. Она заставила его почувствовать себя беззащитным, и ему это не понравилось.

Рицпа снова встала, смущенная его загадочным взглядом.

— Пойдем в гостиницу, Атрет. Ты ведь с нами.

— Я так не считаю.

— Феофил со своими воинами в гарнизоне, — сказала она, думая, что, может быть, Атрет не решается идти туда из-за сотника. — Пожалуйста. — Она снова протянула ему руку. — Не оставайся на холоде, когда тебя зовут к огню.

Когда Атрет взял ее за руку, она улыбнулась ему и повернулась, чтобы выйти из фанума. Но он сжал ее руку, не давая ей выйти.

— Не сейчас.

Она вопросительно посмотрела на него, и тут же ее глаза широко распахнулись, и она инстинктивно приготовилась к отпору еще до того, как он потянул ее в свои объятия. Она напряглась и попыталась протестовать. Обхватив одной рукой ее голову, Атрет прижался губами к ее губам и стал целовать ее со всей накопившейся в нем страстью. Он прижал ее к себе и почувствовал, как она уперлась ему в грудь руками. Еще он почувствовал ее тепло и то, как бешено колотится сердце — у нее и у него самого.

Довольный этим своим поступком, он отпустил ее.

— Ну как, ты по-прежнему хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Рицпа отступила на шаг, дрожа и пытаясь перевести дух.

— На корабле или здесь, но нам придется быть вместе, — сказала она, обхватив себя руками и пытаясь успокоиться.

— А как же твое приглашение к огню? — Атрет слегка погладил ее рукой по щеке.

Она решительно отстранила его руку.

— Если не можешь вести себя нормально, может быть, тебе действительно лучше остаться здесь! — Повернувшись, она вышла из фанума, оставив его одного.

Рассмеявшись, Атрет догнал ее.

— А я и вел себя нормально, — сказал он, поравнявшись с ней. Рицпа никогда не могла его обогнать. — Для варвара. Или, может быть, тебе больше нравится называть меня бешеным? Меня ведь еще и так звали.

— Уйди от меня.

— Почему? Потому что тебе очень понравилось?

Рицпа остановилась и повернулась к нему, и взгляд ее был не столько гневным, сколько подавленным.

— Потому что тебе на это наплевать.

— А тебе нет?

Вспыхнув, она пошла дальше, оставив его одного на дороге. Он снова догнал ее, но больше ничего не говорил. Она почувствовала его насмешливый взгляд и подумала, что не встречала в своей жизни человека более черствого, чем этот германец.

Петр с Варнавой стояли у ворот гостиницы. Мальчики побежали им навстречу и обступили Атрета, дав возможность Рицпе уйти от него. Атрет прошел вслед за ней во двор и выругался про себя, увидев идущих ему навстречу Тибулла и Нигера. Он уже думал, что избавился от них.

— Мы будем спать там, Атрет, — сказал Агав, присоединяясь к ним.

Атрет посмотрел поверх головы молодого человека, чтобы разглядеть, куда пошла Рицпа. Она присоединилась к Камелле и ее дочери в другом конце двора. Сняв шаль, она опустилась на колени и взяла на руки Халева. Малыш весело заболтал в воздухе ножками, обрадовавшись ее появлению. Она посмотрела в сторону Атрета, и ему хорошо было видно, какое она испытала облегчение. Облегчение оттого, что она оказалась далеко от Атрета. Ему было не достать ее. И ее щит снова был у нее в руках.

Не надолго, Рицпа. Я уже взобрался на стены твоей крепости. В следующий раз я не оставлю от них камня на камне.

— Что это он так тебе ухмыляется? — тихо спросила Камелла, переводя взгляд с Атрета на Рицпу, которая была явно взволнована.

— Видеть его не могу.

— Вы что, поссорились?

— Не совсем. — Рицпа повернула голову и смотрела, как Атрет вместе с Тибуллом и другими идет к спальному месту, которое было для них приготовлено. Петр бежал впереди них, явно желая убедиться, что там действительно есть место и для него.

Атрет снова оглянулся но Рицпу, и она почувствовала, что вся горит от смущения. Почему он так поступил? Но самое худшее, почему она позволила себя одурачить? Если бы она только приблизительно догадалась о его намерениях, она бы и близко не подошла к этому фануму.

— Не будете против, если я присоединюсь к вам, женщины? — спросил подошедший Прохор, и Камелла тепло поприветствовала его. Он присел к ним и провел время в общении со своей сестрой, любуясь тем, как его племянница играет с Халевом. Чуть позже к ним присоединилась и Рода, но с ее появлением беседа стала какой-то высокопарной. Рицпа видела, что привязанность Роды к Лизии была искренней и взаимной, но с Камеллой она держалась нарочито вежливо, тогда как возмущенная таким обращением Камелла отвечала молчанием.

* * *

Глядя со своего места через двор, Атрет наблюдал за Рицпой. Молодые люди рядом с ним упражнялись в знании Писания. У Тибулла был текст Евангелия от Марка и послания Павла ефесянам. Все четверо запоминали текст последней книги.

— «Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его; облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских», — прочитал Тибулл. Остальные повторили за ним.

— Еще раз, Нигер, — сказал Тибулл. — Ты забыл «могуществом силы Его». — Тибулл перечитал отрывок, и Нигер снова процитировал его.

Так они проходили вместе отрывок за отрывком, запоминая все слово в слово.

— «...препоясавши чресла ваши истиною, и облекшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир... А паче всего возьмите щит веры... И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие».

Атрету очень захотелось снова вернуться в фанум.

Тибулл снова заговорил, и тут Атрет прервал его:

— Вы действительно верите в то, что это когда-нибудь спасет вам жизнь?

Тибулл удивился таким словам и не знал, что ответить.

— Что может ваша истина против римского меча? — мрачно спросил Атрет. — Что могут добрые слова против империи, которая держится на крови? Ответьте мне!

Они переглянулись, каждый надеясь на то, что у кого-то другого найдется достойный ответ.

— Щит веры! — засмеялся Атрет. Он встал, не в силах больше находиться здесь и слушать все это. — Шлем спасения! Да любой меч пробьет и то и другое, и убьет вас.

Нигер отпрянул, испугавшись его гнева.

— Убьет тело, Атрет, но не душу, — сказал Агав, и Атрет направил теперь весь гнев на него.

— A-а, вот оно в чем дело! — усмехнулся Атрет. — Но только у меня души нет. — Как нет ничего общего с этими людьми, сыновьями торговцев и ремесленников. Его с самого детства учили быть воином. А последние десять лет дали ему еще больше. Знает ли кто-нибудь из этих мальчишек, каково смотреть в лицо смерти?

— В тебе есть душа, Атрет, — сказал Вартимей.

— И она взывает к Богу, — подхватил кто-то другой.

Атрет посмотрел на Тибулла.

— Если у меня и есть душа, то она взывает к мести.

— Месть приведет тебя к смерти, — ответил Тибулл, набравшись смелости от поддержки двух других собеседников.

— Может быть, но она даст мне и удовлетворение.

— У нас есть для тебя Благая Весть, Атрет, — сказал Нигер. — Спаситель пришел.

— Спаситель, — презрительно повторил Атрет и оглядел всех, кто его окружал. — А вы спасены?

— Да, — сказал Вартимей. — И ты тоже можешь спастись.

— Я слышал о вашем Иисусе и о Его Благой Вести. Одна рабыня сказала мне об этом, ожидая смерти от львов на арене. И вот теперь я слышу это от вас. День и ночь, день и ночь. Без передышки. Вы говорите о жизни, а смерть кружит над вами, как стервятник.

— Смерть не имеет над нами никакой силы, — сказал Агав.

— Не имеет? — голос Атрета был холодным и вызывающим, а его взгляд — исполненным презрения. — Тогда почему же вы так бежите от нее?

* * *

Рицпа услышала гневный голос Атрета. Взглянув в его сторону, она увидела, как он возвышается над четырьмя молодыми людьми. Те тоже встали, и Вартимей вышел вперед. Было видно, что его поступок был продиктовал обращением к Атрету, а не вызовом. Атрет схватил его за тунику и что-то заговорил ему прямо в лицо. Молодой человек поднял руки вверх в знак уступчивости, и Атрет презрительно оттолкнул его от себя. Сказав что-то еще, Атрет сплюнул на землю и, отвернувшись, отошел в сторону.

Когда Петр и Варнава последовали за ним, Поркия позвала их. Варнава остановился, но Петр не послушался. Поркия позвала снова, на этот раз настойчивее, и младший брат нехотя вернулся к матери. Когда Атрет склонился над костром, Петр сел рядом с ним. Атрет что-то сказал и сердито посмотрел на него. Петр сказал ему что-то в ответ, и Атрет отрицательно покачал головой. Петр уныло встал и отошел от него. Поркия пошла к нему навстречу. Недовольно посмотрев на Атрета, она обняла Петра за плечи и торопливо увела к своей палатке. Атрет какое-то время смотрел им вслед, потом отвернулся.

Рицпе стало больно на сердце. Она почти не слушала разговор между Прохором, Камеллой и Родой, потому что все ее мысли были заняты тем, почему Атрет так настроился против молодых людей. Наступила ночь, а он все сидел возле огня, уставившись на пламя. Его лицо казалось неподвижным и бронзовым. Он выглядел таким одиноким, как бы отрезанным от всех остальных.

Рицпа импульсивно взяла Халева из одеяла и встала.

— Извините, — сказала она беседующим и прошла мимо них.

— Неужели ты пойдешь прямо к нему? — спросила Рода. — Когда он в таком состоянии...

— Почему бы и нет? — сказала ей Камелла.

Рода досадливо посмотрела на нее.

— Потому что ничем хорошим это кончиться не может. Такие, как он, просто непредсказуемы.

— Ты боишься его так же, как Поркия, — сказала Камелла.

— А почему бы нам его не бояться? Не забывай, кем он был.

— Это верно. Ты почему-то думаешь, что человек не может забыть свое прошлое и начать все сначала.

— А по-моему, ему и не хочется начинать все сначала. Он просто хочет вернуться домой.

Лизия отодвинулась в угол палатки и опустила голову на колени.

Рода взглянула на Камеллу. — И вообще, я говорила не о тебе.

— В самом деле?

— Мне нет нужды тебе все объяснять.

— Конечно, нет. Ты ясна, как день. Тебе нужно лишь уколоть меня, только и всего.

— Камелла, — тихо сказал Прохор, но сестра не слушала его.

— При малейшей возможности ты...

— Неправда. Это ты сама чувствуешь свою вину и из-за этого обижаешься на все, что бы я ни сказала!

— Мы с братом так хорошо беседовали, пока ты не пришла. Почему бы тебе не уйти?

— Довольно! — снова сказал Прохор, начиная испытывать раздражение.

Камелла тут же заплакала.

— Меня тошнит от ее постоянной критики и обвинений!

— Тебя тошнит от меня? Ты слышал, что она сказала? Ты видишь, как она ко мне относится? — возмущалась Рода, вставая. — Теперь-то ты хоть поверил в то, что я о ней говорю? — Глазами, полными гневных слез, Рода смотрела на мужа, ища у него поддержки. Он сидел молча и выглядел совершенно разбитым. — Ты идешь, Прохор?

— Нет.

Рода побледнела.

— Нет? — Она снова заплакала.

— Я приду через несколько минут, — сказал Прохор, но было уже поздно.

— Я твоя жена, а ты все время становишься на ее сторону.

— Я не становлюсь ни на чью сторону.

— Нет? Прекрасно. Оставайся. Мне все равно. Ведь мои чувства для тебя ничего не значат, правда? — Слезы текли по щекам Роды. Она посмотрела на Камеллу. — Мы взяли тебя в наш дом, а ты только и делаешь, что пытаешься нас рассорить. — Ее уже было не остановить. — Ну что ж, Камелла, поздравляю тебя. Ты победила. Теперь, я надеюсь, ты довольна. — Разразившись слезами, Рода отвернулась.

Дата добавления: 2015-08-21