Добрая земля 1 страница

И иное упало на добрую землю...

Атрет почувствовал, как кто-то трясет его за плечо, и проснулся. Прямо над ним развевался квадратный парус, который гнал корабль по ветру.

— Ты присоединишься к нам на утренней молитве, брат?

Атрет открыл один заспанный глаз и заорал на юного Вартимея, стоявшего над ним:

— Я тебе не брат, парень. А если ты меня еще раз разбудишь, клянусь, я раздроблю тебе все кости твоей руки.

Вартимей ушел.

Атрет натянул на голову одеяло, закрываясь от света звезд и холодного ветра.

— Ну что, он придет на этот раз? — спросил Тибулл.

— Нет.

— Не будем его больше будить, — предложил Агав. — Были люди поупрямее Атрета, и те приходили к Господу.

— Он сказал, что в следующий раз сломает мне руку, если я его разбужу. Думаю, с него станется.

— Ну что ж, тогда будем с ним поосторожнее и станем держаться от него подальше, — сказал Тибулл, весело смеясь.

Откинув одеяло, Атрет приподнялся и сел. Стоило молодым людям взглянуть на его лицо, как они тут же отошли поближе к остальным пассажирам. Пробормотав проклятия, Атрет откинулся назад, испытав некоторое облегчение оттого, что ему больше никто не докучает своим присутствием. Почти всю ночь эти люди не спят, а только и делают, что делятся своими мечтами «нести Благую Весть умирающему миру». Что за Благая Весть? И что это за умирающий мир? Атрету было непонятно многое из того, что они говорили. Да и зачем ему понимать? Их религия вообще какая-то непонятная. Как и их Бог. Всякий настоящий бог отомстит за убийство своего сына, никогда не простит и не примет к себе тех, кто это сделал.

Рядом разговаривали женщины. Заплакал Халев. Снова откинув одеяло, Атрет приподнялся и сел, но плач в этот момент прекратился. Глядя на Рицпу, германец понял, что она кормит его сына. Ребенок успокоился, почувствовав тепло ее груди и насыщаясь. Атрет успокоился и снова лег.

Отношение этой женщины к нему угнетало Атрета. Он не переставал думать о ней, ему хотелось объяснить ей, зачем он убил Галла и другого человека Серта. Он хотел, чтобы она все поняла. Но она, судя по всему, сторонилась его.

Знакомство с Феофилом оставило у Атрета очень неприятный осадок, и он подумал, что Рицпа знала этого сотника раньше. Она утверждала, будто ей было известно только то, что он римлянин. Скрепя сердце, Атрет поверил ей, но их отношения после этого лучше не стали. Рицпа по-прежнему предпочитала общаться не с ним, а со своими друзьями по вере.

Вчера Атрет искал ее по всему кораблю и нашел сидящей в укромном уголке и кормящей Халева. При этом она что-то тихо говорила малышу. В тот момент она показалась Атрету такой прекрасной и безмятежной, что у него невольно сжалось сердце. Он стоял за бочками, стараясь быть незамеченным, и наблюдал за этой мирной сценой. И внезапно его охватила такая сильная и острая тоска, что он почувствовал физическую боль. Раньше ему казалось, что все его эмоции, за исключением гнева, давно умерли. Он был подобен омертвевшей руке или ноге, по которой давно перестала течь кровь. Но сейчас кровь снова потекла по жилам, и все его чувства и эмоции ожили — а вместе с жизнью к нему пришла и мучительная боль.

Почувствовав его присутствие, Рицпа оглянулась. Атрету достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы ему стало ясно: он никогда не сможет убедить ее в том, что, убив тех людей, он поступил правильно. Рицпа быстро прикрыла шалью себя и Халева, как будто хотела защититься от германца. Это ее действие почему-то причинило Атрету боль и рассердило его даже сильнее, чем все то, что она говорила или делала раньше. В ее глазах он оставался убийцей.

Наверное, так оно и было. Наверное, это было все, что досталось ему в жизни. Но кто был в этом виноват? Он сам, или Рим?

Как только они ступили на борт этого проклятого корабля, Атрет оказался как бы отрезанным от Рицпы. Она все время проводила в общении с другими людьми, чаще с женщинами. Когда же она была предоставлена самой себе, обстоятельства складывались таким образом, что Атрету лучше было ее не искать. Его возмущало то влияние, которое оказывали на Рицпу остальные люди на корабле. Она заботилась о его сыне — не о своем собственном и не о сыне кого-то из этих пассажиров. Разве это не давало Атрету никаких прав на общение с ней?

Этот кровавый римский сотник, кажется, без труда находил с Рицпой общий язык. Атрет видел, как они стояли в носовой части корабля, и ветер развевал волосы Рицпы. Она запросто разговаривала с Феофилом. Атрет часто видел их беседующими друг с другом. Однажды он заметил, что они смеются, и ему стало интересно, не над ним ли.

Все христиане относились к римлянину как к старшему, даже Мнасон, который всегда стремился привлечь внимание к себе.

Феофил быстро стал для них тем, кем для них раньше был Иоанн. Вставал он еще до рассвета, чтобы в молитве воздать славу своему Богу. К нему один за другим присоединялись и остальные, и постепенно раннее утреннее собрание превращалось в самый настоящий праздник!

И вот, теперь они собрались снова. Атрет укрылся одеялом и, стиснув зубы, слушал. Феофил говорил им, как они должны радовать своего распятого Мессию.

— «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего».

— Аминь, — дружным хором отвечали остальные, действуя при этом на и без того расшатанные нервы Атрета.

— Пользуйтесь своими дарами так, как этого ждет от вас Господь. «Любовь ваша да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру».

— Аминь.

— «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью... В усердии не ослабевайте; духом пламенейте, Господу служите».

— Аминь.

— «В скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие... Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте».

Атрету стало больно при воспоминании о тех проклятиях, которые он послал на голову Феофила во время их первой встречи и которые он посылал в его адрес всякий раз, когда видел сотника. Да, он хочет видеть Феофила в Гадесе еще до того, как тот ступит на землю хаттов, — Атрет так ему и сказал!

— «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе».

И это говорит римлянин? Атрету захотелось встать и рассмеяться им всем в глаза.

— «Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками».

Но, с точки зрения Рима, правильно лишать людей свободы! Разве не римляне отняли свободу у Атрета? Так что же на самом деле правильно?

— «Будьте в мире».

«Pax Romana! — с горечью подумал Атрет. — Ха! Быть в мире с Римом? Не будет этого, пока я дышу!»

— «Будьте в мире со всеми людьми».

Никогда!

— «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию».

Да я призову все силы Черного леса, чтобы отомстить тебе за все, римлянин!

— « Не будь побежден злом, но побеждай зло добром».

— Аминь.

— Помните, возлюбленные, что «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками».

Только не за меня.

— «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него».

— Аминь, — раздался радостный возглас.

— Поэтому, возлюбленные, любите друг друга.

— Аминь.

— Любите друг друга.

— Аминь!

— Любите друг друга так, как Христос возлюбил вас.

— Аминь!

— Слушайте, дети Божьи. И знайте.

— Господь, Бог наш, Господь един есть, — сказали все вместе. — И буду любить Господа, Бога моего, всем сердцем моим, и всею душою моею, и всеми силами моими.

— Слава Богу!

— Слава Богу в вышних!

— Который правит сейчас и вовеки!

Они запели, и их голоса красиво сочетались:

— Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе. Ему слава и ныне и в день вечный. Аминь. Аминь.

На нижней палубе наступило молчание, когда собравшиеся христиане сели в круг и стали передавать друг другу хлеб и вино. Атрет как-то наблюдал этот ритуал со стороны и спросил Рицпу, что он означает. Рицпа сказала, что христиане едят плоть и пьют кровь Христа.

— И вы еще называете меня варваром? — с отвращением сказал он.

— Ты не понимаешь.

— И не хочу.

— Если только... — начала было Рицпа, но тут же замолчала. Атрету запомнился тогда ее взгляд, полный страдания. Затем она отвернулась и стала радостно общаться с другими.

Как общалась сейчас, присоединившись к жуткому ритуалу.

И ради этого она оставила Халева одного в его маленькой постельке? Забыла свои обязанности по отношению к ребенку, бросив его ради этого своего Бога? Отшвырнув одеяло, Атрет встал. Если это так, то он силой уведет Рицпу из этого сборища пожирателей плоти и напомнит, о чем ей действительно надо молиться.

Обойдя несколько бочек, он увидел собравшихся, сидящих на коленях. Его сын покоился на руках Рицпы. Рядом с ней сидел Феофил. Атрет почувствовал лютую ненависть, наблюдая, как римлянин отломил кусок хлеба и сунул его Рицпе в рот. Потом он взял кубок с кровью Христа и поднес к ее губам, чтобы она сделала глоток. Затем сам сделал глоток из кубка и передал его Пармене.

Всякий непосвященный мог бы подумать, что Рицпа и ребенок принадлежат римлянину!

Сердце Атрета забилось чаще, и кровь застучала у него в висках. Он стиснул зубы. Феофил поднял голову и посмотрел на него. Атрет ответил ему долгим, полным ненависти взглядом. Настанет и мой час глотнуть крови, и эта кровь будет твоей, — поклялся он.

Когда жуткий пир закончился, наступило время для молитвы. Христиане говорили тихо, упоминали о нуждах людей, называли их имена. Они молились за Иоанна. За Клеопу. О, проклятие! Они молились за него. Сжав кулаки, Атрет воззвал к Тивазу, германскому богу неба. Отдай мне жизнь Феофила! Отдай ее мне в руки, чтобы я мог сокрушить ее и предать его забвению!

Кровь в нем так и кипела, и он знал, что если сию же минуту не уйдет в другой конец корабля, где еще по-прежнему спали иллирийцы и македоняне, он обязательно убьет Феофила, даже не задумываясь о последствиях.

Когда он проходил мимо христиан, Рицпа взглянула на него, и в ее взгляде была неприкрытая тревога.

Атрет стоял на палубе с наветренной стороны корабля, холодный ветер развевал его волосы и дул ему в лицо. Корабль качало на волнах, волны вздымались над носовой частью. Всходило солнце.

Капитан корабля громко выкрикивал приказы матросам, которые суетились на палубе, перетягивали канаты и старались закрепить два отвязавшихся груза, переваливавшихся по палубе от качки. Еще одна соленая волна ударила в нос корабля, и Атрет расставил ноги пошире, чтобы не упасть. Уж лучше бушующее море и ледяной ветер, чем теплое укрытие в обществе этих религиозных фанатиков, с их тихими голосами.

Ухватившись руками за бортик, Атрет увидел вдалеке сушу.

— Что это? — закричал он, стараясь перекричать шум бушующего моря, указывая ближайшему матросу в сторону земли.

— Делос!

Пошел дождь, от которого и палуба, и Атрет быстро намокли. Насквозь промокший и закоченевший от холода, германец, тем не менее, упрямо оставался на верхней палубе, проклиная все на свете.

Спустя какое-то время появилась Рицпа. Халева с ней не было. Атрет повернулся к ней.

— Где мой сын? — сердито спросил он.

— В безопасном месте, где теплее.

— Один?

— Нет.

Атрету снова стало жарко.

— А кто с ним остался? Сотник?

Рицпа удивленно посмотрела на него.

— За ним смотрит Камелла.

— Камелла. Мать, у которой никогда не было мужа.

Рицпа отвернулась. Атрет схватил ее за руку. Он сразу почувствовал, как она напряглась от его прикосновения.

— Прекрати меня избегать.

— Я вовсе не стремлюсь тебя избегать, Атрет.

— Я же чувствую, как ты сопротивляешься.

Она заставила себя расслабиться.

— Почему ты ушел?

— А по-твоему, я должен был остаться и слушать? По-твоему, я должен был вместе со всеми опуститься на колени? Ты думаешь, я пойду за этим твоим кровавым римлянином?

Рицпа снова сверкнула на Атрета своими темными глазами.

— Он не мой римлянин, Атрет, и мы следуем за Господом, а не за Феофилом.

— Он кормит тебя из рук, как любимое животное.

— У меня на руках был твой сын. Если бы ты сидел рядом со мной, я бы приняла хлеб из твоих рук!

Его сердце забилось сильнее. Он посмотрел в темно-карие глаза Рицпы и увидел в них нечто такое, от чего ему стало теплее. Когда он посмотрел на ее губы, она опустила голову. Он снова рассердился.

— Почему ты все время избегаешь меня? — раздраженно спросил он.

— Я не избегаю.

— Нет, избегаешь. Ты лишила меня возможности быть с моим сыном.

Она снова посмотрела на него, ее щеки побелели от холода.

— Это ты нас избегаешь.

— Мне нет до них никакого дела, — сказал Атрет, резко отвернувшись.

— И до меня тоже, — сказала она. — Иногда я даже сомневаюсь, есть ли тебе дело до твоего собственного сына. Ты любишь его? Или он для тебя просто вещь, которая, как ты думаешь, принадлежит тебе?

— Вы оба принадлежите мне.

— Поостерегись с такими выражениями, мой господин. Ты платил мне по одному динарию в день. Или ты забыл?

Атрету было приятно смотреть, как она сердится, он даже невольно улыбнулся.

— Вот сейчас ты больше похожа на себя. Как огонь. — Рицпа отвернулась, но он снова повернул ее к себе. Схватив ее за плечи, он наклонил к ней голову. — Бери же свой меч, Рицпа. Пусть он пересечется с моим, и посмотрим, что это тебе даст. Давай. Мне так хочется сразиться!

Она ничего ему не сказала, но он видел, какая в ней происходит борьба. Было ясно, что молчала она не от страха, ибо в ее неотрывном взгляде страха не было. Атрет ослабил руки, боясь причинить ей боль. Этого он совсем не хотел.

— Я очень хочу, чтобы ты присоединился к нам и услышал Благую Весть, — сказала Рицпа с раздражающим Атрета спокойствием.

Атрет обнял ее, притянул к себе и прошептал на ухо:

— Я обниму тебя, моя красавица, но никогда не приму ни твоего Бога, ни твою религию. — Вдохнув аромат ее волос, он отпустил ее, удовлетворенный тем, что вывел ее из себя.

Рицпа ушла в укрытие, которое она делила с Камеллой и Лизией.

Феофил, стоя с другими пассажирами, проводил ее глазами, после чего задумчиво посмотрел на Атрета.

Вернувшись на свое место, Рицпа взяла Халева на руки. Малыш уже готов был заплакать, а ей необходимо было забыть о тех чувствах, которые пробудил в ней Атрет. Но сердце у нее по-прежнему билось очень сильно.

— С тобой все в порядке? — спросила Камелла, пристально глядя на нее.

— Да, конечно. А что?

— Ты вся дрожишь.

— Утро сегодня холодное.

— Но ты не выглядишь замерзшей. Ты выглядишь... живой.

Рицпа чувствовала, как горят ее щеки, и надеялась, что слабый свет разгорающегося утра скроет ее смущение. Она чувствовала себя живой. После разговора с Атретом она вся трепетала, ее сердце не переставало бешено колотиться.

О Боже, я больше не хочу испытывать такие чувства, тем более к нему!

— Лизия, пойди, посмотри, не нужно ли Роде чем-нибудь помочь, — сказала Камелла.

— Хорошо, мама.

Бросив взгляд на Рицпу, Камелла стала убирать постель.

— Ты говорила с Атретом? — спросила она, складывая одеяло.

— Это так заметно?

Камелла сложила одеяло, положила на палубу и села на него.

— Нет, конечно. Только тем, кто внимательно за тобой наблюдает.

— А кто наблюдает?

Камелла состроила гримасу.

— Рода. А еще Феофил, только по другой причине. И вообще, — добавила Камелла, слегка усмехнувшись, — где бы Атрет ни появился, все тут же это замечают.

— Как его не заметить, когда он такой злой и вечно ходит вокруг нас?

— Я говорю даже не об этом.

— Хочешь сказать, что он красив.

— Более красивого мужчины я, пожалуй, не встречала, но даже его красота ничего бы не стоила, если бы он не обладал еще одним качеством. — Камелла взяла свою шаль и накинула ее на плечи. — Если бы Феофил не пришел на корабль, Атрет быстро обрел бы власть над нами.

— Бог не допустил этого.

— Да, это так, — сказала Камелла, улыбнувшись, и потом объяснила: — Такой человек, как Атрет, не может остаться незамеченным. Он либо поведет людей к Богу, либо уведет их от Него.

Рицпа перевернула Халева на животик и смотрела, как он пытается ползать.

— Атрет отвергает Христа.

— Пока...

Рицпа взглянула на нее.

— Если ты можешь привести его ко Христу, сделай это. С моего благословения.

Улыбка исчезла с лица Камеллы.

— Думаю, что не смогу. У меня, наверное, не хватит смелости приблизиться к нему. — Камелла снова улыбнулась Рицпе слегка виноватой улыбкой. — Мне все это хорошо знакомо по собственному опыту. Я слишком легко поддаюсь плотским страстям. Доказательством тому служит Лизия, хотя теперь я не могу представить себе жизни без нее. У всех свои слабости и трудности. Я знаю, ты заметила, как Евника смотрит на Мнасона, как она постоянно крутится возле него, нисколько не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Не думая даже о Пармене. — Камелла печально покачала головой. — Нет, у каждого из нас есть свои проблемы, с которыми нам приходится бороться. Так что, выходит, Атретом можешь заняться только ты.

Петр и Варнава бегали неподалеку и играли в какую-то подвижную игру, в которую играли каждый день. «Не поймаешь! Не поймаешь!» — кричал Петр. Бросившись за ним, Варнава задел ногой сложенный канат и, падая, едва не разрушил сделанное Камеллой и Рицпой укрытие.

— Мальчики! — раздраженно прикрикнула на них Камелла.

Иногда их мальчишеский азарт действовал окружающим на нервы, как, например, сейчас, когда шум и топот напугали Халева, и он заплакал. Рицпа взяла ребёнка на руки и стала успокаивать. Что-то упало недалеко от них, и Рицпа подумала: интересно, что сорванцы разрушили на этот раз. Вчера, когда погода была ясной, мальчики бегали взад-вперед и раздражали матросов, путаясь у них под ногами. Когда же Тимон вмешался и сказал, чтобы они играли где-нибудь в другом месте, Петр стал возиться с узлами канатов, которыми был закреплен груз.

— Атрет чем-то напоминает мне отца Лизии, — сказала Камелла, когда мальчики, наконец, убежали на другой конец палубы, — Красивый, мужественный, волевой. Тебе неприятно это слышать? Если не хочешь, я больше не буду говорить о нем.

Рицпа действительно испытывала смущение, но только не знала, что было тому причиной — отец Лизии или Атрет.

— В какой-то степени да, — грустно призналась она. — Хотя не по той причине, по которой ты, наверное, думаешь. Я не сильнее тебя, Камелла.

Камелла с пониманием отнеслась к такому признанию.

— Хорошо, — сказала она и положила свою руку на руки Рицпы. — Если мы будем доверять друг другу, нам будет легче преодолевать наши искушения.

Рицпа засмеялась. Халев смог отползти от женщин на достаточно приличное расстояние. Рицпа взяла его на руки и положила рядом с собой, чтобы он снова мог ползти.

— Когда мы доберемся до Рима, он будет хорошо ползать, сказала Камелла, наблюдая за ним.

— А когда доберемся до Германии, он уже будет ходить.

— Я вижу, ты не хочешь туда.

— А ты хочешь?

— Да, очень. Но больше всего я хочу начать все сначала.

— Ты можешь это сделать везде, Камелла.

— Только не там, где тебе все время напоминают о твоем прошлом и то и дело ждут, когда ты снова оступишься.

Что-то упало на их укрытие, от чего обе вздрогнули. Перед Халевом лежал какой-то тряпичный мяч.

— Опять эти мальчишки, — сказала Камелла, взяв мячик в руки, когда из-за угла появился Петр.

— Это наш мяч, — сказал он, запыхавшись.

— Да, мы знаем. Играйте где-нибудь в другом месте, — раздраженно сказала Камелла, сунув ему мячик обратно.

Петр схватил мяч, и мальчишки скрылись из виду, но слышно их все равно было повсюду.

Погода стала лучше. Петр и Варнава продолжали бегать по палубе, лавируя между людьми, а иногда и врезаясь в них. Капео и Филомен тоже было присоединились к мальчикам, но их отец, Пармена, быстро пресек чересчур шумные игры детей и предложил сыграть во что-нибудь более спокойное. Какое-то время дети сидели тихо, однако вскоре Петр и Варнава снова стали кричать, смеяться и бегать, раздражая как матросов, так и пассажиров, которые не вмешивались только из вежливости. Тимон и Поркия не пытались успокоить детей, даже когда Петр сбил с ног Антонию.

— Ради всего святого, Поркия, уйми ты их! — сказала Евника, явно расстроенная тем, что ей пришлось прервать разговор с Мнасоном. Она наклонилась, чтобы помочь дочери подняться.

— Но он же не специально, — сказала Поркия, тут же отпуская Петра, пока Евника вытирала слезы с лица своей маленькой дочки. — И вообще, не тебе его осуждать! Уделяй больше внимания своей семье!

Евника покраснела, смущенно покосилась в сторону Мнасона и замолчала.

Атрет подошел к Рицпе и молча встал рядом. Камелла посмотрела на него и, взяв дочь за руку, сказала:

— Мы с Лизией пойдем, прогуляемся по палубе.

— Можете не уходить.

— Идите, идите, — ледяным тоном произнес Атрет.

Пожалев о сказанном, Рицпа отвернулась и стала смотреть на море, униженная грубостью германца. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Атрета, и ей было интересно, о чем он думает.

— Ты хотел со мной о чем-то поговорить? — спросила она, когда затянувшаяся пауза начала действовать ей на нервы. Атрет не ответил. — Может, хочешь подержать на руках Халева?

— Тебе так хочется меня отвлечь?

— Да!

Усмехнувшись, Атрет взял ребенка на руки.

— Ты никогда не лжешь, да?

— Я обещала.

Его лицо стало жестким,

— Даже самой себе?

Рицпа не стала реагировать на эту колкость. Она смотрела на мальчика, встревожившись тем, что отдала ребенка в руки человека, способного, не моргнув глазом, взять чужую жизнь. В какое-то мгновение ей захотелось забрать Халева обратно. Атрет держал своего сына на руках впервые с той ужасной ночи, когда они покинули виллу, если не считать тех минут, когда он нес Халева на борт корабля. Почему она так легко передала ему ребенка? Только для того, чтобы Атрет не разговаривал с ней? Она даже стала надеяться, что Халев сейчас заплачет. Но этого не произошло. Наоборот, малыш с любопытством взял в руки висевший на шее у отца медальон из слоновой кости и попробовал его на вкус. Рассмотрев этот интересный предмет, он стал постукивать им по груди отца. «Да... да... да...».

Выражение лица Атрета удивительным образом изменилось. Забыв о Рицпе, он стал разговаривать с сыном. Жесткие черты, которыми наделила его сама жизнь, вдруг исчезли, и Рицпа поняла, что этот человек много лет жил в столь ужасных условиях, которые ей, наверное, трудно даже представить. Сейчас он тихо говорил, произнося какие-то германские слова, которые были ей непонятны. Но его тон был вполне понятен и без слов.

Атрет поднял Халева над головой и покачал его, малыш издал восторженный крик. Рицпа стояла рядом, с интересом наблюдая.

В этот момент кто-то сзади врезался в спину Рицпы, и она, почувствовав боль от удара, упала прямо на Атрета. Атрет тут же опустил Халева, держа его в одной руке и удерживая Рицпу от падения другой. Варнава продолжал бегать вокруг них, но тут его догнал Петр.

— Вот я и поймал тебя! — победоносно закричал Петр, сильно толкнув своего младшего брата.

— Нечестно! Нечестно! — возмутился Варнава, и мальчишки стали громко спорить друг с другом.

Атрет сунул Халева в руки Рицпе. Потом сделал резкую подсечку, и оба юнца рухнули на палубу. Варнава даже вскрикнул от неожиданности. Наклонившись над ними, Атрет схватил обоих за лодыжки, приподнял и подвесил через ограждение прямо над водой.

— Нет! — испуганно закричала Рицпа, уверенная в том, что Атрет действительно сбросит детей в море.

Варнава в ужасе вопил, отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь руками и не находя опоры.

— Кажется, вам пора преподать хороший урок! — сказал сорванцам Атрет и тряхнул их так, что те невольно щелкнули зубами. Когда он перестал их трясти, Варнава завопил еще громче, а Петр просто покачивался и молчал, широко раскрыв глаза от ужаса.

Услышав крики и шум, все обернулись, а Поркия и Тимон в последнюю очередь. Увидев Атрета, держащего ее детей за ноги прямо над водой, Поркия закричала и побежала к ним, отчаянно пытаясь спасти сыновей от гибели.

— Кто-нибудь, остановите его!

— Атрет, прошу тебя, не надо, — сказала Рицпа, у которой от страха перехватило дыхание.

— Да никому не нужны эти два жалких щенка!

Варнава продолжал кричать, тогда как висящий вниз головой Петр обмяк и, судя по всему, решил принять смерть более достойно, чем его младший брат.

— Тимон! — заплакала Поркия. — Ну сделай же что-нибудь! — Она дико озиралась, пытаясь отыскать мужа, который уже со всех ног бежал к ней с перекошенным от страха лицом.

Атрет еще раз сильно тряхнул Варнаву.

— Заткнись!

Варнава замолчал, как будто кто-то схватил его за горло и не давал дышать.

Все молча смотрели на происходящее. Никто не осмеливался подойти, даже Поркия, которая подбежала к самому ограждению, где Атрет держал мальчиков, и стояла, плача и ломая руки.

— Не бросай их, — умоляла она. — Пожалуйста, не бросай их. Они же совсем дети. Они не хотели ничего плохого.

— Замолчи, глупая женщина.

Когда Атрет слегка опустил мальчиков к воде, как будто собираясь бросить их в море, все затаили дыхание.

— А теперь слушайте меня внимательно. Ясно вам?

— Да!

— Вы больше не будете бегать, кричать и драться на этом корабле. Малейший шум — я скормлю вас рыбам. Слышите?

Повиснув вниз головой и широко раскрыв глаза, мальчики быстро кивнули.

— Повторите, что я вам сейчас сказал.

Они повторили.

— А теперь поклянитесь.

Варнава быстро пробормотал что-то невнятное, а Петр серьезно и внятно дал обещание.

Атрет еще с мгновение подержал детей над водой, потом поднял их высоко над головой и бросил на палубу, к ногам матери. Поркия тут же прижала их к себе.

Глядя на эту сцену, два воина откровенно смеялись, а несколько матросов высказывали свои одобрительные замечания. Один из пассажиров воскликнул, что лучше бы Атрет бросил их в море.

— А вы, — сказал Атрет Поркии и Тимону, — лучше следите за своими детьми, иначе в следующий раз я действительно вышвырну их в море, а потом и вас вслед за ними!

Поркия тут же увела детей подальше от Атрета.

— Больше не подходите к этому человеку. Держитесь от него как можно дальше. Он варвар, и ему ничего не стоит убить вас.

Она говорила достаточно громко, поэтому многие ее услышали. Атрет стиснул зубы и с холодным вызовом оглядел всех, кто стоял и смотрел на него.

Варнава плакал, прижавшись к маминой юбке, но Рицпа заметила, как Петр оглянулся и с восхищением посмотрел на Атрета. Взглянув на Атрета, она увидела, что и германец смотрит на мальчика. Атрет слегка улыбнулся и кивнул ему головой.

Тимон взял Петра за загривок и подтолкнул его к матери и младшему брату.

— Слушай мать.

Повернувшись ко всем спиной, Атрет уперся руками в ограждение. Рицпа никогда не видела его таким мрачным. Она подошла и встала рядом с ним. Он с удивлением посмотрел на нее.

— Чему ты улыбаешься?

— Тебе, — сказала она, чувствуя, как открываются двери ее сердца.

Атрет сощурился, недоверчиво глядя в ее карие глаза, в которых было столько тепла и нежности.

— Они заслужили это.

— Ты бы их не бросил.

— Нет? — Атрет уже хотел было напомнить ей о том, что всего несколько дней назад ему ничего не стоило убить двух человек.

— Нет.

— Ты что же, думаешь, что понимаешь меня?

— Нет. Я тебя совсем не понимаю, — откровенно сказала Рицпа. — Но я все-таки знаю тебя настолько, чтобы начать все сначала.

Она снова отдала ему Халева.

До Коринфа добрались без приключений. Феофил и воины вынесли с корабля груз, который предназначался для императора, а рабы, которые были на веслах весь путь от Ефеса до Коринфа, разгрузили ковры, ароматические специи и амфоры с вином и погрузили их в повозки для отправки через перешеек. Сбурарии разгружали песок для коринфской арены. Вместо него по ту сторону холма корабль должны были загрузить зерном для Рима.

Разгруженный корабль предстояло вытащить из воды. Нужно было за несколько дней протащить корбиту несколько миль по перешейку к заливу, где корабль должны были снова загрузить и подготовить к дальнейшему плаванию в Италию. Нерон начал строительство канала через перешеек, но после смерти этого императора работы были прекращены, хотя строительство канала оставалось по-прежнему актуальным.

Рабы натянули канаты корабля, стоявшего рядом. Их тела блестели от пота, когда они тянули корабль вверх по склону. Если бы не этот тяжелейший труд, кораблям пришлось бы потратить несколько недель пути, двигаясь на юго-запад по Средиземному морю, в обход огромного полуострова. Был конец сентября, а в ноябре путешествие по морю уже становилось опасным. Переход через перешеек был весьма трудным, но все же более безопасным.

Дата добавления: 2015-08-21