Система практической философии согласно принципам трансцендентального идеализма 2 страница

Прежде всего между интеллигенциями, которые должны посредством свободы воздействовать друг на друга, должна существовать предустановленная гармония в общем им представлении о мире. Ибо поскольку всякая определенность привходит в интеллигенцию только посредством определенности ее представлений, то интеллигенции,

которые созерцали бы совершенно различные миры, вообще не имели бы ничего общего и никаких точек соприкосновения друг с другом. Поскольку понятие интеллигенции я черпаю только из самого себя, то интеллигенция, которую мне надлежит признать в качестве таковой, должна в своем созерцании мира находиться в одинаковых условиях со мной; а так как различие между нею и мной вызвано лишь нашими индивидуальностями, то оставшееся, если я устраняю определенность этой индивидуальности, должно быть общим для нас обоих, т. е. мы должны быть равны в отношении к первому, второму и даже третьему ограничению, если отвлечься от определенности последнего.

Однако если интеллигенция создает все объективное из самой себя и общего прообраза представлений, который мы созерцали бы вне себя, не существует, то совпадение в представлениях различных интеллигенции, как в отношении объективного мира в целом, так и в отношении единичных вещей и изменений в одном и том же пространстве и времени – а именно это совпадение и заставляет нас приписывать нашим представлениям объективную истину,– объясняется просто общностью нашей природы или тождеством как нашего первоначального, так и нашего дедуцированного ограничения. Ибо так же, как для отдельной интеллигенции все, что может попасть в сферу ее представлений, предопределено изначальным ограничением, предопределено единством упомянутого ограничения и полное совпадение в представлениях отдельных интеллигенции. Это общее созерцание служит основой и как бы почвой, на которой происходит все взаимодействие между интеллигенциями, субстратом, к которому они именно поэтому постоянно возвращаются, как только между ними возникает дисгармония по поводу того, что не определено непосредственно созерцанием. Мы не отважимся довести наше объяснение до установления абсолютного начала, которое, будучи как бы общим фокусом интеллигенции или творцом и единым их устроителем (понятия, для нас совершенно непостижимые), могло бы содержать в себе общее основание для совпадения их объективных представлений. Но столь же достоверно, как-то, что есть отдельная интеллигенция со всеми дедуцированными нами определениями ее сознания, достоверно и существование других интеллигенции с такими же определениями, ибо они суть условия сознания первой и наоборот. Однако общими для различных интеллигенций могут

быть только первое и второе ограничения, третье же лишь постольку, поскольку оно вообще им всем присуще, ибо именно третье ограничение превращает интеллигенцию в определенный индивидуум. Поэтому может представиться, что именно третьим ограничением, поскольку оно носит определенный характер, полностью устраняется общность между интеллигенциями. Между тем именно этим ограничением, создающим индивидуальность, может быть вновь обусловлена предустановленная гармония, если мы только захотим увидеть в ней нечто противоположное предшествующей. Ибо если той предустановленной гармонией, которая находит свое выражение в совпадении объективных представлений интеллигенции, в них полагается некая общность, то третьим ограничением, напротив, в каждый индивидуум полагается нечто такое, что именно поэтому отрицается всеми другими; все они могут созерцать это нечто не как их действование, следовательно, только как не их действование. т. е. как действование интеллигенции вне них.

Таким образом, мы утверждаем следующее: непосредственно индивидуальным ограничением каждой интеллигенции, непосредственно отрицанием известной деятельности в ней эта деятельность полагается в качестве деятельности интеллигенции вне ее, что являет собой, следовательно, предустановленную гармонию отрицательного рода.

Для обоснования этого должны быть доказаны два положения:

1) я должен рассматривать то, что не есть моя деятельность, именно потому, что это не есть моя деятельность, как деятельность интеллигенции, находящейся вне меня, и без всякого воздействия на меня извне;

2) непосредственно полеганием моей индивидуальности без дальнейшего ограничения извне в меня полошено отри мание деятельности.

Что касается первого положения, то следует заметить, что речь идет только о сознательных или свободных действиях; правда, интеллигенция ограничена в своей свободе объективным миром, что в общей форме было уже доказано в предшествующем изложении, однако в пределах этой ограниченности она вместе с тем не ограничена, так что ее деятельность может быть направлена, например, на любой объект; предположим, что она начинает действовать, тогда ее деятельность должна быть необходимо направлена на определенный объект, так что все остальные объекты останутся свободными и как бы не затронутыми ею. Однако

понять, как ее изначально совершенно неопределенная деятельность ограничивается подобным образом, можно только в том случае, если направленность в сторону других объектов для нее совершенно невозможна, а это, как нам теперь известно, возможно лишь посредством интеллигенции вне нее. Следовательно, условие самосознания состоит в том, что я вообще созерцаю, деятельность интеллигенции вне меня (ибо до сих пор наше исследование еще носит совершенно общий характер), так как условием самосознания является, чтобы моя деятельность направлялась на определенный объект. Однако именно эта направленность моей деятельности есть нечто, уже положенное и предопределенное синтезом моей индивидуальности. Следовательно, этим синтезом для меня уже положены другие интеллигенции, из-за которых я созерцаю себя ограниченным в моем свободном действовании, тем самым для меня положены и определенные действия этих интеллигенции, так что для этого не требуется какое-либо особое их воздействие на меня.

Мы не будем здесь показывать, как это решение применяется к отдельным случаям, или останавливаться на возражениях, которые можно заранее предвидеть, а попытаемся прежде всего пояснить примерами само данное здесь решение.

Приведем для пояснения следующее. К числу изначальных стремлений интеллигенции принадлежит и стремление к познанию, и познание есть также один из объектов, на который может быть направлена ее деятельность. Допустим, что это происходит, произойти же это может лишь при том условии, что все непосредственные объекты деятельности ей уже недоступны; таким образом, ее деятельность именно этим уже ограничена; однако этот объект сам по себе также бесконечен, следовательно, она и здесь должна подвергнуться новому ограничению. Допустим, что ее деятельность направлена на определенный объект знания. Тогда она либо откроет науку этого объекта, либо изучит ее, т. е. достигнет этого рода знания под чужим воздействием. Чем же положено здесь это чужое воздействие? Только отрицанием в самой интеллигенции, так как она либо вообще не способна что-либо открыть вследствие своей индивидуальной ограниченности, либо это открытие уже сделано; тогда это также положено синтезом ее индивидуальности, в который входит и то, что начало ее бытия, относится именно к данной определенной эпохе. Следовательно, она вообще доступна и как бы открыта чужому

воздействию только посредством отрицания своей собственной деятельности.

Теперь, однако, возникает новый вопрос, наиболее важный для данного исследования: как посредством одного только отрицания может быть положено нечто положительное, вследствие чего я должен созерцать то, что не есть моя деятельность, только потому, что это не моя деятельность, как деятельность интеллигенции вне меня? Ответ таков: для того чтобы вообще хотеть, я должен хотеть нечто определенное, однако я не мог бы хотеть нечто определенное, если бы я мог хотеть все; поэтому уже непроизвольным созерцанием для меня должна быть устранена возможность хотеть всего,– что, однако, немыслимо, если самой

моей индивидуальностью следовательно моим самосозерцанием, поскольку оно есть полностью определенное, уже не положены границы моей свободной деятельности, а ими могут быть не лишенные самости объекты, а только другие свободные деятельности, т. е. действия интеллигенции вне меня.

Если, следовательно, смысл вопроса таков: почему же то, что происходит не благодаря мне, вообще должно произойти (к чему в действительности сводится смысл нашего утверждения, так как непосредственно через отрицание определенной деятельности в одной интеллигенции мы допускаем, что эта деятельность позитивно положена в другую интеллигенцию), то мы отвечаем: в силу того, что царство возможностей бесконечно, все, что при известных обстоятельствах вообще возможно благодаря свободе, должно действительно быть, если для этого одна интеллигенция и должна быть реально ограничена в своем свободном действовании, причем действительно интеллигенциями вне ее, и, таким образом, ей остается только один определенный объект, на который она направляет свою деятельность.

Если же в виде возражения нам будет указано на совершенную непреднамеренность действий, на это мы ответим, что подобные действия вообще не относятся к свободным, следовательно, не относятся и к тем, которые по своей возможности предопределены в мире морального, а суть лишь следствия, вытекающие из природы вещей, или явления, которые, подобно всем другим, уже заранее предопределены абсолютным синтезом.

Можно также предположить, что аргументация будет следующей: допустим, что синтезом моей индивидуальности уже определено, что я созерцаю данное действие как

действие другой интеллигенции, но этим ведь не определено, что его совершит именно данный индивидуум; тогда мы в свою очередь зададим вопрос: что же такое этот индивидуум, если не действующий именно так, а не иначе, или: из чего составлено твое понятие о нем, если не из его способа действования? Синтезом твоей индивидуальности для тебя, правда, было определено только то, что эту определенную деятельность вообще осуществляет другой; однако именно вследствие того, что он ее осуществляет, этот другой становится тем определенным, каким ты его мыслишь. Следовательно, то, что ты созерцаешь эту деятельность как деятельность этого определенного индивидуума, было определено не твоей, а его индивидуальностью, хотя основание этого ты можешь искать только в его свободном самоопределении. Вследствие чего тебе и должно казаться совершенно случайным, что данную деятельность осуществляет именно этот индивидуум.

Выведенная здесь гармония, которая теперь, вне всякого сомнения, должна стать понятной, заключается, следовательно, в том, что непосредственным полеганием во мне пассивности, необходимой для свободы,– так как достигнуть свободы я могу лишь с помощью определенного аффинирования меня извне,– вне меня в качестве необходимого коррелята и для моего собственного созерцания положена активность.

Таким образом, эта теория является обратной по отношению к обычной, и вообще трансцендентальный идеализм возникает в результате полного переворота в прежних способах философского объяснения. Согласно обыденному представлению, активностью вне меня полагается пассивность во мне, таким образом, первая изначальна, вторая – производна. Согласно нашей теории, пассивность, положенная непосредственно моей индивидуальностью, является условием активности, которую я созерцаю вне меня. Предположим, что на всю совокупность разумных существ распространяется как бы известное количество активности; каждое из них обладает одинаковым правом на всю активность в целом, однако для того, чтобы вообще быть активным, оно должно быть деятельным определенным образом; если бы оно могло взять всю активность, то на долю всех других разумных существ досталась бы лишь абсолютная пассивность. Следовательно, отрицанием в нем активности непосредственно (т. е. не только в мыслях, но и в созерцании, поскольку все, являющееся условием сознания, должно созерцаться извне) полагается

активность вне этого существа, причем именно в таком количестве, в каком она снимается в нем.

Перейдем ко второму, еще не получившему ответа вопросу, а именно; в какой мере непосредственно полеганием индивидуальности необходимо полагается и отрицание деятельности? Ответ на этот вопрос в значительной степени уже дан предшествующим рассмотрением.

В индивидуальность входит не только ее наличное бытие в определенное время и все остальные ограничения, положенные органическим существованием; но ее ограничивает и само ее действование; действуя, индивидуальность вновь ограничивает себя, вследствие чего в известном смысле можно сказать, что индивидуум становится тем менее свободным, чем больше он действует.

Однако даже для того, чтобы начать действовать, я должен быть уже ограниченным. То, что моя свободная деятельность изначально направлена только на определенный объект, было выше пояснено тем, что наличие других интеллигенции уже лишает меня возможности хотеть всего. Однако наличие многих интеллигенции не может воспрепятствовать тому, чтобы я хотел много объектов; поэтому последняя причина того, что из ряда объектов В, С, D я выбираю именно С, должна заключаться во мне самом. Однако это основание не может заключаться в моей свободе, ибо только посредством этого ограничения свободной деятельности определенным объектом я осознаю себя, следовательно, становлюсь свободным, тем самым моя свобода должна быть ограничена еще до того, как я становлюсь свободным, т. е. осознаю свою свободу, и известные свободные действия должны быть для меня невозможными еще до того, как я стал свободным. Сюда относится, например, то, что называют талантом или гением, причем гениальной одаренностью не только в области искусства или науки, но и в действиях. Трудно отрицать истинность сурового суждения, что, так же как несметное число людей изначально не способно к высшим функциям духа, несметное число людей не способно свободно и с величием духа действовать в сфере закона, что является уделом лишь немногих избранных. Именно то, что свободные действия уже изначально становятся невозможны в силу неведомой нам необходимости, заставляет людей то сетовать на природу и судьбу за посланные им испытания, то превозносить их благосклонность.

Результат всего исследования можно предельно кратко сформулировать таким образом. Для изначального самосозерцани

моей свободной деятельности эта свободная деятельность может быть положена только количественно, т. е. с ограничениями, которые, поскольку эта деятельность свободна и осознана, возможны только посредством интеллигенции вне меня, причем так, что я вижу в воздействии этих интеллигенций на меня только изначальные границы моей собственной индивидуальности и должен был бы созерцать их и в том случае, если бы действительно вне меня не было никаких других интеллигенций. Тому, что я, хотя другие интеллигенции положены в меня только отрицанием, тем не менее должен признавать их существующими независимо от меня, не следует удивляться, так как для этого достаточно представить себе, что это отношение совершенно взаимно и что ни одно разумное существо не может утвердиться в качестве такового без признания других в качестве таковых.

Применив это объяснение общего характера к данному случаю, мы придем к решению третьей проблемы.

Если воздействие всех разумных существ на меня положено отрицанием свободной деятельности во мне и вместе с тем это первое воздействие, составляющее условие сознания, может произойти лишь до того, как я стану свободным (ибо свобода возникает только с сознанием), то спрашивается, как может быть свобода ограничена во мне еще до сознания свободы. Ответ на этот вопрос отчасти уже дан в предшествующем изложении, и здесь мы лишь добавим, что воздействие, которое составляет условие сознания, следует мыслить не как отдельный акт, а как нечто длительное, ибо необходимость длительности сознания есть не следствие только наличия объективного мира или первого воздействия другого разумного существа – постоянное воздействие требуется для того, чтобы все вновь и вновь обретать ориентацию в интеллектуальном мире, а это происходит благодаря тому, что под воздействием разумного существа рефлектируется в себе и свободно объективируется не бессознательная, а сознательная и свободная деятельность, которая лишь мерцает сквозь объективный мир. Это постоянно продолжающееся воздействие есть то, что называют воспитанием в самом широком смысле слова: такое воспитание никогда не завершается, по, будучи условием постоянно действующего сознания, продолжается постоянно. Однако непонятно, как такое воздействие может быть необходимо постоянным, если для каждого индивидуума еще до того, как он становится свободным, не отрицается известное количество свободных действий (для

краткости мы считаем дозволенным пользоваться этим выражением). Следовательно, никогда не прекращающееся, несмотря на увеличивающуюся свободу, взаимодействие разумных существ возможно только благодаря тому, что именуется различием способностей и характеров, и это различие, сколь бы оно ни казалось враждебным стремлению к свободе, необходимо как условие сознания. Однако как это изначальное ограниченно соединяется со свободой даже в области моральных действий, в силу чего, например, невозможно, чтобы человек в течение всей своей жизни достиг известной степени совершенства или освободился от зависимости от других,– этому трансцендентальная философия не должна уделять внимание; ее дело повсюду дедуцировать явления, и даже сама свобода для нее – не что иное, как необходимое явление, условии которого именно поэтому должны быть столь же необходимы. Что же касается того, объективны ли и истинны ли эти явления сами по себе, то этот вопрос столь же бессмыслен, как теоретический вопрос, существуют ли вещи сами по себе.

Следовательно, решение третьей проблемы состоит в том, что во мне уже изначально должно быть свободное, хотя и бессознательное не действование, т. е. отрицание деятельности, которая, не будь она изначально снята, была бы свободной и осознать которую я в качестве таковой не могу, поскольку она снята.

Второе положение возвращает нас к прерванному нами выше синтетическому исследованию. Как уже было указано, основание того действия, которым Я полагается для самого себя созерцающим, должно содержаться в третьем ограничении. Но именно это третье ограничение было ограничением индивидуальности, ограничением, которым заранее были предопределены наличное бытие и воздействие других разумных существ на интеллигенцию, а вместе с тем и свобода, способность подвергать рефлексии объект, осознавать саму себя и весь ряд свободных и сознательных действий. Следовательно, третье ограничение, или ограничение индивидуальности, есть синтетический пункт или поворотный пункт от теоретической к практической философии; только теперь мы, собственно говоря, достигли области практической философии и начинаем вновь наше синтетическое исследование.

Поскольку ограничение индивидуальности, а тем самым и свободы изначально было положено только необходимостью интеллигенции созерцать себя в качестве органического индивидуума, в этом усматривают основание того,

почему непроизвольно и как бы в силу общего инстинкта в том. Что в организации случайно,– в своеобразном строении и форме, особенно наиболее благородных органов,– обнаруживают как бы видимое выражение или хотя бы возможность предположить наличие таланта и даже определенного характера.

Дополнения

В проведенном нами только что исследовании мы намеренно не затронули ряд побочных вопросов, на которые теперь, когда исследование в целом завершено, должен быть дан ответ.

1. Утверждалось, что воздействие на объект других интеллигенции делает невозможной бессознательную направленность на него свободной деятельности. Тем самым уже заранее предполагалось, что объект сам по себе не способен возвысить направленную на него деятельность до уровня сознательной, и не потому, что объект абсолютно пассивен по отношению к моему действования, чего, хотя и обратное еще не доказано, с уверенностью предположить нельзя, а только потому, что для себя и без предшествующего воздействия интеллигенции объект не способен подвергнуть в себе рефлексии свободную деятельность как таковую. Что же такое привходит в объект под воздействием интеллигенции, чего он сам по себе и для себя лишен?

Для ответа на этот вопрос предшествующее изложение дает нам по крайней мере одно указание.

Волнение в отличие от продуцирования основано не на простой противоположности между идеальной и реальной деятельностями, а на двойной противоположности: между идеальной деятельностью, с одной стороны, идеальной и реальной – с другой. В волнении интеллигенция есть одновременно идеализирующая и реализующая. Если бы она была только реализующей, то, поскольку во всякой реализации помимо реальной деятельности всегда присутствует и идеальная, она выражала бы в объекте понятие. Но так как она не только реализующая, но. кроме того, и независимо от реализации идеальная, то она не только может выразить в объекте понятие, но и должна посредством свободного действовання выразить в нем понятие понятия. Поскольку же продуцирование основано только на простой противоположности между идеальной и реальной деятельностями, понятие должно настолько принадлежать

к сущности самого объекта, чтобы быть совершенно неотличимым от него; понятие не выходит за границы объекта, они должны исчерпывать друг друга. Напротив, в продуцировании, в котором содержится идеальная деятельность идеальной интеллигенции, понятие необходимо должно выходить за пределы объекта или как бы возвышаться над ним. Но это возможно лишь в том случае, если понятие, выходящее за пределы объекта, может быть исчерпано чем-то другим, внешним ему, т. е. если первый объект относится к чему-то другому как средство к цели. Следовательно, свободным продуцированием в объект привносится понятие понятия, а это и есть понятие цели вне объекта. Ибо сам по себе объект никогда не имеет цели вне себя, так как если и существуют целенаправленные объекты, то они могут быть таковыми лишь по отношению к самим себе, они суть своя собственная цель. Лишь произведение искусства в широком смысле слова имеет цель вне себя. Следовательно, столь же несомненно, как то, что интеллигенции должны в своем действование ограничивать друг друга, а это так же необходимо, как само сознание, должны присутствовать в сфере наших внешних созерцаний и произведения искусства. Однако этим еще не дан ответ на важный для трансцендентального идеализма вопрос, как возможны произведения искусства.

Итак, вследствие направленности свободной и сознательной деятельности на объект в объект привносится понятие понятия, а в объекте слепого продуцирования, напротив, понятие непосредственно переходит в объект и может быть отличено от него только благодаря понятию понятия, которое, однако, возникает для интеллигенции только через внешнее воздействие; объект слепого созерцания именно поэтому не сможет продолжать рефлексию, т. е. направлять ее на нечто от него независимое; следовательно, интеллигенция остановится на явлении, тогда как произведение искусства, которое, правда, сначала также есть только мое созерцание, тем, что оно выражает понятие понятия, ведет рефлексию непосредственно к интеллигенции вне ее (ибо только такая интеллигенция способна иметь потенцированное понятие) и, таким образом, к чему-то абсолютно от нее независимому. Следовательно, только произведение искусства может привести интеллигенцию к чему-то, что есть не объект, т. е. ее продукт, а нечто бесконечно более высокое, чем все объекты, а именно к созерцанию вне ее, которое, поскольку оно никогда не сможет стать созерцаемым, есть для нее первое абсолютно объективное,

полностью от нее независимое. Объект, который ведет рефлексию к чему-то вне всякого объекта находящемуся, оказывает свободному воздействию невидимое идеальное противодействие, посредством которого именно поэтому рефлексии в себе подвергается не объективное, производящее воздействие, а воздействие, идеальное и производящее одновременно. Следовательно, где противодействие встречает сила, теперь объективная, а после редуцирования выступающая в качестве физической, там может быть только природа; там же, где рефлексию обращает на себя сознательная, т. е. идеальная, деятельность третьей потенции, необходимым образом незримо присутствует нечто вне объекта, что делает слепую направленность деятельности на объект совершенно невозможной.

Следовательно, не может быть и речи о том, что произведенным на объект воздействием интеллигенции моя свобода по отношению к нему абсолютно снимается; дело лишь в том, что невидимое противодействие, которое я встречаю в подобном объекте, принуждает меня к решению, т. е. к самоограничению, или что деятельность других разумных существ в той мере, в какой она фиксирована или представлена в объектах, ведет к тому, чтобы принудить меня к самоопределению. Только это, т. е. как я могу хотеть нечто определенное, и надлежало нам объяснить.

2. Только благодаря тому, что вне меня существуют интеллигенции, мир вообще становится для меня объективным.

Только что было показано, что лишь воздействие интеллигенции на чувственный мир заставляет меня принять что-либо в качестве абсолютно объективного. Здесь речь идет не об этом, а лишь о том, что вся совокупность объектов становится для меня реальной лишь благодаря тому, что вне меня существуют интеллигенции. И речь здесь идет не о том, что возникает в силу привычки или воспитания: мы хотим сказать лишь, что уже изначально представление об объектах вне меня может у меня возникнуть только благодаря существованию интеллигенции вне меня.

Ибо а) то, что представление о чем-то вне меня может возникнуть лишь благодаря воздействию интеллигенции на меня или на объекты чувственного мира, которые носят на себе их отпечаток, явствует уже из того, что объекты сами по себе не существуют вне меня, так как там, где есть объекты, присутствую и я, и даже пространство, в котором я их созерцаю, есть изначально только во мне. Единственное изначальное вне меня есть созерцание вне меня, и это тот

пункт, где изначальный идеализм впервые превращается в реализм.

b) Однако то, что я принужден представлять объекты в качестве существующих вне меня и независимо от меня (ибо, что объекты являются мне таковыми, должно быть дедуцировано в качестве необходимого, если это вообще может быть дедуцировано) только посредством созерцания вне меня, надлежит доказать следующим образом.

Убедиться в том, что объекты действительно существуют вне меня, т. е. независимо от меня, я могу только в том случае, если они существуют и тогда, когда я их не созерцаю. Уверенность в том, что вещи существовали до появления индивидуума, не может быть им достигнута вследствие того, что он обнаруживает себя вступающим в последовательность лишь в некой определенной ее точке, ибо это – следствие лишь его второго ограничения. Единственная объективность, которую мир может иметь для индивидуума, состоит в том, что мир созерцается интеллигенциями, находящимися вне его. (Из этого может быть выведено и то, что должны быть состояния индивидуума, когда он не созерцает.) Следовательно, уже определенную нами раньше гармонию между непроизвольными представлениями различных интеллигенции следует дедуцировать одновременно в качестве единственного условия, при котором мир становится для индивидуума объективным. Для индивидуума другие интеллигенции суть как бы вечные носители мироздания; сколько интеллигенции, столько нерушимых зеркал объективного мира. Мир независим от меня, хотя и положен лишь посредством Я, ибо для меня он основан лишь на созерцании других интеллигенции, общий мир которых есть исконный прообраз, совпадение которого с моими представлениями только и составляет истину. В трансцендентальном исследовании мы будем ссылаться не на свидетельства опыта, согласно которым несовпадение наших представлений с представлениями других заставляет нас в какой-либо момент усомниться в их объективности, и не на то, что своего рода критерием для объяснения каждого неожиданного явления нам служат представления других; мы укажем лишь на то, что поскольку и созерцание, подобно всему другому, может стать объективным для Я только посредством внешних объектов, которые суть не что иное, как интеллигенции вне нас, то может быть столько же созерцаний нашего созерцания.

Таким образом, из всего сказанного, безусловно, следует, что изолированное разумное не могло бы

осознать не только свободу, но и объективный мир как таковой что, следовательно, лишь интеллигенции вне индивидуума и его непрекращающееся взаимодействие с ними завершают сознание со всеми его определениями.

Только теперь полностью решена наша задача – объяснить, как Я познает самого себя созерцающим, Волнение (со всеми определениями, связанными с ним в соответствии с предшествующим изложением) есть действие, посредством которого само созерцание полностью полагается в сознание.

Дата добавления: 2015-09-03