От продуктивного созерцания до рефлексии 2 страница

интенсивность силы может быть измерена только пространством, на которое она может распространиться, не становясь равна 0. И обратно, это пространство определяется для внутреннего чувства величиной этой силы. Значит, то, что в объекте соответствует внутреннему чувству, есть интенсивность, что внешнему — экстенсивность. Но интенсивность и экстенсивность определены друг другом. Объект — не что иное, как фиксированное, только настоящее время; но время фиксируется только пространством, пространством наполненным, а наполнение пространства определяется только временной величиной, которая есть уже не в пространстве, a extensione prior 12. Следовательно, то, что определяет наполнение пространства, существует только во времени, напротив, то, что фиксирует время, существует только в пространстве. Но то в объекте, что существует только во времени, есть именно то, посредством чего объект сопричастен внутреннему чувству, и величина объекта для внутреннего чувства определена только общей границей внутреннего и внешнего чувств, границей, которая представляется совершенно случайной. Поэтому то в объекте, что соответствует внутреннему чувству или что имеет величину только во времени, представляется в виде чего то совершенно случайного, или акцидентального, напротив, то, что в объекте соответствует внешнему чувству, или имеет величину в пространстве,— в виде необходимого и субстанциального.

Следовательно, так же как объект есть одновременно экстенсивность и интенсивность, он есть одновременно субстанция и акциденция; то и другое в нем неразрывно связаны, и лишь посредством обеих вместе объект становится завершенным.

То, что в объекте субстанциально, обладает лишь величиной в пространстве, то, что акцидентально,— лишь величиной во времени. Посредством наполненного пространства фиксируется время, посредством величины во времени определенным образом наполняется пространство.

Если мы теперь, получив этот результат, вернемся к вопросу, от которого мы отправлялись в данном исследовании, то получим следующее. Я должно было противополагать себе объект, чтобы признать его объектом. Но в этом противоположении объектом для Я стали внешнее и внутреннее чувства, т. е. для нас, философствующих, оказалось возможным различать в Я пространство и время, в объекте — субстанцию и акциденцию. Следовательно, возможность различать субстанцию и акциденцию покоилась лишь

на том, что одной присуще только бытие во времени, а другой — только бытие в пространстве. Я вообще ограничивается во времени только в силу акцидентальности созерцания, ибо субстанция, поскольку ей присуще лишь бытие в пространстве, обладает бытием, совершенно независимым от времени, и предоставляет интеллигенции полную неограниченность во времени.

Поскольку тем самым, а также на основании дедуцированного выше действия Я для философа в Я стали различимы пространство и время, а в объекте — субстанция и акциденция, то в соответствии с известным нам методом теперь возникает вопрос, как и для самого Я становятся различимы пространство и время, а тем самым субстанция и акциденция.

Время — это только объективировавшееся внутреннее чувство, пространство — только объективировавшееся внешнее чувство. Вновь стать объектом оба могут только посредством потенцированного, т. е. продуктивного, созерцания. Оба они — созерцания Я, и могут стать опять объектом для Я, только если они выйдут из Я. Но что означает быть вне Я? В настоящий момент Я только внутреннее чувство. Значит, вне Я — то, что есть только для внешнего чувства. Следовательно, пространство и время могут стать объектом для Я только посредством продуцирования, т. е. поскольку Я перестало производить (ибо теперь оно только внутреннее чувство), посредством того, что Я вновь начинает производить. Однако во всяком продуцировании объединены в синтезе пространство и время, так же как внутреннее и внешнее чувства. Таким образом, этим вторым продуцированием мы также ничего бы не выиграли и оказались бы на том же месте, на котором были при первом, если бы это второе продуцирование не было противоположно первому и тем самым непосредственно благодаря своему противоположению первому не стало объектом для Я. Но мыслить, что второе продуцирование противоположно первому, можно только в том случае, если первое ограничивает второе. Следовательно, основание того, что Я вообще продолжает производить, никоим образом не может заключаться в первом продуцировании, так как оно лишь ограничивает второе и заранее предполагает наличие того, что должно быть ограничено, или материального в ограничении; основание продолжающегося продуцирования Я должно заключаться в собственной бесконечности Я.

Таким образом, в первом продуцировании не может заключаться основание того, что Я вообще переходит от

данного продуцирования к следующему, но лишь основание того, что следующий объект производится с этим определенным ограничением. Одним словом, первым продуцированием может быть определено только акцидентальное во втором. Обозначим первое продуцирование В, второе С. Если в В содержится только основание акцидентального в С, то и определить это акцидентальное в С может только акцидентальное в В. Ибо то, что С ограничивается посредством В этим определенным образом, возможно лишь потому, что В само ограничено определенным образом, т. е. посредством того, что в нем самом акцидентально.

Для облегчения исследования и для того чтобы сразу же стало ясно, какую цель оно преследует, укажем, что мы подходим к дедукции причинности. Поскольку на этой стадии легче, чем на некоторых других, постигнуть, как в трансцендентальном идеализме дедуцируются категории, мы считаем возможным предпослать этому разделу общие соображения о нашем методе.

Мы дедуцируем отношение причинности как необходимое условие, при котором Я только и может признать наличный объект в качестве объекта. Если бы представление в интеллигенции было вообще неподвижным, если бы время оставалось фиксированным, то в интеллигенции не только не было бы многообразия представлений (это само собой разумеется), но даже наличный в настоящем объект не признавался бы таковым.

Последовательность в причинном отношении носит характер необходимости. Произвольная последовательность представлений вообще изначально немыслима. Произвольность, которая связана, например, с постижением отдельных частей целого, будь то органического целого или произведения искусства, сама в конечном счете основана на отношении причинности. Исходя произвольно из любой части органического целого, я вынужден буду все время переходить от одной к другой, а от нее к следующей, так как в органическом целом все служит причиной и действием друг для друга. Правда, в произведении искусства дело обстоит не так, здесь одна часть не является причиной другой, но тем не менее в творческой мысли художника одна другую предполагает. И так происходит повсюду, даже там, где последовательность представлений кажется произвольной, например в постижении отдельных частей неорганической природы, в которой также существует взаимодействие всех частей.

Все категории суть образы действия, посредством которых

для нас только и возникают сами объекты. Для интеллигенции нет объекта, если нет отношения причинности, которое именно поэтому неразрывно связано с объектами. Если высказывается суждение «Л есть причина /?», то это означает: последовательность, связывающая их, существует не только в моих мыслях, но и в самих объектах. Ни А ни В вообще не могли бы быть, если бы они не находились в таком соотношении. Здесь, следовательно, существует не только последовательность вообще, но последовательность, которая является условием самих объектов. Но что же имеет в виду идеализм под этой противоположностью между тем, что существует только в мыслях, и тем, что есть в самих объектах? В идеализме утверждение «последовательность объективна» означает, что ее основание не в моем свободном и сознательном мышлении, а в моем бессознательном продуцировании. «Основание этой последовательности находится не в нас» означает: пока эта последовательность не осуществлена, мы ее не осознаем, ее развертывание и ее осознание — одно и то же. Последовательность должна представляться нам неразрывно связанной с явлениями, так же как эти явления — неразрывно связанными с последовательностью. Таким образом, для опытного знания результат не меняется от того, коренится ли последовательность в вещах или вещи в последовательности. Для обыденного рассудка существенно лишь то, что те и другие неразрывно связаны. В самом деле, совершенно бессмысленно считать, что последовательность возникает вследствие действования интеллигенции, а объекты, напротив, независимо от нее. Следовало бы уж по крайней мере утверждать, что то и другое, как последовательность, так и объекты, одинаково независимы от представлений.

Вернемся к нашему ходу мыслей. У нас теперь два объекта: В и С. Но чем же было В? Субстанцией и акциденцией, неразрывно связанными друг с другом. Поскольку В — субстанция, оно есть не что иное, как само фиксированное время, ибо субстанция возникает посредством того, что фиксируется время и наоборот. Если, следовательно, существует последовательность во времени, то сама субстанция должна быть чем то пребывающим во времени. Поэтому субстанция не может ни возникать, ни исчезать. Возникнуть она не может, так как если полагать что либо возникающим, то ему должен предшествовать момент, когда его еще не было, причем этот момент сам должен быть фиксирован, следовательно, в нем самом должно быть нечто пребывающее. Таким образом, то, что в данный момент

возникает, есть лишь определение пребывающего, а не само пребывающее, которое всегда одно и то же. Субстанция не может и исчезнуть, ибо, если что либо исчезает, должно остаться нечто пребывающее, посредством которого фиксируется момент уничтожения. Следовательно, то, что исчезло, было не самим пребывающим, а лишь определением пребывающего.

Таким образом, если ни один объект не может ни создать, ни уничтожить другой объект в его субстанциальности, то предшествующий объект может определить последующий лишь в его акцидентальности и, наоборот, лишь акцидентальность предшествующего объекта может быть тем, посредством чего определяется акцидентальность последующего объекта.

Итак, вследствие того что В определяет акцидентальное в С, в объекте субстанция и акциденция разделяются: субстанция пребывает неизменно, тогда как акциденции меняются — пространство неподвижно, тогда как время течет, следовательно, они становятся объектом для Я раздельно. Однако именно поэтому Я видит себя в новом состоянии, в состоянии непроизвольной последовательности представлений, и это состояние будет теперь подвергнуто рефлексии.

«Акцидентальное в В содержит основание акцидентального в С». Это также известно только нам, наблюдающим за Я. Но и сама интеллигенция должна признать акцидентальность в В в качестве основания акцидентального в С; однако это невозможно без взаимного противоположения В и С и соотнесения их друг с другом в одном и том же действии. Что они противополагаются друг другу, очевидно, ибо В вытесняется из сознания посредством С и возвращается к предшествующему моменту; В — причина, С — действие, В — ограничивающее, С — ограничиваемое. Но, как они могут быть соотнесены друг с другом, непонятно, ибо Я теперь — не что иное, как последовательность изначальных представлений, каждое из которых вытесняет другое. (Так же как Я вынуждено было переходить от В к С, оно будет переходить от С к D и т. д.) Правда, мы установили, что возникать и исчезать могут только акциденции, не субстанции. Однако что же такое субстанция? Она сама есть лишь фиксированное время. Следовательно, и субстанции не могут стать неизменными (конечно, для Я, ибо вопрос, как субстанции пребывают для себя, бессмыслен); ведь время теперь вообще не фиксировано, оно течет (также не само по себе, а только для Я); субстанции не

3 4 9

могут быть фиксированы, поскольку не фиксировано само Г ибо теперь — не что иное, как сама эта последовательность.

Впрочем, такое состояние интеллигенции, в котором она есть только последовательность представлений, носит характер промежуточного состояния, воспринимаемого только философом, ибо она с необходимостью переходит из этого состояния к следующему.

Тем не менее, для того чтобы противоположение между С и В было возможным, субстанции должны оставаться. Однако последовательность не может быть фиксирована, если в нее не будут привнесены противоположные направления. Последовательность имеет лишь одно направление. Это одно направление, абстрагированное от последовательности, и составляет время, которое, будучи созерцаемо извне, имеет только одно измерение.

Однако противоположные направления могут оказаться в последовательности лишь в результате того, что Я, будучи вынуждено переходить от В к С, одновременно отбрасывается назад к В; ибо тогда противоположные направления снимут друг друга, последовательность будет фиксирована, а тем самым — и субстанция. Однако нет сомнения в том, что Я может быть отброшено от С к В только таким же образом, как оно отбрасывалось от В к С. А именно, так же как в В содержалось основание для определения С, в С должно в свою очередь содержаться основание для определения В. Однако в В такого определения не могло быть, пока не было С, ибо основание этого должно ведь содержаться в акцидентальности С, а С возникает для Я в качестве этого определенного только в настоящий момент; быть может, в качестве субстанции С было и раньше, но об этом Я теперь ничего не знает. С для него возникает вообще только тогда, когда оно возникает для него в качестве этого определенного, следовательно, и упомянутое определение в В, основание которого должно заключаться в С, должно возникнуть только в этот момент. Таким образом, в один и тот же нераздельный момент, в который С определяется посредством В, и В должно быть определено посредством С. Однако в сознании В и С противополагались друг другу, следовательно, полагание в С необходимо должно быть не полагание в В, и наоборот, так что если принять, что определение С посредством В носит положительный характер, то определение В посредством С должно быть положено отрицательным по отношению к нему.

Вряд ли необходимо напоминать, что в предшествующем

изложении мы дедуцировали все определения отношения взаимодействия. Без взаимодействия вообще нельзя конструировать причинное отношение, ибо если субстанции не фиксированы друг другом в качестве субстратов отношения, то соотнести действие с причиной, т. е. осуществить требуемое выше противополагание, невозможно. Но фиксированы субстанции могут быть лишь в том случае, если отношение причинности обоюдно. Ибо если субстанции не находятся во взаимодействии, то обе они, правда, могут быть положены в сознание, но только таким образом, что одна полагается, если другая не полагается, и наоборот, но не так, чтобы в один и тот же неделимый момент, в который положена одна, полагалась и другая; между тем это необходимо для того, чтобы Я признало их в качестве находящихся в причинном отношении. Что обе полагаются,— не сначала одна, потом другая, но одновременно,— мыслимо лишь в том случае, если они полагаются друг другом, т. е. если каждая служит основанием такого определения в другой, которое пропорционально и противоположно определению, положенному в ней самой, т. е. если две субстанции находятся во взаимодействии друг с другом.

Взаимодействием фиксируется последовательность, восстанавливается настоящее, а тем самым и одновременность субстанции и акциденции в объекте, В и С одновременно являются причиной и действием. В качестве причины каждое из них есть субстанция, ибо причиной оно может быть признано лишь постольку, поскольку оно созерцается пребывающим; в качестве действия оно — акциденция. Следовательно, посредством взаимодействия субстанция и акциденция опять синтетически объединяются. Возможность признать объект в качестве такового поэтому обусловлена для Я необходимостью последовательности и взаимодействия, причем первая снимает настоящее (чтобы Я могло выйти за пределы объекта), а второе восстанавливает его.

Однако этим еще не выведено, что В и С, которые в один и тот же момент служат основанием для определения друг друга, одновременны и вне этого момента. Для самой интеллигенции эта одновременность длится лишь момент, ибо, поскольку интеллигенция производит беспрерывно и до сих пор не дано основание, посредством которого само продуцирование в свою очередь подвергалось бы ограничению, она все время будет вовлекаться в поток последовательности. Следовательно, еще не дано объяснение тому,

каким образом интеллигенция признает совместность всех субстанций в мире, т. е. всеобщее взаимодействие.

Вместе с взаимодействием выведено и понятие сосуществования. Для всякой одновременности необходимо действование интеллигенции, и сосуществование есть только условие изначальной последовательности наших представлений. Субстанции не являются чемто отличным от сосуществования. То, что субстанции фиксируются в качестве субстанций, означает: полагается сосуществование, и, наоборот, сосуществование есть не что иное, как взаимное фиксирование субстанций друг другом. Если это действование интеллигенции воспроизводится идеально, т. е. сознательно, то тем самым для меня возникает пространство в качестве простой формы сосуществования, или одновременности. Пространство вообще становится формой сосуществования только посредством категории взаимодействия, в категории же субстанции оно выступает лишь как форма экстенсивности. Следовательно, само пространство — не что иное, как действование интеллигенции. Пространство можно определить как застывшее время, время же, напротив, как текущее пространство. В пространстве, рассматриваемом само по себе, всё — только друг подле друга, тогда как в объективировавшемся времени всё следует друг за другом. Следовательно, и пространство, и время могут стать объектом лишь в последовательности как таковой, поскольку в ней пространство покоится, а время течет. Будучи объединены в синтезе, и пространство, и объективировавшееся время предстают во взаимодействии. Одновременность и есть это объединение; сосуществование в пространстве превращается, если привходит определение времени, в одновременность. То же относится и к последовательности во времени, если привходит определение пространства. Изначально направление присуще только времени, хотя точка, указывающая ему направление, находится в бесконечности; однако именно потому, что времени изначально присуще направление, в нем различается только одно направление. В пространстве изначально нет направления, так как в нем все направления снимают друг друга; в качестве идеального субстрата всякой последовательности оно — абсолютный покой, абсолютное отсутствие интенсивности и, следовательно,— ничто. С давних пор философов в понимании пространства смущало то, что оно обладает всеми предикатами ничто и все-таки не может рассматриваться как ничто. Именно потому, что в пространстве изначально нет направления, в нем, как только

в него привходит направление, оказываются все направления. Однако отношение причинности дает только одно направление, Я может перейти только от А к В, но не от В к Л, и только посредством категории взаимодействия становятся одинаково возможны все направления.

В предшествующем исследовании содержится полная дедукция категорий отношения, и, поскольку изначально других не существует, дедукция всех категорий — не для самой интеллигенции (ибо, каким образом она признает их в качестве таковых, может быть объяснено лишь в последующей эпохе), но для философа. Рассматривая таблицу категорий Канта, мы обнаруживаем, что обе первые категории каждого класса всегда противоположны друг другу, а третья объединяет их. Так, например, отношением субстанции и акциденции определяется лишь один объект, отношением причины и действия — множество объектов, посредством взаимодействия все они вновь объединяются в единый объект. В первом отношении нечто положено в качестве объединенного, во втором отношении оно снимается и только в третьем опять объединяется в синтезе. Далее, две первые категории — лишь идеальные факторы, и только объединяющая их третья реальна. Следовательно, в изначальном сознании, или в самой интеллигенции, поскольку она вовлечена в механизм представлений, не может встречаться ни единичный объект в качестве субстанции и акциденции, ни отношение причинности в чистом виде (в котором последовательность шла бы в одном направлении); только посредством категории в заимодействия объект становится для Я одновременно субстанцией и акциденцией, причиной и действием. Поскольку объект есть синтез внутреннего и внешнего чувства, он необходимо соприкасается с предшествующим и последующим моментами. В причинном отношении этот синтез снимается, так как субстанции пребывают для внешнего чувства, тогда как акциденции проходят перед внутренним чувством. Однако само отношение причинности не может быть признано в качестве такового, так чтобы две действующие в нем субстанции не были вновь объединены в единую субстанцию, и этот синтез продолжается, пока не доходит до идеи природы, в которой все субстанции наконец объединяются в единую субстанцию, находящуюся во взаимодействии только с самой собой.

Посредством этого абсолютного синтеза фиксировалась бы вся непроизвольная последовательность представлений. Однако поскольку мы до сих пор еще не можем обосновать,

как Я способно полностью выйти из этой последовательности, и так как мы постигаем только относительные синтезы, а не абсолютный синтез, то заранее можно предвидеть, что представление о природе как абсолютной совокупности, где все противоположности сняты, а вся последовательность причин и действий объединена в единый организм, возможно не посредством изначального механизма представлений, который ведет лишь от объекта к объекту и внутри которого синтез всегда носит лишь относительный характер, а только посредством свободного акта интеллигенции, остающегося для нас до сих пор еще непостижимым.

В ходе нашего исследования мы намеренно не затрагивали ряд отдельных моментов, чтобы по возможности не нарушать ход дедукции; однако теперь необходимо уделить им внимание. Так, например, до сих пор просто допускалось, что основание для непрерывного продуцирования заключено в самой интеллигенции. Ибо основание для того, что Я вообще продолжало производить, не могло заключаться в первом продуцировании, но должно было быть присуще интеллигенции вообще. Это основание должно содержаться уже в тех основоположейиях, которые были выдвинуты нами выше.

Я продуктивно не изначально и не произвольно. Сущность и природа интеллигенции конструируется изначальной противоположностью. Однако изначально Я — чистое и абсолютное тождество, вернуться к которому оно постоянно должно стремиться; но возвращение к этому тождеству тесно связано с изначальной двойственностью в качестве никогда полностью не снимаемого условия. Как только дано условие продуцирования — двойственность, — Я должно производить, и столь же несомненно, как оно есть изначальное тождество, оно вынуждено производить. Следовательно, если в Я заключено постоянное продуцирование, то это возможно лишь потому, что условие всякого продуцирования, вышеназванная изначальная борьба противоположных деятельностей, бесконечно восстанавливается в Я. Однако ведь эта борьба в продуктивном созерцании должна завершиться. Но если она действительно завершится, то интеллигенция целиком и полностью перейдет в объект; тогда есть объект, но нет интеллигенции. Интеллигенция есть интеллигенция, только пока продолжается эта борьба; как только борьба завершится, интеллигенция — уже не интеллигенция, а материя, объект. Следовательно, столь же несомненно, как все знание вообще

основано на этой противоположности между интеллигенцией и объектом, эта противоположность не может быть снята ни в одном отдельном объекте. Объяснить, как же все-таки возникает конечный объект, совершенно невозможно, если не признать, что каждый объект лишь кажется нам отдельным и может быть произведен только как часть бесконечного целого. Но что противоположность снимается лишь в бесконечном объекте, мыслимо только в том случае, если она сама бесконечна, так что возможны лишь опосредствующие звенья синтеза, а два крайних фактора этого противоположения перейти друг в друга никогда не смогут.

Но неужели действительно нельзя показать, что эта противоположность должна быть бесконечной, поскольку борьба двух деятельностей, на которой она основана, необходимым образом носит вечный характер? Интеллигенция не может распространиться в бесконечность, так как этому препятствует ее стремление возвращаться к себе. Но она не может и абсолютно вернуться к самой себе, ибо этому препятствует присущая ей тенденция быть бесконечной. Следовательно, опосредствование здесь невозможно, и синтез будет всегда лишь относительным.

Если же попытаться определить механизм продуцирования более точно, то его можно мыслить только следующим образом. При невозможности снять абсолютную противоположность, с одной стороны, и необходимости снять ее — с другой, возникнет продукт, но в этом продукте противоположность может быть снята не абсолютно, а лишь частично; вне противоположности, снятой в этом продукте, будет находиться другая, еще не снятая, которая в свою очередь может быть снята во втором продукте. Таким образом, каждый возникающий продукт вследствие того, что он снимает бесконечное противоположение лишь частично, будет условием следующего продукта, который, поскольку он также снимает противоположность лишь частично, будет условием третьего. Все эти продукты подчинены друг другу и в своей совокупности — первому, так как каждый предшествующий продукт содержит противоположность, которая служит условием следующего. Если мы примем во внимание, что сила, соответствующая продуктивной деятельности, есть подлинно синтетическая сила природы или сила тяжести, то мы убедимся в том, что это подчинение — не что иное, как подчинение друг другу небесных тел, которое происходит в универсуме таким образом, что его организация в виде систем, где бытие одной сохраняется посредством другой, есть не что иное, как

организация самой интеллигенции, которая, проходя через все эти продукты, все время ищет точку абсолютного равновесия с самой собой, точку, находящуюся в бесконечности.

Однако именно это объяснение механизма продуцирования, осуществляемого интеллигенцией, непосредственно приводит нас к новой трудности. Всякое эмпирическое сознание начинается с наличного объекта, и вместе с возникновением сознания интеллигенция оказывается вовлеченной в определенную последовательность представлений. Однако отдельный объект возможен лишь как часть универсума, а последовательность на основании отношения причинности уже сама предполагает не только множество субстанций, но и их взаимодействие, или одновременное динамическое бытие. Противоречие, следовательно, заключается в том, что интеллигенция, осознавая себя, может вступить только в определенную точку последовательного ряда, что, осознавая себя, она уже должна предположить в качестве условий возможной последовательности независимо от себя субстанций и их всеобщее взаимодействие.

Это противоречие может быть разрешено только посредством различения абсолютной и конечной интеллигенции, и оно служит одновременно новым доказательством того, что мы, не ведая того, уже положили производящее Я во второе, или определенное, ограничение. Точнее это можно определить следующим образом.

Если Я вообще изначально ограничено, то необходимо, чтобы универсум, т. е. всеобщее взаимодействие субстанций, существовал. Посредством этого изначального ограничения, или, что то же самое, посредством изначальной борьбы в самосознании, для Я возникает универсум не постепенно, а в силу единого абсолютного синтеза. Однако это изначальное или первое ограничение, которое в самом деле может быть объяснено исходя из самосознания, не объясняет мне особенное ограничение, которое исходя из самосознания уже объяснено быть не может и, следовательно, вообще объяснено быть не может. Особенное, или, как мы впоследствии будем его также называть, второе ограничение, есть именно то, посредством которого интеллигенция уже с самого начала эмпирического сознания должна представляться себе существующей в настоящем, в определенном моменте временного ряда. Все то, что происходит в этом ряду второго ограничения, уже положено первым, с той только разницей, что первым ограничением положено все одновременно и абсолютный синтез возника

ет для Я не посредством составления из частей, но в качестве целого и не во времени, так как время вообще полагается только этим синтезом, тогда как в эмпирическом сознании это целое может быть лишь постепенным синтезированием частей, следовательно, только последовательностью представлений. Поскольку интеллигенция существует не во времени, а от века, она — не что иное, как сам этот абсолютный синтез, и поэтому она не начинала производить и не может перестать производить. Но, поскольку интеллигенция ограничена, она может явить себя только в качестве вступающей во временной ряд в определенной его точке. Не надо думать, что бесконечная интеллигенция отлична от конечной, что помимо конечной интеллигенции есть интеллигенция бесконечная. Ибо, если я устраняю особенное ограничение конечной интеллигенции, она оказывается самой абсолютной интеллигенцией. Если же я полагаю это ограничение, то именно этим абсолютная интеллигенция снимается в качестве абсолютной и теперь остается только конечная интеллигенция. Не нужно также представлять себе данное отношение так, будто абсолютный синтез и вступление в определенную точку его эволюции — два различных действия; напротив, в одном и том же изначальном действии для интеллигенции одновременно возникает универсум и та определенная точка эволюции, с которой связано ее эмпирическое сознание, или, короче, посредством одного и того же акта для интеллигенции возникает первое и второе ограничение. Второе представляется нам непостижимым только потому, что оно полагается одновременно с первым, но выведено из него в своей определенности быть не может. Следовательно, эта определенность представится в качестве чегото, полностью и во всех отношениях случайного; идеалист может объяснить это только абсолютным действованием интеллигенции, реалист — исходя из того, что он называет провидением или судьбой. Между тем легко понять, почему точка, с которой начинается сознание интеллигенции, должна представляться ей в качестве определенной без всякого ее содействия; ибо именно потому, что только в этой точке возникает сознание, а с ним и свобода, все то, что находится по ту сторону этой точки, должно представляться совершенно независимым от свободы.

Дата добавления: 2015-09-03