Церковь. Обманы веры: Способы их распространения и внушения

Обманы веры: Способы их распространения и внушения. Credo quia absurdum. Отношение церкви к жизненным вопросам. Божественно ли происхождение церкви? Понятие о ереси. Освобождение от обманов веры.

Каким образом мог человек с пробудившимся разумом признать ложь истиной?

Несомненно, разум его должен был быть извращен, потому что не извращенный разум безошибочно отличает ложь от истины, в чем и состоит его назначение. Извращение разума состоит в обманах веры.

Обманы веры происходят оттого, что люди прежних поколений внушают последующим поколениям различными искусственными способами понимание смысла жизни, основанное не на разуме, а на слепом доверии. Умышленно смешиваются и подставляются одно под другое понятие веры и доверия: утверждается, что без веры человек не может жить и мыслить, что совершенно справедливо, и на место понятия веры, т. е. признания того, что существует то, что сознается, но не может быть определено разумом, как Бог, душа, добро,-- подставляется понятие доверия в то, что существует Бог именно такой-то, в трех лицах, тогда-то сотворивший мир и то-то, тогда-то и через таких-то пророков. Основанные на таком смешении понятий обманы веры, извращая разум, извращают и истинную религию¹.

Учение Христа, как и всякое религиозное учение, заключает в себе две стороны: 1) учение о жизни людей -- о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе -- этическое и 2) объяснение, почему людям надо жить именно так, а не иначе -- метафизическое учение. Одно есть следствие и вместе причина другого. Эти стороны находятся во всех религиях мира. Но как было со всеми учениями -- браманизмом, иудаизмом, буддизмом, так было и с учением Христа. Люди отступают от учения о жизни, и из числа их являются такие, которые берутся оправдать это отступление. Люди эти, садящиеся, по выражению Христа, на седалище Моисея, разъясняют метафизическую сторону учения так, что его этические требования становятся не-

¹ "Христианское учение", с. 42.

обязательными и заменяются внешним богопочитанием -- обрядами. В христианстве это явление выразилось особенно резко, по той причине, что учение это есть самое высшее, и именно потому, что его метафизика и этика до такой степени неразрывно связаны и определяются одна другою, что отделить одну от другой нельзя, не лишив все учение его смысла, и еще потому, что учение Христа есть уже само по себе протестантизм, т. е. отрицание не только обрядовых постановлений иудаизма, но и всякого внешнего богопочитания. И потому в христианстве разрыв этот должен был уже совершенно извратить учение и лишить его всякого смысла. Так оно и было. Разрыв между учением о жизни и объяснением жизни начался с проповеди Павла, не знавшего этического учения, выраженного в Евангелии Матфея, и проповедовавшего чуждую Христу метафизиче-ско-кабалистическую теорию; окончательно же завершился этот разрыв во время Константина, когда найдено было возможным весь языческий строй жизни, не изменяя его, облечь в христианские одежды и потому признать христианским. Со времени Константина, язычника из язычников, которого церковь за все его преступления и пороки причисляет к лику христианских святых, начинаются соборы, и центр тяжести христианства переносится на одну метафизическую сторону учения. И это метафизическое учение с сопутствующими ему обрядами, все более и более отклоняясь от основного смысла своего, доходит до того, до чего оно дошло теперь: до учения, которое объясняет самые недоступные разуму человеческому тайны жизни небесной, дает сложнейшие обряды богослужебные, но не дает никакого религиозного учения о жизни земной¹. Произошло то, о чем Христос предупреждал людей, говоря: "смотрите, не сделался бы свет, находящийся в вас, тьмою. Если свет, который есть в тебе, стал тьмою, то какова же тьма?"

Свет, находящийся в нас, стал тьмою. И тьма, в которой мы живем, стада ужасна ². И церковное учение, несмотря на то, что оно назвало себя христианским, есть та самая тьма, против которой боролся Христос и велел бороться своим ученикам³.

Истина не нуждается во внешнем подтверждении и принимается свободно всеми теми, которым она передается, но обман требует особенных приемов, посредством которых он мог бы передаваться людям и усваиваться ими; и потому для совершения обманов веры употребляются теми, которые их совершают, во всех народах всегда одни и те же приемы. Приемы эти следующие: перетолкование истины, внушение веры в чудесное, установление посредничества между человеком и Богом, воз-

¹ "В чем моя вера", с. 167--168.

³ Там же, с. 166.

³ Там же, с. 167.

действие на внешние чувства человека и преподавание ложной веры детям.

Сущность первого приема обмана веры состоит в том, чтобы на словах признать не только справедливость открытой людям последними проповедниками истины, но признать самого проповедника святым сверхъестественным лицом, обоготворить проповедника, приписав ему совершение разных чудес, и скрыть самую сущность открытой истины так, чтобы она не только не нарушала прежнего понимания жизни и установившегося в нем строя жизни, но, напротив, подтверждала бы его¹. И христианство было извращено так же, как и все другие религии, с той только разницей, что именно потому, что христианство с особенной ясностью провозгласило свое основное положение равенства всех людей, как сынов Бога, нужно было особенно сильно извратить все учение, чтобы скрыть его основное положение ².

Второй прием обмана веры состоит в том, чтобы внушать людям, что следование в познании истины данному нам от Бога разуму есть грех гордости, что существует другое, более надежное орудие познания: откровение истины, передаваемое Богом непосредственно избранным людям при известных знамениях, чудесах, т. е. сверхъестественных событиях, подтверждающих верность передачи. Внушается то, что надо верить не разуму, а чудесам, т. е. тому, что противно разуму.

Третий прием обмана веры состоит в том, чтобы уверить людей, что они не могут иметь того непосредственного отношения с Богом, которое чувствует всякий человек и которое особенно уяснил Христос, признав человека сыном Бога, а что для общения с Богом необходим посредник или посредники. Такими посредниками ставят пророков, святых, церковь, писание, старцев, дервишей, Лам, Будд, пустынников, всякое духовенство. Как ни различны все эти посредники, сущность посредничества та, что между человеком и Богом не признается прямой связи, а, напротив, предполагается, что истина прямо не доступна человеку, а может быть принята только через веру в посредников между ним и Богом.

Четвертый прием обмана веры состоит в том, что под предлогом совершения требуемых будто бы Богом дел: молитв, таинств, жертв, собирают вместе много людей и, подвергнув их различным одуряющим воздействиям, внушают им ложь, выдавая ее за истину. Поражают людей красотой и величием храмов, великолепием украшений, утварью, одеждами, блеском освещения, звуками пения, органов, курениями, возгласами, представлениями,-- и в то время, как люди находятся под этим обаянием, стараются запечатлеть в душах их обман, выдаваемый за истину.

1 "Христианское учение", с. 43.

2 "Что такое религия", с. 18.

Пятый прием -- самый жестокий; он состоит в том, что ребенку, спрашивающему у старших, живших прежде его и имевших возможность познать мудрость прежде живших людей, о том, что такое этот мир и его жизнь и какое отношение между тем и другим, отвечают не то, что думают и знают эти старшие, а то, что думали люди, жившие тысячи лет тому назад и во что никто из больших уже не верит и не может верить. Вместо духовной, необходимой ему пищи, о которой просит ребенок, ему дается губящий его духовное здоровье яд, от которого он может исцелиться только величайшими усилиями и страданиями¹.

Человек спрашивает: что такое этот мир, в котором он находит себя? Спрашивает, какой смысл его существования? И чем ему надо руководиться в той свободе, которую он чувствует в себе? Он спрашивает, и Бог устами установленной Им Церкви отвечает ему:

Ты хочешь знать, что такое этот мир? Вот что: есть Бог единый, всеведущий, всеблагий, всемогущий. Бог этот есть дух простой, но Он имеет волю и разум. Бог этот один и вместе три. Отец родил Сына, Сын во плоти и сидит одесную Отца. Дух изошел от Отца. Все они три -- Боги. И все разны, и все -- одно. Этот-то троичный Бог существовал вечно один втроем и вдруг вздумал сотворить мир, и сотворил его из ничего своею мыслию, хотением и словом. Сотворил сначала духовный мир -- ангелов. Ангелы сотворены добрыми, и Бог только для их блаженства сотворил их; но, сотворенные добрыми, эти существа стали вдруг злыми, сами собой. Ангелы -- одни остались добрыми, другие стали злыми, и стали диаволами. Ангелов сотворил Бог очень много и разделил их на 9 чинов и 3 разряда: ангелы, архангелы, херувимы, серафимы, силы, господства, начала, власти, престолы. И диаволы тоже разделены по чинам, но имена их чинов точно неизвестны. Потом прошло много времени, и Бог опять стал творить и сотворил мир вещественный. Он сотворил его в 6 дней. День надо считать днем обращения земли около оси. И были утро и вечер с первым же днем. Если солнца не было в первые дни, то в эти дни Бог сам сотрясал светящуюся материю, чтобы были утро и вечер. Бог творил 6 дней, в 6-й день Бог сотворил Адама, первого человека, из земли, и вдунул в него душу, потом сотворил жену. Человек сотворен из души и тела. Назначение человека -- оставаться верным власти Божией. И человек сотворен добрым и вполне совершенным. Вся обязанность его заключалась в том, чтоб не есть запрещенного яблока, и Бог ему, кроме того, что сотворил его совершенным, всячески помогал еще в этом, учил его, развлекал и посещал в саду. Но Адам все-таки съел запрещенное яблоко, и за это Бог благой отомстил Адаму, выгнал его из рая, прокляв его, всю землю и всех потомков Адама.

1 "Христианское учение", с. 44--45.

Все это надо понимать не в каком-нибудь переносном, а в прямом смысле; надо понимать, что все это так точно было.

После этого Бог, в 3 лицах, всеведущий, всеблагой, всемогущий, сотворивши Адама и проклявши его и все потомство, все-таки не переставал промышлять, т. е. заботиться, для их блага, об Адаме, его потомках и о всех сотворенных существах. Он сохраняет тварей, содействует им и управляет ими всеми и каждым особенно. Бог этот управлял и управляет ангелами, злыми и добрыми, и людьми, злыми и добрыми. Ангелы же помогают Богу управлять миром. Есть ангелы, приставленные к царствам, к народам и к людям; и Бог, всеведущий, всемогущий и всеблагой, сотворивший их всех, погубил тьмы ангелов злых навсегда и людей всех за Адама, но не переставал заботиться о всех людях и заботиться естественным и даже сверхъестественным образом. Сверхъестественный этот способ заботы о людях состоит в том, что, когда прошло 5000 лет, Бог нашел средство заплатить самому себе за грех Адама, которого он сам сделал таким, каким он был. Средство состоит в том, что в числе лиц Троицы одно -- Сын. Оно, это лицо, так всегда и было Сыном. Так этот Сын вышел из девы, не нарушая ее девства; но вошел в деву Марию, как муж ее, Дух Святой, а вышел Сын -- Христос. И этот Сын назывался Иисусом, и он был Бог, и человек, и лицо Троицы. Этот-то Бог -- человек и спас людей. Он спас их вот как: он был пророк, первосвященник и царь. Он, как пророк, дал новый закон; как первосвященник, сам принес себя в жертву тем, что умер на кресте; и, как царь, делал чудеса и сошел в ад, выпустил оттуда всех праведников и уничтожил грех, проклятие и смерть в людях. Но средство это, хотя и очень сильное, не всех спасло однако. Тьмы тем диаволов так и остались диаволами, и люди воспользоваться этим спасением должны умеючи. Чтоб воспользоваться этим средством, надо освятиться, а освятить может только церковь, а церковь -- это те люди, которые говорят про себя, что на них накладывали руки такие люди, на которых накладывали руки такие люди и т. д., на которых накладывали руки ученики самого Бога Иисуса, на которых накладывал руку сам Бог-Сын, Спаситель. И, накладывая руки, сам Бог дунул на них и дал им этим дуновением и всем, кому они это передадут, власть освящать людей; это-то самое освящение нужно, чтобы спастись. Это, что спасет, называется благодать; освящает человека и спасает благодать -- это-то значит сила Божия, передаваемая в известных формах церковью. Чтобы благодать эта действовала, надо, чтобы человек, желающий освятиться ею, верил, что он освящается. Он может даже не совсем верить, но должен слушаться церкви, и, главное, не противоречить,-- тогда благодать перейдет. Человек, освященный благодатью, не должен думать, как он думал прежде, что, если он делает хорошо, то это потому, что он хочет делать хорошо; но он должен думать, что, если он что-нибудь делает хорошо, то это только потому, что в нем действует благодать, и потому он должен только заботиться о том, чтобы в нем была благодать. Благодать же эта передается церковью разными манипуляциями и произнесением разных слов, которые называют таинствами¹. В жизни же внушается, что надо соблюдать следующие правила: не есть мяса и молока в известные дни, еще в другие известные дни служить молебны и панихиды по умершим, в праздники принимать священника и давать ему деньги и несколько раз в году брать из церкви доски с изображениями и носить их на полотенцах по полям и домам. Перед смертью же внушается, что человек должен непременно съесть с ложечки хлеба с вином, а еще лучше, если успеет помазаться маслом. Это обеспечивает ему благо в будущей жизни. После же смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить ему в руки печатную бумажку с молитвой; полезно еще, чтобы над мертвым телом прочли известную книгу и чтобы в церкви в известное время произносили бы имя умершего. Но если кто особенно хочет позаботиться о своей душе, то по этой вере внушается, что наибольшее обеспечение блаженства души на том свете достигается еще тем, чтобы жертвовать деньги на церкви и монастыри, обязывая этим святых людей молиться за себя. Спасительны еще, по этой вере, для души хождения по монастырям и целование явленных икон и мощей. По этой вере явленные иконы и мощи сосредоточивают в себе особенную святость, силу и благодать, и близость к этим предметам: прикосновение, целование, становление свеч к ним, подлезание под них много содействует спасению, равно и молебны, заказываемые перед этими святынями².

Все те, которые верят в это, получат мздовоздаяние, сначала частное -- тотчас после смерти, и потом общее -- после кончины мира. Частное мздовоздаяние верующих будет то, что они прославятся на земле и на небе. На земле их мощам и иконам будут кадить и ставить свечи, а на небе они будут со Христом во славе. Но будет еще конец света и суд всеобщий. Конец света будет происходить так: одно лицо Троицы, Бог Иисус, который в теле сидит на небе одесную отца, на облаках сойдет на землю в человеческом образе, в том, в каком он был на земле. Ангелы будут трубить, и все мертвые воскреснут в самых своих телах, только тела немножко изменятся. Тогда соберутся все ангелы, диаволы и все люди, и Христос будет судить,-- и праведников отделит направо: они с ангелами пойдут в рай, а грешников налево: они с диаволами пойдут в ад и там будут вечно мучиться мучениями большими, чем горение. Мучения эти будут вечны. А благого Бога будут вечно прославлять все праведники³.

¹ "Критика догматического богословия", с. 217--219.

² "Царство Божие внутри вас", с. 53--54.

³ "Критика догматического богословия", с. 219--220.

Вот во что предлагается неизменно верить христианину и всякому человеку.

Вот она, та хула на Святого Духа, которая не простится ни в этом веке, ни в будущем!¹ Это -- содержание догматов, т. е. неизменных и непререкаемых положений христианских церквей -- православной и, с теми или иными отдельными разногласиями, и других церквей.

На вопрос мой о том, какой смысл имеет моя жизнь в этом мире,-- ответ будет такой:

Бог, по прихоти, сотворил мир какой-то странный. Дикий Бог -- получеловек, получудовище сотворил мир такой, какой ему хотелось; и все приговаривал, что хорошо, и все -- хорошо, и человек -- хорошо. Но вышло все очень нехорошо. Человек подпал под проклятие и все потомство его; и Бог благой все продолжал творить людей в утробах матерей, зная, что они все или многие погибнут. И после того, как он придумал средство спасти их, осталось то же самое, еще хуже, потому что тогда, как говорит церковь, люди, как Авраам, Иаков, могли спастись своей доброй жизнью, теперь же, если я родился иудеем, буддистом и случайно не подпал под освящающее действие церкви,-- я наверно пропал и вечно буду мучиться с диаволами; мало того, если я даже в числе счастливчиков, но имею несчастье считать требования своего разума законными, а не отрекаюсь от них, чтоб поверить учению церкви, я тоже погиб. Мало того, если я даже и поверил всему, но не успел причаститься, и за меня не будут, по рассеянности моих близких, молиться, я могу тоже попасть в ад и остаться там. Смысл моей жизни, по этому учению, есть совершеннейшая бессмыслица, без сравнения худшая той, которая мне представлялась при свете одного моего разума. Тогда я видел, что я живу и, пока живу, пользуюсь жизнью, а умру, не буду чувствовать. Тогда меня пугала бессмысленность моей личной жизни, неразрешимость вопроса: зачем мои стремления, моя жизнь, когда все кончится, а вся эта бессмыслица, прихоть чья-то, будет вечно продолжаться.

На вопрос, как мне жить -- ответ этого учения тоже прямо отрицает все то, чего требует мое нравственное чувство, и требует того, что мне всегда представлялось самым безнравственным,-- лицемерия. Из всех нравственных приложений догматов вытекает одно: спасайся в вере -- не можешь понять этого, во что верить велят, говори, что веришь, подавляй всеми силами души потребность света и истины, говори, что веришь, и делай то, что вытекает из веры. Дело ясно. Несмотря на все оговорки о том, что нужны зачем-то добрые дела и нужно следовать учению Христа о любви, смирении и самоотвержении, очевидно, что эти дела не нужны, и практика жизни всех верующих

¹ Там же, с. 222.

как и подтверждает это. Логика неумолима. Зачем дела, когда я искуплен смертью Бога, когда искуплены даже все мои будущие грехи, надо только верить. Да и как я могу бороться, стремиться к добру, в чем одном я понимал прежде добрые дела, когда главный догмат веры тот, что человек сам ничего не может, а все дается туне благодатью. Надо только искать благодати; благодать же приобретается не мной одним, а сообщается мне другими. Если я даже не успею освятиться при моей жизни благодатью, то есть средства воспользоваться ею и после смерти: можно оставить деньги на церковь, и за меня будут молиться¹. И ответ на вопрос, что мне делать,-- ясно вытекает из учения, и ответ этот слишком знаком каждому и слишком грубо противоречит совести; но он неизбежен².

Так что оказывается, что то, чего понять и выразить даже нельзя, о чем нельзя иначе думать, как только заучивши и повторяя эти слова, это-то самое и есть то, на чем зиждется все здание христианской веры³.

Утверждение же этих бессмыслиц происходит не произвольно, но вытекает из ложного, большей частью грубого, понимания слов Писания⁴. И даже это не только ложь и ошибка, но обман людей не верующих, сложившийся веками и имеющий определенную и низменную цель⁵. Понятно, что по смерти Христа глубоко проникнутые его учением ученики, говоря и пиша о нем, о том человеке, который учил, что все -- сыны Божий и должны слиться с Богом в жизни, и который в своей жизни до смерти исполнил это подчинение себя воле Бога и слияние с ним,-- понятно, что ученики называли Его божественным, сыном Бога возлюбленным, по высоте Его учения и по жизни, вполне осуществившей учение. И понятно, как грубые люди, слушая учение апостолов, не понимали его, понимали одни слова и на словах этих, грубо понятных, строили свое учение, и, со свойственным грубости упорством, стояли за свое понимание, отрицая всякое другое именно потому, что не в силах были понять его, и как потом эти грубые люди на Вселенском 1-м и 2-м соборах закрепили это ужасное заблуждение. Как, например, в отношении догмата о прародительском грехе можно допустить понимание тех людей, которые не могут видеть в повести о падении человека ничего иного, как то, что был Адам, и он не выполнил приказания Бога -- не есть запрещенного плода,-- точно так же можно допустить понимание людей, которые говорят, что Иисус был Бог и смертью и страданиями своими спас людей. Это понимание не неверно: оно только грубо и неполно. Понимание того, что человек пал, потому что не повиновался Богу, верно тем, что оно выражает мысль о том, что зависимость, слабость, смерть человека -- все это

¹ Там же, с. 220-221.

⁴ Там же, с. 124.

² Там же, с. 222.

⁵ Там же, с. 7.

³ Там же, с. 116.

следствие его плотских страстей. Точно так же верно и то, что Христос был Бог, тем, что действительно, как и сказал Иоанн, он явил нам Бога. Но как только люди начинают утверждать, что это единая истина и что столько-то именно лет тому назад в таком-то именно месте жил Адам, сотворенный Богом, и Бог насадил ему сад, и т. д., и что в этом все значение этого их утверждения, или что Иисус, 2-е лицо Бога, вочеловечился в деве Марии от Духа Святого,-- как только начинают утверждать, что самая та форма, в которой они выражают эту мысль, есть единая истина,-- так уже невозможно допускать того, что они говорят, ибо их разъяснения и утверждения разъясняют самое значение той мысли, которую они высказывают, а она исключает возможность всякого единения веры, и явно обличает их в том, что источник их упорства в утверждении есть грубость и непонимание. И это самое делала и продолжает делать церковь, во имя своей святости и непогрешимости¹.

Проповедуется только внешний культ идолопоклонства. Внешний культ и служение милости и правде трудно совместимы; большею частью одно исключает другое. Так было это у фарисеев, так это и теперь у церковных христиан. Нагорная проповедь или символ веры: нельзя верить тому и другому. Церковники выбрали последнее. И учение церковное -- всякое, с своими искуплениями и таинствами, а тем более учение православное с своим идолопоклонством исключает Христово учение².

Истинная вера никогда не бывает неразумна, несогласна с существующими достоверными знаниями, и свойством ее не может быть сверхъестественность и бессмысленность, как это думают, и как это и выразил отец церкви, сказав: credo quia absurdum ³. Напротив, утверждения настоящей веры, хотя и не могут быть доказаны, никогда не только не содержат в себе ничего противного разуму и несогласного с знаниями людей, а всегда разъясняют то, что в жизни без положений веры представляется неразумным и противоречивым⁴.

Если у человека колеблющегося после того, как он вникнул в церковное учение и понял всю его грубость, все его неразумие и суеверие, и остается еще какое-либо сомнение в неправоте церкви и надежда на возможность дальнейшего общения с нею, то они совершенно исчезают, как только он обратится к церкви за разрешением волнующих его жизненных вопросов и узнает ее отношение к ним. Таким вопросом является прежде всего отношение каждого из церковных вероисповеданий ко всем

¹ Там же, с. 113-114.

2 "Царство Божие внутри вас", с. 55.

3 Верю, потому что нелепо.

⁴ "Что такое религия", с. 22.

остальным. Человек встречает среди людей чуждого ему вероисповедания лиц нравственно высоких и истинно верующих. Он желал бы быть братом этих людей. И что же? То учение, которое обещало ему соединить всех единою верою и любовью, это самое учение, в лице своих лучших представителей, говорит ему, что это все люди, находящиеся во лжи, что то, что дает им силу жизни, есть искушение дьявола и что мы одни в обладании единой возможной истины. И ко всем, не исповедующим его взглядов, это учение относится враждебно, как оно и должно быть: во-первых, потому, что утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому, и, во-вторых, потому что человек, любящий детей и братьев своих, не может не относиться враждебно к людям, желающим обратить его и детей и братьев в веру ложную. И враждебность эта усиливается по мере большего знания вероучения.

Таким образом самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести,-- единение всех людей. Соблазн этот до такой степени очевиден, до такой степени нам, образованным людям, живавшим в странах, где исповедуются разные веры, и видавшим то презрительное, самоуверенное, непоколебимое отрицание, с которым относится католик к православному и протестанту, и протестант к обоим, и такое же отношение старообрядца, пашковца, шекера и всех вер,-- что самая очевидность соблазна озадачивает. Говоришь себе: да не может быть, чтоб это было так просто, и все-таки люди не видали бы того, что если два утверждения друг друга отрицают, то ни в том, ни в другом нет той единой истины, какою должна быть вера¹. Для католиков божественная церковь совпадает с римской иерархией и папой. Для православного божественная церковь совпадает с учреждением восточной и русской иерархии. Для лютеран божественная церковь совпадает с собранием людей, признающих библию и катехизис Лютера². И все отрицают друг друга, а не себя³. Человек будет искать объяснений этого явления, но он не найдет их. И тогда он поймет, что он ищет веры, силы жизни, а они ищут наилучшего средства исполнения перед людьми известных человеческих обязанностей. И, исполняя эти человеческие дела, они исполняют их по-человечески. Сколько бы ни говорили они о своем сожалении о заблудших братьях, о молитвах за них, возносимых у престола всевышнего,-- для исполнения человеческих дел нужно насилие, и оно всегда прилагалось, прилагается и будет прилагаться церковью. Если ложное учение проповедуется неопытным сынам церкви, находящейся в истине, то церковь эта не может не сжечь книги, не удалить человека, соблазняющего сынов ее. Что же делать

¹ "Исповедь", с. 48.

2 "Царство Божие внутри вас", с. 43--44.

3 "Критика догматического богословия", с. 227.

с тем сектантом, горящим огнем ложной, по мнению православия, веры, который в самом важном деле жизни, в вере, соблазняет сынов церкви? Что же с ним делать, как не отрубить ему голову или не запереть? При Алексее Михайловиче сжигали на костре, т. е. по времени прилагали высшую меру наказания, в наше время прилагают тоже высшую меру -- запирают в одиночное заключение¹.

Христианская церковь признала и освятила все то, что было в языческом мире. Она признала и освятила и развод, и рабство, и суды, и все те власти, которые были, и войны, и казни, и требовала при крещении только словесного, и то только сначала, отречения от зла; но потом, при крещении младенцев, перестали требовать даже и этого. Церковь, на словах признавая учение Христа, в жизни прямо отрицает его².

Во всякое время религиозные верования соответствуют общественному устройству, т. е. общественное устройство слагается по религиозным верованиям. И потому, каковы религиозные верования народа, таково и его общественное устройство. Это знают правительства и правящие классы и потому всегда поддерживают то религиозное учение, которое соответствует их выгодному положению. Правительства и правящие классы знают, что истинная христианская религия отрицает власть, основанную на насилии, отрицает различие сословий, накопление богатств, казни, войны,-- все то, вследствие чего правительство и правящие классы занимают свое выгодное положение, и потому считают необходимым поддерживать ту веру, которая оправдывает их положение. И извращенное церквами христианство делает это, представляя ту выгоду, что, извратив истинное христианство, скрывает от людей доступ к нему ³. Вместо того, чтобы руководить миром в его жизни, церковь в угоду миру перетолковала метафизическое учение Христа так, что из него не вытекает никаких требований для жизни, так что оно не мешает людям жить так, как они жили. Церковь раз уступила миру, а раз уступив миру, она пошла за ним. Мир делал все, что хотел, предоставляя церкви, как она умеет, поспевать за ним в своих объяснениях смысла жизни. Мир учреждал свою во всем противную учению Христа жизнь, а церковь придумывала иносказания, по которым бы выходило, что люди, живя противно закону Христа, живут согласно с ним. И кончилось тем, что мир стал жить жизнью, худшей, чем была языческая жизнь, и церковь стала не только оправдывать эту жизнь, но утверждать, что в этом-то и состоит учение Христа. Но пришло время, и свет истинного учения Христа, которое было в Евангелиях, несмотря на то, что церковь, чувствуя свою неправду, старалась скрывать его

¹ "Исповедь", с. 49--50.

² "В чем моя вера", с. 169.

³ "О веротерпимости", с. 10.

(запрещая переводы Библии),-- пришло время, и свет этот через так называемых сектантов, даже через вольнодумцев мира, проник в народ, и неверность учения церкви стала очевидна людям, и они стали изменять свою прежнюю, оправданную церковью жизнь на основании этого помимо церкви дошедшего до них учения Христа. Так, сами люди, помимо церкви, уничтожили рабство, оправдываемое церковью, религиозные казни, уничто-жили освященную церковью власть императоров, пап и теперь начали стоящее на очереди уничтожение собственности и государства. И церковь ничего не отстаивала и теперь не может отстаивать, потому что уничтожение этих неправд жизни происходило и происходит на основании того самого христианского учения, которое проповедывала и проповедует церковь, хотя и стараясь извратить его.

Учение о жизни людей эмансипировалось от церкви и установилось независимо от нее. У церкви остались объяснения, но объяснения чего? Метафизическое объяснение учения имеет значение, когда есть то учение жизни, которое оно объясняет. Но у церкви не осталось никакого учения о жизни. У ней есть только объяснение той жизни, которую она когда-то учреждала и которой уже нет. Если остались еще у церкви объяснения той жизни, которая была когда-то прежде, как объяснения катехизиса о том, что по должности должно убивать, то никто уже не верит в это. И у церкви ничего не осталось, кроме храмов, икон, парчи и слов¹. Все живое -- независимо от церкви².

Церковь утверждает, что ее учение зиждется на учении Божественном.

Доводы из Деяний и Посланий неправильно приводятся в этом случае, ибо апостолы были первые люди, выставившие начало церкви, той самой, истинность которой требуется доказать, и потому их учение так же мало, как и учение позднейшее, может подтвердить то, что оно основано на учении Христа. Как бы близки они ни были по времени, к Христу, по учению церкви: они -- люди, Он -- Бог. Все, что Он сказал, истинно; все, что они сказали, подлежит доказательству и опровержению. Церкви чувствовали это и потому поспешили на апостольское учение наложить печать непогрешимости Святого Духа. Но, отстраняя эту уловку и приступая к самому учению Христа, нельзя не быть пораженным той смелой дерзостью, с которой учители церкви хотят основать свое учение на учении Иисуса Христа, отрицающем то, что они хотят утвердить ³. Нигде, ни

¹ "В чем моя вера", с. 169--170.

² Там же, с. 171.

3 "Критика догматического богословия", с. 224--225.

по чему, кроме как по утверждению церквей, не видно, чтобы Бог или Христос основывали что-либо подобное тому, что церковники разумеют под церковью¹. Слово "экклезия" (греч.: ecclesia), не имеющее никакого другого значения, как "собрание", только два раза употреблено в Евангелиях, у Матфея:, "на тебе, на верном ученике, как на камне, я утвержу Мое соединение людей" -- раз, и в другой раз -- в том смысле, что если брат твой тебя не послушает, то скажи при собрании людей, потому что, что вы развяжете здесь (разумея свою злобу, досаду), то развяжется на небе, т. е. в Боге.

Что же делают из этого попы?

Явившись на земле,-- говорит церковь,-- чтобы совершить великое дело нашего искупления, Спаситель сначала только одному Себе усвоял право учить людей истинной вере, полученное Им от Отца. "Дух Господень на Мне, говорит Он, Его же ради помаза Мя благовестити нищим, посла Мя исцелити сокрушенные сердцем: проповедати плененным отпущение и слепым прозрение: отпустити сокрушенные в отраду: проповедати дето Господне приятно", и, проходя грады и веси с проповедью Евангелия, присовокуплял: "Аз на сие родихся и на сие приидох в мир... Аз на сие послан есмъ", заповедуя в то же время народам и ученикам: "вы же не нарицайтеся учители: един бо есть вам учитель Христос... ниже нарицайтеся наставницы: един бо есть вам наставник Христос". Потом Он передал Свое божественное право учительства Своим ученикам, двенадцати и семидесяти, которых Сам нарочито избрал к этому великому служению из среды всех Своих слушателей, передал сперва на время, еще во дни Своей земной жизни, когда посылал их проповедывать Евангелие царствия только овцам погибшим дому Израилева, а затем и навсегда, по воскресении Своем, когда, совершив Сам все дело Свое на земле и отходя на небо, сказал им: "якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы; шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа"; и, с другой стороны, весьма ясно и с страшными угрозами, обязал всех людей и будущих христиан принимать учение апостолов и им повиноваться: "слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается; отметаяйся же Мене, отметается Пославшего Мя". Наконец, передавая право учительства апостолам, Господь выразил желание, чтобы от них оно непосредственно перешло к их преемникам и, переходя из рода в род, сохранялось в мире до самого его окончания. Ибо Он сказал ученикам своим: "шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари,-- шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа; учаще их блюсти вся, елика заповедах вам: и се Аз с вами есьмь во вся дни до скончания века". Но эти ученики, без сомнения, не могли жить до скон-

¹ "Царство Божие внутри вас", с. 42.

чания века, и если могли-проповедывать Евангелие всем языкам, какие только были им современны, то не могли же проповедывать народам последующих веков. Следовательно, в лице Своих апостолов Спаситель послал на дело всемирной проповеди, равно как обнадежил Своим присутствием, и всех их будущих преемников: это не простое гадание ума, а положительное учение одного из самих апостолов, который говорил, что "сам Христос дал церкви своей не только апостолы, пророки, благовестники, но и пастыри и учители" (Ефес. 4, 11).

Таково учение церкви.

Даже принимая то непонятное, очевидно добавленное место о крещении во имя Отца, Сына и Святаго Духа, нет ни слова на указание о церкви. Напротив, прямое указание на то, чтобы не называться учителями. Что можно сказать яснее против церкви, по понятиям церкви? И это-то самое место, как бы в насмешку над его точным смыслом, они приводят! А против учительства? Не два, три места,-- против учителей говорит весь с смысл Евангелия ("мы Твоим именем учили.-- Идите в геенну, творящие беззаконие"): все речи к фарисеям и о внешнем богопочитании, о том, чтобы слепому не водить слепого, потому что оба упадут вместе, но, главное, весь смысл учения Иисуса у Иоанна и в других евангелиях. Он пришел благовествовать нищим духом и называет их блаженными. Несколько раз повторяет, что учение его доступно и понятно младенцам и несмысленным, преимущественно перед мудрыми и учеными. Избрал глупых, неумных и забитых, и они поняли; говорит, что пришел не учить, но исполнять, и исполнил своею жизнью. Повторяет и повторяет, что кто будет исполнять, тот узнает, от Бога ли оно, что блажен исполняющий, а не учащий; что кто исполнит, тот велик, а не тот, кто будет учить. Гневается на одних только: на одних учащих. Говорит: не судите о других. Говорит, что он один открыл дверь овцам, что овцы знают его, и он знает их. И вот непрошенные пастыри-волки, в одежде овчей, пришли в одежде блудниц, стали перед ним и говорят -- они, творящие беззаконие: не он, а мы -- дверь овцам¹.

Короче сказать: церковь, как учреждение, как хранительница и известительница истин, догматов, есть сама себя учредившая иерархия и считающая -- в противность всем другим иерархиям -- одну себя святою и непогрешимою и одну себя имеющею власть проповедывать божеское откровение. Так что все учение о церкви основано на том, чтобы, установив ее понятие, как единой истинной хранительницы божеской истины, подменить под это понятие -- понятие одной известной, определенной иерархии, т. е.: человеческое, возникшее из гордости, злобы и ненависти, учреждение, изрекающее догматы и преподающее пастве только то учение, которое оно само счи-

¹ "Критика догматического богословия", с. 225--227.

тает истинным, соединить в одно с понятием собрания всех верующих, имеющих невидимо во главе своей самого Христа -- мистическое тело Христово. И на это_сводится все учение богословия о церкви¹.

Новые богословы (таковы: Vinet, Хомяков и их последователи) говорят, что божеская истина хранится не в непогрешимости иерархии, а в совокупности всех верующих людей, соединенных любовью, и только людям, соединенным любовью, дается божеская истина, и что таковая церковь определяется только верою и единением в любви и согласии. Рассуждение это очень хорошо само по себе, но, к сожалению, из него никак нельзя вывести ни одного из тех догматов, которые исповедуют эти богословы. Богословы эти забывают, что для того, чтоб признать какой-нибудь догмат, необходимо было признать предание священным и определенно выраженным в постановлениях непогрешимой иерархии. Отказавшись же от непогрешимости иерархии, нельзя уже ничего утверждать, и нет ни одного положения церкви, которое соединяло бы всех верующих. Утверждение этих богословов о том, что они признают те постановления, которые выражали веру всех неразделенных христиан,-- совершенно несправедливо, потому что такого полного единения всех христиан никогда не было. Рядом с Никейским символом был Арианский символ; и принят Никейский символ не всеми, а одной частью иерархии, и другие христиане признали этот символ только потому, что признали непогрешимость той иерархии, которая его выразила, сказав: "изволися нам и Св. Духу". Такого же времени, в которое бы все христиане сошлись в одном, никогда не было, и Соборы только затем и собирались, чтоб выйти как-нибудь из споров о догматах, разделявших христиан. Так что единения в любви, во-первых, никогда не было, а, во-вторых, это единение в любви, по самому существу своему, выразить и определить ничего не может². Люди, верующие в учение церкви, ни на чем ином не могут основать свою веру, как только на законности, правильности преемственности иерархии. Правильность же и законность преемственности иерархии ничем не может быть доказана. Никакие исторические исследования, напротив, не только не подтверждают правильности какой бы то ни было иерархии, но прямо показывают, что Христос никогда не устанавливал непогрешимой иерархии, что в первые времена ее не было, и что этот прием возник во время упадка христианского учения, во времена ненависти и злобы из-за толкований догматов. Так что все ничем не оправданное учение богословия о церкви сводится на желание некоторых людей выставить в противоположность другим учениям, имеющим такие же притязания и с таким же правом утверждающим, что они в истине,-- свое учение, как единое истинное и святое³.

¹ Ib. с. 153.

² Там же, с. 156.

³ Там же, с. 157.

Но пришло время, когда надо отделить овец от козлов; они сами уже разделились теперь так, что истинное учение уже не может встретиться в церквах. И теперь ясно, что учительство церкви, хотя и возникло из малого отступления, есть теперь злейший враг христианства; что пастыри ее служат чему хотят, только не учению Иисуса потому что отрицают его¹. Учение его в том, чтобы возвысить сына человеческого, т. е. сущность жизни человека -- признать себя сыном Бога. В самом себе Христос олицетворяет человека, признавшего свою сыновность Богу ². Оно в том состоит, что мне -- моему свету -- дано идти к свету, мне дана моя жизнь. И кроме нее и больше ее ничего нет,-- кроме источника всякой жизни -- Бога³. Мне дана во власть моя душа, так же точно и всякому. Чужими душами я не только не могу владеть, я не могу постигнуть их; как же мне исправлять их, учить? И как мне терять силы на то, что не во власти моей, а упускать то, что в моей власти? И вот, не понимая этого, ложная вера завлекала людей в оплошное желание учить других и породила церковь со всеми ее ужасами и безобразиями.

Что же будет, если не будет церкви? Будет то, что есть и теперь, то, что сказал Иисус. Он сказал не потому, что ему хотелось, а потому, что это так есть. Он сказал: сотворите добрые дела, чтобы люди, видя их, прославляли Бога. И только это одно учение было и будет с тех пор, как стоял и будет стоять мир. В делах нет разногласия, а в исповедании, в понимании, во внешнем богопочитании -- если есть и будет разногласие, то оно не касается веры и на деле никому не мешает. Церковь хотела соединить эти исповедания и внешнее богопо-читание, а сама распалась на бесчисленное количество толков, и одно отвергло другое и тем показало, что ни исповедание, ни богопочитание не есть дело веры. Дело веры есть только жизнь по вере. И жизнь одна выше всего и не может быть подчинена ничему, кроме Бога, познаваемого только жизнью⁴.

Всякая церковь выводит свое исповедание через непрерывное предание от Христа и апостолов. И действительно, всякое христианское исповедание, происходя от Христа, неизбежно должно было дойти до настоящего поколения через известное предание. Но это не доказывает того, чтобы одно из этих преданий, исключая все другие, было несомненно истинно. Про церковь можно сказать только одно, что это есть такое собрание людей, которые утверждают про себя, что они находятся в полном и единственном обладании истины. Вот эти-то собра-

¹ Там же, с. 227.

² "В чем моя вера", с. ИЗ.

³ "Критика догматического богословия",.с. 223.

⁴ Там же, с. 229.

ния, перешедшие впоследствии при помощи поддержки власти в могущественные учреждения, и были главными препятствиями ' для распространения истинного понимания учения Христа. Оно и не могло быть иначе: главная особенность учения Христа от всех прежних учений состояла в том, что люди, принявшие его, все больше и больше стремились понимать и исполнять учение; церковное же учение утверждало свое полное и окончательное понимание и исполнение его. Как ни странно это кажется для нас, воспитанных в ложном учении о церкви, как о христианском учреждении, и в презрении к ереси,-- но только в том, что называлось ересью, и было истинное движение, т. е. истинное христианство, и только тогда переставало быть им, когда оно в этих ересях останавливалось в своем движении и так же закреплялось в неподвижные формы церкви¹.

В самом деле, что такое ересь?

Единственное определение ереси (слово azaresiV значит часть) есть название, которое дает собрание людей всякому суждению, опровергающему часть учения, исповедуемого собранием. Более же частное значение, чаще всего приписываемое ереси, есть значение мнения, опровергающего установленное и поддерживаемое светской властью церковное учение². Ересь есть обратная сторона церкви. Там, где есть церковь, должно быть и понятие ереси. Церковь есть собрание людей, утверждающих про себя, что они обладают несомненной истиной. Ересь есть мнение людей, не признающих несомненность истины церкви. Ересь есть проявление движения в церкви, есть попытка разрушения закоченевшего утверждения церкви, попытка живого понимания учения. Всякий шаг движения вперед и исполнения учения совершался еретиками: еретики были и Тертуллиан, и Ориген, и Августин, и Лютер, и Гус, и Саванорола, и Хельчицкий и др. Оно и не могло быть иначе. Ученик Христа, учение которого состоит в вечном большем и большем постигновении учения и большем и большем исполнении его, в движении к совершенству, не может именно потому, что он ученик Христа, утверждать про себя или про другого, что он понимает вполне учение Христа и исполняет его; еще менее может утверждать это про какое-либо собрание. Утверждение про себя или про какое-либо собрание, что я или мы находимся в обладании совершенного понимания и исполнения учения Христа, есть отречение от духа учения Христа³.

Христианская религия есть то высшее сознание человеком своего отношения к Богу, до которого, восходя от низшей к высшей ступени религиозного сознания, достигло человечество. И потому христианская религия и все люди, исповедующие истинную христианскую религию, зная, что они дошли до изве-

¹ "Царство Божие внутри вас", с. 46.

² Там же, с. 48.

³ Там же, с. 50.

стной степени ясности и высоты религиозного сознания, только благодаря непрестанному движению человечества от мрака к свету, не могут не быть веротерпимы. Признавая себя в обладании только известной степени истины, которая все более и более уясняется и возвышается общими усилиями человечества, они, встречая новые для них, несогласные со своими верования, не только не осуждают и не отбрасывают их, но радостно приветствуют, изучают, вновь проверяют по ним свои верования, откидывают то, что несогласно с разумом, принимают то, что уясняет и возвышает исповедуемую ими истину, и еще более утверждаются в том, что одинаково во всех верованиях. Таково свойство христианской религии вообще, и так поступают люди, исповедующие христианство. Но не то с церковью. Церковь, признавая себя единственной хранительницей полной, божеской, вечной, неизменной на все времена, открытой людям самим Богом истины, не может не смотреть на всякое, иначе, чем как в ее догматах выраженное, религиозное учение -- как на лживое, зловредное или даже злонамеренное (когда оно исходит от знающих положение церкви) учение, влекущее людей в вечную погибель. И потому, по самому определению своему, церковь не может быть веротерпима и не употреблять против всех исповеданий, как и против проповедников несогласных с собою вероучений всех тех средств, которые она считает согласными с своим учением¹.

Служители церквей всех вероисповеданий, в особенности в последнее время, стараются выставить себя сторонниками движения в христианстве: они делают уступки, желают исправлять вкравшиеся в церковь злоупотребления и говорят, что из-за злоупотребления нельзя отрицать самого принципа христианской церкви, которая одна только может соединить всех воедино и быть посредницей между людьми и Богом. Но это все несправедливо. Церкви не только никогда не соединяли, но были всегда одной из главных причин разъединения людей, ненависти друг к Другу, войн, побоищ, инквизиций, Варфоломеевских ночей и т. п. Они ставят мертвые формы вместо Бога и не только не открывают, но заслоняют от людей Бога. Церкви, возникшие из непонимания и поддерживающие это непонимание своей неподвижностью, не могут не преследовать и не гнать всякое понимание учения². Но народ, несмотря на все препятствия, которые в этом ставило ему государство и церковь, давно уже пережил в лучших представителях своих эту грубую степень понимания, что он и показывает самозарождающимися везде рационалистическими сектами, которыми кишит теперь Россия и с которыми так безуспешно борются теперь церковники. Народ идет вперед в сознании нравственной, жизненной стороны христианства³.

¹ "О веротерпимости", с. 5--6.

² "Царство Божие внутри вас", с. 51.

³ Там же, с. 56.

Обыкновенно передовые, образованные люди нашего мира утверждают, что те ложные религиозные верования, которые исповедуются массами, не представляют особенной важности, и что не стоит того и нет надобности прямо бороться с ними, как это делали прежде Юм, Вольтер, Руссо и другие. Наука, по их мнению, т. е. те разрозненные, случайные знания, которые они распространяют, сама собой достигнет этой цели, т. е. что человек, узнав о том, сколько миллионов миль от земли до солнца и какие металлы находятся в солнце и звездах, перестанет верить в церковные положения. В этом искреннем или неискреннем утверждении или предположении -- великое заблуждение или ужасное коварство. С самого первого детского возраста -- возраста наиболее восприимчивого к внушению -- именно тогда, когда воспитателю нельзя быть достаточно осторожным в том, что он передает ребенку, ему внушаются несовместимые с разумом и знаниями, нелепые и безнравственные догматы так называемой христианской религии¹. В живой организм нельзя вложить чуждое ему вещество без того, чтобы организм этот не пострадал от усилий освободиться от вложенного в него чуждого вещества и иногда не погибал бы в этих усилиях. Какой же страшный вред должны производить в уме человека те чуждые и современному знанию, и здравому смыслу, и нравственному чувству изложения учения по ветхому и новому завету, внушаемые ему в то время, когда он не может обсудить, а между тем воспринимает то, что ему передается. Для человека, в уме которого вложено, как священная истина, верование в сотворение из ничего мира 6000 лет тому назад, в потоп и ковчег Ноя, вместивший всех зверей, в Троицу, в грехопадение Адама, в непорочное зачатие, в чудеса Христа и в искупительную для людей жертву его смерти,-- для такого человека требования разума уже необязательны. Такой человек, если он дорожит своими верованиями, неизбежно будет всю жизнь или остерегаться, как чего-то зловредного, всего того, что могло бы просветить его и разрушить его верования; или, уже раз навсегда признав (в чем всегда поощряют проповедники церковного учения), что разум его есть источник заблуждения,-- откажется от единственного света, который дан человеку для нахождения пути жизни; или, самое ужасное, будет хитрыми рассуждениями стараться доказать разумность неразумного и, что хуже всего, отбросит не только те верования, которые внушены ему, но и сознание необходимости какой-либо веры. Во всех трех случаях человек, которому в детстве внушены бессмысленные и противоречивые положения, как религиозные истины, если он с большими усилиями и страданиями не освободится от них, есть человек умственно боль-

¹ "Что такое религия", с. 43--44.

ной. Такой человек, видя вокруг себя явления постоянно движущейся жизни, не может уже не смотреть с отчаянием на это движение, разрушающее его миросозерцание, не может не испытывать явного или скрытого недоброжелательства к людям, содействующим этому разумному движению, не может не быть сознательным поборником мрака и лжи против света и истины. Таково и есть в действительности большинство людей христианского человечества, с детства лишенное посредством внушения бессмысленных верований способности ясного и твердого мышления ¹.

Только освободившись от обманов веры, человек может освободиться от лжи соблазнов; и, только познав ложь соблазнов, может человек освободиться от грехов. Для того, чтобы освободиться от обманов веры вообще, человеку надо понимать и помнить, что единственное орудие познания, которым он владеет, есть его разум, и потому всякая проповедь, утверждающая что-либо противное разуму, есть обман, попытка устранения единственного данного Богом человеку орудия познания².

Разум дан человеку непосредственно от Бога и он один только может соединить всех людей, тогда как предания человеческие не соединяют, а разделяют людей, и потому человек должен не только не бояться сомнений и вопросов, вызываемых разумом при проверке внушенных с детства верований, а, напротив, старательно подвергать рассмотрению и сличению с другими все те верования, которые переданы ему с детства", признавая справедливым только то, что не противоречит разуму, как бы ни было торжественно обставлено и старо передаваемое предание. Освободившись же сам от обмана веры, внушенного с детства, человек, желающий жить по учению Христа, должен не только сам словом, примером или умолчанием не содействовать обману детей, но всеми средствами разоблачать этот обман, по словам Христа, жалевшего детей за те обманы, которым они подвергаются.

Человек должен понимать и помнить, что истина для своего распространения и усвоения людьми не нуждается ни в каких приспособлениях и украшениях, что только ложь и обман для того, чтобы быть воспринятыми людьми, нуждаются в особенных условиях передачи их, и что поэтому всякие торжественные службы, шествия, украшения, благовония, пение и т. п.-- не только не служат признаком того, что при этих условиях передается истина, но, как раз наоборот, служат верным признаком того, что там, где употребляются эти средства, передается не истина, а ложь. Человек должен понимать слова Христа, что Богу нужно служить не в каком-либо известном месте, а духом и истиной, и что тот, кто хочет молиться, должен идти не в храм, а запереться в уединении своей комнаты,

¹ "Обращение к духовенству", с. 8--10.

² "Христианское учение", с. 46.

зная, что всякое великолепие в богослужении имеет целью обман, тем более жестокий, чем великолепнее служение, и потому не только самому не участвовать в одуряющих богослужениях, но и, где возможно, обличать обман их.

Бог открывается только непосредственно сердцу человека, и всякое посредничество, будет ли то одно лицо, собрание лиц, книга или предание, не только скрывает Бога от человека, но делает самое страшное зло, которое может постигнуть человека, а именно: он считает Богом то, что не есть Бог. Истина никогда не может быть открыта вся, она постепенно открывается людям и открывается только тем, которые ищут ее, а не тем, которые, веруя в то, что им передают непогрешимые посредники, думают, что обладают ею, и потому, чтобы не подвергать себя опасности впасть в самые страшные заблуждения, человек не должен признавать никого непогрешимым учителем, а искать истины везде, во всех преданиях человеческих, проверяя их своим разумом.

Чтобы быть свободным от обмана веры в чудесное, человек должен признавать истинным только то, что естественно, т. е. согласно с его разумом, и признавать за ложь все то, что неестественно, т. е. противоречит разуму, зная, что все, что выдается за таковое, есть обман людской, как обманы всяких современных чудес, исцелений, воскрешений и т. д., так же, как и чудес, про которые рассказывается в библии, в евангелиях, в буддийских, магометанских, таосийских и других книгах.

Человек должен освободиться также и от обмана ложного перетолкования. Он не должен смущаться тем, что истины, признаваемые разумом и не признаваемые им, выдаются за одинаково достоверные по своему одинаковому происхождению и как будто неразрывно связаны между собой, а должен понимать и помнить, что всякое откровение людям истины, т. е. всякое понимание новой истины одним из передовых людей, всегда так поражало людей, что облекалось в форму сверхъестественную, что к каждому проявлению истины неизбежно примешивались суеверия и что поэтому для познания истины не только не обязательно принимать все, что передается о появлении ее, а, напротив, обязательно отделять в передаваемом ложь и вымысел от истины и действительности. Пусть человек понимает и помнит, что суеверия, примешиваемые к истине, не только не так же священны, как сама истина, как это проповедуется людьми, находящими свою выгоду в этих суевериях, а, напротив, составляют самое пагубное и вредное явление, скрывающее истину *.

¹ Там же, с. 49-52.

Дата добавления: 2015-08-21