Глава 18. Четыре сорок пять

Четыре сорок пять. Джон внимательно посмотрел на свое отражение в огромном, ярко освещенном зеркале в уборной, подправил грим, поправил галстук, удостоверяясь, что он вполне готов появиться перед камерой. "Улыбайся, Джон, хочется тебе этого или нет. Улыбайся для всех тех людей, которые верят тебе. Ты же профессионал; человек, которому люди доверяют сообщать им новости, показывать, что на самом деле происходит в этом огромном старом мире". В отделе Лесли сидела за своим столом, печатая сокращенную версию сюжета о Шуте Гороховом для семичасового выпуска. Это не займет много времени, а в пять часов ее рабочий день кончится, и она сможет уйти домой... хотя она планировала еще немного задержаться.

Четыре пятьдесят. Джон вышел в студию, где уже горели прожектора и операторы тихо устанавливали камеры на места, следуя указаниям Сузан, оператора аппаратной. Режиссер Марделл находилась на своем месте в студии – в наушниках головного телефона, готовая приступить к руководству съемками; а высоко на операторском кране один из техников подготавливал управляемую камеру к головокружительному спуску.

Четыре пятьдесят две. Эли Даунс заняла свое место слева от Джона и принялась просматривать сценарий, отмечая кружочками, линиями и стрелками самые последние внесенные в него изменения.

Джон уже прочитал весь сценарий – сначала на мониторе компьютера, потом распечатку с принтера. Он был готов. Первым в вечерней программе шел сюжет о кандидатах, за которым следовал дополнительный репортаж о продолжающейся полемике по проблеме абортов. Прочитав текст Мэриан Гинбонс, Джон попытался обменяться текстами с Эли Даунс, чтобы он взял сюжет о кандидатах, а она – дополнительный сюжет о проблеме абортов, но Эли не любила делать перестановки в последнюю минуту, и, что неудивительно, Раш Торранс тоже не одобрил идею Джона.

Теперь именно Джон должен был предварить репортаж вступительным словом и задать предусмотренный сценарием вопрос к сюжету – объективно и профессионально. Вне всяких сомнений, Бен Оливер будет смотреть программу с целью убедиться, что он сделал это. Джон даже спросил себя, не сам ли Бен распорядился, чтобы этот сюжет взял именно мистер Баррет, дорогостоящий телеведущий программы новостей – и никто другой.

Но Брюверы тоже будут смотреть программу, не говоря уже о Карле. Ему придется как-то объясниться с ними, и это будет непросто.

"Если бы они только были здесь, – подумал он. – Если бы только знали все факторы, все силы и интересы, все обстоятельства, влияющие на ход событий...".

Четыре пятьдесят четыре. Телесиноптик Хэл Розен присоединился к ним, заняв свое место на правом конце стола, а спортивный обозреватель Бинг Дингэм сел на свое кресло, крайнее слева.

Четыре пятьдесят шесть. Время анонса, идущего сразу по окончании полемического ток-шоу.

Марделл начала обратный отсчет, потом дала знак.

Энергичная музыка. Камера Два берет общий план: Джон, Эли, Хэл и Бинг сидят за столом в студии, готовые начать. Они были в эфире.

Джон начал: "Добрый вечер. Вы смотрите пятичасовые новости Шестого канала...".

Кадры видеозаписи. Губернатор Хирам Слэйтер выступает с довольно пылкой речью; затем следует еще более пылкое выступление его соперника Боба Уилсона.

Голос Джона за кадром. "В ходе избирательной кампании между кандидатами на пост губернатора разгорелась полемика по проблеме абортов".

Кадры видеозаписи: Женский медицинский центр, крупный план Дин Брювер, разговаривающей у входа с работницей клиники.

Эли прочитала сопроводительный текст: "И споры по вопросу абортов становятся все ожесточеннее в связи с тем, что в местной клинике родители пытаются преступить закон о защите частной жизни".

Джон представил Хэла Розена: "А Хэл расскажет нам о погоде, если от нее еще что-то осталось".

Камера Три берет Хэла крупным планом.

Он смеется с извиняющимся видом: "Ну что я могу вам сказать? Ожидается все та же прохладная пасмурная погода, характерная для этого времени года, но в выходные немного прояснится, так что надежда остается!".

Эли представила Бинга Дингэма: "А Бинг Дингэм расскажет нам, что же, собственно, случилось с Билли Грейларком".

Камера Один берет крупным планом Бинга.

"Билли залечивает свои раны, как и его импресарио. Мы посмотрим острые моменты поединка и выслушаем комментарии Грейларка и Бенгала. Похоже, они все еще продолжают сражение!".

"На ринге и на словах", – колко заметил Джон.

Бинг ответил: "Совершенно верно", а Джон усмехнулся в камеру Два, которая в этот момент взяла общим планом всех четверых.

"Все эти и другие сюжеты смотрите в пятичасовом выпуске новостей Шестого канала".

На мониторах, встроенных в стол телеведущих, пошли кадры рекламы – значит, эфир прервался.

Наверху в аппаратной режиссер выпуска Раш Торранс стоял на своем посту в наушниках головного телефона, нервно листая свой сценарий.

– Черт, мы все равно не укладываемся. Сюжет Мэриан про этих родителей и клинику идет... сколько? Две минуты! А значит, у нас остается всего...

Оператор Сузан, пролистала свой сценарий.

– У нас все битком забито до первого перерыва. Мы можем передвинуть вперед номер 199, о деле Лэндфорда, но тогда рассыплется вторая часть.

Раш нашел решение проблемы:

– О’кей, посмотри третью часть. Мы выкинем номер 399,сюжет о Шуте Гороховом. А мертвое тело перемести из второй части в третью.

Сузан нашла сюжет о Шуте Гороховом и вытащила страницы из сценария.

– Порядок, триста девяносто девятый выкинут. – Она нажала кнопку селектора и сообщила телеведущим:

– Джон и Эли, выкиньте номер 399, Шута Горохового, и поставьте номер 299, мертвое тело, на первое место в третьей части, прямо перед сюжетом 301, протест торговцев автомобилями.

Сузан бросила сюжет 399 – о Шуте Гороховом – на пол.

Раш вытащил из сценария сюжет 399 – о Шуте Гороховом – и швырнул страницы в мусорную корзину.

За столом в студии Джон вытащил из сценария страницы.

– Вот куда отправляется твой сюжет, Лесли. – Он бросил страницы на пол.

– Приготовились... – сказала Марделл.

Программа начинается. Они мгновенно приняли деловой вид и стали сосредоточенно просматривать свои сценарии. Всего через несколько секунд все телезрители смогут совершить головокружительный спуск с неба, провалиться сквозь крышу здания Шестого канала и приземлиться в студии напротив Джона Баррета и Эли Даунс для того, чтобы узнать новости дня.

В тот вечер Карл Баррет был одним из зрительской аудитории; он сидел в мастерской своего дедушки возле мольберта и смотрел маленький переносной телевизор, стоящий на верстаке. Он поставил на мольберт новый холст для следующей работы, в которой предполагал выразить идею стройного порядка, присутствующего во вселенной даже среди хаоса. Замысел, конечно, грандиозный, но Карл был воодушевлен им и воодушевлен собственным воодушевлением. Он уже много лет ничем не воодушевлялся, но эту работу он фактически видел законченной, еще даже не приступив к ней. Карл знал, чего он хочет, так четко, как никогда не знал прежде, и хотя ему еще предстояло найти наилучший подход, наилучший путь к намеченной цели, он уже знал, в каком направлении двигаться.

Но сейчас он прервался, отложил в сторону кисти и включил телевизор с легким чувством тревоги. Отец не звонил ему весь день, и это обеспокоило Карла. Когда наконец во второй половине дня он дозвонился до Дин Брювер, то узнал плохие новости, а также, вероятно, новости хорошие. С запросом на медицинские документы ничего не вышло, но все же, похоже, сюжет – какой-то сюжет – все равно собирались пустить в программе. Джон и Лесли собирались сделать какое-то сообщение. Карл позвонил Рэйчел Франклин, чтобы сказать ей об этом.

Но чувство смутной тревоги не покидало его.

Дин Брювер слишком нервничала, чтобы сидеть спокойно, и ее волнение передалось Максу.

– Детка, а ну-ка сядь, ты протрешь ковер до дыр! Дин дозвонилась Максу на работу и рассказала о событиях дня, поэтому он поспешил домой, чтобы быть рядом с женой, и теперь он, Дин и трое детей – Ребекка, Виктория и Джордж – собрались все вместе у телевизора и ждали, когда покажут маму.

Узнав от Карла о том, что, возможно, сюжет пустят в пятичасовом выпуске новостей, Рэйчел Франклин старалась постоянно прислушиваться к звукам широкоэкранного телевизора, стоящего в комнате отдыха персонала и настроенного сейчас на Шестой канал. Босс сказал, что Рэйчел может сегодня уйти на перерыв пораньше, если хочет, и она собиралась поймать его на слове.

Мэрилин Вестфол понятия не имела о том, что сюжет пойдет в новостях, пока не закрыла Центр охраны человеческой жизни и не отправилась домой. Едва она переступила порог квартиры, зазвонил телефон.

– Мэрилин! Включи телевизор на Шестой канал... Они собираются сделать какое-то сообщение о Женском медицинском центре!

О Господи! Неужели Брюверы действительно что-то узнали?

Мэрилин включила телевизор, еще не сняв пальто.

Музыка. Громкая, энергичная музыка, звучащая, как сами новости – повелительно, призывно. "Новости летят, летяг, летят со всех сторон".

Видео. Снятая с движения панорама города, здание "Адамс-Тауэр", центральные районы. Потоки транспорта на улицах, паромы, отходящие от причалов.

Глубокий, вибрирующий, раскатистый голос: "В эфире Шестой канал, главное информационное агентство города, ваш главный источник самой свежей информации".

Быстро сменяющие друг друга кадры: оператор с камерой на плече бежит к месту событий, фокусируя аппарат на бегу, женщина-репортер с развевающимися на ветру волосами стоит, держа микрофон наготове; мужчина-репортер стремительно выскакивает из машины Шестого канала, не отводя напряженного взгляда от какой-то сцены, разыгрывающейся за кадром; вертолет Шестого канала приземляется с глухим ударом; операторы в аппаратной энергично щелкают какими-то клавишами и переключателями на пульте...

Панорама города с высоты птичьего полета, изображение дрожит и немного кренится, когда вертолет закладывает вираж над небоскребами, в огромных окнах которых отражается алый свет закатного солнца...

Голос продолжает: "А теперь в эфире пятичасовые новости Шестого канала с Джоном Барретом...".

Камера продолжает снимать с высоты, в кадре автострада1-5, по которой транспорт течет, словно кровь по артерии, а в левом верхнем углу экрана появляется врезка: Джон Баррет – новый, улучшенный вариант – коротко улыбается понимающей улыбкой в камеру.

"... и Эли Даунс...".

Врезка в правом нижнем углу экрана. У Эли новая прическа и новый макияж; она посылает в камеру ослепительную улыбку.

Врезки исчезают, камера начинает стремительно спускаться к внушительному высотному зданию из стекла и бетона, украшенному огромной красной цифрой "6".

"Бинг Дингэм, спортивные новости...".

Рамка с лицом Дингэма выпрыгивает из здания и улетает в верхний правый угол экрана. Бинг Дингэм смотрит в камеру и, как всегда, широко ухмыляется.

"И Хэл Розен, прогноз погоды...".

Рамка с Хэлом выпрыгивает из здания и застывает в нижнем левом углу экрана. Хэл смотрит в камеру и подмигивает.

Врезки исчезают. Здание начинает приближаться; оно становится все ближе, ближе и ближе; мы идем на посадку; огромная красная цифра "6" начинает разрастаться на экране; все ближе, все быстрее, все ближе, все быстрее....

"С вами бригада новостей Шестого канала. В эфире пятичасовые новости Шестого канала!".

Бац! Мы уже внутри здания, пролетаем мимо балок, кабелей, прожекторов, а потом – словно переворачиваются летящие с горы санки – мы проносимся мимо лесов, проводов, прожекторов, мониторов, оказываемся вдруг в просторном помещении студии Шестого канала и совершаем посадку перед столом, за которым сидят и ждут нас Джон Баррет и Эли Даунс, готовые познакомить нас с последней информацией и ничуть не удивленные тем обстоятельством, что мы упали с неба и свалились в студию с потолка.

Средний план: Джон и Эли за столом, смотрят в камеру Два.

– Добрый вечер, – произнес Джон. – Предлагаем вашему вниманию пятичасовой выпуск новостей Шестого канала.

Камера Один наплывает на Эли. Над ее левым плечом появляется фотомонтаж: Слэйтер и Уилсон нос к носу.

– Нынешняя избирательная кампания ознаменовалась новыми серьезными столкновениями кандидатов на пост губернатора, когда Хирам Слэйтер и Боб Уилсон обменялись словесными выпадами по поводу вопроса о необходимости согласия родителей на аборт дочери и закона о сохранении тайны частной жизни в сфере деторождения.

Начинается сюжет, сделанный Тодом Бейкером.

Видео. Губернатор Хирам Слэйтер обращается к огромной толпе.

Голос Тода Бейкера за кадром: "Обращаясь к членам Национальной лиги свободы, губернатор Хирам Слэйтер прямо выступил в защиту закона о праве свободного выбора, который он отстаивал все время своего пребывания у власти".

Звучит голос губернатора: "Боб Уилсон заявляет о своем желании защитить семьи, но на самом деле он намерен отнять у женщины право распоряжаться собственным телом. Я бы хотел напомнить мистеру Уилсону о том, что вы, американские граждане, выразили свое мнение по данному вопросу, когда одобрили Закон о сохранении тайны частной жизни в сфере деторождения и таким образом гарантировали каждой женщине право на аборт, свободное от посягательства со стороны государства, церкви, семьи, кого бы то ни было. И, думаю, вам следует так же напомнить и показать мистеру Уилсону, каких убеждений вы держитесь, когда в ноябре вы пойдете на выборы!".

Восторженные, одобрительные крики толпы. Видео. Боб Уилсон обращается к другой толпе; за ним – огромный лозунг "ГОЛОСУЙТЕ ЗА БОБА УИЛСОНА", украшенный по краям красными, белыми и голубыми воздушными шарами.

Голос Тода Бейкера за кадром: "Но сегодня на митинге у отеля "Прендерграс" Боб Уилсон призвал приостановить действие Закона о сохранении тайны частной жизни, утверждая, что данный закон разъединяет детей и родителей".

Звучит голос Боба Уилсона: "Дочь обязана получить разрешение родителей даже на прием аспирина из рук школьной медсестры, но при этом она может получить от той же самой медсестры направление в клинику для проведения опасной операции, не ставя в известность своих родителей и без их согласия. А что, если операция пройдет с осложнениями? Акушер может прикрыться любимым законом Хирама Слэйтера, в то время как родителям останется страдать и нести расходы на лечение дочери. Если таков закон нашего штата, значит нам нужен другой закон; если за этот закон выступает наш губернатор, значит нам нужен другой губернатор". Восторженные, одобрительные крики толпы. Тод Бейкер стоит в вестибюле отеля с микрофоном в руке: "И это еще не все. Менее чем за два месяца, оставшихся до выборов, кандидаты намерены извлечь всю возможную выгоду из дебатов по данному вопросу – словно количество эмоций значит количество голосов; а сейчас эмоций более чем достаточно. Тод Бейкер из отеля "Прендерграс" для новостей Шестого канала".

Камера Два наплывает на Джона, крупный план. Чувствуя болезненную дрожь внутри, Джон со всей возможной объективностью ринулся вперед и прочитал текст с телесуфлера над камерой. Он гласил: "Итак, словно для того, чтобы подчеркнуть важность споров вокруг вопроса о том, необходимо ли согласие родителей на операцию дочери, одна семья сегодня поставила этот вопрос ребром, совершив в местной клинике неудачную попытку нарушить закон о сохранении тайны частной жизни. Мэриан Гиббоне в прямом включении от Женского медицинского центра...".

Марделл вытянула руку влево, и телеведущие устремили взгляды в ту сторону. Телезрителям во всем городе показалось, будто они смотрят на большой четырехугольный экран, установленный на конце стола. С экрана на них смотрела Мэриан Гиббоне, которая стояла с микрофоном в руке на фоне Женского медицинского центра.

"... с последней информацией по этому делу. Мэриан?".

Изображение Мэриан заняло весь телеэкран, и она начала репортаж: "Джон, Эли, здесь имел место очередной случай выступления против абортов, продиктованный эмоциями, и это невзирая на строгие законы о сохранении тайны частной жизни в сфере деторождения".

Начала крутиться кассета.

Видео. Крупный план Дин Брювер, стоящей на крыльце своего дома, прямо перед дверью.

Дети Брюверов знали, что не стоит разговаривать у телевизора, когда показывают маму, но они все равно подпрыгнули и возбужденно завизжали.

Пока Дин Брювер на экране беззвучно шевелила губами, за кадром звучал голос Мэриан: "В мае этого года Макс и Дин Брюверы потеряли дочь, которая умерла от синдрома токсического шока, но они убеждены, что в смерти следует винить Женский медицинский центр".

Раздался голос Дин Брювер: "... Мы видели выдержки из заключения патологоанатома, в котором говорится, что Энни умерла в результате инфекционного аборта, а мы даже не знали о ее беременности...".

Видео. Женский медицинский центр.

Мэриан: "Брюверы потребовали назначить себя управляющими имуществом дочери, чтобы получить доступ к конфиденциальным документам, хранящимся в Женском медицинском центре".

Видео и звук. Элина Спурр, директор Женского медицинского центра, в своем офисе: "Миссис Брювер предъявила нам официальный запрос на медицинскую карту дочери, и, само – собой, мы пошли ей навстречу, и, само собой, мы не нашли никаких записей...".

Видео. Элина Спурр просматривает медкарты в служебном помещении клиники, сотни папок.

Голос Элины за кадром: "Мы очень тщательно ведем все записи, но никаких записей о том, что Энни Брювер когда-либо обращалась в клинику и пользовалась нашими услугами, просто нет".

Видео и звук. Дин Брювер на крыльце своего дома: "Я разговаривала с одной девушкой, которая находилась в клинике и видела, что Энни делала там аборт, – таким образом мы узнали, кто виноват в смерти нашей дочери".

Видео и звук. Элина Спурр в своем офисе: "За многие годы мы оказали услуги сотням пациенток и не получили ни одной жалобы на недобросовестную работу".

Видео. Демонстранты, выступающие против абортов, стоят на аллее со своими плакатами и останавливают пациенток, чтобы поговорить с ними.

Голос Элины за кадром: "Самое печальное во всем этом то, что противники свободы выбора просто используют этих людей. Участники движения против абортов хватаются за любую возможность".

Видео. Клиника, пациентки (лица отвернуты от камеры) приближаются к дверям.

Мэриан: "Так кто же та свидетельница, которая, по утверждению Брюверов, видела их дочь в клинике?

Видео и звук, Дин Брювер: "Я не знаю, кто она такая. Девушка не пожелала назвать свое имя".

Мэриан: "А как насчет заключения патологоанатома, в котором говорится, что смерть Энни Брювер наступила в результате инфекционного аборта?".

Видео. Страницы с переписанными от руки выдержками из заключения патологоанатома медленно перелистываются перед камерой.

Голос Мэриан за кадром: "Все, что смогла показать нам Дин Брювер, это пять страниц рукописного текста, предположительно переписанного с подлинного заключения патологоанатома. Но где же оригинал?".

Видео и звук. Дин Брювер: "В больнице не смогли найти его. Оно куда-то затерялось, так, по крайней мере, нам сказали".

Голос Мэриан, которая спрашивает Дин, оставаясь за кадром: "Хорошо, а патологоанатом, производивший вскрытие? Он может объяснить причину смерти?".

Дин начинает волноваться и опускает глаза: "Его мы тоже не смогли найти. Он больше не работает в той больнице".

Смена кадра. Элина Спурр в своем офисе: "Это хулиганство в чистом виде. Они не могут доказать ни одного своего обвинения и все же приходят в клинику и беспокоят нас, угрожают нам и запугивают наших пациенток. Вы знаете, у нас и прежде были неприятности с Максом Брювером".

Видео. Старая запись с предвыборного митинга губернатора. Макс Брювер размахивает кулаками среди беснующейся толпы, в то время как пожилой мужчина, стоящий на бетонной чаше над толпой, кричит что-то во весь голос. В кадре появляется светлый кружок, указывающий местонахождение Макса в толпе.

Голос Мэриан за кадром: "Действительно, Макс Брювер был арестован и препровожден в полицейский участок за вторжение в клинику, а позже выдворен с предвыборного митинга губернатора Хирама Слэйтера за нападение на участников мероприятия".

Снова Мэриан в прямом включении от Женского медицинского центра: "Итак, Джон и Эли, сегодняшний инцидент – пусть он и не послужит ни к чему другому – должен напомнить нам, что ожесточенная полемика по проблеме абортов далеко не завершена, несмотря на то, что общественность недавно одобрила законы, защищающие права женщин".

Джон уже приготовился задать вопрос из сценария, написанный в сценарии для него Мэриан Гиббоне:

– Итак, Мэриан, убедились ли теперь Брюверы в том, что Женский медицинский центр не виноват в смерти их дочери?

Мэриан отвечает с экрана: "Когда я задала миссис Брювер этот вопрос, она ответила отрицательно и сказала, что они будут продолжать борьбу с целью выяснить истину. Таким образом, к сожалению, Женскому медицинскому центру следует ждать новых неприятностей, пока эта история продолжается".

– О’кей, Мэриан. Спасибо.

Камера Один берет Эли крупным планом. "Настоящий переполох вызвал грузовик с двумя тысячами живых цыплят, который перевернулся на автостраде 40..."

Джон перелистнул страницу сценария. Вот и все. Забавно, сколько душевной борьбы, боли, волнения и информации можно донельзя упростить, проскочить и отбросить прочь за какие-то две минуты. Все произошло так быстро, что ему даже не хватило времени подумать об этом. У него не было времени и сейчас. Приближался следующий сюжет – и его очередь говорить в камеру. Он обдумает все позже.

Макс и Дин так и продолжали сидеть перед телевизором, пока Эли рассказывала о теле, найденном рядом с автострадой 40, потом Джон предварил несколькими словами сюжет о пятидесятой годовщине армейской хозяйственной службы, а затем Эли сообщила о пожаре в жилом доме. Они не могли отыскать подходящих слов, и каждый боялся даже представить себе, о чем думает другой.

Двенадцатилетняя Виктория заговорила первой:

– Мамочка... ты сделала что-то плохое?

– Нет, золотко...

Макс треснул кулаком по ручке кресла и вскочил на ноги.

– Вот мерзавец...

– Хорошо, детки. – Дин подняла детей. – Расходитесь по своим комнатам и займитесь уроками. Ужин скоро будет готов.

Они ушли. Папа был зол, мама плакала. Лучше держаться от них подальше некоторое время.

Карл отвернулся от телевизора и уставился на холст, просто уставился на белое, ничего не выражающее пространство холста. Он попытался снова вызвать в воображении свое видение картины, свою цель, свой новый проект.

Видение пропало. Он не мог вспомнить его.

Рэйчел Франклин вернулась к работе, тихо ругаясь. Джон Баррет не удивил ее, особо не удивил.

Мэрилин Вестфол откинулась на спинку кресла и потрясла головой. "Люди просто ничего не знают, – подумала она, – и, возможно, никогда не узнают".

Сюжет прошел еще раз в семичасовом выпуске, в слегка урезанном виде, но в целом такой же. А потом семичасовые новости, как и пятичасовые, закончились в спешке: прозвучали торопливые пожелания доброго вечера под энергичную музыку, проплыли заключительные титры на фоне панорамы города, а потом один за другим пошли рекламные ролики. Новости дня пролетели, словно поезд на полной скорости, и исчезли, чтобы снова появиться в 11 часов вечера, а потом в установленные часы на следующий день – и снова пролететь на полном ходу, чтобы вернуться в 11 вечера и в установленные часы на следующий день, обогатившись по пути несколькими новыми остротами и смешками телеведущих.

– Макс, создание передачи новостей – это очень сложный процесс, на который влияет огромное количество факторов... – Джон поморщился и отвел трубку от уха, искренне радуясь тому обстоятельству, что разговаривает с Максом по телефону, а не с глазу на глаз. – Макс... Макс, послушайте же... – Оглушительные проклятия и ругательства, вырывавшиеся из трубки, были слышны в радиусе нескольких метров. – Макс, я могу понять ваш гнев, поверьте, но не я здесь отбираю новости для программы. – Новый залп ругательств. – Да, я прочитал текст. Это моя работа. – Макс начал излагать Джону свое мнение о его работе. – Макс, вам следует сообщить о своих чувствах моему боссу. Поговорите с ним, скажите ему то, что говорите мне сейчас. Нет, сейчас его здесь нет, он уже ушел домой. Но вы можете позвонить ему завтра. – Похоже, Макс не имел желания выслушивать еще какие-то советы от Джона Баррета, ведущего программы новостей. – Макс, давайте обсудим все это поподробнее завтра, договорились? – Ничего подобного. Щелк. – Макс? – Короткие гудки.

– Вот ведь попал... – Джон швырнул трубку на рычаг.

Рабочий день кончился, все ушли домой, и в отделе новостей было очень тихо: никого, кроме нескольких сотрудников, подготавливавших одиннадцатичасовой выпуск. Джон рвал и метал – даже более того, он пообещал убить Оуэна Весселла, режиссера одиннадцатичасовой программы, если Оуэн хотя бы подумает о том, чтобы вставить сюжет об абортах в вечерний выпуск. Оуэн понял мысль Джона. "Да, старина, конечно. Можешь на меня положиться".

Джон выключил компьютер, словно пытаясь вычеркнуть из памяти этот дурацкий день, все эти ужасные неприятности, весь этот цирк, в котором он выступал клоуном. Он просто хотел поскорее убраться отсюда.

Лесли пододвинула кресло и упала в него с бесконечно усталым видом. Она задержалась в отделе почти на три часа, чтобы увидеть исход дела.

– Это был Макс? – спросила она.

– А то кто же. Забудь о прогулках по темным аллеям – сейчас я не хотел бы встретиться с ним и при свете дня. Лесли кивнула.

– Полагаю, наша дружба с Брюверами на этом кончилась. Мы выступили кисло. – Далее она высказала мысль, не особо ее воодушевлявшую: – Возможно, я позвоню завтра Дин и попытаюсь объяснить ей все.

– Потом она просто вздохнула и уныло покачала головой. – Но насколько убедительно такое объяснение? В данный момент оно и самой мне не нравится. – Лесли бросила взгляд в противоположный конец зала. – Я разговаривала с Мэриан, и с Рашем тоже, и... я знала, о чем они собираются говорить.

Джон подсказал ответ:

– Это новости. Событие имело место... Лесли начала:

– И...

– И... все в репортаже соответствовало действительности, фактической стороне дела.

– И...

– Они представили точку зрения обеих сторон. Лесли вскинула руки, откинулась на спинку кресла и сказала:

– И я выхожу из игры.

Услышав это, Джон замер на месте. Ему не следовало удивляться, но он удивился.

– Ты уверена?

Лесли хотела ответить сразу, но потом заколебалась.

– Я больше ни в чем не уверена. Нет, не так. В одном я твердо уверена: я предала своих друзей, я поступилась своими убеждениями, я поплыла по течению, но... по крайней мере, я уберегла свою драгоценную задницу. Репортер Лесли Олбрайт осталась цела и невредима. – Она замолчала, чтобы поразмыслить над сказанным.

– Но послушай, разве у тебя был выбор? – спросил Джон. Лесли подалась вперед и заговорила с горячностью:

– Можешь не сомневаться, был! Ты удивлен? Знаешь, я сегодня вдруг поняла... нет, на самом деле, я все время знала это, но было так просто, так удобно это забыть... У меня есть выбор. Я в состоянии отличить правое дело от неправого – все мы в состоянии отличить одно от другого. Проблема заключается в этом чудовище, Джон. Все мы находимся в брюхе огромной рыбы, и она плывет вместе с нами, куда ей заблагорассудится – помнишь? Как только ты попадаешь на это рабочее место и привыкаешь плыть по течению и бояться за свою задницу, тебе даже в голову не приходит, что у тебя есть выбор, и ты даже не думаешь о возможности предпочесть правое дело неправому; ты просто делаешь то, что приказывает тебе делать система. Конечно, ты жалуешься на это, сидя в служебной машине или за столом во время обеда; ты рассуждаешь о незрячих режиссерах, которые сидят в комнате без окон и навязывают тебе свое представление о реальности, говорят тебе, что они хотят видеть, независимо от того, соответствует это действительности или нет, – но ты все равно делаешь то, что тебе приказывают. Делаешь даже из самых идиотских соображений. Я позволила Тине смешать себя с грязью из страха потерять работу, а ты позволил Бену Оливеру запугать себя и превратить в послушную марионетку из страха потерять свою работу, а когда речь заходит о нашей работе, о нашей важной, нашей престижной работе, которую так трудно получить, нам приходится быть профессионалами, поэтому понятия добра и зла даже не входят в формулу нашего поведения, поскольку мы считаем, что у нас нет выбора!

Слова Лесли привели Джона в беспокойство:

– Лесли, брось, ты несправедлива – и по отношению к нашей работе, и по отношению к себе. Ты... ты не вправе примешивать сюда соображения нравственности, когда есть новости, о которых надо сообщать...

Лесли не повысила голос, а прошептала с силой, почти прошипела:

– Джон, разве мы не должны быть людьми? Кто мы такие, собственно говоря? Я не знаю, кто я такая – или кем должна быть. И я не знаю, кто ты такой! – Она незаметно окинула взглядом отдел, надеясь, что никто их не подслушивает. – Джон, кем мы были, когда разговаривали с Брюверами? Кем или чем была я, когда проводила все то время с Дин? Была лия просто бездушным автоматом для сбора новостей или я действительно болела душой, действительно переживала за Энни Брювер? А что ты делаешь, Джон? Вешаешь свою человечность на крючок при входе в отдел новостей? Чувствует ли что-нибудь Джон Баррет? – Лесли с трудом справилась с волнением и выпалила: – Ты представил зрителям сюжет, который был предательством по отношению к людям, доверявшим нам, и ты сделал это просто великолепно! Ты был так... профессионален!

Знаешь, я не могу так. Джон, Брюверы попали в нашу систему; они получили свои две минуты для выступления по телевизору, а теперь они исчезли; вероятно, их имена никогда больше не появятся в перечне запланированных сюжетов; но сами-то Брюверы – настоящие, живые Брюверы, которые ходят, дышат и чувствуют, – никуда не исчезли, они по прежнему живут в том маленьком доме, где стало на одного ребенка меньше, и я просто не могу выбросить их в мусорную корзину и перейти к следующему сюжету.

– Лесли... – Джон хотел, чтобы она знала это. – Я способен чувствовать.

Лесли спросила со страданием в голосе:

– Тогда... Джон, ради всего святого, почему мы допустили, чтобы такое случилось?

Джон больше не мог сопротивляться. Его разум, его профессионализм говорили ему одно, но его сердце прислушивалось к Лесли и к тому, что он сам знал в глубине души. Он вынужден сдаться. Джон поставил локти на стол и подпер лоб ладонями. Несколько мгновений он молчал, а потом с трудом – словно на исповеди – заговорил тихим, еле слышным голосом:

– Тина Льюис позвонила в Женский медицинский центр сразу после вашего с ней разговора в четверг. Она рассказала им все про запрос на медицинские документы и сообщила вымышленное имя Энни – Джуди Медфорд. Она даже произнесла его по буквам. Она предупредила Элину Спурр о вашем визите, намеченном на следующее утро, а Элина Спурр рассказала ей об аресте и заключении Макса, все от начала до конца. Вот почему Тина знала все сегодня.

Вчера вечером Элина Спурр просмотрела все документы и изъяла все записи о Джуди Медфорд. Она даже переписала от руки расписание операций на 24 мая, выпустив из него вымышленное имя Энни.

Лесли лишилась дара речи. Конечно, она так и предполагала, но все же... Джон говорил так определенно, словно знал все наверняка, словно сам присутствовал при этом.

Джон продолжал все тем же тихим голосом – словно изливая душу, словно поверяя тайны, которые долго скрывал:

– Тина глубоко страдает... Она испугана, она спасается бегством, и она так яростно сражается и дерется потому, что она загнана в угол, она пытается защититься.

Теперь Джон говорил так тихо, что Лесли пришлось придвинуться к нему вплотную, чтобы лучше слышать. Джон помолчал, собираясь с силами, и продолжил:

– Три года назад... 16 сентября... Тина сделала аборт. Это был мальчик. И единственный ее ребенок. Две недели назад была годовщина этого события, и я слышал, как Тина кричит от боли.

– Кричит от боли? – шепотом переспросила Лесли. Джон поднял руку.

– Я слышал, как она кричит... Кричит беззвучно, от внутренней боли. Она все еще думает о нем, и каждый новый сюжет, связанный с абортами, напоминает ей о случившемся, и ей приходится бороться со своими чувствами. Она должна доказать себе, доказать всему миру, что она поступила правильно, что она имела полное право сделать это, что она ни в чем невиновна. Лесли... предложив Тине идею с этим сюжетом, ты разбередила ее старую рану.

Наконец Джон поднял глаза на Лесли.

– Тина ненавидит не тебя и не меня. Она борется не с нами. Она ненавидит Истину. Истина не дает ей покоя, и Тина ненавидит Истину. – Он на мгновение умолк, когда следующая мысль пришла ему в голову.

– И... я не знаю, кто они... но Энни не единственная. В клинике умирали и другие девушки.

Лесли поверила ему.

– Джон... откуда ты это знаешь?

Джон покачал головой с таким видом, словно вот-вот расплачется.

– Я не знаю.

– Ты хочешь сказать... Что ты хочешь сказать? Я не понимаю, к чему ты клонишь.

Джон принялся складывать свои вещи, собираясь уходить.

– Лесли, я знаю одно... пожалуйста, не выходи из игры. Пожалуйста, останься и... это еще не конец, вот и все. Чудовище не должно победить. Мы не можем позволить этой рыбе уплыть вместе с нами. Что-то еще произойдет, что-то случится.

Лесли продолжала сомневаться.

– Ну, я не знаю...

– Подумай об этом, хорошо? Дай себе время подумать. Я так и поступлю. Последуй моему примеру. Если ты этого не сделаешь, ты можешь упустить что-то важное в жизни. – Джон поднялся с кресла. – Мне пора идти. Я должен увидеться с Карлом.

Его озабоченный тон встревожил Лесли.

– С ним все в порядке?

Джон покачал головой, надевая пальто.

– Нет. Он смотрел вечерний выпуск и... короче, мне нужно увидеться с ним.

Дата добавления: 2015-09-03