Глава 17. Лесли вернулась на студию сразу после полудня, готовая подвести итог рабочего дня в

Лесли вернулась на студию сразу после полудня, готовая подвести итог рабочего дня в одном невероятно сладком сюжете о Кэроле Джеймсе, учителе вторых классов Авалонской начальной школы, который наряжается на уроки Шутом Гороховым, чтобы научить своих учеников тому, что даже если порой мы чувствуем себя всего лишь Шутами Гороховыми, внутри каждого из нас скрывается Прекрасный Принц или Принцесса и нужно лишь захотеть увидеть его или ее. Прелестно. Душещипательно. Великолепный видеоматериал. Мистер Шут Гороховый приближает свой большой нос прямо к объективу камеры: комично–уродливый кадр. Сюжет прямо противоположный тому, который они могли бы сделать. Если бросила свои сумки на пол под стол и бессильно рухнула в кресло. "Пожалуйста, – подумала она, – только не заговаривайте со мной, только не спрашивайте меня, как прошел день". Она включила компьютер, пытаясь сформулировать умное вступительное слово к сюжету о Шуте Гороховом.

Без всякого интереса стуча по клавишам, она начала так:

"Для детей, не уверенных в своих силах...". Нет. А если попробовать так: "Учитель вторых классов предложил новый метод обучения детей самоуважению...". Возможно, но Лесли была не в восторге от этого. Тогда так: "Из всех сюжетов, которые мы могли бы дать сегодня в программе, мы выбрали этот..." Затем следовало: "...фудвшеоифц4ще8нгмфыдхэгем...".

Лесли вздохнула, подперла лоб обеими руками и закрыла глаза, на мгновение полностью отрешившись от мира. Единственное, о чем она могла думать, единственное, что она могла видеть мысленным взором, была Дин Брювер, раздавленная и разочарованная, возвращающаяся этим длинным скорбным путем обратно к своей машине и спрашивающая себя, что же она скажет Максу. Задним числом Лесли понимала, что должна была бы остаться с Дин подольше. Они бы все обсудили подробнее, пришли в себя от потрясения, пересмотрели план действий. Она ни в коем случае не должна была оставлять Дин в таком состоянии.

Но они ничего не обсудили, они не пересмотрели план действий, и Лесли не осталась с Дин. Ей нужно было отснять сюжет о Шуте Гороховом, выполнить это необычайно "важное" задание. Времени оставалось в обрез, план горел, и она должна была сделать свою работу.

Надо позвонить Дин. Больше пока ничего не сделать. Им надо все обсудить. Еще не все потеряно. Что насчет Мэри, этой девушки, пожелавшей остаться неизвестной, которая пряталась за ширмой? Она была в клинике в тот день. Ее вымышленное имя Мадонна по-прежнему значилось в списках. Ее история подтвердилась. Все прочие факты подтвердились.

Энни была в клинике в тот день. Лесли в этом не сомневалась.

Тогда почему же нет никаких записей? И почему Элина Спурр пожелала пройти через такую длинную, рискованную процедуру, чтобы показать им мед карты пациенток, вопреки всем правилам и принятым этическим нормам, если только...

Вывод был столь же очевиден, сколь и тревожен. Клиника уничтожила записи. Избавилась от них раз и навсегда. Они могли это сделать после первого визита Макса.

Хорошо, но откуда они знали, что нужно изъять из картотеки документы на имя Джуди Медфорд?

– Лесли!

Лесли подняла глаза и увидела... Тину Льюис, которая подзывала ее рукой, высунувшись из двери своего кабинета.

Лесли сначала просто взглянула на нее, потом посмотрела пристально, напряженно соображая. Она почувствовала себя так, словно ее оглушили кирпичом. "Осторожнее, Лесли. Не делай скоропалительных выводов. Ты ничего не знаешь наверняка".

– Ах, неужели не знаю? Разве Тина не видела имя Джуди Медфорд в моих записях вчера? Почему же...

Осторожнее!

Лесли хотела беззвучно выругаться, но Тина была хорошо знакома с лексикой такого рода и легко прочитала бы все по ее губам. Лесли сделала глубокий вдох-выдох, взяла себя в руки, поднялась с кресла и, лавируя между столами и компьютерами, проследовала в кабинет Тины.

– Ну как прошло утреннее мероприятие?

"Как будто ты не знаешь!".

– Никак. Мы засняли клинику и миссис Брювер, приближающуюся к входу, нескольких демонстрантов на аллее, несколько автомобилей на стоянке перед зданием – в целом получилось девять ярдов. Но когда мы зашли в клинику, с запросом на медицинские документы ничего не вышло. Мы ничего не нашли. Сюжета нет.

Тина села.

– Что ж, ситуация изменилась. Теперь сюжет есть, и мы должны сделать его.

Это походило на удар под ложечку, к которому Лесли не подготовилась.

– Извините?

– Проблеме абортов уделяется большое внимание в нынешней избирательной кампании, и сегодня кандидаты обсуждали этот вопрос. Вдобавок ко всему до Двенадцатого и Восьмого каналов дошли какие-то слухи о случившемся в Женском медицинском центре, и они послали туда своих репортеров. Я слышала, они взяли интервью у Брюверов и директора клиники, и, подозреваю, оба собираются пустить этот сюжет в эфир сегодня вечером.

Как Лесли ни старалась сдержаться, вопрос ее прозвучал с обвиняющей интонацией:

– Очень хотелось бы знать, откуда они узнали об этом? Тина с невинным видом пожала плечами.

– Вероятно, им позвонили из клиники.

С трудом веря своим ушам, Лесли повторила:

– Им позвонили из клиники... – Неужели Тина намеренно сообщила о сюжете конкурентам только для того, чтобы он наверняка пошел в эфир? Способна ли она на такое?

Тина продолжала говорить:

– Но послушай, кому первому пришла в голову эта идея? Мы находились непосредственно на месте событий, именно в то время, когда все происходило. Мэл говорит, у него есть видеозапись миссис Брювер, подходящей к дверям клиники. Ты с недавних пор стала хорошей знакомой Брюверов. Мы можем выиграть в этом забеге. – Любопытно бы узнать, под каким углом зрения...

– Проблема абортов. Используй уже собранный материал и сделай сюжет примерно в таком духе: "Борьба вокруг проблемы абортов продолжается, и вот еще один пример, еще одно столкновение". Мы свяжем этот материал с сюжетом об избирательной кампании. Лесли старалась говорить сдержанным тоном, но содержание вопроса свидетельствовало о ее нарастающем раздражении. – Вы, часом, имеете в виду не нечто, больше похожее на очередную провалившуюся попытку противников абортов нарушить закон о сохранении тайны частной жизни"?

– Ну, если место имела именно такая попытка, мы должнысообщить об этом.

Лесли, наконец, поверила, что слух ее не обманывает, и ее актерские способности начали ей отказывать. Она не могла скрыть свой гнев.

– Тина... Я рассказала вам суть сюжета... халатность врачей... убийство невинной девушки... растерянные родители, которые ничего не могут сделать. Именно такой сюжет я хотела сделать, и сюжет этот не состоялся. Он снят с повестки дня.

Тина слегка пожала плечами и чуть склонила голову к плечу.

– Взамен ты получила другой материал, и мы можем использовать его. Так что твои труды не пропадут даром.

Лесли попыталась найти довод, который можно было бы высказать вслух.

– Я не могу... Тина, Брюверы доверились мне. Они положились на меня. Я не могу вывернуть сюжет наизнанку и придать ему смысл противоположный задуманному.

Тина приняла обеспокоенный вид школьной учительницы и сказала:

– Лесли, мне кажется, в тебе говорит идеалист-крестоносец. Сейчас речь идет о новостях, а не о твоих личных соображениях.

Пощечина. В последнее время Лесли получила слишком много таких пощечин, особенно от этой... этого... исполнительного директора программы новостей. Она попыталась овладеть собой, но чувствовала дрожь в руках. Теперь голос ее слегка прерывался, когда очень тихо, очень осторожно она предупредила:

– Пожалуйста, не пытайтесь воздействовать на меня подобными доводами. Я работаю на студии уже шесть лет, и вы очень хорошо знаете меня.

Тина пропустила предостережение мимо ушей, словно ожидала его.

– Лесли, я поручаю тебе сделать сюжет. Он остается за тобой. Все, что от тебя требуется, это подготовить его к пятичасовому выпуску. У тебя еще есть время взять интервью у миссис Брювер, а мы срочно послали съемочную бригаду в Женский медицинский центр – за комментариями к случившемуся. Сюжет практически готов. Все, что от тебя требуется, это написать текст, прочитать его, подготовить видеоматериал.

Лесли знала, просто знала, что Тина уже поручила это задание другому репортеру, когда сказала:

– Тина, я не могу. Я не могу так передергивать смысл сюжета. Я не могу так поступить с Брюверами.

Тина беззаботно склонила голову к плечу и сказала:

– Ну что ж, Мэриан Гиббоне согласна взять этот сюжет, если ты отказываешься. Просто отдай ей свой материал и видеозапись, сделанную сегодня утром. Пусть она его подготовит к эфиру. Таким образом, ты ничем себя не запятнаешь, о'кей?

– Тина... это был мой сюжет!

– Он по-прежнему твой, если только...

– Вы прекрасно знаете, что Мэриан с ним сделает.

– Я не могу уделить тебе весь день, – сурово сказала Тина. – Короче, ты берешь сюжет или нет?

Лесли поднялась с кресла и попятилась к двери, борясь с приступом дурноты.

– Я не могу. Я не могу пускать такой сюжет под своим именем.

– Тогда принеси мне видеозапись, чтобы Мэриан могла приступить к работе. У нас времени в обрез. – Тина взяла трубку телефона. Лесли не двинулась с места. Тина гневно сверкнула глазами. – Итак? Давай начнем шевелиться. Ты должна подготовить сюжет о Шуте Гороховом, а мне нужно просмотреть утреннюю видеозапись!

Лесли вышла из кабинета Тины и быстро пошла через отдел, лавируя между столами; нот ее подкашивались, и по пути она несколько раз наткнулась на перегородки и столы. Потом она рухнула в свое кресло в состоянии, близком к обморочному. Она должна подумать. Как ей поступить? Знал ли обо всем этом Бен Оливер? Кому принадлежало это решение? Лесли нужно было успокоиться, прежде чем говорить еще с кем-то.

В углу ее монитора мигал маленький символ, изображающий почтовый ящик. Она нажала на клавиши, вызывающие сообщение на экран компьютера. Ей звонила Дин Брювер и просила перезвонить. Лесли взяла телефонную трубку и набрала номер. Она догадывалась, о чем пойдет разговор. – Алло? – раздался в трубке голос Дин.

– Дин, это Лесли. Как у вас дела? В голосе Дин слышались сомнение и тревога.

– Я даже не знаю. Я думала, наша история не годится для новостей, а теперь, похоже, за нее уцепились. И я просто хотела поговорить с вами и выяснить, что происходит.

– Я... – Лесли не знала, каким тоном и что говорить. – Вы уже разговаривали с какими–нибудь репортерами?

– К нам приезжали телевизионщики с Двенадцатого и. Восьмого каналов сразу после моего возвращения домой, а потом я разговаривала с журналисткой из вашей телекомпании.

– Мэриан Гиббоне?

– Да. Она представилась вашей подругой... Лесли возвысила голос, несмотря на все усилия сохранять спокойствие.

– Она уже была у вас?

– Да. Она уехала с час назад.

Лесли потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное.

– Так вы... вы дали ей интервью?

– Да. Она работает для Шестого канала, поэтому я охотно поговорила с ней, но я не поняла, почему приезжала она, а не вы. Этот сюжет пойдет сегодня в вечернем выпуске? Что еще могла Лесли ответить?

– Ну... Думаю, да, Дин. Наверное... Наверное, ситуация изменилась.

– Знаете, я сначала удивилась, но думаю, все в порядке. Мэриан была очень мила. Я рада нашему знакомству.

– А о чем она спрашивала вас? О чем вы говорили?

– О, обо всем. Я рассказала ей о запросе на медицинские документы и о том, как мы ничего не нашли в клинике; а она спросила меня, откуда я знаю, что Энни умерла в Женском медицинском центре, и я рассказала ей о заключении патологоанатома и о показаниях Мэри.

"Нет, нет, НЕТ, Дин!".

– Вы рассказали ей про Мэри?

Дин заняла оборонительную позицию.

– Я ничего не говорила про саму Мэри. Я просто сказала, что у нас есть свидетельница, имени которой я назвать не могу, и свидетельница эта видела Энни в клинике.

– И как... Я имею в виду, Мэриан отнеслась к вашему рассказу... сочувственно? Она вам поверила?

– О, мне она показалась очень милой.

"Как будто это что-то значит", – подумала Лесли.

– А что репортеры с других каналов? Они задавали такие же вопросы?

– Ну... они сказали, что слышали о нашем конфликте с Женским медицинским центром и собираются сделать сюжет, и они хотели знать, что мы предприняли и что мы знаем.

– И вы говорили прямо в камеру?

– Я стояла на крыльце. Я никого не впустила в дом – у меня сейчас такой беспорядок, и нет времени убраться.

– А Макс? Он присутствовал при этом?

– Он еще не вернулся с работы. Я звонила ему, но он работает на верфи и не может сразу подойти к телефону. Он перезвонит мне при первой же возможности.

– О чем они спрашивали вас? Вы можете вспомнить? Дин заволновалась.

– Послушайте, Лесли, сегодня такой безумный день, я не понимаю, что происходит... И не помню, что я говорила. Ради спокойствия Дин Лесли постаралась говорить ровным тоном:

– Все в порядке, Дин. Все нормально.

– "Так, когда сюжет покажут по телевизору? Пожалуйста, не смотрите его", – мысленно взмолилась Лесли, а вслух ответила:

– В пятичасовом выпуске – Шестой канал. Насчет других телекомпаний не знаю.

– Ладно, я включу Шестой канал и посмотрю, как у меня получилось.

– Дин... – Лесли осеклась.

– Алло?

– Я тут. Я просто хотела сказать... – "Ну давай, Лесли. Скажи ей, чтобы она не доверяла репортерам. Скажи, чтобы она не доверяла Шестому каналу". – В общем, посмотрим, что получится. Но не ожидайте слишком многого. Я работаю над другим сюжетом, поэтому никак не могу поучаствовать в работе над вашим. Я не знаю, что из него получится в результате.

– Ну, по крайней мере, люди узнают об этом.

– Да. Да, они... они узнают об этом. – Лесли положила трубку. Итак, работа над сюжетом шла полным ходом, его отобрали у нее даже прежде, чем она от него отказалась, и он примет ту форму, какую решит придать ему Мэриан Гиббоне. Тина Льюис никогда не относилась к числу людей, которые станут тратить время на нерасторопных репортеров. В этой лавочке полно людей вроде нее.

Тина явится за видеозаписью с минуты на минуту, если Лесли сама не отнесет ее. Лесли залезла в сумку и вытащила оттуда кассету с отснятым утром материалом, с несостоявшимся сюжетом. Кадры клиники; идущей по аллее и поднимающейся по ступенькам Дин; демонстрантов с плакатами. Теперь Дин увидит себя по телевизору в пятичасовых новостях, ноМэриан Гиббоне расскажет за кадром совершенно другую историю.

Лесли опустила кассету на колени, охваченная сильнымчувством собственника. Это ее работа, ее время, ее труд. Кроме всего прочего, это символ доверия. Изображение милой женщины запечатлелось на пленке только потому, что эта женщина доверяла Лесли. Лесли заколебалась. О, если бы только она могла... Но... нет. Она профессионал, и ее работа требовала порой принятия трудных решений.

Тина велела принести ей кассету, вот и все. Лесли легко представила себе ее покровительственный вид и вытянутую РУКУ.

И этот мысленный образ побудил Лесли, по крайней мере, получше исследовать намерение, которое упорно отказывалось покидать ее сердце и ум. Она взяла шариковую ручку, засунула острие в крохотную прорезь на боковой стороне кассеты и нажала на утопленную там кнопку: крышка кассеты с щелчком открылась, и рабочая поверхность пленки оказалась на свету. Ну да, подумала Лесли, с пленкой легко могло случиться что-нибудь.

Что, например? Ну, кто-нибудь мог взяться за нее грязными пальцами... даже вытащить из кассеты... могло произойти досадное недоразумение... и Кто-то мог вытащить пленку из кассеты... вот так... вот так... и вот так... и вот так!

Сначала процесс шел медленно, и Лесли чувствовала себя плохой девочкой, делающей что-то запретное, но после первых десяти футов или около того она начала вытягивать, выдергивать пленку из кассеты с мстительным чувством, с внезапно нахлынувшей яростью, с безрассудством человека, не думающего о последствиях. "Это вам за Дин, а это за Макса – о, какое наслаждение! – а это за меня, а это за Джона, а это... а этим пусть Тина подавится!".

– Сюжет не пойдет под моим именем! – сказала она себе. – Правое дело – это одно, неправое – совсем другое... – Далее незаметно для себя она перешла на лексику, способную в полной мере выразить горячее негодование.

– Что ты делаешь? – раздался встревоженный голос за ее спиной. Пойманная на месте преступления, Лесли испуганно вздрогнула. Но это был Джон Бартер, который недоуменно смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

Лесли не стала ждать вопросов. Она сразу начала рассказывать, собирая вытащенную из кассеты пленку в коричневый клубок на полу.

– Наш сюжет сперли!

– А что...

– Сегодня утром мы ездили в клинику, вручили им запроса медкарту и прочие записи, и в картотеке ничего не оказалось, ровным счетом ничего – ни на Энни, ни на Джуди, ничего, и я скажу тебе почему. Потому что та женщина в том кабинете – Тина Льюис – предупредила их! Вчера она узнала от меня всю историю. Я рассказала ей про Энни Брювер, я сообщила ей о вымышленном имени Энни, и к тому времени, когда мы появились в клинике сегодня утром, они уже подготовились к нашему визиту и изъяли из картотеки все нужные документы и выставили нас тупыми идиотами, выступающими против абортов, – вот так вот, легко и просто, шито-крыто и... знаешь что? Теперь наш сюжет идет в эфир!

Джон придвинул поближе кресло и сел, приготовясь все выслушать. Лесли была слишком расстроена, чтобы останавливаться.

– И знаешь, что я еще думаю? Я думаю, Тина намеренно сообщила другим телекомпаниям об этой истории, потому что теперь они ею занимаются – и таким образом Тина получила гарантию того, что и Шестой канал возьмется за нее. Но это немой сюжет, совершенно не мой! В нем ничего не будет говориться ни о халатности врачей, ни о смерти Энни. Он будет про... ожесточенную охоту за ведьмами, которую ведут противники абортов и которая в очередной раз провалилась. А Мэриан Гиббоне собирается написать закадровый текст, озвучить сюжет и подготовить видеоматериал, поскольку я отказалась это делать, – а это означает, что Брюмеров и Энни просто использовали. Использовали, и все, а потом выбросили на свалку.

– Сюжет делает Мэриан? Но как она получила его?

– Тина решила пустить сюжет, но я отказалась ставить на нем свое имя! Я занималась им не для того, чтобы его вот так передернули.

Лесли заметила взгляд Джона, устремленный на кучу пленки на полу, и пояснила:

– Отснятый утром материал. Мой материал. Это сюжет, которого никогда не было, так пусть никогда и не будет! – Она поднялась с кресла, подхватив с пола кучу пленки. – Извини. Тина велела сейчас же принести ей видеозапись.

Джон встал, просто чтобы она не опрокинула его вместе с креслом.

– Лесли! Ты... ты не можешь отнести ей кучу испорченной пленки.

– Налети-ка на меня, будь добр! – Лесли не стала ждать. И сама налетела на него. – О-опс! Ну вот, я попала в аварию. Она поймет.

И с этими словами Лесли двинулась к кабинету Тины, волоча за собой несколько футов пленки, – гордо пошла через отдел, привлекая к себе изумленные взгляды, вызывая недоуменные вопросы, даже редкие смешки, внутренне приготовившись к скандалу, возможно, даже увольнению.

– Лесли! – Джон должен был остановить ее. Он сделал несколько шагов... А потом остановился. Теперь весь отдел наблюдал за происходящим. Он обвел взглядом лица сотрудников.

– Что происходит, Джон? – спросил Дэйв Николсон, специалист по потребительскому рынку.

Джон посмотрел на Лесли, все еще идущую к кабинету Тины, потом снова на своих коллег, все еще ожидающих

Лесли вернулась на студию сразу после полудня, готовая подвести итог. Сюжет об Энни Брювер разваливался на глазах, и если Лесли сейчас заявится в кабинет Тины с кучей испорченной пленки, как пить дать, грянет буря. Первым его побуждением было бежать прочь, словно от протекающего бензовоза, который Вот-вот взорвется. "Отойди в сторонку, не суйся в это дело".

Джон послушался первого побуждения. Он по-прежнему оставался ни при чем. Он посмотрел на своих коллег... и пожал плечами, подняв руки с видом совершенно сбитого с толку человека. Он недоуменно потряс головой. Он ничего не понимал. Он ушел – а фактически сбежал – к своему столу и стал ждать, когда разразится буря. Тем временем Лесли стремительно вошла в кабинет Тины и без предисловий, объяснений или приглашения вывалила пленку ей на стол. Тина вскочила с кресла, словно кто-то пролил ей на колени кофе, всплеснув руками, широко раскрыв глаза и рот.

Со своего рабочего места Джон слышал площадную брань Тины. Трясущейся рукой он включил компьютер и попытался заняться работой. Бесполезная затея, конечно. Он никак не мог сосредоточиться на работе, пока все это происходило. Он должен был вмешаться; должен был находиться рядом с Леслии, если повезет, предотвратить взрыв.

Но он продолжал сидеть за своим столом, странно парализованный, не в состоянии пошевелиться. Если бы сейчас онтоже вошел в кабинет и стал рядом с Лесли... Джон живо представил себе, как в дверь врывается Бен Оливер и вникает в курс дела, слышит обвинения Тины, видит кучу испорченной пленки. Они с Беном только что пришли к взаимопониманию, и если имя Джона свяжут с выходкой Лесли...

Что же делать, что делать? Вероятно, лучшее и самое профессиональное, это подождать, дать буре немного утихнуть, а потом осторожно и спокойно вмешаться – если попросят – им помочь сторонам объективно и профессионально разобраться с делом. Именно так и поступит Джон Барретт, телеведущий программы новостей, и Бен Оливер, директор программы новостей, несомненно, именно этого и ожидает от Джона.

Поэтому Джон оставался на месте, занятый исключительно поиском оправданий своего бездействия, пока ему не пришла в голову умная и рациональная линия поведения: ему нужна кое-какая информация. Да, информация. Он ведь не может сходу лезть в это дело, не располагая всеми фактами, верно? Оставаясь в безопасности в своем кресле, Джон прокрутил на мониторе перечень сюжетов для пятичасового выпуска: избирательная кампания; тело, найденное на Хайвей у дома 16; пожар в квартире на Магнолия Хилл...

Ого. "Борьба вокруг проблемы абортов". Сюжет уже внесен в компьютер. Джон обвел отдел взглядом, но Мэриан нигде не увидел. Должно быть, она еще не вернулась с задания. Она уже написала вступление к сюжету: "Словно для того, чтобы подчеркнуть важность споров вокруг вопроса о том, необходимо ли согласие родителей на операцию дочери, одна семья сегодня поставила этот вопрос ребром, совершив в местной клинике неудачную попытку нарушить закон о сохранении тайны частной жизни. Мэриан Гиббоне в прямом включении из Женского медицинского центра...".

Вы серьезно? Нет. Пожалуйста, нет. Мэриан Гиббоне выйдет в прямой эфир непосредственно с места событий перед видеосюжетом и после него. Но мало того, именно теле ведущему Джону Баррету поручалось прочитать вступительное слово и задать предусмотренный сценарием вопрос в конце. Его лицо, его голос, его имя будут обрамлять сюжет. Он замешан в этом неприятном деле, нравится это ему или нет.

Максу Брюверу это не понравится, вне всяких сомнений. Дин Брювер это не понравится. Рэйчел Франклин это не понравится. Карлу это не понравится. И Маме это не понравится. И да, Джону это тоже не понравится. Ни капельки. Дверь в кабинет Тины оставалась закрытой, но Джон все равно слышал раздававшиеся там крики.

Он должен вмешаться; должен вступить в сражение. Надо надеяться, ему удастся как-то успокоить стороны, возможно, воззвать к их здравому смыслу. Но он должен разрядить обстановку. Должен положить конец этому.

Джон глубоко вздохнул и поднялся с кресла. Потом, сохраняя предельное хладнокровие и полное самообладание, двинулся через отдел к кабинету Тины. По мере его приближения крики становились все отчетливей, и теперь в отделе уже никто не работал.

Телесиноптик Хэл Розен зачарованно, с нескрываемым интересом смотрел на дверь Тининого кабинета.

– На твоем месте я не стал бы входить туда, – сказал он, а потом пошевелил в воздухе скрюченными пальцами, изображая царапающуюся кошку и сопроводив жест приличествующим случаю звукоподражанием.

Тем не менее, Джон приблизился к двери, но еще не успел войти в кабинет, когда дверь с грохотом распахнулась и из нее с надменным видом, с решительно выдвинутым вперед подбородком вышла Тина.

– Отойди в сторону, Джон, если тебе жизнь дорога! – приказала она, повелительно взмахнув рукой.

Стоявшая за ее спиной Лесли поймала взгляд Джона.

– Джон, поговори с ней!

Джон попытался успокоить Тину, по возможности вежливо преградив ей путь.

– А что тут у вас происходит?

Тина остановилась, но крайне возмущенная.

– Нечего опекать меня, ты, сукин сын... Другой голос. Словно субтитры. Джон отчетливо слышал его – голос, исполненный страдания. Тина, стоящая перед ним, говорила:

– Я знаю, вы с Лесли заодно, и нечего тут разыгрывать невинность. Вы оба идете со мной к Бену. Я сыта по горло этим...

Но пока Тина изливала на него свои запасы бранных эпитетов и ярости, другой голос, полный муки и отчаяния, кричал:

"Оставьте меня в покое! Это моя жизнь! Как вы смеете обвинять меня! Как вы смеете напоминать мне!".

Джон напряженно вслушивался. Когда это случилось в прошлый раз, он был сбит с толку и растерян. Сейчас он был зачарован.

Лесли обошла Тину и стала так, чтобы видеть и ее, и Джона. Она пыталась говорить сдержанным, профессиональным тоном, но голос ее все равно дрожал от волнения.

– Я предъявила несколько обвинений нашему исполнительному директору, и она по понятным причинам расстроилась.

Тина выпалила по адресу Лесли несколько злобных слов, в том числе бранных.

Но обвинения Лесли были справедливыми. Джон знал это. Он слышал, даже видел это. Он видел Тину, которая сидит за своим столом и разговаривает по телефону: называет имя Лесли, заглядывает в бумажку и произносит по буквам имя Джуди Медфорд – М–Е–Д–Ф–0–Р–Д.

Но что он мог сказать? И в любом случае ему не представилось такой возможности.

– Что за... тут творится? – Бен Оливер – ненавистник бурных эмоций и излишне эмоциональных людей, верховный судья во всех вопросах жизни и смерти – вышел из своего кабинета, прошагал по проходу и с ходу вмешался в дискуссию, щедро пересыпая свою речь ругательствами, которых и без того уже прозвучало с избытком. – У меня и так достаточно трудная работа, а теперь еще прикажете мне разнимать дерущихся в моем собственном отделе?

Тина мгновенно овладела собой и заговорила первой:

– Извините за беспокойство, Бен, но нам тут необходимо разобраться с одним делом.

Голос Бена прозвучал холодно:

– А за что, собственно, мы тебе платим? Тина искусно отпарировала выпад:

– Бен, я сейчас слишком расстроена, я слишком запуталась в этом деле, чтобы судить объективно и профессионально. Мне нужно знать ваше мнение.

Бен поморщился, недовольный таким ходом Тины, но все-таки согласился выслушать.

– Ладно, что тут у вас... что?

– Позвольте мне начать, – вмешалась Лесли, – чтобы вы получили полное представление о происшедшем. Тина вспыхнула от негодования.

– Мне кажется, я разговариваю...

Бен ткнул пальцем прямо в лицо Лесли.

– Ты начнешь. – Потом он ткнул пальцем в Тину. – Ты закончишь. А я задам вопросы. – Он свирепо взглянул на Джона. – И ты тоже здесь замешан?

Джон пожал плечами и изобразил на лице недоумение.

– Собственно, я сам еще не полностью в курсе дела.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Возможно, я имею отношение к этому. Бен встретился взглядом с Лесли.

– Хорошо, рассказывай – и побыстрее. Лесли начала речь в свою защиту.

– Мы делали сюжет о преступной небрежности врачей в клинике, где делают аборты. У нас есть все основания полагать, что клиника несет ответственность за смерть семнадцатилетней девушки.

– Что за клиника?

– Женский медицинский центр.

– Что за девушка?

– М-м... Ее звали Энни Брювер... Негритянка.

– Что за основания?

– Во-первых, заключение патологоанатома... Тут вмешалась Тина:

– Переписанные от руки выдержки из якобы существующего заключения, неполные. При отсутствии патологоанатома, который мог бы подтвердить их подлинность.

Лесли продолжала, словно сражаясь за свою жизнь.

– Имя патологоанатома Марк Деннинг, он работал в госпитале "Вестлэнд-Мемориал", где 26 мая умерла Энни Брювер. Он произвел вскрытие и написал заключение...

– Которое нигде не могут найти, – вставила Тина, – как и самого Деннинга.

– У нас также есть свидетельница, которая в то же время находилась в клинике и видела, что Энни сделала там аборт...

– Которая не желает ни записать свои показания на магнитофон, ни появиться перед камерой. И еще, Бен, спросите у нее, кто родители этой девушки.

Бен взглянул на Лесли, ожидая ответа.

– Макс и Дин Брюверы. Имена ничего не говорили Бену.

– И кто они такие? Ответила Тина:

– Вероятно, вы помните первый митинг губернатора и вспыхнувшие там беспорядки. Макс Брювер принимал самое активное участие в потасовке, и мы засняли его, когда он избивал и оскорблял людей. А еще раньше он был арестован за оскорбления и угрозы по адресу работников Женского медицинского центра. Этот человек – противник абортов.

Джон почувствовал необходимость прояснить этот вопрос.

– Минутку, минутку! Бен поднял брови.

– Ах, так ты все-таки замешан в этом? Джон объяснил:

– Макс Брювер был другом моего отца, и я не согласен... Бен сложил два и два.

– Ты замешан в этом. Подожди... придет и твоя очередь. – Он снова перевел взгляд на Лесли. – Продолжай.

Лесли постепенно теряла боевой настрой, понимая, что проигрывает дело.

– Мы рассчитывали сделать сюжет о преступной небрежности врачей. Казалось, все факты говорили об этом. Поэтому когда Дин Брювер по решению суда стала управляющей имуществом покойной дочери, а потом понесла в клинику запрос на медицинскую карту, мы хотели сделать видеозапись происходящего на случай, если всплывет какая-то информация и Брюверы сумеют доказать, что в смерти дочери на самом деле виновата клиника.

Тина снова вступила со своими замечаниями:

– И их попытка действовать от имени закона закончилась ничем. Запрос на медицинские документы ничего не дал. Лесли посмотрела на Тину волком и сказала:

– И мы обе знаем почему, не так ли? Тина перевела взгляд на Бена и объяснила:

– Затея с запросом ничего не дала, потому что Брюверы не заслуживают доверия, они слепо идут на поводу чувств и желания отомстить за смерть дочери – и просто ищут козла отпущения, каковым в данном случае оказался Женский медицинский центр. Я пыталась сказать об этом Лесли, когда она в первый раз явилась ко мне с идеей сюжета.

Лицо Лесли вытянулось, словно она услышала вопиющую ложь.

– Бен! Мистер Оливер, у меня есть все основания считать, что Тина Льюис... – Лесли осеклась. Тина обернулась и бросила взгляд на свой рабочий стол, на кучу испорченной пленки. Потом она снова посмотрела на Лесли.

– Так что Тина? – осведомился Бен. Лесли резко пошла на попятный.

– Ничего.

Несколько мгновений Бен изучал взглядом их обеих, потом спросил Лесли:

– У тебя все?

Лесли собрала все оставшиеся у нее у силы и закончила следующим образом:

– Я начала заниматься этим сюжетом, поскольку была убеждена, что в Женском медицинском центре не все в порядке. Я понимала, что улик недостаточно, и надеялась получить какую-то информацию с помощью запроса. Когда попытка провалилась, я решила, что сюжет не состоялся, и хотела на этом поставить точку и просто дать Брюверам жить спокойно. Но теперь Тина хочет перевернуть все с ног на голову...

– Я не хочу ничего перевернуть с ног на голову! Я всего лишь хочу сообщить о случившемся – и ни о чем более. У нас уже запущен в работу сюжет о Слэйтере и Уилсоне и об их расхождениях по вопросу согласия родителей на операцию, и я решила, что эта история послужит хорошим дополнением к нему. Другие телекомпании освещают ее, они уже взяли интервью у Брюверов и работников клиники, они готовы дать сюжет в эфир – поэтому я решила, что раз мы были прямо там, непосредственно на месте событий, располагаем видеоматериалом и хорошо знакомы с Брюверами, сюжет по праву принадлежит нам, нам первым пришла идея сделать его. Проблема же, насколько я понимаю, заключается в том, что Лесли готова работать над сюжетом только в том случае, если он будет поддерживать позицию противников абортов, а я лично не могу мириться с такого рода предвзятостью.

– Предвзятость! – взвизгнула Лесли. – И вы еще говорите о предвзятости?

Тина бесцеремонно отрезала:

– А что касается Макса Брювера, то он уже однажды попал в нашу программу благодаря своему поведению на митинге губернатора. Лесли должна знать это, он размахивал кулаками в угрожающей близости от нее. Его стоит показать в новостях. У нас есть кадры с ним.

Тут вмешался Джон:

– Эй, постойте минутку! Мы уже обсуждали это, помните? На той пленке мой отец!

Тина мгновенно отпарировала:

– Новости есть новости, Джон! Случай имел место!

– Но, Тина, – возопила Лесли, – это же вы заставили меня снять репортаж именно так, а не иначе!

И теперь все трое заговорили одновременно. Бен быстро вышел из себя и привел компанию в чувство, разразившись страшным градом ругательств.

– Если вы не заткнетесь, я уволю всех троих! – Они мгновенно умолкли. – Я хочу знать, что случилось, и больше ничего знать не желаю, и мне наплевать на ваши политические убеждения, ясно? – Он ткнул пальцем в Лесли. – Ты там была, так?

– Да, сэр, – ответила она очень тихим голосом.

– Так расскажи, что случилось.

– Они... – начала Тина.

Бен резко поднес ладонь прямо к ее лицу, и она замолчала.

– Расскажи, что случилось, – повторил он Лесли. Лесли рассказала о событиях того утра по возможности подробнее, стараясь оставаться беспристрастной и излагать только факты.

– Значит, вы ничего не нашли? – спросил Бен, когда она закончила.

– Да. Мы надеялись получить какую-нибудь информацию...

– Вот видите? – сказала Тина. – Они надеялись. Она явно выступает на стороне Брюверов.

Лесли отпарировала, стараясь сохранять спокойствие:

– Дин Брювер надеялась найти факты, указывающие на истинную причину смерти ее дочери, и людей, несущих ответственность за случившееся, а я надеялась сделать сюжет. Ни первого, ни второго не произошло.

Бен несколько мгновений переваривал рассказ Лесли, а потом спросил Тину:

– Что ты можешь сказать по этому поводу?

– Мэриан Гиббоне сегодня взяла интервью у работников клиники и миссис Брювер. Она делает сюжет для пяти- и семичасового выпусков, и мы наметили ее выступление в прямом включении с места событий, непосредственно от клиники.

– Значит, она узнала мнение обеих сторон?

– Будут представлены обе точки зрения. Я особо оговорила с ней этот момент.

Бен перенес вес на отставленную назад ногу и окинул взглядом всех троих.

– Тогда почему бы вам, ребята, просто не выполнять свою работу репортеров, в качестве каковых я вас нанял, и не оставить ваши политические убеждения в стороне?

Джон поднял палец, привлекая к себе внимание, и предложил:

– Э-э... Бен, а может, нам просто отказаться от этого сюжета или, по крайней мере, подождать, пока не появится новая информация?

Тина мгновенно вмешалась:

– Бен, Мэриан сейчас находится у клиники, на месте событий, и мы послали туда микроавтобус с аппаратурой. Кроме того, как мы знаем, эта история задевает личные интересы Джона. Его отец дружил с Максом Брювером, и совершенно очевидно, что он в этом деле заодно с Лесли. Самым правильным, самым профессиональным шагом будет дать сюжет в программе, несмотря на личные разногласия. Вдобавок историей заинтересовались другие телекомпании, а кандидаты обсуждают проблему абортов. Если мы не пустим сюжет, обязательно возникнет вопрос: почему? И в этом случае мы навлечем на себя больше подозрений в политической пристрастности, чем если покажем его.

Бен закрыл глаза, потряс головой и прижал ладонь ко лбу, бормоча что-то об "этом проклятом дерьме". Овладев собой до некоторой степени, – он спросил Тину:

– Значит, другие телекомпании пускают сюжет?

– Да, сэр. И Восьмой, и Двенадцатый каналы.

– Интересно, откуда вы знаете? – осведомилась Лесли. Тут Тина действительно обнаглела:

– Послушай, мне платят, в том числе и за это. Джон попытался еще раз:

– Бее, в самом деле, это не настолько важное дело...

– Тогда и ведите себя соответственно, – отрезал Бен. – Все трое. Делайте сюжет... Расскажите обо всем, что случилось... Представьте обе точки зрения... Пусть карты лягут, как лягут. Разве не в этом заключается наша работа? – Он заметил, что Джон открыл рот, и оборвал его: – А ты, мистер Телеведущий, вообще сильно рискуешь – улавливаешь мою мысль? Я вгрохал в тебя кучу денег за последнюю неделю и советую тебе оправдать мои расходы. Понял?

Джон отлично все понял. Он покорно кивнул:

– Понял.

– А теперь возвращайтесь к работе, все трое. – Бен повернулся и удалился в свой офис.

Прежде чем удалиться в свой офис, Тина удостоверилась в том, что Джон и Лесли увидели ее торжествующую улыбку.

Лесли хотела сказать что-то Джону, а Джон хотел что-то сказать ей, но оба не смогли найти подходящих слов. В молчании они вернулись к своим рабочим столам.

Дата добавления: 2015-09-03