|
Незадолго до пяти Карл подъехал к студии Шестого канала на сером "Шевроле" Папы и Мамы Барретов и нашел единственное свободное место на автостоянке для посетителей. Следуя указаниям отца, он направился к главному входу. Бюро регистрации посетителей имело размеры, вполне позволявшие... ну, например, устроить торжественный прием. Оно размещалось в просторном, изобилующем стеклом помещении с высоким потолком, устланное толстым, поглощающим звук ковром; напротив удобного дивана для посетителей стоял телевизор с большим экраном. Конечно, он передавал программы Шестого канала, а в данный момент – идущее в записи полемическое ток-шоу, в котором телеведущая брала интервью у какой-то женщины, судя по всему, проститутки.
В центре помещения находилась конторка дежурного, за которой сидела очаровательная девушка, принимавшая звонки по телефону, используя наушники и закрепленный на них микрофон.
– О, вероятно, вы Карл Баррет, – сказала она. Карл улыбнулся. Все понятно. Человека в такой одежде, с такими странными украшениями, с такой фантастической прической было легко узнать и трудно не заметить.
– Точно.
– Я сообщу о вашем приходе. – Девушка сделала короткий звонок, потом попросила Карла вписать свое имя и номер поставленной на стоянку машины в регистрационный журнал.
Затем он принялся ждать, слоняясь по приемной и рассматривая все вокруг. Шестой канал не пожалел сил и средств на оформление этого помещения. Конечно же, здесь находился огромный телевизор, безостановочно показывающий образцы работ студии, но было здесь также и несколько застекленных витрин, наполненных впечатляющими достопамятными вещами, как то: футбольная майка и футбольный мяч с автографами игроков городской футбольной команды; бейсбольная бита и бейсбольный мяч с автографами игроков городской бейсбольной команды; несколько призов, полученных Шестым каналом за достижения в области телевизионного вещания, тележурналистики и спортивной журналистики; фотографии руководителей Шестого канала, встречающихся с высокопоставленными лицами и знаменитостями.
Но по-настоящему внимание Карла привлекла стена, находящаяся за конторкой дежурной секретарши. Здесь висели ярко освещенные, насыщенные по цвету, огромные – в три фута высотой – фотографии талантов и звезд Шестого канала: Хэл Розен, метеосводки; Бинг Дингэм, спортивный комментатор, мастер захватывающего репортажа; Эли Даунс, ведущая программы новостей; Валери Хантер, специальный корреспондент; Дэйв Николсон, специалист по проблемам потребительского рынка; Барри Гог, комментатор.
И конечно, Джон Баррет, телеведущий программы новостей. Карл задержал взгляд на фотографии. Значит, это и есть его отец. Он никогда не видел отца таким. Вот он сидит, подтянутый и элегантный, в темно–синем костюме, белой рубашке и идеально подобранном по цвету галстуке. Его левая рука лежит на столе; правая рука, с зажатой в пальцах авторучкой, покоится на левой. У него такая поза, словно он только что закончил передачу, в которой знакомил телезрителей с важнейшей информацией, и теперь повернулся в сторону, чтобы уделить особое внимание именно Карлу. Спина прямая, плечи развернуты, но при этом в позе не чувствуется напряжения. Безупречно гладкое лицо, острый, проницательный взгляд. Хм-м... Глаза карие. Прежде Карл никогда не обращал внимание на цвет его глаз. Он очень долго стоял перед фотографией, просто всматриваясь в эти глаза, стараясь что-нибудь прочитать в них. Единственная проблема заключалась в том, что глаза эти смотрели не на него, а в объектив.
В конце помещения открылась дверь.
– Эй, Карл!
Это он. Парень с фотографии. На сей раз без пиджака, но в белой рубашке и галстуке. Темно–синем галстуке. Улыбка все та же. Он казался ниже ростом, чем на фотографии. И... ба! У него все лицо покрыто гримом! Карл снова посмотрел на фотографию, на это идеально гладкое, красивое лицо. Возможно, оно кажется таким привлекательным из-за грима. Трудно сказать.
Джон протянул руку.
– Ну как, не заблудился по дороге сюда? Карл пожал руку.
– Да нет... Сразу нашел.
– Отметился в журнале?
– Да. Вроде все в порядке.
– Отлично. Тогда пошли. – С этими словами телеведущий Джон Баррет направился к двери, в которую только что вошел, и Карл последовал за ним. Секретарша наблюдала за ними и, поймав короткий взгляд Джона, нажатием кнопки открыла электронный замок двери. Они прошли по нескольким коридорам, несколько раз свернули и вошли в отдел новостей.
– Джордж, это мой сын Карл. – Они обменялись рукопожатием.
– Эрика, это мой сын Карл. Показываю мальчику, где работает его отец. – Они обменялись рукопожатием.
– Эй, Раш. Позволь представить тебе моего сына Карла. Он посмотрит, как мы делаем выпуск. – Они обменялись рукопожатием.
– Джон, видеозапись с места авиакатастрофы не качественная, – сказал Раш. – Ты просто прочитаешь сообщение.
Карл наблюдал, как они совещались – просматривали текст, тыкали пальцем в какие-то строчки, кивали.
– Хорошо... все понял, – сказал Джон. Потом обратился к Карлу: – О’кей, пойдем, я найду тебе место.
Они прошли мимо многочисленных столов, мимо молодой азиатки, разговаривавшей по телефону, мимо угрюмого парня в роговых очках, печатавшего на компьютере, мимо чернокожего мужчины, который рассеянно постукивал ручкой по блокноту в ожидании вдохновения. Они дошли до грубо сколоченной фанерной стены, окрашенной в тон интерьеру, но все равно откровенно фанерной и грубо сколоченной. Частично ее закрывал длинный, распечатанный на компьютере транспарант, гласящий "МЫ – НОМЕР ОДИН", а остальную поверхность украшали разные наклейки, по крайней мере, до уровня вытянутых вверх рук, – полные календари игр футбольных, баскетбольных и бейсбольных команд и объявления со всей сопутствующей информацией, подписной лист на посещение футбольных матчей, почти целиком заполненный. Несколько газетных вырезок с заметками о студии висели здесь довольно долго и уже пожелтели, но некоторые злободневные карикатуры были новыми – как, например, карикатура, изображающая двух мужчин в офисе: у одного отгрызены ягодицы, а другой спрашивает: "Ну и зачем босс (босс было вычеркнуто и сверху карандашом написано: мистер Оливер) вызывал тебя?".
Они свернули направо и дошли до конца фанерной стены, где сидящая на высоком штативе маленькая телекамера смотрела на них, словно любопытная одноглазая ворона.
– Это камера прямой трансляции, – пояснил Джон. – Ты увидишь, как во время выпуска мы задаем вопросы репортерам, находящимся в отделе, и они пользуются этой камерой.
Джон двинулся дальше, огибая фанерную стену, и Карл последовал за ним.
Теперь они оказались в совершенно другом мире, и у Карла возникло такое ощущение, будто он нырнул в огромный, ярко освещенный аквариум, полный рыб–людей, но без воды. Яркий свет лился на них с потолка и стен, стирая все тени, безжалостно высвечивая все до мельчайшей детали – одежды, лица, движения. Задняя стена – та самая, фанерная – с этой стороны выглядела внушительно, даже пугающе внушительно. В левой ее части, за фальшивым окном, была нарисована панорама города на фоне неба. В центре размещался ряд фальшивых телеэкранов, на которых застыли выхваченные из времени кадры разных событий. Левую ее часть занимал узор из волнистых переплетающихся линий – синих, зеленых, серых и лиловых.
В центре помещения на возвышении стоял желто-черный стол, рассчитанный на четырех человек; четыре вращающихся кожаных кресла предназначались для спортивного комментатора (слева), для синоптика (справа) и для двух телеведущих (посередине); напротив каждого места в крышку стола были вмонтированы телевизионные мониторы, не попадающие в объективы телекамер.
Телекамеры. Да, если это был аквариум, то эти три камеры вели наблюдение за рыбами. Они стояли здесь, словно только что приземлившиеся инопланетные корабли: каждая пристально смотрела единственным глазом на стол телеведущих, и каждая имела свое название, словно голова домашнего скота: Один, Два и Три.
По самому верху задника тянулся ряд телевизионных мониторов, даже сейчас передающих изображение. На левом крайнем мониторе продолжалось ток-шоу: звук выключен, рты участников бессмысленно открываются и закрываются. Три следующих монитора показывали мир, увиденный глазами камер Один, Два и Три. Камера Один смотрела на пустое кожаное кресло, камера Два смотрела на находящийся прямо передней волнистый узор на стене, а камера Три смотрела... о, прямо на них, стоящих за столом для телеведущих и смотрящих на мониторы.
Джон указал Карлу на кресло справа от стола, за камерой Один.
– Садись прямо здесь. Часть представления ты сможешь увидеть отсюда, а когда начнется рекламная пауза, кто-нибудь отведет тебя наверх, посмотреть аппаратную.
С этими словами Джон ненадолго вышел. Карл, зачарованный и ошеломленный всем увиденным, сел в кресло и принялся просто наблюдать за происходящим, не произнося ни слова.
В студию вошла очаровательная негритянка-режиссер, в наушниках головного телефона и со сценарием в руке. Операторы, двое мужчин и женщина, заняли свои места за камерами. Было почти пять тридцать вечера.
Появилась привлекательная темнокожая леди в сером пиджаке и черной юбке, с черным шарфом, аккуратно повязанным поверх белой блузки; с замысловатой прической, напоминающей скульптуру из черного дерева. Конечно же, это Эли Даунс, ведущая, работающая в паре с отцом, как две капли воды похожая на свою фотографию внизу. Она заняла свое место в одном из кресел, стоящих посередине, взяла со стола наушник и аккуратно вставила его в ухо, потом прикрепила крохотный микрофон к лацкану пиджака. На фоне черного шарфа он был совершенно незаметен. Потом она достала из стола круглое зеркальце, проверила свой внешний вид, без нужды поправила прическу.
Вернулся ведущий Джон Баррет, слегка запыхавшийся. Лицо его выглядело несколько иначе – похоже, он чуть подправил грим. Волосы лежали безупречно. Наверное, он закрепил прическу лаком для волос. Джон занял второе из двух центральных кресел, а потом быстро проделал те же подготовительные манипуляции: вставил в ухо наушник, прикрепил к лацкану микрофон, бросил взгляд в свое зеркальце.
– Тридцать секунд, – сказала женщина-режиссер. Команда Баррет – Даунс была готова. На левом мониторе, расположенном над задником, показ полемического ток-шоу уже закончился и теперь шел блок рекламных роликов, быстро сменяющих друг друга.
– Десять секунд. – Потом режиссер подняла руку с растопыренными пальцами. Четыре... три... два... один...Начали.
Джон Баррет посмотрел в камеру Два и заговорил звучным голосом:
– Сегодня в пятичасовом выпуске новостей Шестого канала: кандидат на пост губернатора Боб Уилсон выступает на митинге, открывающем его избирательную кампанию.
Эли подхватила, практически без паузы:
– А губернатор Слэйтер сообщает о своей готовности ответить на вызов Уилсона в любое время и в любом месте.
– Разные стороны обвиняют друг друга в крушении рейсового самолета в Маниле. Следует ли винить в случившемся авиатранспортную компанию или же завод "Бенсон-Дайнэ-микс" просто пытается уклониться от ответственности?
– Трагический пожар, происшедший в воскресенье на Саммервильском стадионе, заставляет поднять животрепещущий вопрос: кто же в конечном счете будет финансировать строительство новых зрительских трибун?
– Все это и другие репортажи смотрите в выпуске новостей Шестого канала в пять тридцать.
Музыка.
Карл посмотрел на ближайший к нему монитор. Казалось, изображение спрыгнуло с экрана прямо на него.
Панорама города с высоты птичьего полета. Транспортные потоки движутся по улицам, паромы отходят от причалов.
Голос за кадром: "В эфире Шестой канал, Городское информационное агентство, ваш главный поставщик самых свежих новостей".
Быстро сменяющие друг друга кадры: оператор, направляющий камеру прямо на зрителя; женщина-репортер бежит вверх по какой-то лестнице; вертолет с огромной цифрой "б" на выпуклом борту; группа репортеров, берущих у кого-то интервью; парень в белой рубашке передает какие-то бумаги кому-то за кадром...
Голос продолжает: "А сейчас в эфире новости Шестого канала, в студии Джон Баррет..."
На экране появляется лицо Джона Баррета, он улыбается в камеру быстрой многозначительной улыбкой.
–... и Эли Даунс... – Она улыбается радостно, словно старому другу.
– Бинг Дингэм с обзором спортивных событий... – Он смотрит в камеру и широко ухмыляется.
– И Хэл Розен с прогнозом погоды... – Он смотрит в камеру и подмигивает.
Снова звучит музыка.
В кадре, снятом средним планом, появляются его отец и Эли Даунс, сидящие за столом в студии. Карл видит, как шевелятся губы отца на экране, но его голос раздается здесь, в студии.
– Кандидат на пост губернатора Боб Уилсон сегодня начал свою предвыборную кампанию и, не теряя времени, ответил на выпады, сделанные против него губернатором Хирамом Слэйтером на прошлой неделе.
Эли Даунс крупным планом.
– Сегодня днем, выступая на городском стадионе на митинге, открывающем его избирательную кампанию, Уилсон сделал ответные заявления.
Кадры видеозаписи. Городской стадион. Толпа народа, воздушные шары, плакаты "Мы голосуем за Боба".
Голос Эли за кадром:
– Уилсон говорит, что готов и хочет помериться силами с соперником, и считает первое выступление Хирама Слэйтера не более чем дешевым спектаклем.
Видео и звукозапись. Боб Уилсон, симпатичный темноволосый мужчина с подбородком Кирка Дугласа и суровым выражением лица обращается к толпе: "Губернатор задал тон своей избирательной кампании – и тон этот грязно-коричневый. (Одобрительные возгласы.) Но в ходе нынешней кампании будут дебатироваться спорные вопросы – и я не боюсь назвать их: проблема абортов. Возвращение к традиционной системе образования. Сбалансированный бюджет. Семья. Снижение налогов" (Толпа начинает приветственно гудеть).
Запись обрывается. Эли Даунс крупным планом.
– В текущем месяце запланированы новые митинги кандидатов.
Джон Баррет крупным планом.
– Сегодня поступило новое сообщение...
Камера немного смещается вправо, и над плечом Баррета появляется маленькая фотография: разбитый рейсовый самолет, охваченный пламенем.
–... что правительство Филиппин препятствует расследованию причин авиакатастрофы, унесшей более двухсот человеческих жизней. Тем временем владелец авиатранспортной компании считает, что ему известны причины катастрофы: это дефекты в реактивном двигателе. Уэнделл Сауткот, наш специалист по авиастроению, познакомит вас с некоторыми подробностями, имеющими отношение к теме.
Кадры с изображением садящихся в аэропорту самолетов. Голос Уэнделла Сауткота начинает объяснять принцип работы реверсивного механизма реактивного двигателя.
В студии Джон Баррет быстро глотает воду из стакана, а Эли Даунс прихорашивается, глядя в круглое зеркальце.
Новые сюжеты, сменяющие друг друга.
С началом каждого следующего сюжета Карл забывал предыдущий. Пожар на зрительских трибунах; тело женщины, найденное в ДИЛЛОН-ПАРКе; трое подростков, замышлявших убийство своих родителей.
Рекламная пауза.
Пока женщина на экране пыталась выжать последние капли драгоценной жидкости для мытья посуды из пластмассовой бутылки, Джон отпил еще воды из стакана и взглянул на Карла, сидевшего в темноте за камерой Один.
– Ну как ты там, в порядке?
Карл пожал плечами, потом кивнул. Мониторы, встроенные в стол телеведущих, внезапно залил кроваво-красный свет восходящего солнца; зазвучал глубокий, раскатистый голос: "Заря нового дня забрезжила над нашим штатом четыре года назад...". О, так это и есть губернатор Хирам Слэйтер!
Ролик завораживал, и Карл вдруг поймал себя на том, что зачарованно наблюдает за игрой цвета на экране и быстро сменяющими друг друга кадрами: Хирам Слэйтер, в рубашке с засученными рукавами, с сосредоточенно нахмуренными бровями, просматривает бумаги, совещается с высокопоставленными лицами, разговаривает по телефону.
Голос: "Развитие экономики и новые рабочие места. Новый смелый подход к вопросам образования в двадцатом веке. Политика охраны окружающей среды. Вот наследие Слэйтера".
Потом на экране появляется купол здания Конгресса на фоне огромного восходящего солнца, изображение идет зыбью, словно воздух раскален от зноя.
Голос: "Встречайте зарю нового дня!". И вот слева от купола возникает огромное лицо Хирама Слэйтера, резко очерченное на фоне солнца.
Голос: "Губернатор Слэйтер. Голосуйте за губернатора!". Ура!
– О’кей, – раздался в наушнике Джона голос Раша. – Демонстрация гомосексуалистов, Лесли Олбрайт в эфире, справа от тебя.
Джон сверился со сценарием. Сюжет сделан по следам демонстрации гомосексуалистов, происходившей у католического собора.
Ассистент режиссера Марделл ведет обратный отсчет. Четыре... три... два... один...
Она указала пальцем на телесуфлер, и Джон прочитал:
– Католическая епархия еще не ответила на требования, выдвинутые городским обществом гомосексуалистов в ходе демонстрации, состоявшейся вчера у собора Сент-Эндрю, и представитель общества говорит, что они по-прежнему ожидают ответа. Лесли Олбрайт в прямом эфире из отдела новостей с последними сообщениями по теме.
Марделл вытянула руку влево, и Джон с Эли перевели взгляд вправо, проследив за движением руки.
– Лесли, поступил ли какой-нибудь ответ из епархии? – спросил Джон.
Карл перевел глаза туда, куда смотрели отец и Эли Даунс, и уперся взглядом в стену – там ничего не было. Потом он услышал голос Лесли Олбрайт, звучавший в отдалении.
– Джон, – говорила она, – пока епархия сделала только краткое заявление, в котором выразила взгляд церкви на контроль над деторождением...
Карл перевел взгляд обратно на отца, но тот по-прежнему с напряженным вниманием смотрел на стену. А где, собственно...
О... Карл увидел Лесли Олбрайт, скрытую от камер в студии, – она сидела сразу за фанерным задником напротив маленькой телекамеры на штативе – камеры прямой трансляции.
–...Харли Кадзу, представитель Лиги защиты прав гомосексуалистов, не удовлетворен.
Карл посмотрел на монитор. О... Там какой-то парень несет плакат и возбужденно кричит: "Мы здесь собрались для того, чтобы обратить внимание общественности на бездушное и безразличное отношение официальной церкви к положению гомосексуалистов и им подобных. Проблема СПИДа касается всех, и все должны принять участие в борьбе с эпидемией".
Джон снова пробежал глазами сценарий в поисках вопроса телеведущего к Лесли и слов, после которых он должен прозвучать: "...раздачу бесплатных презервативов".
И сам вопрос. Х-м-м... Лесли предложила другой вопрос. Забавно, что она не упомянула об этом. Но Джону вопрос понравился. Он более резок, куда более интересен и, безусловно, куда более рискован.
Карл смотрел на монитор.
Голос Лесли: "Вчера состоялась первая из многих запланированных демонстраций, отмеченная несколькими столкновениями между гомосексуалистами и прихожанами церкви".
Кадры видеозаписи. Гомосексуалисты раздают бесплатные презервативы прихожанам, выходящим из церкви.
Смена кадра. Прихожанин и гомосексуалист выясняют отношения. Гомосексуалист: "Церковь должна взять на себя ответственность! Вы повинны в тысячах смертей!". Прихожанин: "Вы должны вернуться к Господу и отвратиться от этого греха!".
Смена кадра. Снова парень с плакатом. Внизу экрана титр: "Харли Кадзу, Лига защиты прав гомосексуалистов".
"Презервативы – наш вклад в дело борьбы с эпидемией, и мы не отступим, пока католическая церковь не откажется от своей убийственной политики!".
Смена кадра. Лесли в прямом эфире из отдела новостей, на заднем плане – столы, за которыми работают люди.
Карл перевел взгляд на отца и Эли Даунс. Они снова смотрели на стену, в то время как Лесли, находящаяся всего в нескольких футах за ними, говорила в камеру прямой трансляции:
– Таково положение дел, Джон. Независимо от того, что в конечном счете решит церковь, Кадзу и его друзья-гомосексуалисты будут продолжать раздачу бесплатных презервативов.
Карл посмотрел на монитор: там внезапно появился экран, установленный на конце стола в студии. Карл перевел взгляд на Лесли, сидевшую в отделе новостей, потом посмотрел на монитор, потом на отца.
"Мой отец разговаривает со стеной", – подумал он.
Джон уже приготовился задать вопрос по сценарию и обратился к стене:
– Хорошо, Лесли, но как согласуется позиция Кадзу с тем фактом, что в прошлом году он имел более трехсот сексуальных контактов, а сам никогда не пользуется презервативами?
Гробовое молчание.
– Ну...
Карл посмотрел на девушку, сидящую за фанерным задником. Он ждал ее ответа.
– Ну... – сказал она, бессильно опуская листки сценария на колени, – это хороший вопрос, Джон.
Карл различил нотку сарказма в ее голосе, и теперь она сидела с крайне раздраженным выражением лица.
Джон не видел выражения лица Лесли, но, безусловно, почувствовал раздражение в ее голосе. Ему лучше закончить – и побыстрее.
– Хорошо, спасибо, Лесли.
Экран, которого в студии не было, исчез с монитора. Джони Эли снова перевели взгляд вперед, в то время как камера Один зажужжала, беря Эли крупным планом.
Эли перешла к следующему сообщению:
– Вопрос об обложении налогом Общественного плавательного бассейна снова повис в воздухе...
Карл смотрел, как Лесли Олбрайт бессильно скатилась с кресла перед камерой – с раскрытым ртом и возведенными к небу глазами. Она схватила за руку первого встречного человека в отделе и принялась что-то возбужденно говорить, бурно жестикулируя и размахивая сценарием.
Джон перелистал сценарий, готовясь к рекламной паузе. В воздухе повисло напряжение; он физически ощущал его.
На камере Три загорелась красная лампочка, и на мониторе появились двое телеведущих плюс Джон Бингем, который только что пришел и занял свое место на правом конце стола.
Джон взглянул на текст, отраженный в зеркале над объективом третьей камеры и прочитал фразу, заключающую этот раздел передачи. "В следующем выпуске: двухдолларовая резиновая прокладка обвиняется в наводнении, принесшем ущерб в миллион долларов".
Посмотрев налево, Эли Даунс добавила: "А Бинг Дингэм познакомит нас с печальной воскресной хроникой спортивных событий".
Бинг Дингэм взглянул в объектив первой камеры, взявшей его крупным планом.
– Конечно, вы знаете о назначенной на ближайшие дни переигровке. Нашим ребятам стоит повторить свою последнюю игру с командой Канзас-Сити, не правда ли? Остановите меня, если вы уже слышали об этом.
Камера Три снова берет средним планом всех троих. Джон предваряет рекламную паузу: "Через несколько минут мы продолжим". Музыкальная заставка. Блок рекламных роликов.
В наушник Джона ворвался вопль Раша Торранса, сопровождаемый оглушительным треском: "Что, черт побери, ты тут напорол?".
Эли услышала вопрос по своему наушнику и выжидательно посмотрела на Джона. Ассистент режиссера Марделл листала свою копию сценария, готовясь задать следующий вопрос, если никто другой этого не сделает.
Передача закончилась. Они довели ее до конца без дальнейших осложнений. Раш, Эли, Марделл и Лесли столпились у стола – вокруг Джона, – готовые взорваться и наброситься на него.
– Где Карл? – спросил Джон.
– Покажи мне это! – яростно потребовал Раш, тыча пальцем в сценарий.
– Карл наверху, в аппаратной, – сказала Марделл. – Но, вероятно, уже спускается сюда.
– Тогда давайте выясним все до его появления, – сказал Джон, листая сценарий.
– Что выясним? – спросила Лесли. – Мы договорились насчет вопроса, мы внесли его в сценарий, и он оставался в сценарии весь день. Ты мог согласовать все со мной, хотя бы предупредить меня, – но нет, тебе нужно было дождаться прямого эфира и задать собственный вопрос, чтобы выставить меня тупой идиоткой!
– Я задал тебе вопрос, написанный в сценарии, – сердито настаивал Джон.
Лесли яростно помотала головой, отчего ее светлые волосы разлетелись широким веером.
– Нет, нет, НЕТ! Ты просто посмотри в сценарий, посмотри внимательно!
Наконец Джон нашел вопрос.
– О’кей. Вот он. – Он не стал читать вслух, поскольку вопрос гласил: "Лесли, следует ли ожидать новых демонстраций такого рода?".
Его молчание послужило для них истинной наградой. Они устроили номер с многозначительными переглядываниями, прямо здесь и сейчас.
– Ну и?.. – спросил Раш. Джон пришел в замешательство.
– Здесь был вопрос о его сексуальных контактах, при которых он не пользуется презервативами... Вот здесь, на этом самом месте.
– Но ты же видел вопрос на телесуфлере? – спросила Марделл.
– Ну, я считывал с телесуфлера, но... – Раш уже стоял у стола телесуфлера, просматривая длинную бумажную ленту с текстом сценария, который проецировался на зеркальный экран над объективом камеры.
– Ни черта. Здесь то же самое.
Все было слишком гладко. Слишком безупречно. Слишком необъяснимо. Джон сухо улыбнулся и предположил:
– О’кей, это розыгрыш, да? Кто сделал это? Зачем? Никто не улыбнулся. Тем более Раш.
– Ты что, хочешь, чтобы активисты движения за права гомосексуалистов пошли на приступ студии?
– Раш...
– Ты бы видел, что они сотворили с той церковью! Ты хочешь, чтобы они устроили то же самое со студией? Я не собираюсь отдуваться за это!
Эли попыталась вмешаться:
– Ладно, Раш, это была ошибка, идет? Может, это был розыгрыш. Скверный розыгрыш, но...
Но Раш был слишком раздражен, чтобы останавливаться. Он принялся загибать пальцы, перечисляя:
– Они переколотили все окна, они исписали распылителем краски все стены (Раш не преминул дословно воспроизвести текст настенных надписей), они перебили кучу стекла в самой церкви и всем скопом помочились (Раш выразился не столь деликатно) на алтарь! Ты хочешь, чтобы теперь они заявились сюда?
Страшно потрясенный, Джон содрогнулся от омерзения.
– Они это сделали? – Он посмотрел на Лесли.
Она кивнула.
Джон совершенно растерялся:
– Я не знал.
– Что ж, теперь знаешь. Ты знаешь, с какого рода грязью нам приходится сталкиваться всякий раз, когда мы делаем сюжет о голубых. Так что будь любезен, впредь думай головой – просто немножко думай головой, ладно?
Джон не был удовлетворен. Какая-то мысль не давала ему покоя.
– Но... мы ничего не показали. Мы никому не рассказали об этом.
– Можешь не сомневаться, не рассказали! Джон почувствовал, как в нем нарастает гнев.
– Подожди-ка минутку. Голубые практически разнесли церковь, нанесли ущерб чужой собственности... Кто-нибудь был арестован?
– Насколько нам известно, нет, – ответила Лесли.
– Насколько нам известно, нет? А кто-нибудь интересовался этим? У нас есть видеозапись произведенного разгрома? Раш смотрел на Джона недоверчиво.
– Ну да, Джон, как же! Можно подумать, мы станем в тихий послеобеденный час демонстрировать всем гнусные ругательства, написанные на стенах церкви! Ты что, хочешь отвечать на телефонные звонки?
– Джон, – вставила Лесли, – не все гомосексуалисты такие!
Теперь Джон определенно разозлился. Он пристально посмотрел Рашу в глаза.
– Раш... все, о чем ты мне рассказал... все, что они натворили... это же действительно было, так ведь? И мы были на месте происшествия, так ведь?
Раш вскинул руки и пошел прочь от стола.
– О черт. Я пошел. Джон последовал за ним.
– Нет, постой, Раш, не уходи. Это действительно случилось, и мы там были – и теперь ты мне говоришь, что это не новости?
Раш повернулся, не собираясь сдавать позиций.
– Слушай, мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать этот вопрос! Мы здесь собрались, чтобы обсудить твою оплошность – вот для чего мы здесь собрались!
– Это правда? – резко спросил Джон Лесли. Лесли не поняла.
– Что "правда"?
– Триста сексуальных контактов, и никаких презервативов. Это правда?
Лесли немного подумала, потом кивнула и признала:
– Один из его друзей говорит, что он гордится этим. – Однако она пребывала в недоумении. – Но ты-то откуда знаешь? Тут вмешался Раш:
– Брось, Джон. Это не имеет никакого отношения к делу. Но Джон упорствовал:
– Да неужели? А может, это просто зависит от того, кого мы покрываем, в какую сторону дует ветер политики, кого мы хотим защитить?..
Раш старался говорить сдержанным тоном, но у него это плохо получалось.
– Джон, проснись и вдохни бодрящий аромат кофе. Наша задача – информировать общественность, а не разжигать в ней ярость.
Перед мысленным взором Джона мгновенно возникли кадры видеозаписи разъяренной толпы.
– Да. Да, верно, Раш. – Он уже полностью овладел собой: говорил нарочито тихим голосом. – Где же был весь этот твой журналистский идеализм на прошлой неделе?
Раш закатил глаза и помотал головой.
– Джон, мы не пытались никого обидеть!
– Можешь сказать это моему отцу! – Джон двинулся прочь из студии.
– Джон!.. – окликнула его Лесли. Он уже хотел послать ее подальше, сопроводив слова выразительным жестом, но тут столкнулся с Карлом.
Мертвая тишина. Сцена, не предусмотренная сценарием. Никто не мог придумать, что сказать. Карл переводил непонимающий взгляд с одного на другого.
Потом все разом расслабились. Приятно заулыбались. Они держались немного скованно, но все равно улыбались и посмеивались.
Эли быстро нашлась и объявила:
– Ну вот, Карл... теперь ты увидел, как мы делаем новости!
Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 6 | | | Глава 8 |