Глава 3. Митинг закончился

Митинг закончился. Сейчас площадь была пуста, если не читать нескольких кучек горячих сторонников кандидата, все еще горевших желанием обсудить политические вопросы со своими несгибаемыми единомышленниками. Вокруг работали бригады уборщиков, которые подметали площадь, собирая бумажные стаканчики, фантики и упавшие плакаты. Рабочие постепенно демонтировали большую голубую платформу, и хризантемы переходили в собственность всех желающих, подоспевших к разбору.

Губернатор уехал сразу по окончании митинга – унесся на лимузине в сторону своего особняка. Он оставил все в надежных руках.

В руках Мартина Дэвина. Глава администрации губернатора Мартин Дэвин. Да, губернатор наконец решил, кто из его сотрудников займет эту почетную должность – и Дэвин просто ног под собой не чуял, окрыленный радостью, исполненный чувства глубокого удовлетворения и в какой-то мере сознания того, что он заслужил повышение. Наконец-то перед ним показался просвет! Да, результаты, которые мог обеспечить старина Дэвин, служили лучшим средством убеждения.

Митинг мог пройти успешно, но он прошел великолепно. Теле репортаж с места события мог выйти самым прозаичными обыденным, но теперь он получился сенсационным – и привлечет всеобщее внимание. Губернатор мог просто изложить тезисы заготовленной речи, но вместо этого, раззадоренный некоторыми непредвиденными обстоятельствами, он буквально сражался, бился и яростно дрался за свои взгляды на спорные вопросы перед воспламененной, воодушевленной и готовой идти за ним толпой. Дэвин не мог сдержать счастливого смеха. К тому времени, когда люди стали расходиться по домам, они уже считали, что в случае поражения Хирама Слэйтера на выборах просто наступит конец света.

Дэвин быстро обошел людей, дружески похлопав по спинам и поздравив усердных помощников из числа добровольцев и недавно взбудораженную, а теперь успокоившуюся Вилму Бентхофф, которая все еще держала в руках свой планшет с бумагами. Каждому он передал особую благодарность губернатора.
В его повестке дня оставался еще один пункт, а потом Мартин тоже освободится: Эд Лэйк. Где же он?

Ага, вон он, идет через почти пустую площадь с четырьмя наполненными гелием шарами с надписью "Ура, Хирам!" – и выглядит, как идущий на поправку больной, справляющий свой девяностый день рождения. Да, глядя на своего соперника, Дэвин вынужден был признать: губернатору не составило никакого труда сделать выбор.

– Эд!

Старик поглядел в его сторону и широко улыбнулся, ускоряя шаг.

Сколько же ему лет, на самом деле? По меньшей мере, шестьдесят с чем-то. "Довольно стар", – подумал Дэвин.

– Ничего митинг, правда? – сказал Лэйк. Девин улыбнулся и рассмеялся. Он смеялся над тем, как глупо выглядит Лэйк с надувными шарами, но не сказал этого.

– Грандиозный митинг, Эд. Губернатор остался очень доволен.

Лэйк потряс седой головой.

– Что ж, я рад, что нам удалось выстоять, несмотря на все беспорядки.

Девин положил руку Лэйку на плечи и по-братски крепко прижал его к себе.

Лэйк терпеть не мог подобных жестов. Именно поэтому Дэвин и сделал это.

– О, мы не просто выстояли, Эд. Мы еще извлекли из беспорядков выгоду. Мы были готовы.

– Мир становится все грязнее.

– Ну, грязь одного человека оборачивается выгодой для другого. А при наличии выгоды можно найти способ воспользоваться ею. Именно так и выживают.

Лэйк взглянул в сторону бетонной чаши, где стоял старик в голубом комбинезоне.

– У меня от этого пророка мурашки по коже.

– Этот пророк делает нам бесплатную рекламу, и все. Наша сторона привлекает к себе внимание; противная сторона выглядит... как он: глупо, тупо...

– О, не будьте так уверены. Насколько я понял, он уважаемый бизнесмен, и, кроме того, его сын...

– Он всего лишь чокнутый работяга, – сказал Дэвин с самодовольной улыбкой. – Болтается на Первой авеню с плакатом и собирает пожертвования.

Лэйк нахмурился, категорически не соглашаясь с собеседником.

– Но ведь он был здесь, не так ли? И на открытии больницы, и на съезде учителей штата. И каждый раз выступает с одним и тем же воззванием. – Он помолчал, размышляя. – Если послушать его речи, а потом узнать, как губернатор и его люди ведут себя... знаешь, я не особо удивлюсь, если однажды выяснится, что он был все время прав.

– В этом и состоит ваша проблема, Эд. Ребята вроде не могут задеть вас за живое.

Лэйк бросил на Дэвина сердитый взгляд:

– А что плохого в том, чтобы иметь совесть?

В ответ Дэвин рассмеялся – громким и нарочитым смехом:

– Он таки задел вас за живое! Лэйк впал в раздражение:

– О, бросьте...

– Что ж, будем надеяться, в его голову вдолбили немного здравого смысла. Едва ли он снова появится. Лэйк только мрачно взглянул на Дэвина.

– Это было отвратительное мероприятие, Мартин. Все выступили самым недостойным образом. Даже губернатор. Надеюсь, я никогда больше не увижу ничего подобного.

Дэвин понимающе кивнул.

– Что ж, Эд, возможно, и не увидите. – Он сделал выразительную паузу. – Я хотел отложить это до завтра, но сегодняшний день ничуть не хуже любого другого. Губернатор назначил меня главой своей администрации.

Лэйк замер как громом пораженный. Он уставился на Дэвина пустым взглядом, словно получил извещение о своей смерти.

Дэвин продолжал сыпать соль на рану:

– Несомненно, губернатор сообщит вам об этом завтра. Полагаю, он скажет вам, каким полезным работником вы были для его администрации и как высоко всегда будут цениться ваши знания и опыт, но... думаю, мы с вами оба понимаем, что, если говорить об ответственных должностях, более всего губернатор нуждается сейчас в притоке свежей крови, в людях, обладающих мужеством идти напролом и добывать все, что требуется губернатору, не останавливаясь ни перед чем. Вы хороший человек, Эд. Возможно, слишком хороший. Вы обнаруживаете излишнюю осторожность в самые неподходящие моменты.

Лэйк еле слышно пробормотал:

– Я думал, мы с вами хорошо дополняем друг друга, Мартин... Ваша напористость и мой опыт... Дэвин покачал головой.

– На таком уровне просто нет места для двух руководителей, Эд. Губернатор считает необходимым сократить руководящий аппарат, таково положение дел.

– Значит, вы остаетесь...

Дэвин взглянул прямо в глаза Лэйку. Он хотел нанести прямой удар, не скользящий.

– А вы уходите.

Лэйк отказывался верить своим ушам.

– Ухожу?

– Уходите в отставку, если вам так больше нравится. Лэйк попытался сопротивляться:

– Но... по чьему приказу? По чьему решению? Губернатор не говорил...

– По моему решению. Теперь я – глава администрации. Губернатор распорядился сократить штаты, а я, честно говоря, не вижу ни одной ответственной должности, на которую вы годились бы.

Лэйку требовалось время, чтобы переварить все услышанное.

Дэвин продолжал:

– Вы можете явиться и освободить ваш стол завтра. Послушайте, посмотрите на это с другой стороны: теперь вы можете начать новую жизнь, оставить эту бешеную погоню за карьерой...

Как будто я не понимаю, что происходит! – раздраженно сказал Лэйк. – Вы все время хотели получить это место и никогда не упускали случая попытаться вытеснить меня!

Дэвин не стал отрицать этого. Он просто кивнул и ответил:

– Вы готовитесь, вы делаете ход и таким образом выживаете.

Лэйк не торопился с ответом. Он собирался с мыслями.

– Но вы не подготовились, Мартин.

– Я остался в штате.

– Но я не ушел. Пока не ушел.

– Это обязательно произойдет. Просто дайте время.

– Думаете, я не видел, как вы рвались к этой цели с самого вашего прихода в штат? Думаете, я сам не подготовился к этому?

Дэвин задумался на мгновение, а потом иронически усмехнулся:

– Бросьте, не усердствуйте, Эд. Вы меня пугаете.

– Помните апрель? Знаете, я ведь участвовал во всем этом. Конечно, вы думали, что губернатор полностью доверяет вам, но, вероятно, вы не заметили, что я стоял за дверью вашего кабинета, когда он отдавал вам материал, подлежащий уничтожению.

Дэвин посерьезнел. Больше никаких улыбок, никаких усмешек.

– И что с того? Я выбросил его, уничтожил.

Лэйк вызывающе поднял брови.

– Да что вы говорите? А может, нет? Может, вы спрятали его в своем столе, вместо того чтобы уничтожить. О чем вы тогда думали, Дэвин? Вероятно, о том, что когда-нибудь вы напишете книгу – потрясающее разоблачение, сделанное человеком, действительно приближенным к великим мира сего! – Он довольно рассмеялся. – Да... тот материал послужил бы прекрасным дополнением к подобной книге.

Дэвин склонил голову к плечу, и лицо его напряглось.

– Так, значит, его взяли вы?

Лэйк улыбнулся с радостно-удивленным видом.

– О, вы все-таки хватились его. А я уж начинал недоумевать.

Дэвин потянулся к Лэйку с намерением схватить его за грудки.

– Да как вы... Лэйк поднял руку.

– Поосторожнее! Дэвин отступил.

– Вы взяли его?

– При первой же возможности. Я не мог допустить, чтобы материал столь взрывоопасный находился в вашем безраздельном владении.

– Но ведь это было много месяцев назад!

– Я человек терпеливый. Я знал, что настанет день, когда мне потребуется какое-нибудь средство давления, когда мне придется прижать вас. Похоже, этот день наступил.

Дэвин подавил гнев. Он заговорил спокойным тоном:

– Значит, сейчас начинается обсуждение условий сделки, не так ли?

– Как вы только что сказали? "Грязь одного человека оборачивается выгодой для другого"? Что ж, у меня есть выгода, и она грязная, все верно. Достаточно грязная, чтобы стоить вам работы.

Дэвин несколько долгих мгновений размышлял, а потом угрюмо сказал:

– Вы играете с огнем, старина.

– Уверяю вас, сэр, я готов принять вызов. Они обменялись короткими пристальными взглядами. Старик по-прежнему держался смело и уверенно.

– Хорошо, – наконец согласился Дэвин. – Мы все обсудим.

Лэйк медленно, мрачно кивнул.

– Да, на вашем месте я бы хорошенько подумал. Вы же не хотите принимать скоропалительных решений, а?

Дэвин усилием воли сохранял уверенный и спокойный вид; вокруг по-прежнему были люди.

– Хорошо. Уже поздно. Давайте возьмем ночь на размышление. Я все обдумаю. Вы все обдумаете. Мы поговорим в понедельник утром. Со всеми решениями можно подождать до завтра.

Дэвин нацепил на лицо излишне любезную, примирительную улыбку и выжидательно посмотрел на Лэйка.

Лэйк не ответил на улыбку, лишь сказал мрачно:

– Значит, в понедельник утром, – и пошел прочь, раздраженно отпустив шары лететь в бескрайние выси и исчезнуть навсегда.

– Вы видели... – Пауза для большей выразительности. –... собственными глазами... – Еще одна пауза. –... с какого рода людьми нам придется иметь дело на этих выборах! – Губернатор кричал в микрофон, указывая рукой в сторону бетонной чаши. Толпа зашевелилась, согласно загудела. – Можно ли найти лучший способ дать представление о важности задач, подлежащих решению в ходе кампании, которая начинается здесь сегодня!

Толпа совершенно обезумела: заколыхались в воздухе знамена и флаги, закачались, запрыгали плакаты с призывами "Да – легальным абортам!", словно колокольчики на ветру.

В записи это выглядело просто потрясающе. Казалось, губернатор точно знал, где находились телекамеры. Он играл для толпы и особенно для телекамер. Камера Мэла, находившаяся за бетонной чашей, не упустила ни капли источенного им яда.

Девять часов вечера. Джон Баррет сидел в своей квартире, за окнами которой открывалась панорама города, и просматривал на видеомагнитофоне всю запись, – а отдельные места по несколько раз, – держа в руке пульт дистанционного управления.

– Боб Уилсон, послушайте! – произнес губернатор. – Мы верим в свободу! Мы верим в право выбора! Мы верим в основное право каждого американца жить своим умом и идти своим собственным путем! – Аплодисменты, одобрительные восклицания. – Поэтому успокойтесь, Боб Уилсон. Мы не станем посылать сумасшедших пророков срывать ваши митинги и посягать на ваши права! – Толпа загудела в предвкушении сокрушительного выпада. – Мы не станем посылать презренных бандитов и хулиганов избивать ваших сторонников! – Возбуждение, воодушевление толпы ясно чувствовалось даже в записи. – Мы не станем посягать на права, данные вам Господом, Боб Уилсон! – Точно рассчитанная пауза, дававшая толпе возможность подготовиться к назревающему взрыву, а потом разящий выпад: – Но да поможет вам Бог, если вы полагаете, будто можете посягать на наши права! – Толпа приветственно взревела, и губернатор прокричал заключительную фразу, перекрывая шум: – Мистер Уилсон, нынешний губернатор и граждане нашего штата не позволят вам этого!

Стихийная демонстрация, толпа в полном неистовстве. В кадре снова появляется Лесли Олбрайт, она заканчивает прямой репортаж.

– Как вы можете судить по происходящему за моей спиной, митинг по-прежнему в полном разгаре, сторонники губернатора полны энтузиазма и горячо поддерживают своего избранника. Если этот митинг задает тон всей последующей кампании губернатора, нам, несомненно, следует ждать весьма напряженного развития событий. Джон?

Телеведущий Джон Баррет смотрит на несуществующий экран с изображением Лесли и спрашивает:

– Скажи, Лесли, собирается ли кандидат Боб Уилсон выступить сегодня с ответом на речь губернатора?

Джон поморщился и нажал кнопку "пауза". Его изображение на экране застыло. Он взглянул на руки телеведущего Баррета. Он что, всегда так крутит большими пальцами? Он немного отмотал назад пленку и снова нажал кнопку "пуск".

Телеведущий Джон Баррет смотрит на несуществующий экран с изображением Лесли и спрашивает:

– Скажи, Лесли, собирается ли кандидат Боб Уилсон... Кнопка "стоп". Джон выругался. Эти пальцы! Они просто ужасны. Отвлекают внимание. Он записал на желтом листке отрывного блокнота: "Следить за руками!". Вероятно, он нервничал. Джон помнил, как он не мог дождаться окончания этого репортажа. Казалось, запись фрагментов выступления губернатора продолжается уже довольно долго. Кнопка "пуск".

–...Сегодня с ответом на речь губернатора? Пауза. "Естественным ли тоном я говорил?". Перемотка назад. Пуск.

– Скажи, Лесли, собирается ли кандидат Боб Уилсон выступить сегодня с ответом на речь губернатора?

Пауза. "Да. Нормально. Стоило побольше расслабиться, но... нормально. Хорошо, что я задал этот вопрос как раз вовремя, чтобы немного подсократить репортаж", – подумал он.

Пуск. На экране Лесли крупным планом.

– Джон, как мы поняли, кандидат Боб Уилсон собирается выступить с коротким заявлением примерно через час.

Джон за столом в телестудии смотрит на несуществующий экран с изображением Лесли.

– Да, как мы поняли, около восьми часов вечера, и мы дадим репортаж об этом в одиннадцатичасовом выпуске. Спасибо, Лесли. У тебя сегодня был трудный день.

– Спасибо, Джон...

Пауза. "Великолепно, Джон. Блестяще. Ты знал ответ на вопрос и дал всем понять это". Он сделал другую запись: "Запомнить: ты не знаешь ответы на вопросы, предусмотренные сценарием".

Джон бросил желтый блокнот на кофейный столик, нажал кнопку на пульте дистанционного управления и откинулся на мягкую спинку дивана, устремив взгляд в потолок. Он закинул руки за голову и глубоко вздохнул.

"Да, действительно, сегодня я был не на высоте. Я знавал и лучшие дни. Сегодня было трудно. Слишком много отвлекающих моментов. Собственно, всего один, но серьезный. Это просто нереально. Устраивайте скандалы, устраивайте митинги, добывайте потрясающие кадры... только не надо делать его центральным персонажем всей этой истории, а потом подкидывать мне эту профессионально состряпанную "утку" подвидом объективного освещения событий".

Он выпрямился и уставился на пустой телеэкран. Ну и дела. На мгновение Джон попытался быть честным с самим собой и признать, что на месте Раша или Пита, отвечающих за содержание выпуска, или Тины Льюис, отвечающей за все программы новостей... да, он пустил бы этот материал. Зрителям это понравилось бы. А даже если бы и не понравилось, даже если бы они начали строчить жалобы в редакцию, они все равно прилипали бы к экранам телевизоров, каковое обстоятельство осчастливило бы отдел рекламы. "Да, если быть честным и смотреть на дело с практической точки зрения, от материала такого рода не отказываются".

А репортаж с митинга представляет собой пикантный материал, вне всяких сомнений: неистовствующая толпа, вопли, потасовки, мелькающие руки и ноги, полицейские, которые разнимают одних и тащат прочь других, в том числе и старика.

Старик. Да, теперь он станет знаменитостью. Его будут узнавать на улицах. Джон не знал, как это отразится на торговле в магазине старика. Покупатели будут узнавать его. Ну и способ делать рекламу!

До Джона донесся какой-то звук снаружи. Плач ребенка или что-то похожее. Вроде поздновато для того, чтобы ребенку болтаться на улице. "Давай, малыш, отправляйся домой. Мне нужно все как следует обдумать".

Джон был в тренировочных брюках и футболке. Он пообедал, выпил бокал хорошего вина, а потом рассчитывал по обыкновению расслабиться, просмотреть запись своего рабочего дня, не принимать ничего близко к сердцу. Но сегодня расслабиться не получалось. Просмотр видеозаписи рабочего дня тоже не доставил обычного удовольствия. Наоборот, расстроил, привел в бешенство, вызвал скверное чувство, застрявшее в сердце занозой, которую было не вытащить.

Джон решительно ударил ладонью по дивану.

– Отец... нам нужно поговорить. Да. С глазу на глаз. Мы должны... да, мы действительно должны во всем разобраться!

Он поднялся с дивана и прошел к телефону, но потом заколебался. Это не лучший способ выяснить отношения. "Может, мне стоит позвонить ему завтра. Может, нам стоит просто позавтракать вместе. Мне нужно время, чтобы остыть, справиться с чувствами".

Телефон находился на столе в кухне, рядом с дверью балкона. Джон снова услышал плач ребенка. Нет... Теперь, похоже, плакали сразу два ребенка. Возможно, даже три.

Но, похоже, плакал и взрослый. Или двое взрослых? Или трое? Да что там, собственно... Джон отодвинул дверь и шагнул на балкон с железным ограждением.

Стоял чудесный вечер; теплый ветер приходил с холмов и струился сквозь каменный лес центра города, который сейчас лежал внизу праздничным морем янтарных, золотых и серебряных огней. На западе, часто расчерченная силуэтами небоскребов, тянулась розовая полоса закатного неба, на которой четко вырисовывалась зубчатая гряда отдаленных гор.

Джон напряженно прислушался. Шум транспорта здесь практически никогда не стихал. Хотя окна дома выходили на небольшой жилой квартал, с одной и другой стороны его тянулись оживленные транспортные магистрали, а всего в нескольких кварталах ниже по склону холма проходила междугородная трасса. "Странно, – подумал Джон, – что в таком шуме я слышу так ясно и отчетливо детский плач. Может, это завывания какой-то сирены или громко включенное радио. Может, у котов настал брачный сезон...".

Нет, подожди-ка минутку. Вот снова. Чей-то плач. Бесконечно горестные стоны. Один голос. Теперь два. Исполненные муки стенания. Три голоса?

Может, семейный скандал у кого-то из жильцов? Черт. Почему они не закрыли окно, если собирались давать этот концерт?

Да, звучало сразу несколько голосов, теперь он различал ясно. Но откуда они доносились? Джон наклонил голову в одну сторону, потом в другую, прислушиваясь. По не понятной причине он не мог определить направление. Казалось, плач доносится со всех сторон сразу.

Новые голоса – некоторые тихо всхлипывают, некоторые жалобно стонут, некоторые произносят какие-то слова. Женские голоса, мужские голоса... высокие и низкие, тихие и громкие...

О черт. Вероятно, это телевизионная передача... Тут в каждой квартире по телевизору, и все они настроены на один канал: идет какой-то фантастический фильм ужасов или что-то вроде. Ну конечно.

Один голос говорил что-то, просто произносил слова, захлебываясь от плача. Джон не мог разобрать слова: слишком много других рыдающих голосов, слишком сильный шум транспорта, слишком громкий свист ветра.

В нем проснулось любопытство. Джон попытался сдержать его вопросом: а мое ли это дело? Но потом прогнал сомнения, напомнив себе, что он все-таки журналист, – или, по крайней мере, был им до того, как стал теле ведущим, – а где-то, возможно, рядом, разворачиваются интересные события. "Так, что же мне делать? – на мгновение задумался он. – Ладно, я в спортивных брюках. Надену кроссовки. Чудесный вечер для прогулки".

Он ушел в глубину квартиры и схватил свитер. Потом, повинуясь внезапному порыву, схватил сотовый телефон. Если там происходит что-то интересное, он должен иметь возможность немедленно связаться с отделом новостей или даже с Оуэном Весселом, режиссером одиннадцатичасового выпуска. В конце концов, он находился прямо здесь, на месте событий.

Джон выскочил из двери, пробежал по коридору и вниз по лестнице, по пути рассчитывая время. "Так, посмотрим. Сейчас около половины десятого... Значит, до следующего выпуска осталось полтора часа. Если съемочная бригада подъедет в течение получаса, мы успеем доставить запись на студию к половине одиннадцатого. Возможно, сюда придется выслать микроавтобус с оборудованием, чтобы сделать прямой репортаж. Да, точно, не упускай такого случая... если там действительно что-то происходит, это сработает. Но кого же можно вызвонить в такой час?".

Джон выбежал на тротуар. Теперь напрягать слух не приходилось. Голоса звучали ясно и чисто, словно колокольный звон, неслись со всех сторон, с одного и другого конца улицы. Стоны, плач, жалобные вскрики, рыдания...

"...Помогите... – послышалось Джону. Потом снова слова, едва различимые сквозь другие звуки, сквозь нестройный хор других голосов: –...помогите...".

Это не телевизор. Боже мой, Кто-то попал в беду!

– Эй! – крикнул Джон. – Вы слышите меня?"... Умираю..." Ему показалось, он отчетливо расслышал это слово – произнесенное другим, более низким голосом.

– Где вы? – громко спросил Джон. Потом подумал: "Хороший вопрос". Похоже, они находятся повсюду. И кто они? И что приключилось со столькими людьми в одно и то же время? Здесь явно было что-то неладно.

"Осторожнее, Джон, осторожнее".

Он замер на месте и стал прислушиваться дальше.

Теперь за звуком ближних голосов он различил отдаленные крики, исполненные боли, а за ними... еще крики и плач, которые сливались в длинный, нескончаемый стон, подобный скорбному стону ветра, подобный далекому ропоту океана.

Сердце его застучало учащенно. Он напряг мускулы, готовый броситься в бегство. Он испугался. Страх, настоящий страх вползал в его душу. До этого момента Джон не предполагал, что здесь есть чего бояться, но теперь испугался не на шутку: "Я оказался в самой гуще каких-то событий. Здесь происходит нечто ужасное, и я не понимаю, что именно. И это причиняет боль множеству людей, а значит, может причинить боль и мне".

Он осмотрелся, взглянул в один и другой конец улицы, поднял глаза на электрические провода и ветви деревьев, обвел взглядом освещенные окна квартир, огни вечернего города. Он не заметил ничего необычного, ничего зловещего или таящего угрозу. Но от этого все происходящее показалось только более зловещим, более ужасным.

Голоса не стихали. Джон понял, что может говорить сколь угодно громко, но останется не услышанным.

Довольно. Он принял решение. Он поверил в реальность происходящего. Джон спрятался за телеграфный столб – чтобы здесь ни творилось, позаботиться о безопасности не помешает – и быстро набрал номер отдела новостей на сотовом телефоне.

– Привет. Это Джон Баррет. У меня здесь интересный случай. Дайте мне Оуэна.

Он убедил Оуэна. Новости Шестого канала держали оператора, выезжающего по вызову. Они пришлют его. Джон сам сделает прямой репортаж.

После звонка на студию Джон позвонил в полицию и сообщил о странных событиях.

Потом он осмотрел себя. Боже! Он не может делать прямой репортаж в футболке! Джон бросился обратно в дом, взлетел по лестнице и ворвался в квартиру, тяжело дыша и обливаясь потом. Он сдернул футболку, вытер мокрое от пота тело влажным полотенцем, потом лихорадочно пошарил в платяном шкафу и наконец остановил свой выбор на обычной рубашке – он оставит верхнюю пуговицу расстегнутой – и красной ветровке.

Надевая рубашку, Джон репетировал.

– Сегодня вечерняя тишина в районе Бейкер-хилл внезапно была нарушена... м-м-м... покой, царящий в районе Бейкер-хилл, был нарушен сегодня... внезапно нарушен...

Глядя в зеркало, он вытер пот с лица, торопливо причесал волосы, даже проверил, не застрял ли в зубах кусочек салата. Все в порядке. Это будет сделанный экспромтом прямой репортаж с места событий.

Джон схватил звонящий сотовый телефон с кровати. Тот снова прозвенел, Джон вздрогнул и выронил его, потом снова взял.

– Да?

– Джон, это Бенни. Я выезжаю из гаража. Уточни, где ты находишься.

На этой неделе Бенни работал оператором по вызову. Он уезжал домой с работы на одном из оборудованных аппаратурой автомобилей новостей Шестого канала, чтобы быть готовым по первому сигналу выехать на незапланированную съемку. Сейчас он уже находился в пути и звонил Джону из машины.

Джон диктовал Бенни адрес и объяснял, как ехать, пока выходил из квартиры, торопливо шагал по коридору, вниз по лестнице – здесь он практически потерял с Бенни связь – и на улицу.

Мимо дома только что проехала полицейская машина и сейчас медленно удалялась вниз по улице – очевидно, патруль. Ну конечно. Вероятно, они так же озадачены, как и Джон. Когда все эти голоса стонут и плачут вокруг, разве поймешь, с чего начать разбираться? Наверняка они связываются с участком.

Джон хотел убедиться, что он снимет этих ребят, узнает их реакцию на происходящее, получит какую-то информацию. Он выскочил на проезжую часть, замахал руками и закричал:

– Эй! Эй, вернитесь! Джон Баррет... Новости Шестого канала!

Красные тормозные сигналы машины зажглись. Она остановилась, потом дала задний ход и двинулась в обратном направлении. Джон метнул взгляд в конец улицы. Черт! Бенни уже был где-то недалеко, но события развивались слишком быстро. Они не попадут в репортаж.

Полицейская машина затормозила прямо напротив Джона, и офицер опустил стекло.

– Привет. Вы вызывали полицию? Джон посмотрел сначала направо, потом налево и бросился через улицу.

– Да. Привет... Джон Баррет, новости Шестого канала. Это все началось... – он посмотрел на часы, –... пятнадцать минут назад. Мне не удалось установить причину происходящего... Возможно, вы лучше разберетесь, что к чему...

Офицер взглянул на своего напарника, потом снова перевел взгляд на Джона.

– Вы репортер?

– Точно. Я ведущий программы новостей Шестого канала. Оператор уже в пути, мы собираемся сделать репортаж об этом.

– Так в чем проблема-то?

Джон по-прежнему слышал плач и стоны, разносящиеся по всему кварталу и за его пределами. Он вскинул руки.

– Тут я пас. Я не имею ни малейшего понятия, что все это значит. Я никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Офицер начинал потихоньку терять терпение.

– Подобным чему?

Бездеятельность полицейского озадачила Джона.

– Ну как... должна же быть какая-то причина всего этого шума.

Второй полицейский обогнул машину, и теперь оба стояли напротив Джона.

– У вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности?

Джон мгновенно сообразил, что нет.

– О нет. Я выбежал в тренировочных брюках... У меня при себе нет бумажника.

Именно в этот момент подъехал Бенни на теле съемочном автомобиле, быстроходном микроавтобусе с написанным на борту красными буквами названием телекомпании и программы.

– О, – с облегчением выдохнул Джон. – Это Бенни Хэйк, наш оператор. Может, вы выскажете свое мнение, когда выясните причину происходящего.

Похоже, появление Бенни подтвердило правдивость заявлений Джона. Полицейские на время оставили вопрос об удостоверении личности, но один из них продолжал настаивать:

– Мистер Баррет, нам нужно знать, в чем заключается проблема. В чем дело? Где и что происходит?

Бенни открыл заднюю дверцу микроавтобуса и начал вытаскивать аппаратуру.

Джон не вполне понимал, что хочет знать полицейский. Что еще ему надо знать, когда вокруг стоит такой шум?

– Э-э... ну, все это началось минут пятнадцать назад...

– Что началось? – резко спросил полицейский.

– Ну... все эти голоса... – И в этот миг в уме Джона зародилось подозрение, которое ему очень хотелось прогнать прочь.

– Какие голоса, мистер Баррет? Подозрение стало сильнее.

Подошел Бенни, неся на плече камеру, треногу и стойку с прожекторами.

– Эй, Джон, где лучше поставить камеру?

Джон огляделся по сторонам, не забывая о присутствии полицейских. "Лучше не блокировать дорогу", – подумал он.

– А что если на тротуаре? Оттуда открывается хороший вид на улицу за мной и полицейскую машину.

Бенни принялся устанавливать камеру. Полицейские осматривались и обменивались взглядами, а также тихими, неразборчивыми репликами.

Один полицейский спросил:

– Вы слышите голоса, мистер Баррет?

Джон заколебался. Вопрос звучал разумно, но внезапно у него возникло такое чувство, будто его спросили, в своем ли он уме. И теперь подозрение, которое он пытался отогнать прочь, безраздельно овладело его умом: "Они не слышат голоса". Этого не может быть. Конечно, слышат.

– Вы шутите...

– До сих пор мы нисколько не шутили, – сказал полицейский.

– Вы не... – Джон посмотрел в один конец улицы, потом в другой. Он заметил, что голоса начали удаляться и стихать. – Вы не... слышите никаких голосов? Полицейские, стоявшие со скрещенными на груди руками, переглянулись, а потом с ледяным выражением лица уставились на Джона.

– Нет, сэр. Мы ничего не слышим.

– Вы не слышите... призывы о помощи? Ничего похожего?

– Нет, сэр.

Джон не мог в это поверить. Это просто не укладывалось в голове. Он повернулся к Бенни.

– Бенни, ты ведь слышишь голоса плачущих людей? Бенни выглянул из-за камеры.

– Что такое?

– Ты слышишь голоса плачущих людей? Бенни повторил вопрос, словно пытаясь удостовериться, что расслышал его правильно.

– Слышу ли я голоса плачущих людей? Джон находился в отчаянии.

– Да.

– Каких людей?

– Вы принимали сегодня какой-нибудь наркотик, мистер Баррет?

О нет. Этого просто не может быть.

– Ну... нет. Я вообще не употребляю наркотики.

– Вы живете поблизости?

– Ну да. Вон окна моей квартиры. Полицейские повернулись к Бенни.

– Сэр? Подойдите, пожалуйста.

Бенни оставил камеру и подошел к полицейской машине.

– Так... вы знакомы с этим парнем, верно? – спросил полицейский.

– Конечно, – сказал Бенни.

– Он слышит голоса.

Бенни обдумал слова полицейского, а потом спросил Джона:

– Ты слышишь голоса, Джон?

Джон прислушался, просто для уверенности. Голоса пропали. На улице было тихо. Он боялся отвечать.

– Вы слышите голоса, мистер Баррет? – спросил полицейский.

Джон помотал головой. Он был слишком смятен, чтобы говорить.

– Вы не слышите голоса?

– Уже нет, – пробормотал он.

– Прошу прощения?

– Я... я слышал их. Слышал даже после вашего появления, но сейчас уже не слышу.

– И вы не принимали никаких наркотиков недавно? Единственное объяснение случившемуся, пришедшее ему в голову, повергло Джона в ужас.

– Я... я употреблял наркотики в колледже. Сидел на ЛСД. Но это было много лет назад. – Его начинало трясти.

– Так, – сказал полицейский. – Похоже, у вас галлюцинации.

Джон был совершенно раздавлен. Он чувствовал себя так, словно стоял перед ними голый.

– С тобой все в порядке, Джон? – спросил Бенни. Джон не мог ответить. Он не желал ничего признавать.

Наконец он ответил:

– В таком случае, полагаю, здесь ничего не происходит. Извините.

– Это окна вашей квартиры? – спросил полицейский.

– Да.

– На вашем месте я бы пошел домой. Ложитесь в постель. Выспитесь хорошенько.

– Но я не принимал никаких наркотиков, – запротестовал Джон, возмущенный намеком.

– Может, это остаточные симптомы действия ЛСД, – сказал Бенни. – Я слышал, такое иногда бывает.

– Но со мной никогда прежде не случалось ничего подобного...

– Ребята, давайте поставим на этом точку, – сказал полицейский. – Бенни, вы можете присмотреть за ним, проводить его в квартиру?

– Да, конечно.

– Хорошо. – Полицейский кивнул напарнику, и они сели в машину.

Полицейские уехали, а Джон и Бенни остались стоять на улице: Бенни пребывал в полном замешательстве, а Джон чувствовал себя идиотом.

Джон поглядел в один конец улицы, потом в другой, обвел взглядом окна во всех окружающих жилых домах. Все было тихо. Откуда бы ни доносились те голоса, сейчас они исчезли. Просто исчезли. Вот и все.

– Это было что-то странное, Бенни, – сказал он. – Понимаешь, голоса были совершенно реальными. Я не сомневался, что здесь что-то происходит. Я бы не позвонил на студию, если бы сомневался.

Бенни взял камеру и направился обратно к микроавтобусу.

– Да, конечно... это довольно странно, верно.

– Извини, что побеспокоил тебя.

– Ну, мне за это платят, так что я не в обиде.

– Хорошо. Хорошо. Э-э... Бенни, ты можешь дать мне время разобраться с этим? Я имею в виду, я сам расскажу Бену о случившемся. Я пойду к врачу и выясню, что все это значит...

– Ладно, не волнуйся. Если хочешь, можешь сам все рассказать боссу. Это не мое дело.

– Спасибо.

Бенни погрузил оборудование в машину, попрощался и уехал прочь, а Джон остался стоять на тротуаре – одинокая фигура под уличным фонарем. На улице снова стояла тишина. Джон помедлил, еще раз обвел взглядом улицу и немного постоял, не шевелясь, не дыша – просто прислушиваясь.

Никаких звуков, кроме шума вечернего города. Страх не покинул Джона. Он поспешно вернулся в дом, поднялся по лестнице, прошел по коридору и вошел в квартиру, – не замедляя шаг, не останавливаясь до тех пор, пока не запер на ключ и задвижку дверь и не проверил все комнаты.

Потом Джон сел на диван спиной к стене таким образом, чтобы видеть всю гостиную, и попытался успокоиться. Для этого ему потребуется половина ночи.

Дата добавления: 2015-09-03