Примечания. 66. Ibid. См. также Примечание 51.

60. См.: Sherry, а. а. O, S. 199.

61. См.: lbid., S. 199,203.

62. См. Документ 1.

63. Sherry, a.a.O., S. 201.

64. Ibid.

65. Ibid., S. 213.

66. Ibid. См. также Примечание 51.

67. Brown Anthony Cave (Ed.). Dropshot, The United States Plan for War with the Soviet Union in 1957, New York, 1978 S. 3.

68. Sherry, а. а. O., S. 214.

69. Ibid., S. 215.

70. Под общим кризисом капитализма подразумевается кризис капиталистической общественной системы в целом. Первый этап начался во время первой мировой войны и проявился в Великой Октябрьской социалистической революции, в образовании первого в истории социалистического государства. В ходе второй мировой войны общий кризис капитализма вступил в свой второй этап, который характеризуется прежде всего образованием мировой социалистической системы. Третий этап проявился во второй половине 50-х годов во всемирном противоборстве систем капитализма и социализма.

71. Это бессмысленное утверждение неоднократно встречается и в других стратегических разработках США, см., например, документы 8, 11. Кеннан, бывший руководитель штаба политического планирования госдепартамента и посол в СССР, считающийся «духовным отцом» политики «сдерживания», писал (уже не находясь на правительственной службе) в конце 50-х годов: «Я никогда не считал, что Советское правительство после 1945 года по какой-либо причине политического характера было склонно развязать мировую войну, даже если бы и не была изобретена атомная бомба. Другими словами, я не верю, что наша атомная бомба удержала русских от того, чтобы захватить Европу в 1948 году или в какой-либо другой момент». (George F. Kennan, Russland, der Westen und die Atomwaffe. Frankfurt 1958, S. 69). Кеннан видел в реально существующем социализме и в мирном коммунистическом движении в целом политическую опасность для капиталистического общественного строя. Он утверждал, что социализм имеет целью «уничтожение всего, что нам дорого, уничтожение не менее опустошающее и окончательное, чем то, которое принесла бы сама война. Но это не является военным наступлением, это сплав политической и военной опасности, тесно связанный со слабостями нашей западной цивилизации...» (Ibid, S. 28).

72. С давних пор с «американской мечтой» о свободе индивидуальной конкуренции и о неограниченном материальном благосостоянии связывалось представление о том, что народ США является «избранным народом» и поэтому имеет право и обязанность экспортировать в другие страны свой образ жизни. Этот взгляд был выдвинут еще Б. Франклином, одним из авторов американской Декларации независимости, в конце XVIII века. В условиях империализма «миссионерство» все более и более превращалось в притязание на мировое господство. «Мы полностью правы и не должны испытывать чувства вины, так как мы стремимся к тому, чтобы устранить несовместимые с международным миром и стабильностью взгляды и заменить их максимумом терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело оценивать внутреннее развитие, к которому может привести восприятие таких взглядов в других странах... Мы не только выполняем наш моральный долг, но и моральную обязанность, стремясь к тому, чтобы повсюду в мире перенимали соответствующие взгляды. Поступая так, мы вправе позволить себе, чтобы летели щепки», — говорится в меморандуме Совета национальной безопасности. NSC 20/1. — Цит. по: Etzold Thomas H. Gaddis John Lews (Ed.). Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950. New York 1978, S. 181). Джордж Ф. Кеннан писал: «Следует испытывать известную благодарность по отношению к провидению, которое, послав американскому народу этот жестокий вызов, поставило безопасность нации в зависимость от того, что американский народ сплотился и принимает на себя ответственность морального и политического руководства, которое отвела ему история» (Документ 6).

73. Документ 6.

74. См.: Churchill Winston S. Der Zweite Weltkrieg. Mit einem Epilog über die Nachkriegsjahre. Bern etc. 1960, S. 1102.

75. См.: Ноrоwitz David. Kalter Krieg. Hintergründe der US-Außenpolitik von Jalta bis Vietnam. Berlin (West) 1976, S. 55. Геббельсу настолько понравилась его формулировка «железный занавес», что он неоднократно использовал ее в своих дневниковых записях. (См.: Goebbels Joseph. Tagebücher 1945. Die letzten Auf-zeichungen. Bergisch Gladbach 1980, S. 229, 231, 292).

76. Документ 3.

«Разгром сил мирового коммунизма, руководимого Советами, имеет жизненно важное значение»

С 1947 года американская стратегия разрабатывалась прежде всего в рамках Совета национальной безопасности (СНБ), который с тех пор является главным штабом военно-политического планирования администрации США. Его меморандумы отражают основной курс политики США[ 77 ]. Меморандум № 68 Совета национальной безопасности СНБ-68 от 1950 года (документ 18) наиболее полно излагает содержание политики «балансирования на грани войны», как она была позднее названа государственным секретарем США Джоном Фостером Даллесом[ 78 ]. Основные положения меморандума СНБ-68 были, однако, разработаны ранее, например в рекомендациях Кеннана и Клиффорда, меморандумах СНБ № 7, 20/1, 20/2, 20/4 и 58 (документы 6, 8, 11).

Во всех этих документах делается попытка создать видимость стремления Советского Союза к мировому господству, что напоминает известный прием вора, который сам громче всех кричит: «Держите вора!» Включение практически всех регионов мира в перечень «жизненно важных» для интересов США, так же как и создание американских военных баз на всех континентах мира, ясно показывает, кто на самом деле стремится к мировому господству.

Конечно, для Вашингтона в первую очередь было важно уничтожить социализм, но эта задача всегда увязывалась с установлением мирового господства США. Так, например, в меморандуме СНБ-20/1 указывается на необходимость принятия «мер безопасности», которые «автоматически обеспечивали бы такое положение, что даже некоммунистический и дружественно настроенный по отношению к нам режим (на территории СССР — Прим. издателей)
а) не имел бы сильного военного потенциала,
б) экономически в значительной степени зависел бы от внешнего мира». А в меморандуме СНБ-20/2 говорилось: «Потребность в сильных войсках США как ободряющем средстве для народов Западной Европы... очевидно, не отпадет даже в том случае, если с нынешним советским режимом будет покончено».

Безудержный апломб правящих кругов США в их стремлении определять будущий ход мировой истории и выбор народами общественного строя находит свое выражение в следующей установке: «Советское господство над потенциалом Евразии было бы неприемлемо для США в стратегическом и политическом отношении независимо от того, будет оно достигнуто путем вооруженной агрессии или политическими и подрывными средствами»[ 79 ]. Другими словами: социалистическая Европа для США «неприемлема» — желание европейских народов вообще не играет никакой роли!

В марте 1948 года Совет национальной безопасности в меморандуме № 7 обобщил главные цели американской внешней и военной политики:

«Разгром сил мирового коммунизма, руководимого Советами, имеет жизненно важное значение для безопасности Соединенных Штатов.

Этой цели невозможно достичь с помощью оборонительной политики. Поэтому Соединенные Штаты должны взять на себя руководящую роль в организации всемирного контрнаступления с целью мобилизации и укрепления наших собственных сил и антикоммунистических сил несоветского мира, а также в подрыве мощи коммунистических сил»[ 80 ].

Во всех более поздних документах по стратегии обсуждаются и рекомендуются двоякие средства для осуществления этого «контрнаступления»: первое — средства «ниже порога войны» (постоянно употребляется эта формулировка, «мирные» средства даже не упоминаются); второе — война. При этом «средства ниже порога войны» и «военные средства» не исключают друг друга, напротив, они образуют единство и составляют «стратегию холодной войны»[ 81 ]. Борьба с социализмом политическими, экономическими, идеологическими и военными средствами, по замыслу стратегов «холодной войны», должна быть окончательно и любой ценой завершена победой капиталистического общественного строя.

Со стратегической точки зрения средства «ниже порога войны» и «военные» средства являются равноправными, и выбор того или иного — вопрос тактики. Смысл формулировки «обеспечение равенства национальных политических целей в мирное и военное время» в том, что, «чем меньше разница между мирными и военными целями, тем вероятнее то, что успешные военные усилия будут эффективными в политическом отношении. Если с точки зрения национальных интересов цели действительно являются достойными, то они стоят того, чтобы излагать их в категорической форме и отстаивать как в войне, так и в мире... По этой причине уже теперь надо предпринять все усилия, чтобы до начала военных действий определить нынешние мирные цели и гипотетические военные цели относительно России и уменьшить, насколько возможно, различие между ними»[ 82 ].

При этом намеренно брали в расчет то, что политика, проводимая средствами «ниже порога войны», в буквальном смысле слова означала политику «на грани войны», она постоянно включала в себя возможность военной эскалации. «Необходимо постоянно повторять: вследствие нынешнего характера советского правительства при этой или любой другой разумной политике по отношению к Советскому Союзу мы неизбежно подвергаемся риску. И никакое действие американской стороны, каким бы оно ни было, не может устранить этот риск»[ 83 ].

Поэтому в имеющихся документах высокий уровень вооружения определялся как решающая основа для всех политических, экономических и идеологических мероприятий «холодной войны», а также для подготовки «горячей войны». «Без концентрации превосходящей военной мощи... политика сдерживания, являющаяся в действительности политикой преднамеренного и постепенного нажима, представляет собой не более чем блеф»[ 84 ].

Ясно, что какие-либо меры по ограничению вооружений и разоружению несовместимы с этим курсом. Администрация США постоянно отклоняла предложения о запрете производства и применения атомного оружия массового уничтожения. Ее представления о «международном контроле» над атомной энергией, которые были в 1946 году изложены в так называемом «плане Баруха», исходили из того, что США должны сохранить на обозримое будущее ядерную монополию, в то время как другие государства, в первую очередь СССР, должны отказаться от создания атомной бомбы и рассекретить соответствующие научно-технические проекты и плановые разработки. Американский ученый Джозеф Моррей справедливо отметил: «План Баруха, больше антикоммунистический, чем антиядерный, как основа для переговоров с Советским Союзом не годился»[ 85 ].

Курс на саботаж всех советских предложений о разоружении ясно охарактеризовал в сентябре 1946 года тогдашний советник президента Клиффорд:

«Соединенным Штатам Америки не следует, пока существует опасность советской агрессии, обдумывать какие-либо предложения о разоружении или сокращении вооружений. Любое обсуждение вопросов ограничения вооружений нужно вести медленно и осторожно... Опасность советской агрессии»

в американском понимании существовала всегда независимо от того, какими были политические цели и действия Советского Союза. США даже не помышляли о том, чтобы признать СССР в качестве равноправного партнера в международных делах, они хотели диктовать свою волю:

«...Нынешняя обстановка в мире не свидетельствует об успехе переговоров с Кремлем, так как условия для достижения договоренности по важным, остающимся открытыми вопросам отразили бы существующие реальности. Поэтому эти условия являются неприемлемыми, если не катастрофическими, для США и всего остального свободного мира»[ 87 ].

Конечно, в Соединенных Штатах опасались открыто говорить, например, такое: «Нужно, естественно, учитывать, что провозглашение предложенного политического курса может быть использовано Советским Союзом для своей кампании за мир и вызывать в отдельных частях свободного мира обратное психологическое воздействие до тех пор, пока мы не достигнем необходимого уровня собственного потенциала. Поэтому при любом обновлении политики и принятии мер необходимо подчеркивать их принципиально оборонительный характер и заботиться о том, чтобы, насколько это возможно, оказывать сдерживающее влияние на нежелательные реакции внутри страны и за рубежом[ 88 ].

Наряду с экономической войной, то есть попытками затруднить создание материальных основ социализма развязыванием гонки вооружений, а также целенаправленными мерами бойкота и эмбарго, правящие круги США возлагали надежды на ведение идеологической и психологической войны. «Мы должны в возможно большем объеме, насколько это потерпит Советское правительство, распространять среди населения книги, журналы, газеты, вести радиопередачи на Советский Союз», — рекомендовал в 1946 году Клиффорд[ 89 ].

Совет национальной безопасности не ограничился перечисленными мерами и год спустя потребовал оказывать «помощь движениям сопротивления в странах за “железным занавесом”, включая СССР»[ 90 ]. Объединенный комитет начальников штабов в разработке под названием «Предложения по военному планированию» рекомендовал: «Важной задачей Соединенных Штатов должно быть ведение широкой психологической войны с целью лишить правительства СССР и его союзников той поддержки, которую оказывает им население»[ 91 ].

Главный удар всегда направлялся против СССР как основной силы мирового коммунистического движения. Но ни для одной социалистической страны и ни для одной коммунистической партии не делалось исключения при проведении политики «сдерживания» и «отбрасывания». Дифференцированный подход был лишь вопросом тактики. Стратегическая цель заключалась в ликвидации социалистической идеи и ее носителей.

Стратеги «холодной войны» всегда стремились проводить линию на раскол единства социалистических стран. Эта тенденция нашла отражение в меморандуме № 58 Совета национальной безопасности. В нем ставится вопрос: не следует ли «в качестве первого шага заменить правительства социалистических государств дружественными нам правительствами или любыми правительствами, даже коммунистическими, но не находящимися в союзе с Москвой?»[ 92 ] Ответ был весьма примечательным:

«Нашей конечной целью, естественно, должно быть появление нетоталитарных правительств в Восточной Европе, которые были бы готовы присоединиться к свободному миру. Серьезные тактические соображения, однако, свидетельствуют против того, чтобы рассматривать эту цель как реальную... Если бы нам удалось, чтобы в качестве первого шага обособившиеся коммунистические режимы вытеснили нынешние, дружественные Москве правительства, у нас было бы гораздо больше шансов на успех»[ 93 ].

Стратегия должна состоять в том, чтобы «способствовать созданию обособленного коммунизма, не затрагивая в то же время наши планы на окончательную замену тоталитаризма переходного периода формами свободной жизни, идейно близкими западному миру»[ 94 ]. Что же касается тактики, политика США «по отношению к отдельным странам советской сферы влияния должна как по методам, так и в расстановке акцентов в каждом отдельном случае быть различной. Правительственные органы планирования политики должны гибко разрабатывать эти тактические вопросы»[ 95 ].

Попытка внести раскол в социалистическое сообщество с этого времени относится к числу главных целей американской внешней политики. В связи с так называемой «пражской весной» Бжезинский, например, в 1968 году отметил, что «в Чехословакии... налицо успех политики мирного переплетения». Тот факт, что попытка вырвать ЧССР из сообщества социалистических государств потерпела провал, Бжезинский объяснил отсутствием «желания» Запада воспрепятствовать путем «устрашения» выступлению стран Варшавского Договора в защиту социализма, а также нехваткой «фантазии на то, чтобы предотвратить это выступление своевременными политическими инициативами»[ 96 ].

Антикоммунистический поход руководства США имел всемирные масштабы:

«Разрушение идеала международного коммунизма — двойная задача... Недостаточно заставить молчать распространителей идей... Гораздо важнее оградить слушателей от подобного рода воздействия»[ 97 ].

Для этого требовалось следующее:

«Немедленная разработка и осуществление решительной и скоординированной программы (в случае необходимости — с использованием законодательных мер) по подавлению коммунистической угрозы в Соединенных Штатах для защиты США от разлагающих и опасных подрывных происков коммунизма».

И:

«Как только будет разработана программа подавления коммунистической угрозы в Соединенных Штатах, следует установить отношения сотрудничества с правительствами, уже предпринимавшими шаги в этом направлении, и побуждать другие правительства к аналогичным действиям»[ 98 ].

Зная эту директиву, нетрудно понять, кто был причастен к тому, что правительство Аденауэра в начале 50-х годов запретило в ФРГ Союз свободной немецкой молодежи и внесло в федеральный конституционный суд предложение о запрете Коммунистической партии Германии!

Последствия этого вида психологического воздействия и подготовки войны — демонтаж демократии и милитаризация — были опустошающими для капиталистических стран, прежде всего для самих США: «От американского народа требуются большие жертвы и дисциплина. Его призывают отказаться от некоторых свобод, относящихся к числу его преимуществ»[ 99 ].

Логическим следствием политики «холодной войны» стало яростное преследование демократов самых различных политических взглядов, но прежде всего социалистов и коммунистов. Эти преследования под руководством конгрессмена Маккарти превратились в буквальном смысле в погромы. Так, например, в 1949 году федеральный прокурор Соединенных Штатов Дж. Макграт заявил:

«Сегодня в Америке много коммунистов. Они повсюду: на заводах, в учреждениях, мясных лавках, на перекрестках улиц, среди лиц свободных профессий. И каждый из них несет в себе бациллу смерти для общества»[ 100 ].

Один из тогдашних «умеренных критиков» писал:

«Даже малейший намек на то, что не каждый русский — людоед, здесь, в нынешних условиях, достаточный повод для того, чтобы сесть в тюрьму по обвинению в подрывной деятельности»[ 101 ].

Подобными методами население западных стран подготавливалось к военному столкновению с СССР.

Дата добавления: 2015-08-09