Наступление эпохи авиации

(1916–1945)

Иногда говорят, что Флот Открытого Моря после Ютландского боя в море больше не выходил. Это не так. Шеер вывел в море свои линкоры в августе 1916 года, а потом еще и в октябре. В обоих случаях британская разведка перехватывала его приказы на выход. В августе, использовав эту информацию, Гранд Флит едва не сумел второй раз захватить немцев врасплох, как это произошло в Ютландском бою. Но в результате в обоих случаях противники так и не встретились.[68]Однако еще до этих операций Шеер решил, что теория немного расходится с практикой. До войны казалось, что Флот Открытого Моря сумеет нанести потери Королевскому Флоту и таким образом отчасти уравнять шансы. В действительности это оказалось невозможным. Ставка немцев на тяжелые артиллерийские корабли была бита, вся их стратегия строилась на ложной основе. Поэтому 4 июля 1916 года Шеер написал меморандум кайзеру, отстаивая возобновление неограниченной подводной войны.

Но в этом случае Германия неизбежно должна была столкнуться с другой проблемой. Возобновление неограниченной подводной войны почти неизбежно вело к появлению Соединенных Штатов в рядах союзников. Резкие ноты президента Вудро Вильсона после потопления «Лузитании» в мае 1915 года привели к прекращению первой неограниченной подводной кампании. В таких обстоятельствах канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег и германское министерство иностранных дел совсем не рвались начинать новую. Командование флота отмело все возражения штатских министров, утверждая, что Великобритания будет удушена голодом и капитулирует еще до того, как американские военные усилия принесут какие-то плоды. Расчеты моряков показывали, что подводные лодки могут достичь этой цели, если будут топить в среднем 600000 тонн торговых судов в месяц в течение 5 месяцев подряд. А такую цифру они гарантировали. Армейское верховное командование поддержало предложения адмиралов, и в январе 1917 года кайзер дал флоту свободу действий.

Хотя Соединенные Штаты действительно объявили войну Германии 6 апреля 1917 года, некоторое время казалось, что немцы сумели добиться своего. С начала февраля и до конца июля 1917 года германские лодки действительно топили 658000 тонн союзных и нейтральных судов в месяц. К концу апреля отчаявшийся Джеллико решил, что война проиграна. Однако и он, и немцы сделали 2 ошибки. Первая заключалась в переоценке воздействия таких потерь. Хотя они были очень тяжелыми, подвоз снабжения в Великобританию не прекратился. Вторая заключалась в неспособности оценить результаты введения системы конвоев. Еще в эпоху парусных флотов выяснилось, что безопаснее посылать торговые суда группами под охраной военных кораблей, чем позволять им следовать самостоятельно.

В течение нескольких месяцев Джеллико отвергал предложения Адмиралтейства ввести систему конвоев, убежденный в том, что это неосуществимо. Однако в конце апреля он был вынужден сдаться. К концу августа система конвоев охватывала практически все океанское судоходство. Суда прибывали в английские порты и покидали их в составе конвоев. В результате потери снизились на 50 %, хотя причина этого была не столь очевидна, как могло показаться на первый взгляд. Успех конвоев не был результатом успешного отражения атак подводных лодок. Конвоям было гораздо легче избегать встречи с противником. Если ранее по просторам Северной Атлантики были рассеяны сотни отдельных судов, то теперь они были сосредоточены в составе всего лишь нескольких соединений, и вражеским рейдерам стало гораздо труднее искать добычу. Американское Крейсерско-транспортное соединение доставило в Европу миллион солдат, не потеряв ни одного человека и ни одного корабля. Попытка немцев нанести удар торговому судоходству провалилась.

События и последствия войны 1914–1918 годов определили пути дальнейших изменений морской войны. Ужасная цена победы значительно ослабила британскую экономику, поэтому Королевский Флот был вынужден отказаться от традиционного превосходства в силах над другими флотами и согласиться на паритет с американским. Два других ведущих флота оказались в еще более скверном положении. Русский флот был фактически уничтожен в хаосе войны, революции и гражданской войны. Ограничения Версальского договора превратили германский флот в ничтожную береговую охраны.

Относительная сила остальных 5 крупных флотов была определена и ограничена Вашингтонским морским договором, подписанным в феврале 1922 года. Этот договор ограничил суммарное водоизмещение линкоров: 525000 тонн для Соединенных Штатов и Великобритании, 315000 тонн для Японии и 175000 тонн для Италии и Франции. Раздраженные японцы так прокомментировали предложенное соотношение 5: 5: 3 — «Роллс-Ройс»: «Роллс-Ройс»: «Форд». Было ограничено и строительство авианосцев. Соединенным Штатам и Великобритании было разрешено иметь 135000 тонн, Японии — 81000 тонн, Франции и Италии — по 60000 тонн. Кроме того, не разрешалось строить новые линкоры в течение 10 лет после подписания договора.

На Лондонской морской конференции в 1930 году три основные морские державы согласились продлить действие этих ограничений еще на 5 лет. Но ко времени Второй Лондонской морской конференции, которая начала работу в декабре 1935 года, все были настроены против любых ограничений. Япония потребовала равенства с Соединенными Штатами и Великобританией. Получив отказ, Япония покинула конференцию. Англоговорящие страны и Франция заключили соглашение, отменяющее прежние ограничения. По практическим соображениям было решено, что эпоха ограничений морских вооружений завершилась 31 декабря 1936 года, когда истек срок действия Первого Лондонского договора. С этого дня до начала новой войны в Европе оставалось 32 месяца. За это время пять держав, подписавших когда-то Вашингтонский договор, успели заложить 16 линкоров и 10 авианосцев.

Но существовала и шестая держава, не подписавшая ни одного договора, которая тоже начала строить тяжелые корабли. В 1935 году Гитлер объявил, что Германия больше не намерена соблюдать положения Версальского договора. К концу 1936 года он утвердил постройку 4 линкоров и 1 авианосца. В марте 1939 года Гитлер утвердил большую кораблестроительную программу, так называемый «План Z». После ее выполнения к 1948 году Германия получила бы мощный сбалансированный флот. К счастью для союзников, война началась через 6 месяцев, и этот план рухнул в тартарары. В отличии от Kaiserliche Marine в 1914 году, Kriegsmarine в 1939 году не смел даже и мечтать оспаривать у Королевского Флота господство на море. Единственным вариантом активных действий была война против торгового судоходства. Снова германские подводные лодки начали сеять смерть и опустошения на морских коммуникациях, от которых зависело существование Великобритании, и снова они потерпели поражение. Различие между двумя мировыми войнами заключалось в том, что, на сей раз, в Северном море не произошло ни одного крупного боя. Эскадренные сражения происходили в Средиземном море, где итальянский флот имел превосходство над английским. Дело в том, что практически все корабли итальянского флота были сосредоточены на этом театре, тогда как англичане были вынуждены разбросать свои силы буквально по всему земному шару. Та же самая история, но в более крупных масштабах, повторилась на Тихом океане, где в начале войны японский флот имел значительное превосходство над американскими Азиатским и Тихоокеанским флотами.

В межвоенный период появилось множество технических новинок, которые самым радикальным образом изменили характер войны на море. Самым значительным событием явилось появление авианосца, который, в конце концов, сменил линкор в роли главной составляющей морской мощи. Превосходство авианосной авиации над линкорами стало совершенным сюрпризом для большинства адмиралов, которые все еще верили, что тяжелые орудия будут решать исход будущих сражений, тогда как авианосцы должны играть вспомогательную роль при линейных флотах. Эта недостаточная проницательность стала объектом жесткой и зачастую не вполне справедливой критики, поскольку их заблуждения все-таки не стали роковыми.

Как мы уже отмечали ранее, моряки довольно быстро осознали потенциальные возможности самолета в морской войне. Хотя во время Первой Мировой войны подавляющее большинство самолетов совершало вылеты с береговых баз, Королевский Флот первым попытался захватить самолет с собой в море, проложив путь и остальным. На нескольких гидроавианосцах в носовой части были установлены короткие взлетные палубы, с которых могли стартовать колесные самолеты. Именно таким образом был модернизирован легкий линейный крейсер «Фьюриес», на котором даже была снята носовая башня. Он вошел в состав Гранд Флита в июле 1917 года. Однако единственным способом вернуть стартовавшие самолеты на борт корабля оставался их подъем на борт с помощью кранов. Эта процедура отнимала слишком много времени, и потому гидроавианосцы не могли действовать вместе с быстро двигающимися эскадрами линкоров и крейсеров. А колесные самолеты, если они не могли долететь до берега, должны были совершать вынужденную посадку на воду.

Эта казавшаяся неразрешимой проблема была все-таки решена в августе 1917 года, когда командир эскадрильи[69]Э.Г. Даннинг на своем Сопвич «Папе»[70]совершил посадку на взлетную палубу «Фьюриеса», когда корабль двигался. В 1911 году американский гражданский летчик Юджин Эли совершил посадку на временную платформу, построенную на борту американского крейсера, но тот стоял на якоре. Даннинг первым посадил самолет на идущий корабль. Адмиралтейство быстро поняло, какие возможности это открывает. Дальнейшее строительство гидроавианосцев было прекращено. «Фьюриес» был отправлен обратно на верфь, чтобы с него сняли и кормовую башню, а вместо нее построили отдельную посадочную палубу. Пока шла модернизация, флот приобрел недостроенный лайнер, который вошел в строй как авианосец «Аргус», имеющий сплошную полетную палубу.

«Фьюриес» вошел в состав флота в марте 1918 года. Конструкция корабля оказалась не слишком удачной. Он сохранил надстройку линейного крейсера, которая делила его полетную палубу на две зоны: взлетную в носовой части и посадочную в кормовой. Горячий дым из трубы делал кормовую палубу почти непригодной к использованию. Этот недостаток был устранен на «Аргусе», который вошел в строй в сентябре. «Аргус» имел непрерывную полетную палубу длиной 565 футов, которая сделала возможным принимать самолеты так же легко, как и поднимать их в воздух. Адмиралтейство начало разрабатывать планы атаки Флота Открытого Моря с помощью самолетов «Аргуса» прямо в гавани, но подписание перемирия свело все усилия на нет. Однако он успел заслужить известность как прототип всех современных авианосцев.

Идея использовать корабль для доставки самолетов к месту боя не нова. С 1914 по 1916 годы британские гидроавианосцы 10 раз пытались провести налет на германские базы цеппелинов, расположенные на побережье Северного моря. 7 таких операций были сорваны туманом и сильным волнением, 3 раза к цели добралось не более 1 самолета из всех стартовавших. Появление «Фьюриеса» вдохновило Адмиралтейство на новую попытку. 19 июля 1918 года с авианосца взлетели 7 истребителей Сопвич «Кэмел», которые уничтожили 2 цеппелина прямо в ангарах в Тондерне. Это была первая настоящая атака авианосной авиации.

Хотя морские самолеты за годы войны участвовали во многих операциях, достигнутые ими результаты не впечатляли. Ни одна битва и ни одна кампания не были решены благодаря усилиям авиации. Более того, она не сумела повлиять на результат даже самой небольшой стычки. Самой крупной добычей самолетов стали торпедные катера. Вероятно, самый большой вклад самолеты внесли в срыв второй кампании неограниченной подводной войны, ведя патрулирование в воздухе и, по мере сил, помогая охранять конвои. В 1917 и 1918 годах британские самолеты обнаружили 361 подводную лодку и атаковали 237 из них. Но с помощью примитивных глубинных бомб им удалось потопить только 1 лодку, хотя появление самолетов серьезно затруднило действия германских субмарин.

То, что многомоторные бомбардировщики, появившиеся в конце войны, способны уничтожить линкор, — по крайней мере, в идеальных условиях — было доказано летом 1921 года в ходе серии испытаний, проведенных американским флотом. Он исследовал сопротивляемость надводных кораблей воздушным атакам. В качестве мишеней были избраны переданные Соединенным Штатам по репарациям германские корабли. Авиационная служба армии США[71]откликнулась на приглашение поучаствовать в истреблении кораблей, создав временную авиационную бригаду, которую организовал пылкий бригадный генерал Билли Митчелл. Апофеоз испытаний наступил 21 июля, когда старый дредноут «Остфрисланд», тяжело поврежденный накануне, пошел на дно, получив одно за другим 7 попаданий специально спроектированными 2000-фн бомбами, сброшенными с высоты 2000 футов.

Митчелл и другие проповедники воздушной мощи объявили, что потопление «Остфрисланда» возвестило о наступлении новой эры — превосходства самолета над линкором. Большая часть морских офицеров не согласилась с таким выводом, заявляя, что летчикам не следует равнять неподвижный и безлюдный «Остфрисланд» с маневрирующим на полном ходу кораблем, команда которого находится при орудиях и исправляет повреждения. Вероятно, они были правы. Уровень развития авиационной техники в 1921 году вряд ли позволил бы бомбардировщикам Митчелла доставить серьезные неприятности линкору, способному защитить себя.

В целом, ко времени начала Вашингтонской конференции в ноябре 1921 года, использование самолетов в операциях флота сулило радужные перспективы, но пока еще эти перспективы оставались довольно эфемерными. И вряд ли кто-то, кроме горячих голов среди братства летчиков, всерьез прислушался к заявлению сэра Перси Скотта и группки таких же заслуженных старцев, которые заявили, что самолет сделал устаревшими все надводные корабли. Однако большинство офицеров понимало, что самолет может стать важной составляющей морской мощи. К концу десятилетия 4 из 5 держав, подписавших договор, уже имели авианосцы.

Переоборудование старых кораблей сначала позволило вырваться вперед Королевскому Флоту. В 1921 году он имел в строю 2 настоящих авианосца — «Аргус» и «Игл»; неудачливый «Фьюриес» ждал постановки на верфь для очередной модернизации, и на стапелях находился новый авианосец специальной постройки «Гермес». В 1922 году американский флот завершил переоборудование в авианосец своего угольщика «Юпитер». В том же году в состав японского флота вошел авианосец специальной постройки «Хосё», спроектированный и построенный при участии британской технической миссии. Французский флот в 1927 году завершил перестройку в авианосец линкора «Беарн». В результате только итальянский Regia Marina остался в гордом одиночестве. Лишь Италия в межвоенный период не обзавелась авианосцами. С 1927 по 1930 год Соединенные Штаты ввели в строй крупнейшие в мире авианосцы «Лексингтон» и «Саратога» водоизмещением 37000 тонн. Они были заложены как линейные крейсера, но их постройку остановила Вашингтонская конференция. Британия и Япония ввели в строй по 2 авианосца каждая. Они также были перестроены из бывших линкоров и линейных крейсеров. В последующее десятилетие началась постройка новых кораблей. Поэтому, когда в сентябре 1939 года началась новая мировая война, Королевский Флот имел в строю 7 авианосцев, а еще 6 находились в постройке. Американцы и японцы имели по 5 авианосцев (если не считать «Хосё», переведенный в учебные корабли) в строю и по 2 в постройке. Самые крупные из этих кораблей могли принимать на борт до 90 самолетов, как многие из суперавианосцев современности.

К этому времени техника сделала серьезный рывок вперед. Запуск и прием самолетов, их обслуживание стали отработанными процедурами. Теоретики пытались найти роль самолета в будущей войне, и их выкладки проверялись во время маневров. Ортодоксы оставались при мнении, что линкор и далее будет решающим оружием, хотя авианосец становится очень полезным подспорьем в решении многих задач. Королевский Флот сохранил наиболее ортодоксальный подход к проблеме. Его авианосцы были сильнее вооружены и лучше забронированы, чем американские или японские, однако могли нести гораздо меньше самолетов. Они предназначались для действий вместе с линкорами в пределах действия береговой авиации. Американским авианосцам во время ежегодных учений иногда удавалось добиться впечатляющих результатов. В 1929 году «Саратога» совершила стремительный бросок, который позволил ее самолетам «разбомбить» Панамский канал. В 1932 году «Лексингтон» нанес внезапный удар по Пирл-Харбору. Позднее такая атака повторялась несколько раз во время последующих маневров. Тем не менее, к моменту японского налета на Пирл-Харбор доктриной американского флота авианосцам предписывалось выполнять 4 задачи, которые были связаны с поддержкой действий линкоров. Авианосцы должны были вести разведку и наблюдение, корректировать огонь линкоров, прикрывать их от атак вражеских самолетов и подводных лодок, наносить удары по вражескому соединению, чтобы снизить его скорость и позволить своим линкорам нанести решающий удар. Во время генерального сражения авианосцы должны были благоразумно занимать место подальше от противника. Адмирал флота сэр Эрнл Четфилд, Первый Морской Лорд Великобритании с 1933 по 1938 год, выразил официальное мнение британского флота в последние предвоенные годы, заявив, что по своему значению самолет, как элемент морской мощи, уступает только тяжелому орудию.

Однако события 1939 — 45 годов показали, что это было ошибочное мнение. Точнее, не столько ошибочное, сколько немного устаревшее. Лишь в середине 30-х годов, после появления второго поколения авианосцев американская и японская морская авиация получила возможность уничтожать вражеские тяжелые корабли. Англичане в этом отношении отстали. Но следует отметить, что скоростные монопланы поступили на вооружение морской авиации любой страны не ранее 1937 года. После затянувшейся юности авианосная авиация начала стремительно мужать.

Почти столь же революционное влияние оказали две новинки в области электроники: появление радара и УКВ-радиостанций. Радар сыграл просто исключительную роль в артиллерийских боях. Ученые еще в 1866 году открыли, что металлические объекты отражают электромагнитные волны. В 1922 году Маркони предположил, что радиоволны можно использовать для обнаружения удаленных объектов. В последующие 10 лет сразу 3 флота приступили к секретным опытам в этой области — американский в 1930 году, немецкий в 1933 году и британский в 1935 году.

Немцы первыми установили радар на корабле, начав в 1935 году испытания установки «Зеетакт». Оба будущих противника Германии создали первые экспериментальные установки 2 года спустя. В 1939 году «Зеетакт» был запущен в производство, но его дальность действия не превышала 11 миль, и постепенно исследования немцев заглохли. В отличие от них, англичане и американцы быстро продвигались вперед. К концу 1940 года радар появился на многих кораблях обоих флотов. Все американские авианосцы получили радар обнаружения воздушных целей. Вот-вот должен был появиться американский радар обнаружения надводных целей. Англичане создали радар обнаружения воздушных целей и коротковолновой артиллерийский радар. Они поделились результатами своих исследований с американцами, которые создали аналогичные устройства в 1941 году. В результате оказалось, что американский артиллерийский радар типа 79 превосходит аналогичные английские модели, так как позволяет не только определять дистанцию, но и следить за всплесками падения снарядов. Теперь корабли получили возможность вести точный огонь по цели, не видимой человеческим глазом.

Союзники продолжали совершенствовать свои радары все последующие годы. К 1944 году дальность действия американского радара воздушного обнаружения уже составляла 150 миль. Именно радар вместе с радиотелефоном, который был изобретен американцами еще в годы Первой Мировой войны, позволил им довести управление действиями авианосной авиации до полного совершенства. Более того, обладание радаром так и осталось монополией союзников. Если не считать установок для обнаружения излучения радаров, немцы со времен «Зеетакта» не создали в этой области ничего серьезного. Главные морские битвы на Средиземном море проходили в тот период, когда итальянский флот еще не имел удовлетворительного корабельного радара. Он появился только в октябре 1942 года. Японский флот начал устанавливать на кораблях радары воздушного обнаружения лишь в середине 1942 года и тоже создал поисковые радары, но в целом японцы безнадежно отстали от американцев.[72]

В 20-х годах постепенно все флоты перешли с длинноволновых на коротковолновые передатчики, способные обеспечить связь с любым уголком земного шара. Впервые связь перестала зависеть от телеграфных кабелей. Это, а также другие достижения в области радиосвязи, не могло обеспечить надежной и безопасной связи, так как противник интенсивно занимался перехватом радиограмм, пеленгованием и расшифровкой. Лишь после войны стали известны достижения Комнаты 40 британского Адмиралтейства. Накануне войны большинство флотов создали службы радиоразведки для работы с вражеским радиообменом.

Для обеспечения безопасности своей радиосвязи немецкий, итальянский, японский и американский флоты применяли сложные шифровальные машины. Например, количество комбинаций и перестановок в германской «Энигме» достигало 10^17, поэтому сообщения, выходившие из нее, немцы твердо считали нерасшифровываемыми в принципе. Однако это предположение оказалось неверным. В ходе операции разведки, получившей название «Ультра», союзники достали некоторые германские шифры, сумели расколоть менее важные коды и тщательно вели систематический анализ радиообмена. Поток германских радиограмм никогда не ослабевал. Смена кодов лишала союзников информации на несколько месяцев, часть радиограмм расшифровывалась слишком поздно, когда информация уже теряла всякое значение. Но даже когда служба дешифровки работала отлично, ее данные всегда имели в той или иной степени вероятностный характер. Но в любом случае они приносили огромную пользу. Например, благодаря операции «Мэджик», перед Мидуэем адмирал Честер У. Нимиц, командующий американским Тихоокеанским флотом, получил возможность читать 85 % оперативных приказов, отданных адмиралом Исороку Ямамото, командующим японским Объединенным Флотом. Хотя службы радиоразведки Оси никогда не приблизились по своей эффективности к «Ультре», успехи службы радиоразведки германского флота (B-Dienst), которая летом 1943 года расколола британский военно-морской шифр, позволили немцам значительно увеличить эффективность действий подводных лодок.

Среди других нововведений, которые имели важнейшее значение для любого флота, явился окончательный переход с угля на нефть, начатый еще до Первой Мировой войны. Использование нефти позволяло кораблям заправляться через шланги, поданные с танкеров, идущих рядом. Впервые эту методику опробовал американский флот. Такая «заправка на ходу» была просто немыслима в угольную эпоху. Она значительно увеличила мобильность флота и его радиус действия. В 1944 году авианосцы американского Тихоокеанского флота действовали, опираясь на огромный «морской поезд» судов снабжения — танкеров, плавучих баз, транспортов боеприпасов, плавучих мастерских и рефрижераторов. На завершающей стадии войны против Японии он стал практически независим от береговых баз.

Улучшения конструкции и характеристик надводных кораблей были серьезными, но, если не считать авианосцы, носили не слишком радикальный характер. Новые линкоры, по сравнению с дредноутами эпохи Ютландского боя, имели скорость на 35–50 % выше, были значительно крупнее (линкор «Айова» имел водоизмещение 57540 тонн — в 2 раза больше, чем флагман Джеллико «Айрон Дьюк»). Улучшилась их защита против попаданий снарядов, торпед и бомб, было усилено вооружение, но в целом это оставались те же самые корабли. Самые серьезные изменения на новых дредноутах произошли в системах управления огнем. Артиллерийские радары и электромеханические вычислители позволяли добиваться попаданий на неслыханных ранее дистанциях, совершенно не обращая внимания на условия видимости, днем и ночью. Однако линкорам крайне редко приходилось стрелять именно по тем целям, для борьбы с которыми их строили. С 1939 по 1945 год произошло всего лишь 6 боев в открытом море между линкорами — 4 на европейском театре и 2 на тихоокеанском.[73]

Крейсера и эсминцы тоже стали крупнее и быстроходнее, оба класса разделились на 2 ветви — тяжелые и легкие. Тяжелые крейсера — в некотором смысле преемники броненосных крейсеров начала века — стали незапланированным продуктом Вашингтонской конференции, которая позволила водоизмещению кораблей данного класса возрасти до 10000 тонн, почти в 2 раза больше, чем у крейсеров Первой Мировой войны, и разрешила устанавливать на них 203-мм орудия. Временный запрет на строительство новых линкоров сделал неизбежной постройку большого числа таких крейсеров. Довоенные легкие крейсера, как правило, имели водоизмещение от 5200 до 7500 тонн и были вооружены 127-мм и 152-мм орудиями. Но были исключения. По разным причинам британский и американский флоты поставили 152-мм орудия на корабли водоизмещением 10000 тонн, которые тоже считались легкими крейсерами. Американские и британские крейсера имели максимальную скорость от 30 до 33 узлов; имевшие более слабую защиту итальянские и японские крейсера могли дать на 4 узла больше.

Почти все эсминцы Второй Мировой войны имели водоизмещение от 1350 до 2650 тонн и были вооружены 102-мм или 127-мм орудиями. Они могли развить скорость от 35 до 38 узлов. В ходе войны появились «легкие эсминцы». Первым построивший такие корабли Королевский Флот называл их эсминцами эскорта, американский флот — эскортными эсминцами.[74]Они использовались для прикрытия конвоев и малых авианосцев. Такие корабли имели водоизмещение от 1000 до 1420 тонн и слабое вооружение из 76-мм или 102-мм орудий. Их скорость не превышала 23 узлов в американском флоте и 28 узлов в остальных флотах.

Развитие подводных лодок тоже шло достаточно плавно. Дизель-электрические лодки Второй Мировой войны были надежнее, могли глубже погружаться и лучше управлялись, чем их предшественницы. Они также были сильнее вооружены и могли дать залп большим числом торпед. С другой стороны, их скорость и дальность плавания (над водой и под водой) изменились не слишком сильно. До появления в 1944 году на немецких лодках шноркеля корабли этого класса оставались «ныряющими» лодками, а не подводными. Они должны были регулярно всплывать для зарядки батарей и вентиляции отсеков. Главные улучшения стали следствием развития электроники. Появились электромеханические вычислители, быстро решавшие так называемый торпедный треугольник. Поисковый радар (на лодках союзников) обнаруживал корабли даже ночью. Самое главное — береговой штаб получил возможность собирать лодки в волчьи стаи для атаки конвоев, замеченных одной из лодок. Эта тактика едва не принесла немцам успех в Битве за Атлантику.

Улучшение радиоаппаратуры позволило лодкам принимать участие в действиях флота. На Тихом океане и японцы, и американцы неоднократно пытались использовать эту возможность. Однако с такой же удручающей регулярностью проблемы размещения лодок в правильное время в правильном месте срывали все попытки. Первый успех пришел к американцам в битве в Филиппинском море в июне 1944 года, когда американские лодки обнаружили приближение японского Мобильного Флота. В ходе боя они сумели прорвать завесу охранения и потопили авианосцы «Сёкаку» и «Тайхо». Через 4 месяца в битве за Лейте подводные лодки снова обнаружили подход японских соединений и потопили 2 тяжелых крейсера, повредив третий. Но в обоих случаях их действия не имели решающего эффекта. Исход обоих сражений решила американская авианосная авиация. Хотя во время боевых походов лодки потопили значительное количество военных кораблей, что повлияло на общее соотношение сил, все-таки самый главный успех ждал лодки в борьбе с торговым флотом противника.

К началу Второй Мировой войны уже два поколения адмиралов прожили в твердой уверенности, что генеральное сражение будущего выльется в артиллерийскую дуэль а-ля Ютландский бой. И совершенно внезапно они обнаружили, что тяжелые орудия, которые несколько веков господствовали на море, отодвинуты в сторону самолетом. Артиллерийские сражения не прекратились, и из 18 погибших в боях адмиралов 10 были убиты именно в них, но практически все они происходили ночью. Тогдашний уровень развития авиации еще не позволял самолетам эффективно действовать против кораблей в темноте. При этом дуэли линкоров вообще можно было пересчитать по пальцам. Второй Ютландский бой так и не состоялся.

Занавес эпохи авиации в морской войне был поднят ночью 11–12 ноября 1940 года, когда устаревшие полотняные бипланы-торпедоносцы Фэйри «Суордфиш» с британского авианосца «Илластриес» нанесли внезапный удар по базе итальянского флота в Таранто. Они потопили 1 линкор и еще 2 вывели из строя на несколько месяцев. Все сомнения в закономерности происшедшего были рассеяны 7 декабря 1941 года, когда японский флот устроил супер-Таранто в Пирл-Харборе. По иронии судьбы японцы, уничтожив американский линейный флот, сами не оставили противнику иного выбора, как попытаться использовать авианосцы в качестве главной силы флота. Первое столкновение между американскими и японскими авианосцами произошло в мае 1942 года в Коралловом море. Это был первый бой, в ходе которого корабли противников даже не видели друг друга. Авианосные самолеты сыграли решающую роль в каждом из 5 последовавших крупных сражений — Мидуэй, Восточные Соломоновы острова, Санта-Крус, Филиппинское море, залив Лейте.

Ход этих сражений существенно отличался от хода боев эпохи орудия. Можно сказать, что морской бой описал полный круг. Корабли больше не сражались с кораблями. Авианосец выступал в роли самоходной платформы, как галеры и когги эпохи абордажа. Разница заключалась лишь в том, что теперь моряки вели бой, заняв места в кабинах самолетов. Разумеется, можно утверждать, что эти самолеты были не более чем летающими пушками, которые могли доставить снаряд далеко за пределы дальности стрельбы самого тяжелого корабельного орудия. Однако самолет привнес не только количественные изменения в характер морской войны, он также произвел в нем многочисленные качественные изменения.

Вероятно, самым бросающимся в глаза изменением стало резкое расширение поля боя. Самая большая дистанция, на которой линкоры могли вести артиллерийскую дуэль, сохраняя разумные шансы поразить противника, не превышала 20 миль.[75]Американские самолеты легко могли наносить удары на расстоянии до 200 миль. Менее защищенные японские самолеты имели боевой радиус до 300 миль. Давайте предположим, что эскадрильи действуют в пределах 60-градусного сектора, направленного на противника. Тогда получится, что японский флот, находящийся на расстоянии 300 миль от врага, ведет операции на площади 47000 кв. миль — примерно половина территории Соединенного Королевства. Хотя во время большей части полета эти самолеты не видят противника, вблизи от американского флота их встретит воздушный патруль. Если предположить, что перехват произошел на расстоянии 60 миль от американских авианосцев в пределах того же самого 60-градусного сектора, то оказывается, что само поле боя занимает площадь примерно 1880 кв. миль.

Сами по себе внушительные эти цифры относятся лишь к таким сражениям, как бой при Мидуэе и бой в Филиппинском море, где силы противников действовали в компактных построениях. В тех случаях, когда одна из сторон наносит удар по береговым аэродромам противника, поле боя становится еще больше, чем в приведенном выше примере. Но даже в этом случае все затмевает битва за Лейте. В этом колоссальном сражении участвовали 3 отдельных японских соединения (одно из них в составе 2 эшелонов), которые разделяло расстояние 800 миль, и японская базовая авиация. С американской стороны в битве участвовали 2 флота. Тактический театр имел колоссальные размеры и включал в себя весь Филиппинский архипелаг, он составлял примерно 10 градусов по широте и 12 градусов по долготе, то есть имел площадь 432000 кв. миль. Сами бои шли на территории свыше 110000 кв. миль. Можно вспомнить, что последнее крупное сражение в Филиппинских водах — бой в Манильской бухте в 1898 году — разыгрался на площади в 7000 раз меньшей.

Как ни странно, резкое изменение характера морских боев привело к оттяжке начала боя и увеличению его темпа. В начале Первой Мировой войны корабли сближались с противником и обменивались первыми залпами примерно через 15 минут после установления первого визуального контакта. Если авианосное соединение устанавливало контакт с противником, обычно с помощью самолетов-разведчиков, и немедленно начинало поднимать самолеты, проходило еще 2–3 часа, пока они строились и добирались до противника. И лишь потом головные самолеты выходили в атаку.

Но как только атакующие сближались с вражескими кораблями, бой сжимался до нескольких минут предельного напряжения. Судьба «Сёхо», первого потопленного японского авианосца, показала, какими короткими и яростными будут новые бои. Корабль был атакован самолетами 2 американских авианосных групп и получил попадания 13 бомб и 7 торпед в течение 25 минут, пока еще оставался на плаву. В бою при Мидуэе японское Первое Ударное Авианосное Соединение находилось под атакой американских самолетов всего 53 минуты. Впрочем, это было несколько больше, чем нужно, потому что после взлета строй американских авиагрупп рассыпался, и торпедоносцы выполнили 3 отдельных и совершенно безрезультатных атаки. Однако апофеоз битвы пришелся на те 5 минут, когда американские пикировщики уничтожили 3 японских авианосца. В Филиппинском море в июне 1944 года 4 ударные волны Мобильного Флота пытались атаковать корабли американского 5 Флота на протяжении не более часа. В последние годы войны количество американских авианосцев резко возросло — с 3 кораблей при Мидуэе до 17 кораблей в битве за Лейте. Это позволило американским адмиралам проводить целые серии атак, увеличив время пребывания самолетов над целью. В бою у мыса Энганьо (в ходе битвы за Лейте в октябре 1944 года) 2 американские авианосные группы выполнили 6 отдельных атак общей продолжительностью 11,5 часов. При этом самолеты провели над японским Северным Соединением более 3 часов и потопили все его 4 авианосца. В бою в Восточно-Китайском море в апреле 1945 года 3 волны американских самолетов (386 машин) атаковали японский линкор «Ямато» и его сопровождение. После 2,5 часов непрерывных атак «Ямато» перевернулся и затонул, получив множество попаданий бомбами и торпедами (от 19 до 34, по разным источникам).

Сложный характер морских операций потребовал, чтобы теперь командующему помогал большой штаб. В качестве командующего Гранд Флитом Джеллико имел штаб из 16 офицеров. Адмирал Спрюэнс, командующий 5 Флотом, который стремился как можно сильнее сократить свой штаб, не мог обойтись без помощи 20 человек, среди которых появился даже метеоролог. Когда командование этим же соединением (переименованным в 3 Флот) принял адмирал Хэлси, его штаб составлял более 40 человек.

Адмиралы Второй Мировой войны полагались на эти штабы при планировании и проведении операций многочисленных флотов, переданных им под командование. Но, как мы увидим далее, они далеко не всегда следовали советам своего штаба. Если бы, например, Эндрю Каннингхэм последовал советам штабистов вечером 28 марта 1941 года, скорее всего бой у мыса Матапан просто не состоялся бы. Как и в прошлом, необходимость принимать решения и отвечать за них возлагалась на плечи адмирала. В этом плане, несмотря на мириады иных изменений в морской войне, происшедшие на протяжении тысячелетий, все осталось по-прежнему.

Дата добавления: 2015-08-09