Читайте также: |
|
Так и хочется ответить на этот вопрос просто: «Любить и не мешать ему расти». Но для тревожного родителя это, конечно, мнимая простота. «Не мешать» — это непонятная инструкция! «Скажите, что нужно делать?» — часто спрашивают меня тревожные родители. «Перестать тревожиться», — иногда говорю я им, зная, что и это — бесполезная инструкция, идиотский совет. Если «просто» — не получается. Предлагаю предпринять попытку разобраться.
Важно, конечно, понять, что значит «настоящий человек». Критерии «настоящести» будут в каждой семье разные. Более того, у каждого родителя разные, а еще есть бабушки и дедушки, братья и сестры, крестные матери... Так что даже если ребенок будет точно знать все критерии, ему предстоит нелегкий выбор — на чью же картину мира опираться, кого из важных для него людей порадовать воплощением ожиданий.
Когда я был маленьким, я очень старался быть хорошим. Потому что тогда я знал, кто я такой: «Я — хороший». Но, честно говоря, получалось у меня совсем плохо. Все вокруг были мной постоянно недовольны: мама раздражалась, когда я не хотел есть; папа кричал, когда я боялся застрять в нашем лифте; бабушка постоянно ворчала насчет беспорядка по всей квартире; брат тихо ненавидел за то, что я занимаю его комнату; младшая сестра обижалась, когда я не хотел с ней играть. Очевидно, роль «хорошего» мне не очень удавалась. Видимо, я был плохим.
Быть плохим — не то чтобы уж так непереносимо, но довольно грустно: не понимаешь, к чему себя приложить. Ведь что бы ты ни начал делать, получится очень «так себе», и ты снова оказываешься плохим. А я ведь очень хотел быть хорошим, очень-очень! И готов был сделать для этого все, что угодно. Но чем больше я старался, тем хуже почему-то получалось.
Иногда от всего этого меня охватывало тоскливое уныние, и тогда я заболевал и не ходил в школу. Это помогало, потому что все вокруг начинали беспокоиться, и мне казалось, что я — вполне хороший, потому что так волноваться можно только из-за очень хороших людей, но когда температура спадала и я вылезал из кровати, моя «плохость» снова начинала заполнять все вокруг.
Я очень мучился и не знал, с кем об этом можно поговорить. Я пробовал с моим другом Митькой, но его эта проблема совсем не волновала, и он, бросив свое: «Забей!», убежал, даже не дослушав до конца мою, видимо, не очень увлекшую его мысль. Я пробовал с нашей Светланой Васильевной, учительницей, остававшейся с нами на продленке, но она сказала: «Надо просто больше стараться, делать больше добрых дел, помогать маленьким и старшим». И это тоже не помогло, потому что мне кажется — я старался. А как стараться еще больше, я не знал.
Я уже почти был готов смириться с тем, что хорошим мне никогда не быть, как однажды поздно вечером с нашей полутемной кухни до моих вездесущих ушей донеслись обрывки взрослого разговора.
— Боюсь, из него ничего толкового не получится,— устало говорила мама, прихлебывая чай.
— Это точно! Все дети как дети, а этот — ни рыба ни мясо,— со вздохом вторил ей папа.
— Он просто не приспособлен к жизни, вот и все, — вставила свое слово бабушка.
Почему-то я сразу понял, что все это — обо мне. Внутри меня что-то неприятно затвердело, и, чтобы не упасть, я облокотился на полочку, на которой стоял телефон. Разговор на кухне продолжался.
— Ив кого он такой?
— Да уж, я таким не был! Меня боялся весь двор! Да что двор, вся школа! А этот — хлюпик, да и только, сам всего боится. Кто из такого вырастет?!
— Не хлюпик он, просто у него здоровье слабое, не ест ничего. Кабы ел, как все дети, так и был бы сильным... А так, может, в ученые пойдет, он ведь зато совсем не глупый мальчик.
— Да уж, мне только не хватало ученых хлюпиков в моей семье! Он мужиком должен быть, ты поняла?!
— Тише ты, детей разбудишь...
— Не мужиком, а божьим человеком, христианином должен быть.
— Вы, мама, как скажете... Может, в попы его еще отдадим?
Спор в кухне накалялся, в животе у меня что-то сжималось все больше, и уже стало трудно дышать. В этот момент проклятая полка с противным хрустом отвсигилась от стены и рухнула на пол со мной и телефоном, произведя невероятный по накалу последующих эмоций фурор...
Спал я плохо и потому даже не могу сказать точно, сон это был или я слышал все наяву. Мне казалось, что я лежу на красивом лугу, чувствую, как солнце припекает мне лоб, стрекочут кузнечики и вдалеке шумит лес. Подходит мама, берет меня за руку и говорит:
— Главное, сын, чтобы ты вырос здоровым.
— Что это значит, мама? — спрашиваю я ее, не открывая глаз.
— Важно, чтобы ты ел кашу каждое утро, одевался по погоде, держал ноги в тепле, не портил зрение.
— И тогда я буду хорошим и ты будешь меня любить?
— Ну конечно!
Я начинаю чувствовать, как счастье и большое облегчение заполняют меня, и я становлюсь очень легким. И тут кто-то берет меня за другую руку. «Папа», — не открывая глаз, узнаю его большую шершавую ладонь.
— Главное, чтобы ты вырос сильным, чтобы стал мужиком: смог постоять за себя. В этой жизни, сын, главное — чего-то добиться, стать первым, стать чемпионом, всем показать, что ты — лучший!
— Главное — быть добрым и аккуратным, внучек. Смиренным надо быть и верить в божественную справедливость. — Бабушка говорит ласково, но почему-то крепко держит меня за ногу.
Счастье давно улетучилось, и от страха мне уже страшно пошевелиться и открыть глаза.
— Главное, братик, когда вырастешь, занимай поменьше места, не трогай чужие вещи и не путайся под ногами!— Мой брат крепко стискивает мою другую ногу и начинает тащить ее на себя.
Все они начинают тянуть меня в разные стороны и говорить одновременно. Они тянут меня все сильнее...
Я уже представляю, как лопну, словно огромная резиновая лягушка, и тогда никакого будущего не будет, потому что я умру.
— Я не буду!— кричу я что было сил и просыпаюсь.
«Я не буду хорошим. Я так решил»,— сказал я себе в то утро. С тех самых пор я иногда чувствую себя очень одиноко, потому что не могу быть хорошим, а значит, я не уверен в том, что меня любят. Это трудно — не знать этого наверняка. Зато у меня будет будущее, мое будущее. И я стану таким, каким захочу.
Он стал настоящим человеком, этот парень, можете мне поверить. Стал таким вопреки, а вовсе не благодаря родительским ожиданиям. Только грусть в его глазах выдавала в нем человека, который не верит в то, что его можно любить таким, какой он есть. Ведь любят только «хороших»...
Многих родителей ставит в тупик мой простой вопрос: «Для чего вам нужно, чтобы ваш ребенок вырос настоящим человеком?» И я их понимаю, потому что, честно отвечая на него, есть риск столкнуться с нашей неизменной троицей: стыдом, виной, тревогой.
— Если он станет настоящим человеком, я буду за него спокойна (не буду тревожиться).
— Я не буду чувствовать себя плохой матерью (не буду чувствовать себя виноватой).
— Я буду знать, что он — не хуже других (мне не будет за него стыдно).
Неужели и здесь они? Эти дурацкие чувства вмешиваются даже в будущее!
Скажите, что делать? Как искоренить эти труднопереносимые эмоции, которые так искажают воспитательный процесс?
Искоренить невозможно, мы же — неидеальные родители. Можно осознавать стыд, тревогу и вину, научиться узнавать их «в лицо», замечать, как они влияют на нашу жизнь и жизнь наших детей. И постепенно чувства перестанут управлять нами, они будут появляться и уходить, предоставляя нашим детям уникальную возможность: создать и прожить свою жизнь рядом с людьми, создавшими и прожившими свою.
Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Как не перехвалить ребенка? | | | О чем родители предпочитают не спрашивать, не говорить и даже не думать... |