Структура вокабуляра

Основания классификации вокабуляра, по мнению А.А.Уфимцевой [1972], можно свести к двум критериям:

1) характер смыслового содержания слов;

2) сфера функционирования слов, т.е. внутриструктурная функция.

По этим критериям лексические единицы вокабуляра любого языка распределяются по четырем основным классам:

- лексически полнозначные слова;

- лексически неполнозначные слова;

- словесные знаки, не имеющие своего собственного предметно-

логического содержания;

словесные знаки, получающие свое содержание исключительно при

функционировании в линейном ряду в зависимости от сочетающихся

с ними единиц.

Лексически полнозначные слова (нарицательные имена) обладают полной семантической структурой (предметным значением), выполняют в языковой системе одновременно две основные функции: сигнификативную и номинативную [там же]. Это так называемые автосемантические слова.

Лексически неполноценные слова, не обладают смысловой структурой, выполняют в языке лишь одну функцию – номинативно-опознавательную. Это так называемые имена собственные с единичным референтом. Их основная функция – номинативная, они способствуют различению, опознанию лица, предметов мест, не прибегая к их квалификативным характеристикам. Основным «дефектом» имен собственных является неспособность выражать обобщенное понятие. В именах собственных потенциальное значение словесного знака равно актуальному.

Словесные знаки, не имеющие своего собственного предметно-логического содержания, лежащего в основе лексического значения – это знаки-заместители с импликацией лица, предмета, места и т.п. так называемые дейктические словесные знаки: Там некогда гулял и я. Слова там и я – слова с дейктической функцией. Референция этих слов устанавливается в контексте. В данном случае в контексте романа в стихах «Евгений Онегин». Там – «на брегах Невы», я – А.С.Пушкин.

Словесные знаки, получающие свое содержание исключительно при функционировании в линейном ряду в зависимости от сочетающихся с ними единиц, – это синсемантические слова. Их значение детерминируется сочетающимися с ними словами. Ср. значение предлога в в следующих контекстах (начало «Евгения Онегина»): когда не в шутку занемог; летя в пыли на почтовых; в Летний сад гулять ходил; в разговоре коснуться до всего слегка; в конце письма; он рыться не имел охоты в хронологической пыли; хранил он в памяти своей; земли отдавал в залог; в чем он истинный был гений и т.д.

Соотношение классов слов, различных по своей семантике и внутриструктурной функции, предопределяет структуру вокабуляра и составляет отличительную черту любого языка.

Другой отличительной чертой структуры вокабуляра того или другого языка, как отмечает А.А.Уфимцева, является характер и способы его лексической членимости, распределение лексики по различным семантическим категориям и микросистемам (по семантическим и понятийным полям, по предметным, терминологическим и прочим группам).

Словарный состав языка включает полнозначные и служебные слова, т.е. слова с лексическим и слова с грамматическим значением (грамматической функцией). Полнозначные слова самостоятельно выделяют объекты (вещи, явления, свойства, процессы и т.д.) и в речи выступают в роли членов предложения, а служебные слова связаны с предметным содержанием лишь опосредованно, через полнозначные слова, в контексте фразы. Они выполняют различные грамматические функции. К числу служебных слов относятся предлоги, союзы, связки, частицы и др.: на, и, но, быть, бы и т.п. Лев Владимирович Щерба [1974] называл такие слова «строевыми элементами лексики». К этому разряду примыкают и частицы типа только, лишь, вот и др. Они выполняют важную актуализационную функцию в речи, в тексте.

Служебные слова, как носители грамматических функций, подлежат компетенции грамматики. В рамках лексикологического (семасиологического) подхода в основном рассматриваются полнозначные (знаменательные) слова.

1.10. Слово как единица номинации

Номинация может быть отнесена к ономасиологическому аспекту и определена как создание значимых языковых единиц. Термин «номинация» многозначен. Он может употребляться в динамическом аспекте, обозначая процесс наименования (именование), и в статическом, обозначая результат, само наименование. Термин «номинация» может употребляться для выражения отношения или же для обозначения самого звукового комплекса, при помощи которого производится обозначение. Аналогичное употребление мы наблюдаем в термине «знак», который используется либо для обозначения отношения между означающим и означаемым, либо для обозначения одного означающего [Гак 1977].

Термин «номинация» может иметь широкое и узкое употребление. В узком употреблении номинация понимается как обозначение предметов с помощью отдельных слов или словосочетаний. Номинация первоначально связывалась с обозначением субстанциональных или мыслимых таковыми объектов. Поэтому проблема номинации рассматривалась преимущественно на примерах, взятых из области имен существительных и, особенно, имен собственных.

Отношение «имя существительное – предмет» образует ядерный, основной тип номинации. Расширение понятия языковой номинации идет как за счет более широкого понимания ее содержательного аспекта, так и по линии более широкого понимания средств номинации в их формально-структурном аспекте [там же].

В содержательном аспекте расширение номинации идет за счет рассмотрения выражения несубстанциональных элементов действительности: качеств, отношений, процессов, действий, событий, психических состояний, чувств и переживаний говорящего в момент речи и т.п. в качестве номинаций. В логике по этому вопросу велись споры. Г.Фреге различал три типа имен: собственные имена (обозначения конкретных предметов), имена функций (отношений, качеств), и предложения, которые он считал именами истины и лжи.

Все выделяемые человеческим сознанием несубстанциональные элементы действительности получают языковое обозначение (именуются). Кроме того, свойства, качества, отношения, процессы могут «опредмечиваться» в сознании, и получать обозначение именами существительными, как и предметы: белизна, кротость, любовь, чтение и др.

В аспекте содержания понятие номинации трактуется в настоящее время в широком плане, как обозначение всего отраженного и познанного человеческим сознанием, в том числе и эмоций, чувств, событий, ситуаций и т.д.

Номинация есть процесс и результат наименования, при котором языковые средства соотносятся с обозначаемыми ими объектами. Согласно Пражской лингвистической школе, у каждого языкового элемента есть своя основная функция, для осуществления которой он был создан, и, следовательно, для выражения каждой функции в языке существует основной средство. Эту основную функцию Е.Курилович назвал первичной функцией. Она свойственна данному языковому элементу как элементу системы и проявляется в неспецифическом окружении. Форма, которая используется в своей первичной функции для обозначения данного объекта в данных условиях, называется первичной или прямой номинацией. Однако в силу языковой асимметрии одна и та же форма может быть использована для обозначения разных объектов или для выполнения иных функций, вторичных функций, возникает вторичная, косвенная номинация. Так, первичной номинацией является обозначение части организма, имеющей определенное назначение, словом орган. А обозначение государственного или общественного учреждения, организации этим словом (местные органы, органы власти) является вторичной номинацией.

В логике отношение между именем и обозначаемым им объектом изучается теорией референции. Теория номинации и теория референции имеют дело с одним и тем же явлением: отношением имени к обозначаемому объекту. Различие между этими понятиями заключается в направлении анализа. Теория референции ориентирована в семасиологическом плане, стремясь выяснить, на что указывает данное имя, каково его значение. Отсюда и основные проблемы этой теории: идентичность (равнозначность) имен, проблема предметности референта, его существования. Теория номинации ориентирована в ономасиологическом плане: она рассматривает преимущественно, как объекты получают свои названия.

В процессе речевого взаимодействия говорящий осуществляет акт номинации с учетом того, что адресат может осуществить на основе воспринятого сообщения акт референции, т.е. понять, о ком и о чем идет речь:

«Скажи мне, князь, не знаешь ты,

Кто там в малиновом берете

С послом испанским говорит?»

Князь на Онегина глядит.

– Ага! Давно ты не был в свете.

Постой, тебя представлю я. –

«Да кто ж она?» – Жена моя. _

«Так ты женат! Не знал я ране!

Давно ли?» – Около двух лет.-

«На ком?» – На Лариной. – Татьяне!»

– Ты ей знаком? – Я им сосед».

– О, так пойдем же. – Князь подходит

К своей жене и ей подводит

Родню и друга своего.

Княгиня смотрит на него… (А.С. Пушкин. Евгений Онегин).

В приведенном микротексте Онегин с помощью дескрипции пытается установить референт: Кто там в малиновом берете С послом испанским говорит?» «Да кто ж она?». Референтом оказывается жена князя, княгиня, «соседка» Онегина – Татьяна Ларина.

Особенностью отношения наименования является то, что один и тот же предмет может получить ряд наименований. Г.Фреге предложил в семантической структуре наименования различать: значение – отношение к обозначаемому предмету, и смысл – информацию, которая заключена в имени. Наименование информативно, поскольку оно отражает один из признаков предмета и сообщает о нем.

Возможность давать одному предмету разные по смыслу наименования в пределах одного языка или разных языков отмечена еще В. Гумбольдтом, согласно которому, разные языки – это не разные обозначения одних и тех же вещей, а их разное видение. При номинации субъект отбирает в объекте один или ряд признаков, которые и кладутся в основу наименования (что и составляет внутреннюю форму слова).

Логики, в том числе и Фреге, сопоставляли только равнообъемные номинации, которые и вне текста отсылают к одному и тому же референту: Утренняя звезда и Вечерняя звезда; Вальтер Скотт и Автор Веверлея. Но в реальной речи для номинации одного и того же объекта нередко используются номинации разного объема: Пушкин, автор «Евгения Онегина», основоположник русского литературного языка, солнце русской поэзии и т. д.

Основными компонентами акта номинации являются: именующий субъект (номинатор), именование (номинант), именуемый объект (номинат).

Результаты познавательной и классифицирующей деятельности человека находят свое выражение в системе номинаций, в номенклатуре лексических единиц. Любое наименование в языке является результатом опыта. Опыт всегда предшествует наименованию. Человек не мог создать прилагательные типа светлый, темный, холодный, или существительные типа волк, лес, водоворот и т.п. без предварительного ознакомления с этими свойствами и предметами на опыте. Опыт должен оставить в голове след в виде представления, понятия или его аналога, который должен обязательно предшествовать наименованию. Опыт создает инвариантный обобщенный образ предмета, который обычно предшествует его наименованию [Серебренников 1977].

Согласно Б.А.Серебренникову, чувственный образ предмета воспроизводится в памяти. Этот образ является редуцированным, потому что человеческая память не в состоянии сохранить все мельчайшие подробности. Этот образ является обобщенным, инвариантным. Отличительной особенностью восприятия является то, что оно включает в себя момент, который не вытекает непосредственно из лежащих в его основе ощущений, а зависит от общего состояния психической деятельности человека (апперцепции). Восприятие зависит от имеющихся у человека знаний, интересов, навыков. Апперцепция выражает зависимость восприятия от прошлого опыта человека, является аккумуляцией ранее воспринятых ощущений. В восприятии присутствует обобщенный образ предмета [Серебренников 1977].

На более высокой ступени познания объективного мира возникает представление (мысленный образ, в современном понимании). Простейшее представление образуется в результате многократного воздействия на чувства и многократного образования ощущений и восприятий от данного предмета.

Высшая форма познания – понятие (или концепт). Понятие определяется как круг знаний о данном предмете или явлении. Поскольку эти круги знаний у разных людей явно не одинаковы, то и базирующиеся на этих кругах понятия также варьируются [там же].

Для того чтобы обобщенный инвариантный образ мог выступать как элемент человеческой речи, он должен быть выражен звуковым комплексом. Без этого условия нет номинации. Выбор звукового комплекса есть чисто лингвотехнический прием [там же].

В сложившихся языках лексическая система сама начинает накладывать известные ограничения, и номинация становится зависимой от сложившейся лексической системы.

Всякая номинация опосредована мышлением. Если предмет материального мира не подвергся умственной обработке, его свойства не закрепились в нашем сознании, никакой номинации быть не может [Серебренников 1977].

Создание языка требует объективизации отдельных свойств предметов и их отношений, превращение их как бы в отдельно существующие предметы. По этой причине в каждом языке количество слов намного превосходит количество самостоятельно существующих явлений действительности [Серебренников 1977]. Такие понятия, как «теплота», «твердость», «справедливость, «высота», «близость», «даль» и т. п. отдельно не существуют. Все это элемент творчества, но это творчество не идет в разрез с отражательной способностью нашего мышления. Создавая язык как средство общения, человек должен в какой-то мере приспособить его к своей человеческой природе и создать в нем то, чего нет в окружающей действительности.

Результаты познавательной и классифицирующей деятельности человека находят свое выражение в системе номинаций, в номенклатуре лексических единиц, представляющих собой собственно номинативные (называющие) и неноминативные (неназывающие) знаки.

2. Когнитивные аспекты изучения слова

2.1. Концептуальная система. Языковая картина мира

Современная когнитивная лингвистика – раздел науки о языке, в котором путем анализа семантики языковых единиц изучаются пути познания (когниции) человеком окружающего мира. Когнитивная лингвистика рассматривает природу концептуальной сферы, концептов, способов их вербализации.

Под картиной мира понимается упорядоченная совокупность знаний и представлений о действительности, сформировавшаяся в общественном (а также групповом, индивидуальном) сознании [Попова, Стернин 2007: 152].

В концепции Р.И.Павилёниса [1983] картина мира представлена как концептуальная система – система мнений, знаний и представлений индивида, приобретаемая им довербально, вербально, вневербально, представляемая средствами различных символических систем, в том числе и языком.

Концептуальная система образуется не только в результате того или иного воздействия индивида – она есть одновременно и результат рефлексии как процесса самостоятельной работы мышления над структурированием своего содержания [Пищальникова, Сонин 2009: 326].

Язык выступает в роли кода для концептов. Словесная символика, согласно Павилёнису, не имеет устойчивой формы выражения концептуального содержания. Отсутствие прямого соответствия между словесной формой и концептами объясняется континуальностью концептуальной системы и дискретностью языка. Концептуальные структуры, построенные с помощью языка, относятся в основном к возможному миру (воображаемому, желаемому, вымышленному, возможному, необходимому, нереальному и т.д.). Без языка такая информация не может быть введена в концептуальную систему.

Концепт – единица мышления, квант структурированного знания. Человек мыслит концептами, соединяя их в сознании. Концепт – единица субъективная, она содержит личное знание о предмете или явлении. Концепты существуют в когнитивном сознании человека вне обязательной связи со словом. Слова, словосочетания, развернутые высказывания и описания выступают как средство объективации, вербализации концептов в случае коммуникативной необходимости. Если те или иные концепты коммуникативно релевантны, становятся регулярно предметом обсуждения в обществе, то они получают стандартную языковую единицу для вербализации. Если нет – остаются невербализованными, а в случае необходимости вербализуются описательными средствами [Попова, Стернин 2007: 150]. Слова, другие готовые языковые средства в системе языка есть для тех концептов, которые обладают коммуникативной релевантностью, то есть, необходимы для общения, часто используются в коммуникативном обмене.

Учеными предлагается разграничивать две картины мира – непосредственную и опосредованную. Непосредственная картина мира формируется в сознании как результат непосредственного восприятия мира и его осмысления.

Непосредственная картина мира, возникающая в национальном сознании, зависит от того общего метода, которым она была получена. В этом смысле картина одной и той же действительности, одного и того же мира может различаться – она может быть рациональной и чувственной; теоретической и эмпирической; научной и «наивной; естественно-научной и религиозной и т.д. [Попова, Стернин 2007: 152-153].

Непосредственная картина мира тесно связана с мировоззрением, но отличается от мировоззрения тем, что она представляет собой содержательное знание, а мировоззрение относится к системе методов познания мира. Мировоззрение определяет метод познания, а картина мира – это уже результат познания [там же].

Непосредственная картина мира может быть определена как когнитивная, так как она представляет собой результат познания действительности и выступает в виде совокупности упорядоченных знаний – концептосферы. Кроме концептосферы, когнитивная картина мира включает в себя и совокупность ментальных стереотипов, определяющих понимание и интерпретацию тех или иных явлений действительности.

Когнитивная картина мира в сознании личности влияет на восприятие личностью окружающего мира: объясняет причины явлений и событий, прогнозирует развитие явлений и событий, упорядочивает опыт и т.д.

Опосредованная картина мира – это результат фиксации концептосферы вторичными знаковыми системами, которые материализуют, овнешняют, номинируют существующую в сознании непосредственную картину мира. Таковы языковая и художественная картины мира [там же: 154].

Та часть картины мира, которая представлена единицами языка, получила название языковой картины мира. Это исторически сложившиеся в обыденном сознании народа и закрепленные в его языке представления о мире, социуме и человеке [Пищальникова, Сонин 2009: 335].

Языковая картина мира – это совокупность зафиксированных в единицах языка представлений народа о действительности на определенном этапе развития народа [Попова, Стернин 2007: 154]. Языковая картина мира существует в виде значений языковых знаков, образующих совокупное семантическое пространство языка [там же: 155].

По мнению некоторых лингвистов, языковые единицы с точки зрения содержания выстраиваются в целостное мировоззрение, бессознательно принимаемое носителями языка в процессе освоения языка.

Поскольку все языки обладают как универсальными, так и уникальными чертами, усваиваемое их носителями мировоззрение также может проявлять определенную национальную специфику на фоне общечеловеческих ценностей. Обе стороны языковой картины мира интуитивны, «наивны», поэтому они раскрываются только в лингвистическом анализе текстов, производимых носителями языка. Исследование речевых произведений помогает обнаружить наивные представления о времени, пространстве, об этических нормах и внутреннем мире человека. Эти представления на протяжении веков выступают основой социальной жизни представителей разных народов.

На основе анализа речевых произведений лингвисты воссоздают картину мира определенного народа во всей целостности и системности, проводят анализ национально специфичных явлений лексической и синтаксической семантики в рамках сопоставительного исследования отдельных фрагментов картины мира разных народов.

2.2. Гипотеза языковой относительности

В концептосфере каждого народа есть немало концептов, имеющих яркую национальную специфику. Часто такие концепты трудно или даже невозможно передать на другом языке. Многие из этих концептов «руководят» восприятием действительности, пониманием происходящих явлений и событий, обусловливают национальные особенности коммуникативного поведения народа. Для правильного понимания мыслей и поведения другого народа выявление и описание содержания таких концептов является исключительно важным [Попова, Стернин 2007: 156].

С вопросами взаимовлияния языка и мышления связана и так называемая гипотеза языковой (лингвистической) относительности. Определяет ли тип языка характер мышления носителей языка? В качестве доказательства обусловленности мышления человека языком приводятся примеры наличия разного количества слов для обозначения тех или иных фрагментов мира в разных языках. Так, в эскимосском языке есть отдельные лексемы для обозначения «моржа, плывущего к северу», «моржа, плывущего к западу», «моржа, спящего на воде» и др., но нет лексемы для обозначения животного «морж», нет общего понятия. Аналогично со снегом. Есть лексемы, обозначающие «снег, лежащий на земле», «снег, падающий с неба», «снег, уносимый ветром» и др. Часто приводятся примеры, касающиеся различного обозначения цвета в разных языках. У народов севера много лексем, обозначающих различные оттенки белого цвета.

Американский исследователь Франц Боас отмечал, что языки отличаются не только с точки зрения фонетической стороны, но они отличаются и группами идей, зафиксированных в этих языках.

В.фон Гумбольдт подчеркивал, что язык не просто внешнее средство общения людей, но он необходим для формирования мировоззрения.

В ХХ веке эти идеи получили развитие в гипотезе лингвистической относительности и в неогумбольдтианстве.

Концепция лингвистической обусловленности в американском языкознании была сформулирована под влиянием идей Ф. Боаса Эдвардом Сепиром и его учеником Бенджаменом Уорфом. Суть ее можно сформулировать следующим образом: мышление людей определяется языковыми категориями. Эту гипотезу называют также гипотезой лингвистической относительности, тогда суть ее заключается в том, что разница в языках вызывает различие в мышлении говорящих на этих языках. Люди, говорящие на разных языках, познают мир по-разному, создают разные картины мира. Сходные физические явления позволяют создать сходную картину Вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем.

Э. Сепир [1993: 261] указывал на то, что люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, но в значительной степени они находятся под властью того языка, который стал средством выражения в данном обществе. «Реальный мир», согласно Сепиру, в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Даже акт восприятия действительности определяется действием слов – «социальных шаблонов». Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества [там же].

Согласно Б.Уорфу, мы расчленяем природу в направлении, предсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире те или иные категории и типы, потому что явления организованы в категории языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Язык, по Уорфу, устанавливает нормы мышления, определяет закономерности становления логических категорий, направляет общественную и индивидуальную жизнь человека, детерминирует формы культуры.

Уорф анализировал грамматические категории европейских языков (английского, немецкого и французского) и языка хопи. Он пытался ответить на вопрос: являются ли представления времени, пространства, материи одинаковыми для всех людей, или они до некоторой степени обусловлены структурой языка. Уорф сделал вывод о влиянии структуры естественного языка на систему представлений человека о действительности.

В рамках неогумбольдтианства язык рассматривается как некий промежуточный мир между объективной действительностью и сознанием. По мнению Лео Вайсгербера, мышление каждого народа имеет национальный характер и определяется языком. Ни чувственное, ни рациональное познание не дает знания о действительности. Язык – «первичная действительность». Человек познает не действительность, а язык, носителем которого он является. Каждый народ имеет специфическую картину мира, определяемую языком. Однородность духовных содержаний возникает у членов языкового сообщества благодаря общему родному языку.

Все классификации вещей, согласно Вайсгерберу, произвольны, потому что они не связаны с реальными признаками вещей. Например, словом Unkraut («сорняк») обозначается класс растений, в который включаются василек, лютик, осот и многие другие растения. Но сами эти растения не обладают такими свойствами, которые позволили бы объединить их в одну группу сорняков. Следовательно, «сорняк» не существует в природе, а существует только в языке и мышлении человека. По Вайсгерберу, языковой знак не отражает объективной действительности, а является результатом произвола духа.

Критика гипотезы лингвистической относительности сводится к следующему. Познавательная деятельность человека направляется не языком, а практикой социально-экономического и природного существования. Содержание сознания не сводится к набору значений слов и грамматических категорий.

Вместе с тем нельзя отрицать организующей, классифицирующей роли языка в познании действительности. Задаваемые языком мыслительные структуры в определенной мере влияют на характер процесса познания. Язык отчасти определяет наше восприятие мира, его категоризацию, картину мира в целом [Пищальникова, Сонин 2009: 349].

2.3. Национальная специфика языковой картины мира

Ярким отражением характера и мировоззрения народа является язык и, в частности, его лексический состав. Анализ русской лексики позволяет исследователям сделать вывод об особенностях русского видения мира. Такой анализ подводит под рассуждения о «русской ментальности» (тенденция к крайностям, ощущение непредсказуемости жизни, недостаточность логического и рационального подхода к ней, тенденция к «морализаторству», тенденция к пассивности и даже к фатализму, ощущение неподконтрольности жизни человеческим усилиям и др.) объективную базу, без которой такие рассуждения часто выглядят поверхностными спекуляциями [Булыгина, Шмелев 1997:481].

Разумеется, не все лексические единицы в равной мере несут информацию о русском характере и мировоззрении. Наиболее показательными, с этой точки зрения, оказываются следующие лексические сферы:

- слова, соответствующие определенным аспектам универсальных философских концептов: правда, истина, долг, обязанность, свобода, воля, добро, благо и др.;

- понятия, специальным образом выделенные в русской языковой картине мира: судьба, душа, жалость, доля, участь, удел и др.;

- уникальные русские концепты: тоска, удаль и др.;

- «мелкие слова» как выражение национального характера: авось, небось, видно, ну и др.

Слова правда и истина обозначают две стороны одного и того же общефилософского концепта: правда указывает на практический аспект этого понятия, а истина – на теоретический аспект:

В одном из городов Италии счастливой

Когда-то властвовал предобрый, старый Дук.

Народа своего отец чадолюбивый,

Друг мира, истины, художеств и наук (А.С.Пушкин. Анджело).

В каком-то смысле истину знает только Бог, а люди знают правду. Нередко говорят, что у каждого своя правда (но мы не говорим * У каждого своя истина). Правда оказывается как бы «приземленной», относящейся к «дольнему» миру, связанной с человеческой жизнью. Ср. пословицы: Без правды не житье, а вытье; Брехни много, а правда одна; В ногах правды нет; Все минется – одна правда останется; Всякий про правду трубит, да не всякий ее любит; Всяк правду знает, да не всяк ее бает; Где честь, там и правда; Говори правду – правду и чини; Говорить правду – не терять дружбу; За правду-матку и помереть сладко; Кто за правду горой – тот истый герой; Лучше горькая правда, чем красивая ложь; Правда глаза колет; Правда хорошо, а счастье лучше; Правда, что шило, в мешке не утаишь; Хлеб-соль ешь, а правду режь; Хлеб соль кушай, а правду слушай и др.

Если сравнить слова и понятия добро и благо, то можно отметить, что добро находится внутри нас, мы судим о добре, исходя из на мерений. Ср. пословицы: Добро скоро забывается, а худое в памяти сохраняется; Нет худа без добра; Никакое худо до добра не доведет; От добра добра не ищут; От худа и добро убывает; То и добро, что до нас дошло и др.

Существительное судьба имеет в русском языке два значения; ‘cобытия чьей-либо жизни’, и ‘таинственная сила, определяющая события чьей-либо жизни’. В соответствии с этими двумя значениями слово судьба возглавляет два различных синонимических ряда: 1) рок, фатум, фортуна и 2) доля, участь, удел, жребий. В обоих этих случаях за употреблением слова судьба стоит представление о том, что из множества возможных линий развития событий в какой-то момент выбирается одна (решается судьба). После того как судьба решена, дальнейший ход событий уже как бы предопределен, и это отражено во многих русских пословицах, концептуализирующих судьбу как некоторое существо, подстерегающее человека или гонящееся за ним. Ср.: От судьбы не уйдешь; Судьбы не миновать.

Важная роль, которую данное представление играет в русской картине мира, обусловливает высокую частоту употребления слова судьба в русских текстах: … Левин … расплатился и отправился домой, чтобы переодеться и ехать к Щербацким, где решится его судьба (Л.Н.Толстой. Анна Каренина). … Levin … went home to dress for his call on the Scherbatskys, where his fate was to be decided (Перевод M.Wettlin). Княгиня была сначала твердо уверена, что нынешний вечер решил судьбу Кити и что не может быть сомнения в намерениях Вронского; но слова мужа смутили ее (там же). At first the princes was firmly convinced that this evening had decided Kitty’s fate and that there could be no doubt of Vronsky’s intentions; but her husband words had disconcerted her.

Важный класс слов, отражающий специфику «русской ментальности» – это слова, соответствующие уникальным русским понятием, такие, как тоска или удаль. Склонность русских к тоске и удали неоднократно отмечалась исследователями. Эти слова едва ли можно адекватно перевести на какой-либо иностранный язык. Словарные определения («тяжелое, гнетущее чувство», «душевная тревога», «гнетущая томительная скука», «уныние», «душевная тревога, соединенная с грустью») описывают душевные состояния, родственные тоске, но не тождественные ей. Лучше всего для описания тоски подходят развернутые описания: тоска – это то, что испытывает человек, который чего-то хочет, но не знает чего именно, и знает только, что это недостижимо [Булыгина, Шмелев 1997: 490]:

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной

Тройка борзая бежит,

Колокольчик однозвучный

Утомительно гремит.

Что-то слышится родное

В долгих песнях ямщика:

То разгулье удалое,

То сердечная тоска (А.С.Пушкин. Зимняя дорога).

Особую роль для характеристики «русской ментальности» играют так называемые «мелкие слова (по выражению Л.В.Щербы), т.е. модальные слова, частицы, междометия. Сюда относится знаменитое русское слово авось. Авось всегда проспективно, устремлено в будущее и выражает надежду на благоприятный для говорящего исход дела. Чаще всего авось используется как оправдание беспечности, когда речь идет о надежде не столько на то, что случится некоторое благоприятное событие, сколько на то, что удастся избежать какого-то крайне нежелательного последствия: Авось да как-нибудь до добра не доведут; Авось да небось, а там хоть брось; Авось да небось – плохая подмога; Держись за авось, пока не сорвалось.

Установка на авось обычно призвана обосновать пассивность субъекта установки, его нежелание предпринять какие-либо решительные действия (например, меры предосторожности). Важная идея, также отраженная в авось, – это представление о непредсказуемости будущего:«всего все равно не предусмотришь, поэтому бесполезно пытаться застраховаться от возможных неприятностей»: Несмотря на то, что Степан Аркадьевич был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка, главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.

– Ну что? – сказал он уныло.

– Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось бог даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и все в доме навынтарары пошло (Л.Н.Толстой. Анна Каренина). Even though Oblonsky had done his wife a serious wrong, as he himself knew only too well, most of the people in the house, including the nursemaid, who was Daria Alexandrovna’s help and mainstay, took his side.

“What is this?” he asked dispiritedly.

“Go to her, sir, and ask her forgiveness again. It may help, God willing. She is so miserable! Wrings a person’s heart, so it does, and the house all topsy-turvy.

Примерно такой же смысл передается глаголом обойдется:

– Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им, вам то есть, угодно…

Степан Аркадьевич помолчал. Потом добрая и несколько жалкая улыбка показалась на его красивом лице.

– А? Матвей? – сказал он, покачивая головой.

– Ничего, сударь, образуется, – сказал Матвей.

– Образуется?

– Так точно-с.

– Ты думаешь? … (Л.Н.Толстой. Анна Каренина)

“Daria Alexsandrovna told me to say she was going away. She said let him you, that is – do as he likes.”

Oblonsky said nothing for a while. Then a kindly and somewhat pathetic little smile crept over his handsome face.

“How do you like this, Matvei?” he said, shaking his head.

“Have no fear, sir; everything will shape up,” said Matvei.

“ Shape up?”

“Oh, yes; it will.”

«Мелкие слова» обычно оказываются трудно переводимыми на другие языки. Это не означает, что никакой носитель иного языка никогда не может руководствоваться выраженными в этих словах внутренними установками. Но отсутствие простого и идиоматичного средства выражения установки бывает связано с тем, что она не входит в число культурно значимых стереотипов. Так, носитель английского языка может «действовать на авось», но важно то, что язык в целом «не счел нужным» иметь для обозначения этой установки специального модального слова [Булыгина, Шмелев 1997:494].

Анализируя слова и понятия дух, душа, Т.В.Булыгина и Шмелев [1997:523], отмечают, что душа в наивно-языковом представлении воспринимается как невидимый орган, локализованный где-то в груди и «заведующий» внутренней жизнью человека. Каждый человек обладает уникальной, неповторимой душой. Те состояния, которые имеют внешние проявления, находятся на поверхности этого вместилища (на душе); скрытые от посторонних мысли и чувства находятся где-то в глубине (в душе). Поведать другому свои мысли или чувства – раскрыть душу, а нежелательное вмешательство, приставания с целью выведать мысли и чувства – лезть в душу.

Душа, дух, тоска любви часто являются предметом описания в поэзии А.С.Пушкина:

Люблю тебя, невольник милый,

Душа тобой упоена (А.С.Пушкин. Кавказский пленник).

Я вижу образ вечно милый

…..

Об нем в пустыне слезы лью;

Повсюду он со мною бродит

И мрачную тоску наводит

На душу сирую мою (А.С.Пушкин. Кавказский пленник).

Какой-то ду х тебя томил;

Во сне душа твоя терпела

Мученья; ты меня страшил (А.С.Пушкин. Цыганы).

С душою, полной сожалений,

И опершися на гранит,

Стоял задумчиво Евгений (А.С.Пушкин. Евгений Онегин).

2.4. Метафора и метонимия

В настоящее время метафора и метонимия рассматриваются как основные когнитивные механизмы. Метафорические и метонимические выражения – это поверхностные проявления концептуальной метафоры и метонимии.

В теории концептуальной метафоры [Лакофф, Джонсон 1987] под метафорой понимают способ думать об одной когнитивной области через призму другой области, перенося из области-источника (sourse) в область-мишень (target) те когнитивные структуры, в терминах которых структурировался опыт в области-источнике: золотая осень, небесный взгляд, шелковые кудри, говор волн, нем. die Schlange ('змея' и 'очередь'), англ. the back ('cпина', 'спинка' и 'корешок книги') и др.

Большое количество слов и выражений, описывающих ментальную сферу человека, имеет «физическое» происхождени е: мысль пришла в голову, мысль промелькнула и др. Сложные ненаблюдаемые явления описываются по аналогии с физическими наблюдаемыми явлениями.

Концептуальная метонимия заключается в мысленном восприятии одного концептуального явления через другое: перо (как орудие письма); остановка (транспорта) и на остановке (стоять); нем. der Mittag ('полдень' и еда в полдень, т.е. 'обед'); англ. harvest ('осень' и 'урожай') и др. Смежность устанавливается на концептуальном уровне. Одна концептуальная сущность (средство) обеспечивает мысленный доступ к другой концептуальной сущности (цели).

Метонимические переносы легко создаются по ходу общения, понимаются без проблем благодаря фоновым знаниям: кран течет, взять такси, у нее мамины глаза, он любит Моцарта, to dust the table,he married money.

При сравнении метонимии с метафорой обнаруживается «нелогичность» метафоры. Шарль Балли считал, что метафорические сближения основываются «на смутных аналогиях», порой совершенно нелогичных [Балли 1961]. Нина Давидовна Арутюнова также характеризует метафору как «постоянный рассадник алогичного в языке» [Арутюнова 1979]. Что касается метонимии, то ее регулярность такова, что дает основания безошибочно предугадать, предвидеть развитие семантики в определенном направлении. Так, регулярный метонимический перенос «помещение → люди, находящиеся в этом помещении»: Вся школа вышла на субботник; Зал встает и т.п. можно моделировать применительно практически к любому слову, обозначающему некое вместилище, в котором могут (или могли бы) находиться люди: вагон, магазин, салон (самолета) и т.п., – настолько очевидна и постоянна близость («смежность») реалий, объединенных в метонимическую пару.

Метафора имеет другую природу. Врожденное чувство аналогии заставляет человека отыскивать сходство между самыми отдаленными сущностями. При этом нам не удается обнаружить закономерности в процессе образования каждой конкретной метафоры. В самом деле, почему русское коллективное языковое сознание избирает для обозначения и характеризации высокого худого человека такую реалию, как жердь (ср. в польск. dyl «половица», исп. fideo «вермишель»). И почему такие общеизвестные свойства лошади, как физическое совершенство и способность к стремительному бегу, не трансформировались в коннотацию, формирующую переносное значение, а, наоборот, коллективным языковым сознанием были объективированы совсем другие признаки: «неповоротливый», «неуклюжий»?

Со словом ишак ассоциируется представление о готовности безропотно работать: работать как ишак; я вам не ишак; ишачить и др. А со словом осел, имеющим денотативную общность со словом ишак, ассоциируется представление об упрямстве, тупости: глупый, как осел.

У существительного собака есть коннотации: 'тяжелая жизнь' (ср.: собачья жизнь); 'преданность' (ср.: смотреть собачьими глазами); 'что-то плохое' (ср.: собачья должность). У денотативного синонима слова собака, у слова пес, есть коннотации: 'холопская преданность' (ср.: сторожевой пес царизма); 'что-то плохое' (ср.: песий сын). Названные коннотативные признаки не входят непосредственно в семантику слова, но на их основе слово включается в сравнения.

Очевидно, что источник метафоризации часто непредсказуем, а мир ассоциаций, формирующих переосмысление, практически беспределен, поэтому неудивительно, что совокупность языковых метафор на первый взгляд представляется беспорядочным хаосом, не поддающимся систематизации.

Языковая метафора широко представлена в толковых словарях, следовательно, надо признать, что она уже описана, систематизирована. Объектом описания словаря является «готовая» метафора, а не процесс метафорического переосмысления: клубок мыслей, обрывки воспоминаний, канва событий, тормоз в работе, искра любви, крушение планов, прекратить базар, карусель событий, изнанка жизни, шпильки в разговоре.

Сейчас никем не оспаривается существование двух типов метафор – поэтической и языковой; первая является объектом поэтики и одной из ее основных эстетических категорий, вторая исследуется в лингвистике и понимается как комплексная проблема, имеющая отношение к разным специальностям: семасиологии, теории номинации, когнитивной лингвистике, психолингвистике, лингвистической стилистике.

Различия между языковой и художественной метафорами могут быть сведены к следующему.

1. Языковая метафора отражает очевидный признак (кисель – липкая грязь) или выражает «ходячие коннотации» (осел – упрямый человек). В художественной метафоре происходит сближение самых отдаленных сущностей, устанавливается нетривиальное подобие (так как из бесчисленных связей между элементами реальной действительности избираются самые неявные), что придает такой метафоре алогичный характер и создает впечатление семантической аномалии: Глупая вобла воображения (В. Маяковский); Приливы и отливы рук (О. Мандельштам).

2. Языковая метафора воспроизводима, в то время как художественная представляет собой единичный акт наименования.

3. Языковая метафора выполняет коммуникативную функцию, а художественная – эстетическую.

В языковой метафоре выбор источника метафоризации ограничен и связан достаточно устойчивыми нормами и закономерностями коллективного языкового сознания. Образование художественной метафоры свободно, оно не связано никакими канонами и совершается произвольно.

3. Структурно-семантический аспект изучения слова

3.1. Лексико-семантическая парадигматика. Лексико-семантические поля (ЛСП)

Подход к словарному составу языка как системному явлению является традиционным. В лексике в качестве системообразующих выступают все основные типы отношений единиц языка: парадигматические, синтагматические, вариантные, иерархические и др. Слова объединяются в лексические парадигмы, лексические микросистемы, лексико-семантические поля, лексико-семантические группы и т. п.

Лексико-семантическая парадигматика – рассмотрение того, как соотносятся между собой значения слов в системе, в какие парадигматические отношения вступают отдельные концептемы. Лексико-семантическая парадигма – замкнутая группа слов, значения которых связаны между собой по определенному числу однозначных противопоставлений.

Понятие «парадигма» накладывает строгие ограничения на устанавливаемые множества. Не все группировки слов подходят под это строгое понятие. Множества слов – это размытые множества. В лексике используется понятие «поле» для обозначения группировок слов.

Термин «семантическое поле» был введен в научный оборот в 1930-е гг. Йостом Триром. Введение понятия семантического поля произвело подлинную революцию, открыв новые перспективы для исследования лексического состава языков.

Семантическое поле (СП) образуют слова, связанные между собой по значению. СП – это множество слов, точнее – концептем, объединенных общностью содержания, имеющих какую-нибудь семантическую общность, общую нетривиальную часть в толковании. По этой общей части семантические поля и получают название: семантическое поле родства, движения, чувств, еды, посуды и т.д.

В мире (в опыте, в онтологии) есть предпосылки для формирования полей. Например, можно выделить класс домашних животных, объединить в классы средства транспорта, посуду, еду и т.п. В сознании на основе онтологических объединений реалий формируются концептуальные поля (понятийные), которые получают воплощение в языке в семантических полях. Понятийное (концептуальное) поле соответствует определенной сфере понятий (когнитивной области), например, концептуальная область времени, пространства, цветообозначения и др. Концептуальные поля – система взаимосвязанных понятий, организованная вокруг центрального понятия.

Согласно Триру, понятийному полю соответствует семантическое поле. В семантические поля объединяются слова, значения которых соответствуют определенной сфере понятий. На понятийное поле как бы накладываются слова, членящие его без остатка и образующие семантическое поле.

Слова, отображающие определенную сферу внеязыковой действительности, образуют тематические (денотативные) поля. Общность содержания в денотативных семантических полях объясняется сходством обозначаемых явлений, денотативным сходством. Семантические поля – это денотативно-сигнификативные поля.

Поле – это способ сегментации лексико-семантического континуума и способ членения определенной сферы опыта, способ организации языковой картины мира. Состав и структура полей в разных языках имеет свою специфику.

3.2. Тезаурус

Под тезаурусом в лексикологии понимается определенная организация лексики в соответствии с определенной организацией понятий, система семантических полей данного языка. Словарь-тезаурус – это идеографический, концептуальный словарь. В нем определяется место каждой концептемы внутри системно организованного смыслового континуума. Тезаурус задает соответствие между единицами мышления и семантическими единицами, позволяет переходить от концепта или понятия к словам, выражающим эти концепты, понятия. Тезаурус показывает, как конкретный язык членит информацию о действительном мире, образующем общую материальную основу содержательных категорий.

В основу тезауруса кладется система понятий, синоптическая схема тезауруса. Тезаурусы различаются по лежащей в их основе синоптической схеме, поэтому и презентация значения одного и того же слова в разных тезаурусах будет различной.

В Тезаурусе Роже шесть тематических классов (абстрактные отношения, пространство, материя, разум, воля, чувственные и моральные силы) разделены на 24 подкласса, которые включают подподклассы. Подкласс «пространство» включает подподклассы: пространство вообще, измерения, форма, движение.

Семантическая характеристика слова в тезаурусе задается иерархической цепочкой имен классов, в которые оно входит. Имя класса репрезентирует соответствующую понятийную область или отдельное понятие.

Так, семантическая характеристика глагола спрашивать задается именами таких классов, как «коммуникация», «речевой акт», «вопрос». Тезаурусное определение лексического значения – тезаурусная презентация. Каждое слово в тезаурусе характеризуется набором адресов тех семантических полей, в которые оно входит в данном тезаурусе. Одно и то же слово может входить в несколько классов тезауруса, потому что оно имеет несколько узуальных значений, и даже в одном узуальном значении оно может быть связано с несколькими понятийными содержаниями. Так, слово переговоры может быть связано с понятийными содержаниями «язык» и «посредничество».

На основе тезаурусной презентации можно получить интерпретацию (толкование) значения слова.

3.3. Компонентный анализ значения слов

Внутри поля концептемы связаны отношением взаимного противопоставления (оппозиции). Языковая оппозиция – это лингвистически существенное различие между языковыми единицами, т.е. различие в плане выражения языковых единиц, которому соответствует различие в плане их содержания и наоборот.

Структура семантического поля обычно исследуется методом оппозиций, разновидностью которого является компонентный анализ. Аналогом компонентного анализа является установление пучка дифференциальных признаков на основе бинарных оппозиций в фонологии.

Суть компонентного анализа заключается в том, что значение (содержание) рассматриваемой единицы разлагается на ее составляющие. Составляющие значимых единиц языка называются семами (семантическими компонентами, семантическими множителями, дифференциальными семантическими признаками, ноэмами). Сема – элементарная (предельная) составляющая значения.

Разложению значения слова на его семантические множители предшествует распределение значений слов по семантическим полям. Последовательно противопоставляя слова в пределах семантического поля, мы выявляем дифференциальные семантические признаки (семы).

Первыми исследователями, предложившими и разработавшими компонентный анализ лексики, были американские антропологи Уильям Лаунсбери и Уард Гудинаф (в 1940-50-е гг.), которые при помощи информантов изучали термины родства у разных индейских племен. Сравнивая термины родства: мать, отец, дочь, сын, брат, сестра и др., взяв за точку отсчета «эго» = я, они выделили следующие семантические признаки: [старшее:: младшее поколение], [женский:: мужской пол], [прямое:: непрямое родство]. Слово отец означает ‘лицо старшего поколения, мужского пола, прямого родства’.

Термины родства составляют четко структурированное семантическое поле. В таких полях семы выделяются путем сопоставления минимальных пар слов (противопоставленных только по одному признаку). Таких строго упорядоченных систем в лексике немного.

Особую роль в развитии методики компонентного анализа сыграло включение его в теорию порождающей грамматики. В 1960-70-е гг. лингвистика США превратила семантику в один из главных предметов своего рассмотрения. Конкретное воплощение новые подходы получили в интерпретирующей и порождающей семантике, а также в ролевой семантике.

Компонентный анализ нельзя считать собственно американским явлением. Его начала можно обнаружить в построении универсальных «философских» языков, в методике составления идеографических словарей, в стремлении Б. Потье, А. Греймаса и Е. Косериу использовать разработанное в фонологии понятие различительных признаков для структурного анализа лексических значений, в выделении Л. Ельмслевым фигур плана содержания. В США компонентный анализ получил окончательное методическое завершение и теоретическое истолкование.

Семантический компонент не имеет прямого соответствия в виде физического признака, свойства реалии внеязыковой действительности. Семантические признаки – это признаки, зафиксированные в сигнификатах слов. Не все признаки денотата входят в число семантических признаков (например, цвет, стоимость и др.).

Семантическим компонентам приписывают разный онтологический статус. Семы иногда трактуются как теоретические конструкты, с помощью которых описываются семантические отношения в лексике. Семы рассматриваются и как ментальные сущности, обладающие психологической реальностью. В последнем случае семам приписывается свойство отражения в сознании носителей языка различных черт: а) объективно присущих денотату; б) приписываемых ему данной языковой средой [Гак 1971].

Джон Лайонз [1978] указывает на возможность соотнесения семантических компонентов с монадами в логико-философской концепции Готфрида Лейбница. Монады представляют собой бесконечное число простых, неделимых нематериальных субстанций.

Согласно Джерольду Катцу, семантические признаки соответствуют элементарным понятиям, типа (физический объект), (живое), (человек), (животное), (мужской пол), (взрослый) и др. Семантические признаки следует рассматривать как лингвистические конструкты, позволяющее удобно описывать структуру значения. Они не являются выражениями естественного языка, хотя и изображаются в виде таких выражений. Семантические признаки, по Катцу, можно сравнивать с конструктами естественных наук, такими, например, как «сила». Полезно провести аналогию между формулами химических соединений и толкованиями слов, которые можно трактовать как формулы «семантических соединений» [Катц 1981].

Методика семного анализа терминов родства заключается в следующем.

1. Составляется полный список всех терминов родства, употребляемых в данном языковом коллективе.

2. На основании наблюдений типа: в чем различие между мамой и тетей, формируется гипотеза, согласно которой любой из терминов родства может быть охарактеризован по трем основным параметрам:

1) А – пол родственника:

а1 – мужской пол; а2 – женский пол;

2) В – поколение родственника:

О – поколение говорящего; В + 1 – старше говорящего на одно поколе-

ние; В + 2 старше говорящего на два поколения; В – 1 младше говоря-

щего на одно поколение; В – 2 младше говорящего на одно поколение;

3) С – линейность родства:

С1 – прямая линия родства; С2 – боковая линия родства.

Слово дедушка включает компоненты: а1, В+2, С 1.

Множество лексических единиц, в значении которых содержатся определенные общие семантические компоненты, образуют семантическое поле. Например, семантическое поле «родственники» имеет общие (интегральные) семантические компоненты [ +одуш, +челов,+родств.].

В некоторых семантических группах интегральные семантические признаки выделяются легко. Например, интегральным семантическим признаком для лексем: (1) роза, (2) жасмин, (3) сирень, (4) ромашка, (5) василек является сема ‘цветочное растение’, для лексем 1-3 – ‘кустарниковое садовое цветочное растение’, для лексем 4-5 – ‘луговое цветочное растение’. Дифференциальные семантические признаки для лексем 1-5 установить трудно, потому что они противопоставлены по множеству признаков одновременно.

Семы не одинаковы по своему характеру и иерархическому статусу, так как отображаемые ими объективные свойства предметов и явлений имеют разную значимость. В. Г. Гак различает: архисемы, дифференциальные семы, потенциальные семы. Выделяют также классемы, семантические признаки и компоненты.

Архисема – общая сема для слов одного семантического поля, сема родового значения.

Семантический признак отличается от семантического компонента более высокой ступенью абстракции и проявляется в противопоставлении, по крайней мере, двух слов. Семантический признак не реализуется в одном слове. Например, семантический признак «пол» реализуется в семантических компонентах «мужской пол», «женский пол». Семантические компоненты реализуются в одном слове.

Семантические признаки могут быть дифференциальными и интегральными. Интегральные семантические признаки объединяют слова в группы, а дифференциальные – различают значения слов.

Различаются семантические компоненты открытые и скрытые. Так, в слове прадед мы имеем открытый семантический компонент «старший на три ступени», так как этому семантическому компоненту соответствует звуковой комплекс пра -, а в слове дед – скрытый семантический компонент «старший на две ступени». Этот семантический компонент не получает специального экспонента.

Классема – сема, общая для слов разных семантических полей, например, [предмет, явление, действие, одушевленное существо, человек, животное, растение, система, устройство, приспособление и др.]. Названия классем составляют металексику.

Принцип описания лексических значений посредством ограниченного набора семантических компонентов привлекал своей кажущейся объективностью и простотой.

Джерольд Катц демонстрирует технику компонентного анализа на ставшем в дальнейшем стандартном примере со словом bachelor ‘холостяк‘:

Bachelor 1 (физический объект), (живой), (человеческий), (молодой),

(взрослый),

[никогда не женившийся]

Bachelor II (физический объект), (живой), (человеческий), (мужской),

[рыцарь, служащий под штандартом другого рыцаря],

Bachelor III (физический объект), (живой), (человеческий),

[имеющий академическую степень после первых четырех

колледжа]

Bachelor 1V (физический объект), (живой), (животное), (мужской),

[не имеющий самки тюлень в период спаривания].

Римскими цифрами помечаются отдельные ридинги. В круглых скобках даются маркеры, а в квадратных – различители. Для выделения лексических ридингов никакой особой процедуры не предлагается. Берутся готовые прочтения из традиционных словарей.

Семантические маркеры выражают концептуальные элементы (атомы) структуры значения. Они представляют некоторые существенные семантические категории, например, [+ нарицат.,+ счетн., + абстрактн., + одушевл., + челов.] и др. Семантические маркеры образуют ограниченный набор, участвуют во многих значениях, представляют системные связи в лексике, определяют правила комбинирования смыслов в словосочетании и предложении.

Различители (дистингвишеры) указывают на области использования концептем. Они имеют индивидуальный характер, число их бесконечно, они служат для описания «остаточной» части каждого значения, не поддающейся дальнейшему соотносительному анализу. Изменение во множестве различителей приводит лишь к частичным сдвигам среди близких синонимов.

Согласно Джерольду Катцу и Джерри Фодору, семантические маркеры и различители являются средствами, при помощи которых мы можем разложить значение одного из смыслов лексической единицы на составляющие его концептуальные атомы и представить структуру словарной единицы и семантические отношения между словарными единицами.

3.4. Семема. Семантема

Семантические множители, соединяясь друг с другом в различных комбинациях, задают значения любого слова в языке. Семы объединяются в семему не в виде пучка, а образуют иерархию. Семема – иерархически организованная совокупность сем. Согласно В.Г.Гаку, структура семемы включает:

1. архисему (общую сему родового значения);

2. дифференциальные семы:

а) описательные семы, отражающие собственные свойства реалии;

б) относительные семы, отражающие связи реалий (функциональные,

временные, пространственные);

3. потенциальные семы (ассоциативные, несущественные).

Скрытые, потенциальные семы – импликационал слова, по Никитину [1983] – это семы, которые не входят в обязательный состав сем, но входят в число известных носителям языка. Они актуализируются при вторичной номинации, при образовании производных значений. Потенциальные семы служат основой для различных переносных значений. При переносном употреблении слов архисема и дифференциальные семы отходят на задний план, а потенциальные семы актуализируются. Потенциальные семы входят в состав коннотативного компонента значения слова. Эта часть семного состава особенно важна в художественном тексте. В контексте порождаются окказиональные семы, актуализируются потенциальные.

В семантической теории Дж. Катца есть понятие селекционных ограничителей, которое помогает описать семантическую сочетаемость лексических единиц. Селекционные ограничители указывают на свойства, которые должны быть у слова, синтаксически связанного с данным, чтобы они семантически согласовывались.

В словарной статье лексемы селекционные ограничения задаются в виде семантических маркеров, заключенных в угольные скобки. Например, в словарной статье слова honest ‘честный’ есть такая запись: < (человек) и не (младенец)>. Это значит, что слово honest сочетается только с такими словами, которые обозначают человеческих существ, не младенцев.

Другой пример. Если у слова colourful ‘яркий, живописный’ есть селекционный ограничитель <(эстетический объект)>, то этот селекционный ограничитель указывает, что прилагательное colourful в значении, соответствующем семантическому пути (который указывает селекционный ограничитель), нормально сочетается в качестве определения только с существительными, содержащими в своих семантических путях маркер (эстетический объект).

Прилагательное pretty 1) ‘приятный, хороший’, 2) ‘прелестная, хорошенькая’ в значении 1) имеет селекционный ограничитель <(неодуш.)>. Это значит, что в значении 1) оно сочетается только с существительными, обозначающими предметы. В значении 2) прилагательное pretty имеет селекционный ограничитель < (одушевл.) + (женский пол)>. Это значит, что это прилагательное не сочетается со словами, обозначающими лиц мужского пола.

3.5. Семантический метаязык

Семантический метаязык – язык для описания содержания языковых выражений, семантики слов, словосочетаний, предложений, для семантической транскрипции. Например, брать можно описать как «начать иметь», а отдать – как «перестать иметь». Семантический метаязык используется для экспликации, объективирования, выявления, толкования значения. Установить значение языкового выражения – это значит перевести данное языковое выражение на язык семантической репрезентации.

Семантический метаязык – язык мысли (lingua mentalis), язык семантических примитивов, глубинно-семантический язык. Он должен быть в принципе универсальным.

В качестве единиц метаязыка выбираются слова естественного языка. Условием отнесения слова к семантическому метаязыку является то, что слова должны быть простыми, семантически неразложимыми. С их помощью можно разложить другие слова на компоненты.

Анна Вежбицкая [1987] считает, что нельзя описать значение, не пользуясь набором элементарных смыслов. Так, нельзя описать значение слов обещать, разоблачать без смысла «говорить». Семантика может иметь объяснительную силу, если ей удастся истолковать сложные значения с помощью простых. На это указывали философы 17 в. Р. Декарт, Г. Лейбниц. Для них важно было установить, какие концепты являются настолько ясными, что никакие объяснения не могут сделать их более понятными. Р. Декарт пытался обнаружить «врожденные идеи», которые должны быть положены в основу искусственно создаваемого языка. Это должны быть понятия, которые интуитивно очевидны и самообъясняемы. Эти понятия невозможно определить. Г. Лейбниц пытался открыть «алфавит человеческих мыслей». Самые простые элементы должны участвовать в построении других понятий. Слова, которые выражают представления о простых вещах, понятны всем и не требуют объяснения. Это простейшие термины, атомы смысла. Лучшие ключи к пониманию того, как мог бы выглядеть список фундаментальных концептов, дает нам исследование языков.

Анна Вежбицкая устанавливает следующие критерии пригодности какого-либо смысла на роль семантического примитива: 1) критерий объяснительной силы, 2) критерий универсальности. Первый критерий учитывает роль, которую играет данное понятие

Дата добавления: 2015-08-10