Часть первая 6 страница. Зинаида дмитриевна с радостью согласилась укрыть наталку

Зинаида Дмитриевна с радостью согласилась укрыть Наталку. Со слезами на глазах она утешала, как могла, плачущую девушку. Потом они сели на кровать и плакали обе.
Когда Наталка и учительница немного успокоились, Тимка наскоро рассказал им об отъезде председателя и разоружении гарнизона. Тимка путался во взаимоотношениях Сухенко с генералом Алгиным и не желал рассказывать всего, чтобы не выдать ни себя, ни Сухенко. Но все же кое в чем он проговорился. По его сбивчивому рассказу выходило, что Сухенко хотел поднять восстание, но потом, получив приказ Ейского ревкома, разоружает гарнизон, как якобы врангелевский, будучи в действительности сам врангелевцем.
Зинаида Дмитриевна поняла, что Сухенко лгал, когда уверял ее, что Семенной - бандит. Бандитом и предателем оказался он сам. Это сильно взволновало Зинаиду Дмитриевну, и она снова заплакала, а Тимка, чувствуя, что и сам готов разреветься, выскользнул из комнаты.
...Тимка шел по станице, сам не зная куда. Перестрелка не прекращалась, но сейчас она слышалась уже с окраин станицы. Незаметно для себя Тимка подошел к улице, где жил Семен Хмель, и увидел столб дыма и толпу народа. "Хату спалили",- догадался он и побрел к гарнизону.
На базарной площади к нему подошли двое рослых конвойцев. Один из них грубо схватил Тимку за плечо, а другой хотел сорвать оружие. Тимка сначала оцепенел от неожиданности, потом бешенство захлестнуло его. Не помня себя, он выхватил кинжал и резанул по руке державшего его конвойца. Потом хотел броситься на другого, но, ошеломленный ударом кулака по виску, упал на землю. Его, наверное, зарубили бы, но в это время на площадь выехал небольшой отряд гаевцев под командой Георгия Шеремета. Гаевцы жестоко избили конвойцев и освободили Тимку.
За гаевцами тянулся обоз: по приказу генерала Алгина, увозили в плавни оружие, снаряжение и имущество гарнизона. Были в обозе и подводы, груженные мукой, салом, пшеном и другими продуктами, наскоро собранными среди зажиточных казаков станицы. На последних двух подводах везли связанных казаков, перебежавших из отряда Гая в гарнизонную сотню.
Как только отряд гаевцев достиг конца площади, избитые и лежавшие на земле конвойцы поднялись и открыли стрельбу по отряду. Обоз остановился.
Со стороны ревкома вылетел, на галопе, отряд конвойцев с офицерами во главе. В воздухе засверкали клинки. Шеремет пропел команду, и гаевцы стали срывать из-за плеч винтовки. На одной из подвод, груженной бурками, появился тупорылый пулемет. "Быть драке!" - подумал Тимка. Он вскарабкался на подводу и лег рядом с пулеметчиком. Георгий Шеремет, держа офицерский карабин, помчался навстречу отряду, задержавшемуся возле избитых конвойцев.
Офицеры съехались. Тимка видел, как командир отряда шашкой указывал на избитых конвойцев, о чем-то спрашивая его брата. Шеремет что-то ему объяснял и показывал карабином то на стоящих тут же конвойцев, то на обоз.
Но вот офицер конвойцев бросил в ножны шашку и крикнул что-то своим людям. Четверо из них спрыгнули с лошадей и разоружили нападавших на Тимку конвойцев, а офицер вытянул плетью того самого, который ударил кулаком Тимку по голове.
- Вот это здорово! - прошептал Тимка.
Вскоре к нему подъехал брат.
- Ну, ты, тигренок, слазь и иди в гарнизон, тебя
больше никто не тронет. На коне Семенного теперь будет ездить сам генерал. Смотри, никому председательского коня не отдавай. И своего - тоже. А дня через два приведешь коней на хутор Деркачихи.
Тимка спрыгнул с подводы и направился к гарнизону. Дойдя до ворот, осторожно заглянул во двор. Конвойцы и казаки Запорожского полка, выведя лошадей гарнизона на коновязь, дожидались, пока офицеры не распределят коней по сотням.
Тимка подошел ближе. Урагана и Котенка на коновязи не было. Он направился в конюшню, надеясь найти их там. В сумраке конюшни Тимка увидел, как огромного роста конвоец, сняв его седло, собирается седлать Котенка. Ураган стоял в соседнем стойле.
Тимка, не задумываясь, подскочил к конвойцу и уцепился за седло:
- Не замай коня! Своего надо иметь!
Конвоец бросил седло и схватил Тимку за горло.
- Хлопцы, сюда! Гарнизонца поймал!
В конюшню вбежали казаки конвойной сотни. У Тимки потемнело в глазах. Как сквозь сон, он услышал чей-то властный голос:
- Отставить! Это урядник из отряда Гая и личный ординарец командующего.
Тимка почувствовал, что железные пальцы конвойца освободили его горло. Он не удержался на ногах и упал навзничь. Карабин, висевший у него за спиной, больно ударил его по затылку. Котенок, напуганный дракой и падением Тимки, зло прижал уши и лягнул конвойца в грудь. Тот отлетел к противоположному стойлу и дико взвыл. Остальные конвойцы разразились хохотом, а Котенок храпел, прижимал назад уши и перебирал ногами, словно хотел вызвать на бой всю конвойную сотню.
Тимка вскочил на ноги и снял карабин, но его враг и не думал продолжать драку. Охая, он побрел из конюшни. Разошлись и остальные конвойцы. Тимка остался с лошадьми один.
Он кое-как успокоил Котенка, вычистил его и Урагана щеткой и напоил их водой, потом сбегал в кладовую и принес овса. Тут Тимка и сам почувствовал голод. Он достал из кармана горбушку хлеба, припасенную для Котенка, и принялся жевать ее.
Закусив, Тимка погладил Котенка и собрался уходить. "Теперь их никто не тронет",- решил он и подошел к гнедому красавцу Урагану. Конь тихо заржал и ткнулся мордой в протянутую ладонь.
- Нету у меня ничего, Ураган. Так-то, брат. - Тимка ласково погладил коня по шее и вздохнул.
Ему, Тимке, опасность больше не грозила, но положение было неясное. Он знал только то, что Сухенко не поднимал восстания, а действовал именем Советской власти. Но ведь председатель, Хмель и Бабич были именно этой властью... "Нет, тут что-то не то!" - мучительно пытался понять Тимка.
Если б не Наталка, он оседлал бы коней и уехал бы на хутор к генералу,- там и узнал бы все. Но бросить Наталку одну он не мог. Взять же ее с собой - тоже нельзя...
Тимка растерянно оглянулся на Котенка, словно ожидая от него совета. Но конь жадно ел овес, и Тимка, постояв еще немного, поплелся из конюшни во двор. Там он увидел командира конвойной сотни и подошел к нему.
- Ну, как? - улыбнулся тот, поглядев на растерянную физиономию Тимки.
- Господин есаул, прикажите своим хлопцам коней не займать.
- Каких коней?
- Председателева и моего. Мне брат сказал, что теперь генерал на председателевом коне будет ездить.
- Добре. Я сейчас распоряжусь. Ты что, отведешь их на хутор?
- Приказано отвести... Господин есаул, а большевиков в станице больше не будет?
- Кто тебе это сказал? И потом вот что: не называй меня есаулом.
- А как?
- Я - товарищ командир сотни. Понял?
- Никак нет.
Есаул засмеялся.
- Ну, ничего, скоро поймешь... Невесту спрятал?
- Спрятал, господин есаул.
- Опять!
- Виноват: товарищ командир... А что, Хмеля убили?
- В подвале сидит.
- А Бабич?
- Ну, тому посчастливилось уйти с остатком гарнизона.
К есаулу подошли офицеры. Тимка побежал к школе.
Он долго стучал в дверь. Открыв наконец, Зинаида Дмитриевна испуганно рассказала ему, что приходили какие-то казаки в белых папахах и делали обыск.
- Уж ты, пожалуйста, приходи к нам на ночь, а то
опять могут нагрянуть,- просила Тимку учительница.
Тимка, гордый тем, что его считают совсем взрослым и просят у него защиты, снисходительно обещал прийти.
- Я здесь лягу,- указал он на пол у двери.- Пусть только сунутся!
Наталка, наплакавшись, спала, и Тимка, посмотрев на нее издали, отправился домой, еще раз пообещав непременно прийти на ночь.

Соседняя собака, тощая, с лохматой черной шерстью, сидела посреди двора и, подняв свою острую морду кверху, тоскливо смотрела на поднимающийся по небосводу месяц. Время от времени из ее горла вырывался хриплый, тягучий вой.
Тимке снилось, будто он влез на высокий тополь за грачиными яйцами, ветка сломалась, и он сорвался вниз. Он ощутил страх падения и явственно слышал крик грачиной стаи.
Тимка открыл глаза. В комнате было совсем темно и лишь в крайнее окно, сквозь прикрытую ставню, пробивался слабый луч луны. "Ночь",- подумал Тимка.
В хате было тихо. Вдруг его уши резнул горестный собачий вой. "Кукла воет",- подумал Тимка и вспомнил о ее хозяине, зарубленном конвойцами у ворот. Встал в памяти и прошедший день - и тотчас же Тимка вскочил испуганно с кровати: "Проспал! А Наталка и учительница там одни!" - Быстро натянув сапоги, Тимка надел шашку, сунул в карман наган и схватил карабин.
Когда он прибежал к школе, ночь была уже на исходе. Тимка не стал стучать в парадную дверь,- перелез через забор и очутился в школьном дворе.
Дойдя до угла здания, он столкнулся с каким-то казаком и, не успев отскочить, выхватил из кармана наган.
- Тимка!
- Товарищ председатель, вы?!
Андрей схватил Тимку за руку и увлек его в школьный сад. Они сели на скамейку под шелковицей. Тимка не спускал с Семенного изумленных глаз. Тот заговорил первым.
- Хмель убит?
- Нет, он в подвале...
- Ты что, прячешься?
- Вчера два раза убить меня хотели...
- И тебе, значит, досталось? Урагана забрали?
- В конюшне стоит...
Андрей задумался.
- Товарищ председатель, вы теперь не большевик?
- Что?.. Откуда ты взял?
- Большевики арестовать вас велели. Вы к Алгину бегите: он вас своим помощником сделает.
Тимка выпалил сразу все, что его мучило, и теперь с нетерпением ждал ответа председателя. Андрей невесело засмеялся.
- Ну, этого-то он не дождется!
- А куда же пойдете? Большевики вас убьют, а к генералу не хотите.
- Алгин хочет меня убить, а не большевики.
- А мне есаул сказал, что Сухенко от большевиков приказ получил...
- Какой есаул? - перебил Андрей.
Тимка закусил губу.
- Ну, как его... командир конвойной сотни.
- Это ложь, выдумки Сухенко вместе с генералом,- глухо проговорил Андрей.
Тимка видел, что председатель сильно расстроен, и не знал, что ему делать. Ему казалось, что наступила минута, когда председателя можно навсегда помирить с его братом, с есаулом Гаем и Дрофой, но он не знал, как это сделать, и мучился, что вот время уходит, а он так ничего и не сумеет объяснить этому недавно такому властному, а теперь беспомощному, словно ребенок, человеку.
Андрей долго колебался. Потом, решившись, наконец, тихо спросил:
- Тимка, хочешь помочь мне?
- Хочу,- вырвалось у Тимки.
- Выкради мне Урагана.
Тимка задумался. Ему ничего не стоило пойти в конюшню и, под предлогом увода лошадей на хутор, забрать Урагана и Котенка... "Но что задумал председатель? Куда он хочет ехать?"
Тимка осторожно спросил:
- Далеко ехать?
- В Кущевку.
- В Кущевку?
- Ну да, а оттуда в Ростов!
- Вас арестуют!
- Ну нет. Если только я доберусь до Ростова, то
буду спасен и, может, Хмеля удастся выручить.
Тимка решился. "Черт с ним,- подумал он про генерала. - Что-нибудь сбрешу, а председателя и дядю Семена спасти нужно. Вот Наталка обрадуется, если удастся!"
Тимка встал.
- Вы, товарищ председатель, пробирайтесь к старому ветряку, а я вам туда коня приведу.
- А сумеешь?
- Будьте покойны!
- Ну, смотри, не попадись.
- Мигом обоих выкраду.
- Да мне одного Урагана.
- А я на ком поеду? Ведь вам до Кущевки, там вы поездом, а Урагана на кого бросите?
Андрей был тронут. Он взволнованно обнял Тимку.
- Спасибо! Беги, буду ждать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Кто вам дал право решать такие вопросы?!
- Но, товарищ председатель, уком...
- Нет, я тебя спрашиваю, кто вам дал такие права?! Ты знаешь, что тысячи казаков, мобилизованных в прошлые годы белыми, скрываются от нас в плавнях?
Кто они,- враги наши? Нет! Их только обманом удерживают офицеры в плавнях. И вот теперь, когда Польша начала с нами войну, когда Врангель готовит нам удар в спину, этих людей снова хотят использовать против нас. При их помощи Врангель надеется захватить Кубань. Неужели это не ясно? Наша задача - вырвать этих людей из лап офицерских... А что получилось? Партия послала в самый центр готовящегося восстания комбрига Семенного с особыми полномочиями и заданиями, а отдельский ревком, вместо помощи, всячески мешает ему выполнять задания партии.
- Товарищ председатель...
- Партия знала, кого посылала на такую работу.
Семенной - казак, он известен на Кубани, ему верят, за ним пойдут. И действительно, только что он приехал, как казаки стали выходить из плавней. У вас там был полнейший развал советской и партийной работы, в гарнизоне и ревкоме сидели заклятые враги Советской власти. Семенной выгнал их оттуда,- и в работе сразу получился перелом.
- Я вижу, что Семенной - в большем почете у бюро. Ему верят, а мне...
- Я слушал около часа твою болтовню, слушал, как
ты обливала грязью человека, которого совсем не знаешь, и, по твоим же словам, видела всего раз.
- Этот человек - бандит. Он сбежал с остатками своей банды в плавни. Ты не дал мне всего сказать... Его надо расстрелять. И чем скорее, тем лучше.
- И поручить это дело Сухенко?
- Хотя бы и ему... Вот последнее донесение Сухенко,
слушай: "Бывший председатель ревкома Семенной, боясь ареста, перебежал с группой своего конвоя к половнику Дрофе..."
- Ложь!
- Нет, правда!
- Ты ручаешься за это?
- Вполне.
- Хорошо. Довольно я слушал всякий вздор!
Председатель надавил пуговицу звонка, и тотчас в дверях появился секретарь.
- Позовите сюда командира из бригады Сухенко.
В комнату вошел высокий молодой казак, почти мальчик, и вытянулся.
- Подойдите сюда!.. Вот командир взвода той сотни, которой командовал Грицай, убитый по распоряжению Сухенко... Он привез мне совсем другие сведения.
Он сообщил о сговоре Сухенко с генералом Алгиным и Бароном Врангелем.
И, обратившись к комвзвода, председатель спросил:
- Скажите, товарищ командир, обсуждался ли бывшими товарищами вопрос о восстании бригады?
- Да, это было в день убийства хорунжего Грицая.
- Мотивы убийства вам известны?
- Он был против восстания и требовал, чтобы бригада пошла на польский фронт. За это Сухенко приказал своему адъютанту застрелить его.
- А расстрел заложников тоже заранее обсуждался?
- За несколько дней до этого. На совещании у священника Кирилла. Заложники были расстреляны по инициативе и приказанию генерала Алгина.
- Откуда вам все это известно?
- Через моего брата - командира конвойной сотни.
- Скажите, кто такой генерал Алгин?
- Он прислан бароном Врангелем с полномочиями командующего повстанческими войсками на Кубани.
- Бригада Сухенко входит в эти войска?
- Да.
- Где работал генерал Алгин по приезде от Врангеля?
- В Староминском ревкоме.
- С кем он там был связан?
- Со своим адъютантом, есаулом Петровым, бывшим тогда начальником гарнизона.
- Вам известно, кто расстрелял заложников?
- Петров.
- То есть, адъютант генерала Алгина?.. Скажите, переход бригады, вернее, ее командного состава, был неискренним?
- Переход на сторону Советской власти был вынужденным и, по словам Сухенко и начальника штаба, временным.
- Довольно. Идите, командир... Ну, что ты теперь скажешь?.. Что ж ты молчишь? Травить Семенного в угоду белогвардейцам - на это ты легко идешь. Этот человек отдал революции всего себя, все, что ему было дорого. Ну, больше мне не о чем с тобой разговаривать. Сегодня на нашем бюро я поставлю вопрос о твоем пребывании в партии.
Дверь отворилась, в кабинет просунулась сияющая физиономия секретаря.
- Товарищ Семенной просит принять его.
- Семенной?! Как нельзя более кстати. Зови скорей!- и председатель, встав из-за стола, пошел навстречу вошедшему в кабинет Андрею.
- Я говорил, что такие, как ты, не пропадают. Как хорошо...- и не договорив, он обнял Андрея. Председатель отдельского ревкома, воспользовавшись удобным случаем, выскользнул из кабинета.
Председатель усадил Семенного в кресло и нажал звонок.
- Товарищ Арон, дай нам что-нибудь закусить... И не пускай ко мне никого... Ну, рассказывай, что случилось.
Андрей вздохнул:
- Дело дрянь. Староминский гарнизон разогнан, частью перебит. О Каневском гарнизоне ничего не знаю.
Зазвонил телефон. Председатель взял трубку.
- Слушаю! А, это ты? Да, да... Он уже нашелся. Сидит у меня в кабинете. Ага... Хорошо, сейчас едем.
Председатель повесил трубку и взглянул на Андрея.
- Справлялись о тебе. Сейчас начинается заседание штаба, просят нас с тобой приехать. Там же комиссар сухенковской бригады. Да, чуть не забыл... Твоего "друга", председателя Ейского ревкома, снимаем с работы... и, вероятно, отберем партбилет.
- Ну, она, пожалуй, больше по глупости накрутила... Глупость для коммуниста непростительна. А если речь идет о бывшей правой эсерке, то и подозрительна. Впрочем, разберемся. Сегодня вечером приходи на бюро, послушаешь.

- Вот, Тимка, ты на своего Котенка жаловался, а он, пожалуй, моему Урагану не уступит. С самой Кущевки на рысях идем, а ему хоть бы что!
Тимка ласково похлопал своего любимца по мокрой шее.
- Скоро дома будем, товарищ председатель. Тогда мы им отдых дадим. Первым делом, сена получат, а к вечеру в речке их выкупаю и ячменя толченого задам, страсть любят! Ну, а завтра опять в речку - и овса.
- Мы с тобой, Тимка, овса есть не будем, а вот борща с горьким перцем...
Андрей, не договорив, смолк. Тимка тоже был неразговорчив. Чем ближе они подъезжали к дому, тем тоскливее становилось у него на сердце. От председателя он узнал, что Сухенко отстранен от командования бригадой, привлечен к ответственности и скрывается в плавнях. Тимка чувствовал себя изменником: правда, и отец его, и есаул Гай разрешили ему служить в гарнизоне, но ведь никто не поручал ему помогать председателю ревкома в срыве подготовки восстания, - того восстания, о котором сам он, Тимка, мечтал уже давно и которое вернуло бы ему отца и брата.
Тимка знал, как свирепо расправляются в отрядах с теми, кого заподозрят в сочувствии большевикам. Их раздевают догола, связывают и бросают в топь. Там они, искусанные комарами, медленно тонут в вонючей грязи. А ведь он не только помог председателю добыть коня, но и сопровождал до Кущевки, где ожидал его возвращения, и вот теперь вместе с ним едет назад в Староминскую.
Не по себе было Тимке еще и по другой причине. Дожидаясь в Кущевке возвращения Семенного, он все время толкался на перроне вокзала среди едущих на Западный фронт воинских частей. Из разговоров красноармейцев и ответов на его вопросы Тимка с горечью понял, что слишком слепо верил в победу восстания, что большевики - это не кучка местных комиссаров и командиров, а почти весь народ, и что этот народ, раздавивший целые армии белых генералов, раздавит и повстанческие отряды.
...Темнело. Слева, впереди, показался хутор. Справа тянулась балка, заросшая терновником и камышом. Тимка подозрительно покосился на балку и снял с плеча карабин. Он больше всего боялся теперь встретиться со своими и готов был драться с ними - только бы его не задержали и не отвели в лагерь, где придется держать ответ за помощь Семенному. "Можно, правда, сказать, что вел лошадей на хутор и по дороге встретил председателя... Да только не поверят, собачьи дети".
Когда балка была от них в сотне шагов, из нее вынырнули всадники и галопом направились к ним. Было их с десяток.
"Гаевцы!" - испуганно подумал Тимка. Он до боли стиснул зубы и достал наган. - "Кони заморились, не уйти!" Он посмотрел на Андрея.
- Ваш Ураган посвежее, езжайте, а я их задержу! Но Андрей, тоже заметивший всадников, уже отстегивал с пояса гранату. Неожиданно лицо его осветилось улыбкой:
- Тимка, да то наши!.. Вон и Бабич на сером коне.
Когда гарнизоновцы с радостными возгласами окружили их, Андрей спросил Бабича:
- Вот это и все?..
- Еще есть, товарищ председатель,- на хуторе шестьдесят человек.
- За Хмеля ничего не чули?
- Отбили Хмеля сегодня утром. Капуста со своими хлопцами подследил, когда его, Абрама и еще семь человек на расстрел вели, ну и... выручили.
Андрей облегченно вздохнул и взглянул на Тимку. Тот радостно улыбался. Оба они подумали о Наталке.
- Ну, хлопцы, едем на ваш хутор, а вечером - до дому.
И Андрей коротко рассказал им о снятии Сухенко и его бегстве в плавни.

Начальник штаба бригады, грузный пожилой полковник с пышными черными усами, сопел, поворачивался с боку на бок и никак не мог проснуться.
Андрей стоял в стороне и молча наблюдал, как Бабич и Хмель пытаются разбудить полковника. Наконец он не вытерпел, подошел к кровати и резко тряхнул спящего. Начштаба открыл глаза и приподнялся с кровати.
- Что?! Что такое?.. Ах, это вы, товарищ Семенной. Что-нибудь случилось?
- Где Сухенко?
- Не... не знаю. Он уехал еще до получения приказа об его аресте.
- Один?
- Нет, со своей конвойной сотней.
- Вы приняли командование бригадой?
- Да, хотя мне ее никто не сдавал.
Ну, это неважно... Приказ о выступлении получили?
- Да, думаю денька через два выступить.
- Вы выступите завтра утром.
- Но, товарищ Семенной...
- Без "но"! Довольно морочить голову! Или вы выступите, или я арестую весь ваш штаб.
Начштаба постарался изобразить на лице улыбку.
- Зачем так волноваться, товарищ Семенной? Хорошо. Завтра утром бригада выступит. Вы удовлетворены?
Андрей пошел к двери.
- Товарищ Семенной, я надеюсь, вы не сердитесь на меня?
Андрей остановился у порога, ответил гневно:
- Вы разоружили мой гарнизон, вырубили моих бойцов и хотите, чтоб я улыбался и жал вам руку?
- Мы действовали по распоряжению Ейского ревкома.
- А сдача оружия и имущества гарнизона бандитам, а попытка расстрела коммунистов - это тоже приказ ревкома?
Начштаба изменился в лице:
- Я не знал этого. Распоряжался Сухенко.
Но Андрея уже не было в комнате.
Выйдя на улицу, Андрей отослал Хмеля в ревком с приказом выслать патрули на улицы. Потом спросил Бабича:
- У нас саман есть?
- Есть, от конюшен осталось.
- На дом хватит?
- Ну да, еще останется.
- Надо будет Семену новую хату поскорее поставить. Ты зайди в ревком, посоветуемся. Да чтобы Семен ничего пока не знал.

Накануне возвращения Семенного в Староминскую Сухенко получил письмо от генерала Алгина:
"Обстоятельства резко изменились. Открытое выступление в данный момент немыслимо в условиях, когда еще не все части красных ушли с Кубани и не выяснен точный срок выступления армии барона Врангеля. Наше преждевременное выступление было бы заранее обречено на провал и могло бы сильно повредить общему плану. С другой стороны, нельзя, конечно, допустить увода бригады с Кубани. Поэтому предлагаю вам спрятать пулеметы, патроны и казну в надежные места. Пулеметные тачанки разбросать по хуторам, а людей частью распустить по домам, частью же, по вашему усмотрению, увести с командным составом в гривенские, бриньковские и челбасские плавни, как ближайшие к месту высадки десанта. Перед уходом разоружайте станичные гарнизоны, расстреливайте беспощадно коммунистов и всех, кого найдете нужным. Если удастся поймать живым Семенного, препроводите его ко мне под сильным конвоем".
Прочитав письмо, Сухенко сказал начальнику штаба озабоченным тоном:
- Очевидно, генерал Алгин еще не знает о здешних событиях. Вот что, Сергей Петрович. Я возьму свою конвойную сотню и выеду на хутор к его превосходительству, а приказ придется выполнять вам.
- Правильно. Другого выхода нет, Анатолий Николаевич. Езжайте - и да поможет вам бог!

Петухи пропели полночь.
Андрей лежал на старом диване в ревкомовском кабинете и старался уснуть.
За окном поднялся ветер. Он промчался по старому саду, налетел на кровлю и хлопнул куском полуоторванного железа. "Ведь говорил же Панасу, чтоб прибил на место..." - подосадовал Андрей. Встав с дивана, он подошел к окну и открыл его.
Темная ночь окутывала станицу. Надвигалась гроза. Со стороны плавней огненными стрелами вспыхивала молния и глухо рокотали далекие еще раскаты грома.
"Нет, так не уснешь... - Андрей снова прилег на диван.- Интересно, о чем сейчас думает его превосходительство? Навряд, чтоб такой старый лисовин решился сейчас на мятеж бригады. А все же чем скорее ее разоружат, тем лучше. Эх, и вытянется у него лицо от такого сюрприза!.. Как хорошо, что хлопцам удалось вырвать арестованных. Вот ежели б поймать Гая, Дрофу да Сухенко с его конвоем... Мы б им устроили поминки по убитым хлопцам!.. Надо будет завтра проверить, как идет постройка новой хаты для Хмеля... И еще: зайти в школу..." - Андрей закрыл глаза, и сейчас же перед ним встал образ черноволосой девушки с большими черными глазами и смеющимся ртом. Андрей снова открыл глаза. "Да нет, чепуха! Не может он, боевой, заслуженный командир, тосковать, словно его ординарец Тимка, по какой-то девчонке... А все-таки тяжело жить бобылем. Одному, со своими думами и мечтами. Вот уже больше года он, молодой, здоровый мужчина, не знает любви и женской ласки... Эх, не об этом тебе, товарищ председатель мечтать надо",- сердится Андрей, стараясь продумать работу ближайших дней. Надо выполнять решение партийного собрания о создании в станице комсомольской ячейки и организации партийно-комсомольской роты. Надо начать вновь формировать гарнизонные сотни, проследить за разоружением сухенковской бригады, попытаться вернуть увезенное оружие и имущество. Да мало ли еще что надо сделать... Сбор хлеба для фронта, помощь семьям, пострадавшим от разгрома гарнизонных сотен...
Андрей решительно встал с дивана. "Нет, видно, не усну! Пойти разве побродить по станице?.." - Андрей надел шашку, маузер, папаху и, набросив на плечи бурку, вышел из кабинета.

Зинаиде Дмитриевне тоже не спалось. Она присела к раскрытому окну.
Хороша майская ночь на юге. На черном небе ярко горят звезды, а где-то за школьным садом зловеще ползет, громыхая, грозовая туча, идет приступом на безмятежную тишь, на ночной покой.
Зинаида Дмитриевна нервно ежится при каждом, отдаленном еще, ударе грома. Тяжело чувствовать себя одинокой в такие ночи.
...Наталке приснилось, что ее кто-то зовет. Она открыла глаза, села на кровать и прислушалась. В комнату робко заглядывал месяц, осветив кусок пола и сидящую понуро возле окна Зинаиду Дмитриевну. "Еще не ложилась, тоскует",- подумала Наталка. Она села на кровати, подобрала ноги, обхватив колени руками. Ее черные волосы густыми прядями рассыпались по плечам. "И чего она в нем хорошего нашла, в полковнике том? Губы тонкие, нос длинный, черкесячий, а глаза хоть и красивые, да наглые... Вроде как у сытой кошки".
Наталка быстро соскользнула на пол и подбежала к окну.
- Зинаида Дмитриевна! Тетя Зина! Зиночка, ты плачешь? - Наталка готова была сама разреветься. Она обняла учительницу за шею, тыкалась носом в ее щеку.
У окна мелькнула чья-то тень, и раздался ласковый, немного насмешливый голос:
- Я думал, они ночью любуются, а они плачут... Тоже - нашли дело...
- Дядя Андрей! Вот хорошо, что вы пришли.
Наталка весело засмеялась, но, вспомнив, что она в одной рубашке, смутилась и спряталась за учительницу. Андрей подошел к подоконнику.
- Здравствуйте, Зинаида Дмитриевна! Здравствуй, Цыганенок!
- Дядя Андре-ей!
- Чего?
- Я ж просила...
- Ну, ладно, больше не буду, Цыганенок.
- Опять?!
- Молчу, молчу.
Учительница поспешно вытерла платком лицо и спросила:
- Что это вы, Андрей Григорьевич, по ночам бродите?
- Уж больно ночь душная, не спится.
- Небось по любимой девушке скучаете?
- Где уж нам, старикам!
- Что вы, Андрей Григорьевич - то неуком притворялись, а теперь - стариком, что за фантазия?
- Какая уж там фантазия, Зинаида Дмитриевна?..
Вот послушайте лучше новость. Шел я сейчас по улице, встретил Бабича. Говорит, Сухенко в плавнях объявился. Начальником штаба он теперь у генерала Алгина.
Учительница побледнела и взялась за сердце.
- Что же теперь с ним будет, Андрей Григорьевич?
- Мы поймаем - к стенке прислоним. Он нас поймает - в плавнях утопит.
Зинаида Дмитриевна зло посмотрела на Андрея. "И чего он пришел ночью... Похоже, что без ума от этой девочки - Наталки, а она влюблена по уши в его ординарца". Ей сделалось досадно на этого высокого, красивого, но такого чужого ей человека. Захотелось посмеяться над ним, унизить его в глазах Наталки, сделать ему больно.
- Андрей Григорьевич, я слышала, вы - холостой. Расскажите нам про девушку, которую вы любите.
- Нет у меня такой девушки, Зинаида Дмитриевна.
- Потому, должно быть, что вы такой угрюмый, дикий какой-то, неласковый.
- И вовсе неправда! Дядя Андрей - хороший. А невеселый потому, что его жену белые в плен взяли и замучили. Вот и голова у него седая потому. И еще потому, что он пески проходил и по льду моря Каспийского шел, целая армия там погибла... И он чуть не погиб.
Наталка выпалила все это разом и теперь готова была убежать и спрятаться под одеяло.
Зинаиде Дмитриевне стало совестно. "Какая я дрянная, скверная,- подумала она, но какой-то злой бес толкал ее под руку.- Если нельзя заставить его рассказать про любовь, то пусть споет".
- Андрей Григорьевич, вы пели когда-нибудь любимой девушке?
Андрей смутился.
- Давно... А больше вместе с хлопцами.
- Спойте нам что-нибудь про любовь. Спойте, Андрей Григорьевич.
К ее удивлению, Наталка тоже попросила:
- Дядя Андрей... заспивайте. Ну, дядя Андрей!
Он засмеялся.
- Ну, разве для тебя только, Цыганенок! Ты сегодня похожа на русалку, и для тебя даже такой старый казачина, как я, может не выдержать и запеть.
"Ого! Да он, кажется, способен комплименты говорить",- с удивлением подумала учительница. Наталка повторила:
- Спойте, дядя Андрей...
- Ну, петь так петь, слушайте...
...В эту ночь не спалось и Семену Хмелю... Он заглянул в конюшню, погладил свою рыжую кобылу, подложил ей сена с клевером. Потом побрел на улицу.
Шел к своему двору. Его вновь и вновь тянуло на то место, где так недавно стояла его хата, где жила его семья. Вот уже и знакомый забор из трех продольных досок. Вот и старые тополя, посаженные еще его дедом. Хмель заторопился, но, увидев, что во дворе суетились какие-то люди, в удивлении и тревоге замер.
Посередине двора Хмель разглядел сложенный штабелями саман и две запряженные парами телеги. Он, крадучись, подошел ближе, и невольные слезы выступили у него на глазах.
- То ж мои хлопцы хату мне строят...
Хмель незаметно отошел назад и завернул за угол.
- Нет, каковы бисовые хлопцы, втихомолку, значит. То-то сегодня вечером Бабич все ухмылялся, глядючи на меня...
Возвращаясь обратно и проходя мимо дворов, где были расквартированы казаки бригады Сухенко, Семен подумал: "Спят. Интересно, выступит завтра полк из станицы или нет... Почему это Капуста с Каневской не вернулся?.. Ох, скорее бы убирались сухенковцы отсюдова к лешему!.."
Дойдя до угла, он остановился. "Спивает кто-ось... да никак в школе. Надо пойти глянуть".- И, прислушиваясь к песне, направился к одноэтажному зданию.

Дата добавления: 2015-08-09