Глава 7. Лейла теперь не проходила мимо двери, не заглянув в почтовый ящик

Лейла теперь не проходила мимо двери, не заглянув в почтовый ящик. Она открывала его по нескольку раз в день. Казалось, с этим деревянным ящиком была связана вся ее жизнь. Махмуд писал два-три раза в неделю. Письма наполняли ее гордостью за брата.

«В Каире я считал, что живу. Но теперь, после всего пережитого, я понял, что глубоко ошибался. Нет, то была не жизнь, а жалкое прозябание. Ты спрашиваешь, бывает ли мне страшно, — писал брат. — Конечно, бывает. Особенно было страшно на первых порах. Но ведь именно победа над этим подленьким чувством и приносит человеку настоящее удовлетворение.

В бою этот страх словно сковывает ноги, и в то же время какая-то неведомая сила толкает тебя вперед, и ты идешь, побеждая страх, и делаешь то, что от тебя требуют, то, что делают остальные. Так постепенно, одерживая одну победу за другой, ты освобождаешься от эгоизма, который у нас в крови, и начинаешь сознавать, что живешь в обществе, что ты его частица и твоя жизнь имеет значение, лишь пока она связана с обществом. А если она вдруг и оборвется, то от этого земля не перестанет вращаться. Все будет идти своим чередом, и дело, за которое ты отдал жизнь, продолжат другие, такие же, как ты, маленькие частицы общества. Как видишь, избавляясь от страха, человек одновременно избавляется от своего ничтожного и никому не нужного «я».

Ассам и Лейла ждали Самиру-ханым и Джамилю в вестибюле магазина «Шекурил», в проходе между дверью и лифтом. Дверь магазина почти не закрывалась. Люди входили и выходили, но Ассам и Лейла не замечали их.

— Лейла, я сойду с ума! Ну почему ты отворачиваешься? Не хочешь меня понять? — негромко говорил Ассам.

Лейла не отвечала.

— Значит, ты меня больше не любишь? — еще настойчивее спросил Ассам.

Дверь отворилась, пропустив пожилую женщину с накрашенными губами. При свете неоновых ламп лицо ее казалось мертвенно-бледным. Лейла проводила женщину взглядом и едва слышно прошептала:

— По-моему, ты и сам знаешь, Ассам.

— Но ответь, какая причина? Неужели ты сердишься, что я не поехал с Махмудом?

— Почему я должна сердиться? — пожала плечами Лейла. — Махмуд поехал, потому что у него хватило мужества. Ты сам волен решать за себя…

— В таком случае скажи, что с тобой? Ты так изменилась…

Позади хлопнула дверь лифта.

— Со мной ничего… Я такая же, как и была, — ответила Лейла, обождав, пока схлынет очередная волна людей.

— Раньше ты была не такой…

— Ты хочешь, чтобы я пела и плясала, когда мой брат рискует жизнью? — резко перебила его Лейла.

— Нет, ты не любишь меня. Совсем не любишь, — вздохнул Ассам.

Лейла хотела сказать еще что-то, но в это время лифт выбросил новую толпу покупателей, которая чуть было не сбила с ног Ассама. На какое-то мгновение Лейла потеряла его из виду.

— Это жульничество, — услышала она позади себя недовольный мужской голос. — Разве это английский материал? Это же подделка!..

Кто-то дотронулся до плеча Лейлы. Это была тетушка.

Пока Самира-ханым и Джамиля заканчивали покупки, Ассам не сводил глаз с Лейлы. Под его пристальным взглядом девушка не находила себе места. Что с ним? Ведь они здесь не одни. Куда девалась его прежняя осторожность и предусмотрительность?

Выйдя из магазина, они взяли такси. Самира-ханым и Джамиля разместились на заднем сиденье, сложив на него все пакеты и свертки. Лейла и Ассам сели рядом с шофером.

Всю дорогу Лейла чувствовала на своей щеке горячее дыхание Ассама. Прижавшись к ней, он поймал ее руку, но она быстро отдернула ее. Ассам достал из кармана записную книжку, написал на листке несколько слов и сунул его в карман Лейлы.

Лейла едва дождалась, когда, наконец, наспех попрощавшись с тетушкой и Джамилей, она осталась одна; она развернула записку.

«Прошу, умоляю, любимая, не уходи! — писал Ассам. — Не покидай меня…»

Лейла ощутила внезапный прилив нежности и жалости к этому сильному и, как ей показалось, беспомощному человеку.

Она быстро поднялась наверх.

— А, это ты, Лейла? — встретила ее на пороге Джамиля. — Вот хорошо, что ты пришла! Как раз надо с тобой посоветоваться!

Они прошли в спальню. Самира-ханым сидела на кровати перед развернутым отрезом материи, переливавшейся на свету чуть ли не всеми цветами радуги.

— Я говорю маме, что для дорожного платья больше всего подходит гипюр красного цвета, как ты считаешь, Лейла? — обратилась к подруге Джамиля.

— Ничего подобного, — возразила Самира-ханым. — Красный гипюр сюда совсем не подходит. Для легкого дорожного платья лучше всего шифон.

— Шифон?

— Да, именно шифон, и фисташкового цвета.

— Ты просто умница, мама! — неожиданно согласилась Джамиля, целуя мать в лоб. — Замечательно! Это будет божественное платье!

Лицо Джамили вдруг опять сделалось озабоченным.

— Я согласна, мама, но только с условием, что это платье не для помолвки.

— Почему, душа моя? Ведь это прелестно. Ты же сама согласилась, что из шифона выйдет божественное платье.

— Нет, ни в коем случае! — капризно произнесла Джамиля, передернув плечами. — На помолвку я обязательно хочу надеть красное гипюровое платье.

— Ну, хорошо, милая. Я отдам тебе и красный гипюр, только не на помолвку.

— Не будем говорить об этом, мама. Я могу вообще не выходить замуж. Никогда! — со слезами на глазах выкрикнула Джамиля и бросилась к двери.

Самира-ханым догнала ее и, обняв, стала ласково успокаивать:

— Что ты, доченька! Успокойся! Ты злишься на самое себя. Пусть будет по-твоему. Я согласна на все.

И уже совсем другим голосом Самира-ханым сказала:

— После помолвки потребуется очень много платьев. В оперу — одно, на коктейль — другое, на морскую прогулку — третье. Успевай только менять.

Джамиля счастливо улыбалась.

— Сколько ни потребовалось бы, мамочка, а то серое платье я не надену, у него какой-то мертвый цвет.

— Наоборот, Джамиля, — вставила наконец слово Лейла. — Это платье тебе очень к лицу. И цвет такой спокойный, благородный.

— И, кроме того, серый тон подчеркивает фигуру женщины. Поэтому, хотя цвет и спокойный, женщина в таком платье всегда волнует мужчин.

— О, ты, мама, знаешь все! — заговорщицки подмигнула ей Джамиля.

Самира-ханым рассмеялась и поцеловала дочь.

— Да! — воскликнула она. — Нам может помочь Ассам. У него тонкий вкус, и он прекрасно разбирается в модах. Пойди, Джамиля, позови его. Впрочем, пусть лучше за ним сходит Лейла, а ты поможешь найти мне журналы… Приведи его сюда, Лейла. Он у себя в кабинете.

Ассам сидел за столом, обхватив голову руками. Лейла подкралась на цыпочках и тихонько коснулась его плеча. Ассам не пошевельнулся.

— Ассам, — прошептала Лейла, нагнувшись к нему.

Ассам поднял голову и, прежде чем Лейла успела что-либо сообразить, больно схватил ее за руки выше локтей. Лейла пыталась вырваться. Ей стало страшно. Ассам был неузнаваем: в лице его появилось что-то хищное, глаза стали маслеными, уголки рта опустились, подбородок заострился. Почувствовав сопротивление, Ассам одним рывком привлек ее к себе и пересохшими губами стал целовать лицо.

Лейла откинула голову назад и, собрав все силы, вырвалась из цепких рук.

— Ассам! — задыхаясь, крикнула она.

Но он, словно не слыша, шагнул к ней и схватил за плечи.

— Ассам, пусти! Ты делаешь мне больно. Слышишь? Мне больно!

Будто оглохнув, Ассам продолжал заламывать ей руки. Дрожа всем телом, Лейла бормотала непослушными губами:

— Ассам… Ассам… Я буду кричать!..

Не обращая внимания, он целовал ее щеки, глаза, губы. Потом оттолкнул и, обхватив руками голову, неожиданно разрыдался.

Лейла будто окаменела, не в силах двинуться с места. Тело казалось чужим, в висках стучало. Ей было стыдно и неловко, будто заглянула в затаенный угол, куда вход был запрещен… Лейла робко дотронулась до Ассама. Он вздрогнул и, не поднимая головы, глухо произнес:

— Ты, наверно, презираешь меня?

— Ну зачем так, Ассам? — прошептала Лейла. — Прошу тебя, не надо…

Справившись наконец с собой, Ассам снял ее руку с плеча и, посмотрев на Лейлу с нескрываемой ненавистью, произнес вдруг совершенно спокойным голосом:

— Уходи… Слышишь, уходи. Я не хочу тебя больше видеть. Не хочу видеть… вообще…

Лейла закусила губу и, ничего не сказав, вышла.

Лейла сидела на тахте и вязала жакет. Отца, как обычно, дома не было, мать ушла к тетушке.

— Госпожа, пришел Ассам, — сообщила служанка, входя в комнату.

Спицы остановились в руках Лейлы. Она встала и подошла к окну.

— Передай ему, что мамы нет дома.

— Я ему сказала. Но он говорит, что хочет видеть вас.

— Скажи, Фатима, что я еще не проснулась.

— Я тебя избавлю от этого, Фатима, — улыбаясь, произнес Ассам, входя в комнату. И, прежде чем девушка успела опомниться, как бы шутя вытолкал ее за дверь.

Лейла не повернула головы. Наступило неловкое молчание.

— Что тебе нужно, Ассам? — холодно спросила наконец она, по-прежнему глядя в окно.

— Я… — Ассам запнулся. — Я очень сожалею о случившемся, Лейла.

Она обернулась и внимательно посмотрела на него. Ассам был бледен. Под глазами чернели круги, лицо заметно осунулось, будто после продолжительной болезни.

— О чем ты говоришь, Ассам? — как можно спокойней произнесла Лейла. — Я давно забыла. И считаю, что все кончено.

— Что именно? — настороженно спросил Ассам.

Лейла села на тахту и, ничего не ответив, начала вязать. Она не спеша захватывала спицей нитку, продевала ее в петлю, накидывала, потом повторяла все сначала.

— Ты что имеешь в виду, Лейла? — мягко повторил Ассам.

Лейла сильно потянула крючок, нитка оборвалась.

— Я имею в виду наши отношения, — ответила Лейла, с досадой отбрасывая клубок в сторону. — Считаю, что между нами все кончено.

Ассам взял обеими руками клубок и положил его на тахту.

— Я так и знал. Ты не можешь простить мне, что я не поехал вместе с Махмудом.

Чтобы связать нитку, Лейла стала медленно распускать петли одну за другой, забыв даже, для чего она это делает. Затем, спохватившись, отложила вязанье в сторону и сказала:

— По-моему, ты сам этого хотел!

Ассам молчал.

— Что ж, выходит, тебе нечего сказать? — спросила Лейла.

Лицо его еще более побледнело.

— О, если бы ты знала, как я тебя люблю! Понимаешь, люблю! — повторил он, переходя на шепот.

На глаза Лейлы навернулись слезы. Глядя куда-то в пространство, она медленно произнесла:

— Нет, ты не любишь меня. Если бы любил, то так не поступал бы.

Она порывисто встала, и клубок, лежавший на ее коленях, покатился по полу.

— Скажи, почему? Почему ты тогда со мной так поступил?

— Потому, что я люблю тебя…

Лейла недоверчиво покачала головой.

— Знаешь, Ассам, что я в тот момент чувствовала? Мне казалось, что ты хочешь меня избить.

Лейла прижалась лбом с оконному стеклу.

— Нет, Ассам, это не любовь. Это все что угодно, только не любовь…

Ассам отвел взгляд в сторону:

— Ты еще не выросла, и потому тебе многое кажется странным…

— По-моему, я уже не маленькая и все прекрасно понимаю. По крайней мере я знаю, что любовь такой не бывает, — сказала Лейла.

Ассам поднял на нее глаза:

— Что ты, крошка, понимаешь? Ты думаешь, любовь — это то, о чем пишут в романах? А как, по-твоему, называется то состояние, когда человек не может спать, не может работать, не может дышать? Понятно ли оно тебе? Понятны ли тебе муки человека, который живет рядом с любимой и лишен возможности ее видеть, ощущать, целовать?..

Помолчав немного, он вполголоса продолжал:

— Тебе, Лейла, понятны чувства человека, который роет в пустыне колодец в надежде утолить жажду? Он ногтями и зубами вгрызается в землю и все время успокаивает себя: «Ничего, еще немного — и появится». Горсть за горстью выбрасывает он землю. Яма становится все глубже. Но воды нет и нет. Ты понимаешь, нет воды! Нет!..

Он с силой ударил по ручке кресла и, вскочив, прошелся по комнате.

— Ты можешь понять чувства этого человека?

— Ассам, помнишь, ты как-то меня поцеловал? — тихо спросила она. — Скажи, почему тогда я не боялась тебя?

— Наверно, потому, что тогда ты меня любила, а теперь не любишь!

— Глупости! — Она сделала отталкивающий жест, как бы отметая его довод. — Мои чувства к тебе не изменились… Хочешь, Ассам, я сама отвечу тебе на этот вопрос?

Ассам опять сел в кресло и плотно сжал губы.

— Тогда все это было естественно, — продолжала Лейла. — Мне приятно было ощущать прикосновение твоих рук, видеть твои глаза, лицо, следить за каждым твоим движением, ибо все это было красиво, чисто, гармонично… Возможно, это и было то, что называют любовью… А теперь ты целуешь меня с каким-то ожесточением, набрасываешься, как зверь на добычу… Ответь, почему? Почему?..

Ассам закрыл лицо руками.

— Ну скажи, почему ты стал так относиться ко мне? — прерывающимся голосом опять спросила Лейла и, опустившись на тахту, уже немного тише несколько раз повторила:

— Почему? Почему?

Ассам подошел и осторожно коснулся ее плеча.

— Это все, наверно, потому, Лейла, что я потерял уверенность, — прошептал он. — После отъезда Махмуда я испытываю постоянный страх, что лишусь тебя. Особенно после того случая, когда ты захлопнула перед моим носом дверь. Этот страх словно затуманивает мне голову, и я сам подчас не сознаю, что делаю…

Лейла отвернулась.

— Поверь, ближе тебя у меня нет никого на свете. Ты не можешь себе представить, как я все это время мучился… С того самого дня, когда нам стало ясно, что мы любим друг друга, меня постоянно мучат угрызения совести. Я сознавал свою вину перед людьми и тем не менее поступал неправильно. Ах, как я теперь раскаиваюсь!

Только сейчас Лейла вдруг поняла, почему Ассам краснел при виде ее родителей и Махмуда. Он чувствовал себя преступником, покушающимся на чужое добро. Он стыдился своего чувства. Выходит — то, что вселяло в нее гордость, веру и безумное желание жить, лишь страшило и угнетало его…

Лейла нахмурилась и сухо спросила:

— Если ты сознавал свою вину, почему же не поехал на Суэцкий канал? Почему, Ассам, ты не решился на это?

Ассам не ожидал такого вопроса. Он быстро снял руку с ее плеча и с раздражением в голосе ответил:

— В этом я не чувствую какой-либо вины. Ты сама знаешь, какие причины помешали мне это сделать.

— Но у Махмуда были такие же причины, и все же он поехал, — заметила Лейла.

— Это ты хотела мне сказать сегодня утром?

— Ассам, я…

— Скажи прямо, что ты меня не любишь, ибо я не такой герой, как твой брат, — перебил ее Ассам.

— Этого я вовсе не хочу сказать.

— Кто ты, собственно говоря, такая? — все более возбуждаясь, продолжал Ассам, — Какое имеешь право упрекать меня, показывать свое презрение? Что я, твой раб? Или раб твоего брата? Нет, я человек свободный и сам волен распоряжаться своей судьбой. Да, я люблю тебя, но это еще не дает тебе права упрекать меня. Я хочу, чтобы ты это в конце концов поняла!.. — Ассам перевел дыхание, словно перед решающим прыжком, и одним духом выпалил:

— Хватит! Мне надоела вся эта философия, твои капризы и ужимки! Я хочу любить обыкновенную девушку, которая думала бы и чувствовала, как все нормальные девушки.

— Довольно, Ассам, — перебила его Лейла. — И так все ясно. Уходи, пожалуйста.

— Конечно, я уйду. Но ты хоть поняла, как я тебя люблю?

Лейла побледнела.

— Уходи! — твердо повторила она.

Ассам хотел, видно, еще что-то сказать, но, передумав, махнул рукой и вышел, сильно хлопнув дверью.

Минуту Лейла стояла неподвижно. Потом взяла клубок, спицы. Попыталась вязать, но спицы дрожали, и петля не получалась. Она долго и сосредоточенно старалась подцепить спицей нитку и продеть ее в петлю, как будто от этого зависела сейчас вся ее жизнь. Она не заметила, как отворилась дверь и в комнату снова вошел Ассам. Подойдя к ней, он погладил подбородок и, кашлянув, произнес хриплым голосом:

— Прежде чем уйти, я хотел бы узнать только одно: на что я могу рассчитывать?

Лейла все так же сосредоточенно смотрела на клубок шерсти. Его слова она как будто пропустила мимо ушей.

— Я хочу, чтобы ты прямо ответила на мой вопрос. Могу ли я на что-либо рассчитывать? Если нет, то я даю тебе слово, что никогда больше не приду. Все будет кончено раз и навсегда.

Лейла по-прежнему молчала.

— Скажи, Лейла, ты любишь меня или нет? — спросил Ассам, не глядя на нее.

Стараясь сдержать слезы, застилавшие глаза, Лейла нащупала клубок шерсти и положила на колени.

Ассам осторожно, словно боясь обжечься, дотронулся до ее плеча:

— Прости меня, Лейла! Прости за все. Я виноват перед тобой. Но, честное слово, я не могу без тебя… Прошу тебя, умоляю — помоги мне хоть немного.

Лейла закрыла глаза, и слезы покатились по ее щекам.

— Одно только слово, Лейла. Ну, скажи: ты изменилась ко мне из-за того, что я не поехал?

Лейла отрицательно покачала головой.

— Ну, а какой же твой окончательный ответ?

Лейла кивнула утвердительно.

Лицо Ассама просияло. Он наклонился к ней и прошептал:

— Никто, никогда не сможет тебя так любить, как я…

Лейла слабо улыбнулась и открыла глаза. Ассам заглянул в них, склонился и нежно поцеловал ее волосы.

Дата добавления: 2015-08-10