Читайте также: |
|
— Я все понял, — сказал Диего. — Ты продаешь за восемь миллионов этому типу земельный участок, за который два часа назад заплатил четыре миллиона. Но если учесть, что из этих 4,7 миллиона ты заплатил только 235 тысяч, которые, кстати, дал тебе в кредит банк[39], то чистая прибыль — 3,3 миллиона долларов. Вычитаем 235 тысяч долларов и прочие расходы — остается три миллиона. Не будем мелочиться. Сверх этого ты еще получишь комиссионные от продажи участка на Пайн-стрит, 18. Не выкладывая ни цента из своего кармана. Я радуюсь и восторгаюсь.
— Ты совершенно ничего не понял, — сказал Реб.
Следующая встреча состоялась на Бродвее, в доме № 165. Десять минут ходьбы пешком. Это уже было четвертое деловое свидание за день. Оно, как и все предыдущие, было организовано Хазендорфом и назначено на два часа тридцать минут,
Председатель административного совета «Коммершиал энд индастриал бэнк оф Нью-Йорк» Гарви Барр был тучным, краснолицым и терпеливым человеком. Он внимательно выслушал Реба Климрода, ни разу его не перебив, а затем, когда наконец Реб умолк, спросил, словно хотел убедиться, что все понял правильно:
— Первое — вы мне говорите, что «Хант Манхэттен» не намерен покидать Уолл-Стрит; второе — вы утверждаете, что этот банк, наоборот, собирается обосноваться на Пайн-стрит, напротив своей нынешней резиденции, в небоскребе, который он собирается построить; третье — что для этого «Хант» купит ваш земельный участок; четвертое — что мы проявляем интерес к тому, чтобы его выкупить или хотя бы дать поручительство о выкупе здания по Пайн-стрит, 18, и обосноваться там, как только «Хант» съедет оттуда; пятое — что этот переезд произойдет лет через шесть, когда построенный небоскреб будет готов к эксплуатации, это в лучшем случае; шестое — что, следовательно, мы должны отказаться от своего намерения перебраться в «мидтаун», в отличие от наших прежних планов, по двум причинам: мы рискуем оказаться там одни, как последние кретины, а наш отъезд приведет к падению стоимости капиталовложений в недвижимость, большая часть которых на Уолл-Стрит принадлежит нам; седьмое — что, наоборот, наше заявление о том, что мы приняли решение остаться на прежнем месте, приведет к удорожанию этой недвижимости; восьмое — что вы располагаете семью зданиями, подлежащими продаже, обмену или переобмену, в результате чего шесть-семь других банков и финансовых учреждений наверняка тоже переедут, если «Хант» и мы затеем это дело; девятое, к последнее, — что к должен вручить вам письмо, в котором возьму на себя обязательство от имени банка купить участок на Пайн-стрит, 18, как только он будет свободен — через шесть или семь лет, ко тем не менее при условии, что мы также получаем гарантии, что «Хант Манхэттен» не сбежит в «мидтаун», что он приобретет ваш участок и возведет там здание стоимостью не менее ста миллионов долларов, где будут размещены все его отделы к штаб-квартира…
— Короче говоря, — сказал Реб, — именно в этом смысл моего предложения.
…Диего Хаасу второй раз в этот день пришлось бороться с чудовищным приступом смеха,
— Сигару? — предложил Барр.
— Спасибо, не курю.
— Может, виски?
— Нет, благодарю. Барр покачал головой:
— Должен вам сообщить неприятную новость. Этот дом № 165 на Бродвее, где мы сейчас с вами сидим, не принадлежит нашему банку. Наш договор об аренде предоставляет нам право распоряжаться им еще три года. Срок аренды истекает 30 июня 1953 года. Мы не раз пытались добиться пролонгации аренды. Но тщетно. Владелец наотрез отказался. Иначе говоря, мы не можем ждать шесть лет, а тем более семь или восемь, когда «Хант Манхэттен» освободит помещение на Пайн-стрит, 18. Нам необходимо переехать до 30 июня 1953 года. Вы думаете, «Хант Манхэттен» управится к этому сроку?
— Нет.
— Неужели вы думаете, что мы окажемся такими идиотами, которые один раз будут переезжать в июне 1953-го, а потом второй раз через три-четыре года?
— В этом, разумеется, нет никакого смысла.
— Видите, вы согласны со мной. Ваша операция невыполнима, Кимрод.
— К — Л — И — М. Климрод. Разрешите показать вам кое-что, мистер Барр.
Он кивнул Берковичи. Тот подошел н разложил на письменном столе бумаги.
— Имя владельца дома, мистер Барр, Черчилль. Джеймс Эндрю Черчилль. Я с ним вчера встречался. Он согласился продать мне свое здание. Перед вами заверенное у нотариуса обязательстве совершить эту продажу. Не согласитесь ли вы в данных обстоятельствах взять на себя обязательство выкупить дом № 18 по Пайн-стрит, принимая во внимание то дополнительное и безусловное обстоятельство, что самое большее через год я зам представлю доказательства, что владельцем вашего дома являюсь я и в качестве такового, в свою очередь, дам гарантию продлить вашу аренду до того дня, когда вы сможете переехать в здания, принадлежавшие прежде «Хант Манхэттен»?
В понедельник, 18 октября, «Хант Манхэттен» — его представлял тот, кому предстояло стать глазным акционером и самым влиятельным управляющим, Дэвид Феллоуз — купил опцион на участок, расположенный напротив своего учреждения. При условии внесения депозита, эквивалентного десяти процентам его стоимости, то есть восьмисот тысяч долларов.
В тот же день Реб Климрод внес такую же сумму на счет в Ньюаркском банке, том самом, что предоставил ему первую ссуду в 30 000 долларов на покупку грузовиков а мотоциклов и вторую — в размере 235 тысяч долларов.
Благодаря этому депозиту и на основании опциона, взятого «Хант Манхэттен», Реб смог получить права, то есть выплатить собственный опцион за участок, а значит, действительно его купить посредством краткосрочной ссуды в четыре миллиона пятьсот тысяч долларов, которую ему предоставил тот же Ньюаркский банк.
Итак, он действительно смог продать земельный участок Дэвиду Феллоузу — сделка состоялась 26 октября — и: в итоге полностью выплатить Ньюаркскому банку все полученные в нем ссуды.
Чистая прибыль, полученная Ребом Климродом от его первой финансовой сделки, составила 2 920 000 долларов, и осуществил ее Реб не за двое суток, как предполагал обожавший Короля аргентинец, а за девять дней.
Но лишь после этого — и только после этого — и началось настоящее сумасшествие.
— 22 -
Чтобы понять операцию на Уолл-Стрит, надо учитывать четыре момента:
— вся подготовительная работа заняла два месяца;
— Реб Климрод проводил ее, одновременно организуя десятки других, очень разных предприятий не только в Нью-Йорке и Соединенных Штатах. Для него это было очередным сеансом одновременной игры в шахматы;
— Реб Климрод, как обычно, работал один, полагаясь лишь на собственную память. Он создавал компании (всего двадцать девять), большинство которых ликвидировались сразу же, как только они выполняли свои задачи. И он пользовался услугами многих людей, среди которых самое видное место занимал Дэниэл Хазендорф; но никто из этих людей никогда не имел полной картины положения дел;
— воссоединение Уолл-Стрит — оно, по сути, решило судьбу этого финансового округа — затронуло шестьдесят семь банков, финансовых учреждений и страховых компаний. Средства, вложенные в эту игру, достигали и, вероятно, превзошли миллиард долларов.
Дэвид Феллоуз сказал:
— Я наконец-то заручился согласием других членов административного совета. Прежде всего на том участке, что я у вас купил, мы действительно построим шестидесятиэтажный небоскреб, где разместим все наши службы. Что же касается семи других зданий…
— Я уже урегулировал вопрос относительно участка на Пайн-стрит, 18…
— Который мой приятель Гарви Барр обязался купить. Его письмо — шедевр литературного искусства, я думаю хранить его под стеклом. Но оставим это. Остаются шесть других зданий.
— Я заявил о своей готовности продать их от вашего имени.
— Гарви Барр сообщил мне, что вы также взяли на себя подобное обязательство перед ним в отношении двух зданий — одно на Уильям-стрит, другое в Бруклине, — принадлежащих его банку. Это правда?
— Почти.
— Шесть наших, два Барра. Всего восемь. Чего вы, черт возьми, хотите? Продать или перепродать весь Уолл-Стрит?
— Я не представляю человека, который мог бы вообразить столь безумную затею, — тихо сказал Реб Климрод. — Вы поручаете мне продать эти шесть зданий от вашего имени?
— Да.
— Я хотел бы получить от вас официальную доверенность, уполномочивающую меня вести переговоры по этим продажам. То, что мои адвокаты именуют «эксклюзивным правом на продажу», которое дает право действовать в качестве доверенного лица. Это возможно?
Феллоуз бросил испытующий взгляд на одного из юристов. Тот одобрительно кивнул.
— Вы его получили, — сказал Феллоуз. — Ваши адвокаты вместе с моими договорятся о деталях.
— Теперь о цене. Во сколько вы оцениваете стоимость всей своей недвижимости?
— С Пайн-стрит или без нее? В своем письме Гарви Барр не называет ни одной цифры. Он лишь обязуется выкупить участок по Пайн-стрит, 18 через шесть лет, но ни одной цифры этот старый мошенник не приводит… — В глазах Феллоуза промелькнули озорные искорки: — Не ваша ли это идея?
— Моя.
— Значит, вы задумываете «сделку-пакет», то есть продажу оптом всех семи зданий, включая и участок на Пайн-стрит? Так ведь?
— Так.
— Мне кажется, я уже называл общую стоимость.
— Да. Сорок миллионов. А я ответил — тридцать пять. Что вы скажете по поводу тридцати семи?
— Цифра вполне разумная, и, вероятно, мне удастся убедить других управляющих с ней согласиться. Климрод…
— Да?
— У вас уже есть покупатели на примете или я ошибаюсь?
Реб опустил голову, потом поднял ее, улыбнулся.
— Да. есть. Это я, — ответил он. — Я хотел бы купить всю вашу недвижимость. Феллоуз расхохотался:
— Страшно подумать, что я мог вас не встретить. Потом сожалел бы об этом всю жизнь! Ну, и каково ваше предложение?
— Я хотел бы с завтрашнего дня иметь опцион на год. Стоимость каждого здания там указана не будет, но будет поставлено непременное условие: в любом случае общая сумма от продажи шести зданий и участка на Пайн-стрит, 18 составит тридцать семь миллионов долларов.
— Климрод!
— Слушаю вас.
— Вы не хотите работать с нами?
— Нет, в данный момент у меня нет ни малейшего желания приобретать банк. Благодарю за приглашение.
Это произошло 26 октября, в день, когда были официально подписаны через посредничество одной фирмы — Диего Хаас без особого удивления обнаружил, что он является ее президентом — документы о передаче участка на Пайн-стрит банку «Хант Манхэттен».
На следующий день, 27 октября, имея в наличии два миллиона шестьсот тысяч долларов (за вычетом комиссионных, причитавшихся Дэниэлу Хазендорфу) и через посредство другой компании, представленной тем же Диего Хаасом, Реб Климрод получил опцион на семь зданий, принадлежащих банку «Хант Манхэттен».
Он сделал первый взнос в размере миллиона трехсот пятидесяти тысяч долларов, то есть пяти процентов от тридцати семи миллионов.
Еще через день, 28-го, по-прежнему действуя по принципу «рычага», который позволяет перепродать Б то, что еще не куплено у А, — взнос при этих операциях небольшой, пять или десять процентов от покупной цены, — Климрод, получив деньги от Б, чтобы в свою очередь выплатить их А, сумел приобрести еще два здания, принадлежавших «Коммершиал энд индастриал бэнк» Гарви Барра.
Для этой цели он воспользовался услугами третьей компании, президентом которой оказался Дэниэл Хазендорф. Реб получил опцион сроком на восемь месяцев в обмен на взнос пяти процентов от требуемой Барром суммы (шесть с половиной миллионов), то есть триста двадцать пять тысяч долларов.
Это означает, что через ОДИННАДЦАТЬ дней после начала своего наступления на Уолл-Стрит, погасив все ссуды, предоставленные ему Ньюаркским банком, Климрод оказался — он начал, не имея ни цента, но и не был должен теперь никому ни цента — законным собственником (или, во всяком случае, лицом, имеющим право продавать их кому угодно по любой цене) ДЕВЯТИ зданий.
И у него в кассе осталось девятьсот двадцать пять тысяч долларов наличными.
Не говоря уже о значительном недвижимом имуществе…
— «Музыкальные кресла», — сказал Хазендорф, которому полученные комиссионные придали веселое настроение.
Это выражение удивило Диего. Маклер объяснил ему, что этот образ часто используется в торговле недвижимым имуществом и обозначает самые выгодные места вложения капиталов, по аналогии с привилегированными креслами в оркестре на концерте.
Но лишь с появлением этих первых «музыкальных кресел» и зазвучала настоящая симфония.
Решение, принятое банком «Хант Манхэттен», породило необратимую цепную реакцию, его примеру последовал и «Коммершиал энд индастриал бэнк» Барра. Все вдруг вздохнули с облегчением: значит, нужно было «вновь упрочить» Уолл-Стрит, как тогда говорили…
Дом № 15 на Бродвее был куплен за двадцать один с половиной миллионов долларов банком Д.-П.Флинта. Сделку провернули в три дня, после первого отказа Александра Хейнса, мотивировавшего свое «нет» тем, что он не нуждается в дополнительной площади. Но он тут же уступил, едва узнал о намерениях «Мьючуал гэренти корпорейшн» слиться с банком Флинта. Довод, приведенный Хейнсу Хазендорфом, несомненно, подсказал Реб Климрод, хотя Хазендорф и сам был достаточно умен, чтобы до этого додуматься: «Если „Мьючуал“ предложит вам объединиться, то вы окажетесь в более выгодном положении и к тому же вам понадобится дополнительная площадь…»
На личном счету Диего Хааса лежал двадцать один с половиной миллион долларов. Он помнил одну цифру, несмотря на все хитросплетения финансовых операций: тридцать семь миллионов. Именно такую сумму Реб обязывался уплатить банку «Хант» за семь его зданий…
— Вычтем двадцать один из тридцати семи, остается… пятнадцать с половиной. А надо еще продать шесть зданий. Madre de Dios, Реб, пусть твой дружок Барр немножко поднажмет, и пять последних зданий станут чистыми деньгами.
Он встретился с веселым взглядом серых глаз.
— Значит, я опять ничего не понял, да?
— Почти.
Гарви Барр согласился заплатить семнадцать с половиной миллионов за участок на Пайн-стрит, 18. Получив двойные комиссионные за отменное качество оказанных услуг, Дэниэл Хазендорф вдруг отхватил четыреста тысяч долларов — проценты от продажи двух первых зданий из всех принадлежавших «Хант Манхэттен».
— 23 -
Если попытаться распутать этот поразительный клубок опционов, обменов, трансфертов и других всевозможных сделок, задуманных Климродом в это время, то мы насчитаем не менее тридцати девяти опционов — одни были осуществлены в несколько дней, другие ждали своей очереди в течение многих месяцев. Сеттиньязу так и не удалось определить точную сумму вложенных капиталов; переплетение всех этих банков, финансовых учреждений и фирм таково, что потребовалась бы тщательная работа целой армии экспертов в течение года, чтобы хоть как-то в этом разобраться. Более того. Восемьдесят из ста основанных им компаний, которые служили связующим звеном, были ликвидированы, а их активы переданы оффшорным банкам[40]и исчезли в хитросплетении поддельных банковских счетов. Ясно одно: Реб Климрод начал всего с двумястами тридцатью пятью тысячами долларов, которые ему ссудил банк Нью-Джерси благодаря посредничеству Эби Левина. Все остальное время он оперировал, реинвестируя свои собственные прибыли. Не пользуясь наличными деньгами, что поступали от других его предприятий, заработавших на полную мощность. Возможно, это было определенным кокетством с его стороны или же преднамеренным желанием сохранить непреодолимые перегородки между этой потрясающей финансовой спекуляцией с недвижимостью и остальными своими начинаниями…
Он широко пользовался банковским кредитом. Для этого у Реба были все возможности: эта операция свела его с ключевыми фигурами крупнейших банков на Восточном побережье. С отдельными из них он завязывал дружеские отношения, например с Дэвидом Феллоузом, который оставался его близким, хотя очень скромным другом до конца.
Раскрыты многочисленные случаи, когда для приобретения чего-то у банка он использовал деньги этого банка, занятые какой-нибудь из компаний Реба.
Все операции носили вполне законный характер. Министерство финансов США в 1952 году подвергло строгому разбору деятельность Диего Хааса: не было обнаружено ничего предосудительного, все было в полном порядке. Сам Реб никогда не был объектом ни единой проверки. И по вполне понятной причине — ни его фамилия, ни его подпись нигде не фигурируют.
— Это крайне просто, — увещевал Реб сотрудников банка «Хант Манхэттен». — Вы хотите продать за десять миллионов вашу часть земельного участка на Уолл-Стрит. Вы предоставили мне опцион, и я оплачу его тем быстрее, чем скорее у меня появится нужная сумма. Мы в некотором роде союзники. Я уже выкупил часть Икаботта. Остается лишь доля Брю. Я предпринял меры с целью выкупа ста тридцати пяти тысяч акций его фирмы. По семьдесят пять долларов за штуку. Это мне обойдется в двенадцать или тринадцать миллионов, включая накладные расходы и комиссионные. Я мог бы получить эти деньги в другом банке, но я не простил бы себе, что лишаю вас своей клиентуры. Вы мне всегда оказывали неоценимые услуги.
Они считали, что он уже обнаглел до чертиков. Но промолчали. Поинтересовались, сколько ему требуется денег, и он ответил, что сможет набрать миллиона три, не больше.
Он улыбнулся:
— Остается еще десять. Вы мне дадите их взаймы, но не все сразу, а по мере того, как я буду выкупать акции.
— И чем вы собираетесь гарантировать возврат требуемой вами суммы? — поинтересовались они. Он объяснил:
— Я беру на себя обязательство погасить в вашу пользу каждую выкупленную мной у Брю акцию. И, разумеется, я кладу на хранение в ваш банк на три миллиона акций, которые я купил или выкуплю в ближайшие дни. Под залог.
Он всплеснул своими длинными, худыми руками, как бы упреждая всякие возражения:
— Знаю, вы мне скажете, что если мне не удастся захватить контрольный пакет акций Брю, то есть если я не достигну квоты в две трети, те акции, которые я куплю за семьдесят пять долларов за штуку, немедленно понизятся в цене до пятидесяти с небольшим. Но вы ничем не рискуете. Возьмем один пример: предположим, что я приобретаю лишь сто десять тысяч из ста тридцати пяти тысяч акций, которые мне необходимы, и моя операция провалится. Акции падают до пятидесяти долларов с небольшим. Но что окажется в ваших сейфах? Вы будете финансировать покупку лишь восьмидесяти тысяч этих акций. То есть уплатите шесть миллионов. Их стоимость теперь будет равняться — предположим (это вполне вероятно), что акции упадут в цене до пятидесяти пяти долларов за штуку — четырем миллионам ста двадцати пяти тысячам. Но у вас лежат мои три миллиона, разве нет?
Они с лихвой покроют разницу. Вы ничем не рискуете. Кроме того… — Из холщовой сумки он извлек копию письма: — Кроме того, я нашел покупателя дома № 40 на Уолл-Стрит. Это — «Urban Insurance Life». Вот письмо, в котором они дают гарантии приобрести дом сразу же, как только я стану его владельцем. Мне хотелось бы скорее получить ответ. Фирма, которой руководят мистер Хазендорф и мистер Хаас, уже приобрела акции более чем на два миллиона. То есть тридцать тысяч штук. И торги на аукционе не за горами, время поджимает.
Всю свою жизнь Диего Хаас был уверен в двух вещах. Во-первых, что Король — непогрешимый гений, во-вторых, что сам он, Диего, не имеет никаких способностей к арифметике.
Тем не менее, после того как он раз двадцать подряд сложил ДЕСЯТЬ миллионов (уплаченных за долю земельного участка банка «Хант Манхэттен»), ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ (за долю Икабота) и ДВЕНАДЦАТЬ С ПОЛОВИНОЙ (семьдесят один процент от акций «Брюбэйкер инкорпорейтед»), он с полным правом сделал вывод, что общая сумма выражалась числом двадцать семь миллионов долларов.
— Плюс накладные расходы. У нас ведь были накладные расходы, Реб?
— Да.
— Много ли? А комиссионные?
— Диего, отвяжись от Дэна Хазендорфа.
— Черт побери, этот тип повсюду трубит, будто именно он — создатель твоего гениального плана «восстановления» Уолл-Стрит. Он даже дал интервью «Дейли ньюс» и «Форчюн»!
— Пустяки. Я не стремлюсь давать интервью. Молчание. Потом Реб, улыбаясь, сказал по-испански:
— Согласен со мной, Диего?
— Согласен. Можно задать тебе вопрос?
— Да.
— Чего ты добиваешься? Стать самым богатым и самым неизвестным человеком в мире?
— Что-то вроде этого. Гамбургеры сегодня покупаю я.: Потом мы с тобой пойдем в кино. Но билеты покупаешь ты.
Сеттиньяз оценивает в сто двадцать четыре миллиона долларов общую прибыль, которую принесли различные компании Климрода в итоге операции на Уолл-Стрит. Дэниэл Хазендорф получил тринадцать миллионов комиссионных.
Сеттиньяз считает, что один дом № 40 на Уолл-Стрит — всего одно здание! — вместе с другими сделками, принес Королю двадцать семь миллионов долларов. Об этой афере писали на первых полосах газет (причем о Климроде даже не упоминали, у всех на устах был Хазендорф), хотя она и не была самой значительной, но уж наверняка наиболее блестящей. Доходы Реба определяли не столько сделки с большими зданиями в его операции по «восстановлению Уолл-Стрит», сколько громадное множество гораздо более скромных, неприметных предприятий, которые через несколько месяцев после этого стали головокружительно наращивать свои прибыли. Какой-нибудь простой ресторан или бар, какая-нибудь лавка или квартира повысились в цене в три-четыре раза просто из-за возрождения квартала и соседства всех этих банков.
Он распространил сферы своей деятельности на Уолл-Стрит — ею руководили Хазендорф, Хаас и другие доверенные лица, чьи фамилии здесь приводить бесполезно, — осуществив фантастическую серию операций, которыми руководили другие «команды» — об их существовании, по-видимому, было известно лишь Хаасу.
Выдвижение на первый план Дэниэла Хазендорфа (впоследствии он оказался менее удачливым, так как отошел от Реба) и пребывание самого Климрода в тени являлись следствием заранее заключенного между ними соглашения. Реб Климрод питал искреннее отвращение к собственному «паблисити».
Афера на Уолл-Стрит началась в октябре 1950 года, а завершилась в июне 1951-го.
Но до ее начала он успел съездить в Лондон.
А главное, в его жизни — до, во время и после этой операции — присутствовала Чармен Пейдж.
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 77 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
IV. ЧЕРНЫЕ ПСЫ 3 страница | | | V. ПОРОГИ КАРАКАРАИ 1 страница |