Глава девятая. Однажды ранним утром, после сна, не принесшего мне отдохновения

Однажды ранним утром, после сна, не принесшего мне отдохновения, я

услышал голос Закхея, повторявшего мое имя. Я очень удивился этому. Мой

хозяин никогда не звал меня утром, он всегда успевал умыться, одеться и,

позавтракав, совершить небольшую прогулку задолго до того, как я, открыв

глаза, неохотно вылезал из постели. Необычное поведение Закхея испугало

меня. Я, забыв даже одеться, опрометью кинулся через зал к его комнате. К

моему величайшему изумлению, Закхей с беззаботным видом восседал на

кровати. Он, посмеиваясь, посмотрел на меня и произнес:

- Иосиф, ты только посмотри на себя! Ты совсем забыл стыд, ты

почти голый. Этому могут быть только два объяснения - или ты с

возрастом становишься все более забывчивым, или слишком

печешься обо мне. Не стоит пренебрегать приличиями.

Я не знал, что и сказать. Он взял с кровати свой халат и участливо

протянул мне.

- Накинь его, пока утренний холодок на пробрал тебя до самых твоих

старых костей.

Накинув халат, я сел на край кровати, борясь с остатками сна.

- Верный мой друг, подумай только, сколько всего мы пережили. На

нашу долю выпало немало горя и радостей, но мы с тобой выстояли.

- Верно, хозяин, - сказал я, наклонившись вперед и дотронувшись до

его лба. Я просто хотел убедиться, не лихорадка ли заставила

Закхея позвать меня в столь ранний час. Однако лоб под моей

ладонью был холодным.

- Послушай, мой честнейший счетовод, - невозмутимо продолжил он,

не придавая значения моему жесту. - Я проснулся задолго до

рассвета и не мог пошевелиться. Я оставался в постели, но не

потому что мои слабые ноги отказывались мне повиноваться. Нет.

Перед моими глазами все еще стоял увиденный мною очень

странный сон. В нем я не видел ни каких-либо очертаний фигур, ни

лиц, что фантастично переплетаются в снах. Я видел не образы, а

яркое свечение, исходящее от огромной звезды. Оно словно

заполнило все мое сознание. А затем я услышал громовые раскаты

неведомого мне голоса: "Закхей, Закхей, ты слишком рано решил

предаться отдыху", - говорил он. "Здесь, на земле, твоя работа еще

не закончена. Встань с постели, оставь жалость к себе! Иди со своим

другом Иосифом и позаботься о тех, кто стоит за дверью!"

- Прости, но тут я плохой советчик, я ничего не смыслю в толковании

снов и не могу сказать тебе, что они означают. Интересно, к чему бы

столь странный сон?

Закхей недоуменно пожал плечами.

- Кто знает... Наше хранилище пустует, а лавки и фермы теперь в

руках тех, кто некогда были моими верными помощниками.

Караваны, приходившие со всего мира, больше не разгружаются на

наших складах, а купцы, что привязывали своих верблюдов возле

наших стен и томились в ожидании разгрузки своих караванов, идут

в другие места. Большую часть своих богатств я уже раздал бедным

и прекрасно знаю, какие обо мне ходят слухи. Люди говорят, будто

я нахожусь при смерти. Конечно, зная такое, было бы глупо идти к

нам, да и зачем?

- Даже не знаю, Закхей.

- Что же все-таки означает мой сон? Чей это был голос, сказавший

мне, что я еще не закончил свои дела на земле? Тебе в большей

степени, чем кому-либо, известны все мои поступки и прегрешения.

Я достиг в жизни всего, чего желал, несмотря на то что потерял тех,

кого любил, - единственное, что не в моей власти было изменить. Я

живу в мире со всеми окружающими, ожидая, когда расстанусь с

последней ценностью.

- С какой последней ценностью? - недоверчиво переспросил я.

Он улыбнулся.

- С последним вздохом.

С трудом поднявшись с ложа, Закхей засунул ноги в сандалии и

неуклюже зашнуровал их. Затем, облачившись в легкую тунику, он,

пошатываясь, направился к двери. Я протянул ему стоящую в углу палку, но он

отказался от нее.

- Пойдем, Иосиф, посмотрим, насколько правдив мой сон. Убедимся,

что горячие ветры пустыни не принесли на наш одинокий порог

ничего, кроме белого песка и пожухлой травы.

Мы стояли перед массивной дверью, украшенной слепком, сделанным с

портрета Лии. Слепок был выполнен задолго до появления жены Закхея во

дворце.

- Открой дверь, Иосиф! - приказал Закхей. - Довольно мучить себя

неопределенностью этого сна.

Я решительно взялся за тяжелую шарообразную ручку. Дверь сначала

моим усилиям, но вот заскрипели петли, и она начала открываться. Я навалился

на нее всем своим немощным телом, чувствуя, как врезаются в мое плечо

острые края вырезанного из бронзы цветочного орнамента.

И вот дверь отворилась.

Мы застыли в ожидании на пороге, пока наши глаза не привыкли к

яркому свету.

- Смотри! - воскликнул Закхей. - Смотри, Иосиф!

Заслонив рукой глаза от яркого солнца, я недоверчиво посмотрел туда,

куда указывала рука Закхея. Наше хранилище располагалось к северу от

главной городской дороги. Много лет назад Закхей нанял десятки городских

бедняков, заплатил им хорошее жалованье, и они построили дорогу шириной в

сорок локтей, ведущую от главной дороги к нашему хранилищу. Теперь по этой

дороге по направлению к нашему дворцу нескончаемым потоком шли толпы

людей. Казалось, весь город вышел на улицы и идет к нам.

- Куда они идут, хозяин?

Закхей усмехнулся.

- Дорога кончается здесь, Иосиф.

- Что им здесь надо? Все свои богатства мы уже раздали. Нам нечего

им больше дать.

Закхей лишь пожал плечами и направился к мраморной балюстраде,

расположенной рядом с широкой лестницей, что вела во двор нашего дворца.

- Неужели, мой друг, годы не научили тебя не тревожиться о

неизбежном? Что бы ни искали эти люди, вскоре мы об этом узнаем.

Подобно огромной пестрой змее, людская масса неторопливо

продвигалась вперед. И вот они уже приблизились настолько, что мы могли их

даже слышать. Мне почему-то показалось, что больше всего они походили на

стаю саранчи, готовую напасть на хлопковые поля.

- Ты боишься, Иосиф?

- А ты разве нет, мой господин? Лучше, пока еще не поздно, давай

зайдем внутрь и покрепче запрем дверь. Так мы будем в

безопасности.

Я решительно повернулся, в надежде, что он последует за мной. Вместо

этого Закхей схватил меня за край туники и настойчиво потащил обратно.

- Иосиф, неужели я не научил тебя, что секрет защиты от любой

опасности в том, чтобы как можно быстрее встретить ее лицом к

лицу.

В растерянности покачав головой, я ответил:

- Я никогда не нуждался в таких знаниях. За все годы, что я верой и

правдой служил тебе, всякий раз, когда события вынуждали нас

рисковать, решение я предоставлял тебе.

- И всякий раз я понимал, что волнения твои напрасны. Я никогда не

ввязывался в опасные авантюры, а делал все с расчетом. Но и

рисковать тоже необходимо, иначе все лучшие наши качества,

подобно мускулам, ослабнут без постоянных тренировок.

Вспоминая прожитые годы, я понимаю, как был не прав, постоянно

контролируя каждый шаг тех, кто работал на меня. Я подавлял их

волю и способности, и в итоге некоторые из них потеряли всякую

самостоятельность и инициативу. Хотя я все равно добился успеха,

ведь мне удалось убедить вас в том, что наш мир полон

возможностей, и Бог дает пищу каждой птице. Но я ошибся, не

предупредив тебя, да и всех остальных, что Бог не бросает пищу ей

в гнездо.

- Я что-то не совсем тебя понимаю.

- Иосиф, кто бы мог подумать, что я в преклонном возрасте наконец

пойму, каким был глупцом и сколько драгоценного времени

потерял, без конца жалея себя и сокрушаясь над своим уродливым

телом. Я должен был благодарить судьбу за все то, что имею. А я

ослеп от жалости к себе и никогда даже не пытался сосчитать

благословения, которыми наградил меня Господь.

- Теперь я убежден, - продолжал он, - что жизнь на Земле всего лишь

игра, в которой нет проигравших, даже если человек охвачен горем

из-за неудач. Я искренне верю, что каждый участник игры способен

вкусить радость победы, но в равной степени убежден, что, подобно

всем играм, нам не на что будет надеяться на этом волшебном

празднике жизни, если каждый из нас не поймет несколько простых

правил жизни.

- Правил? - недоверчиво переспросил я. - Правил жизни? Я, конечно,

знаю о наших десяти заповедях и слышал о двенадцати томах

римских законов, а также о Своде законов царя Вавилонии

Хаммурапи. Но никогда раньше мне не доводилось слышать о

правилах жизни, ты даже не упоминал он них. Кто написал их и что

они?...

Тут мы обнаружили, что толпа уже вливается в ворота дворца и

растекается по двору. Я с удивлением смотрел вниз. Здесь были крестьяне,

плотники, рыбаки, овчары, уличные торговцы, люди всех возрастов: матери,

кормящие грудью младенцев, в темных домотканых платьях, немощные

старики и калеки, сидящие на могучих спинах крепких молодых парней, одетых

лишь в набедренные повязки, полуодетые чумазые ребятишки с громкими

криками снующие в толпе, слепцы, которых вели под руки или везли в

тележках. Даже в такой многоликой толпе выделялись крикливо накрашенные и

ярко одетые блудницы. Шли, крепко держась за руки, молодые супружеские

пары, тоже голодные и жалкие. Все выглядело так, будто все несчастные и

обездоленные Иерихона собрались вместе и пришли к нашему порогу.

Постепенно их крики становились все громче и громче.

- Слава нашему благодетелю! Долгих лет тебе, наш благодетель!

- Закхей, ты слышишь?! - прокричал я на ухо хозяину. - Они пришли,

чтобы ты снова дал им милостыню. Скажи, что тебе больше нечего

им дать и отправь обратно.

- Я не могу поступить так, Иосиф! Все они мои братья и сестры. И,

кстати, твои тоже.

- У меня нет ни братьев, ни сестер! - гневно прокричал я. - Прикажи

им убраться обратно в свои лачуги, пока они не ворвались в наш

дом и не отобрали то немногое, что еще осталось у нас. Они -

настоящая армия, ведь их здесь не меньше десяти тысяч, а мы с

тобой всего лишь два беспомощных старика.

Закхей, не обращая ни малейшего внимания на мои слова, простер к

толпе руки. Неожиданно воцарилась тишина, и даже дети прервали свои игры.

- Что же вы ищите у меня?

Наша балюстрада на несколько метров возвышалась над двором, и нам

хорошо было видно, как тысячи голов в смятении оглядываются по сторонам,

но не было в толпе никого, кто бы набрался храбрости и ответил Закхею.

Он, терпеливо подождав несколько минут, повторил вопрос:

- Зачем вы сегодня здесь?

Но ответом ему снова был лишь шепот ветра. Казалось, людское

молчание длилось целую вечность, но вот толпа расступилась, и мы увидели

медленно приближающегося к нам старца с белыми волосами и такой же седой

бородой. Он был одет в темно-синий плащ и опирался на тяжелый посох.

Закхей, сразу узнав старика, воскликнул:

- Это же Бен-Хадад!

Старый Бен-Хадад был любимым всеми патриархом нашего города.

Еще в те годы, когда мы только делали робкие попытки торговать, Бен-Хадада

всегда можно было увидеть у входа на базар, в тени оливковых деревьев, где его

сын торговал красочными дорогими тканями, известными как штофное

полотно. С годами Бен-Хадад сделался такой же городской примечательностью,

как и акведук, и городские ворота. Этот древний старик стал символом города -

прикрыв глаза, он сидел на корточках на ковре и наблюдал за течением жизни и

сменой времен года. Много раз в далеком прошлом его выбирали защищать

интересы граждан перед римским легатом в Антиохии. Ему не раз приходилось

возить жалобы на некоторых римских наместников, которые, злоупотребляя

властью, обирали местных торговцев. Бен-Хадад всегда выигрывал подобные

тяжбы.

Едва Бен-Хадад начал тяжело подниматься по мраморным ступеням

лестницы, двое молодых людей бросились ему на помощь. Но Бен-Хадад что-то

сказал, и мужчины исчезли в толпе. Старец продолжал медленно подниматься.

Удары его посоха эхом отзывались в повисшей тишине всякий раз, когда он

ставил его на следующую ступеньку. Толпа замерла в ожидании, тысячи лиц с

тревогой следили за нами.

Дата добавления: 2015-08-09