ГЛАВА 8. – Мы находимся сейчас внутри пилона храма Амона, – начала рассказ Гейл

I

– Мы находимся сейчас внутри пилона храма Амона, – начала рассказ Гейл, и ее голос отдавался гулким эхом в просторном помещении. – Его строительство завершилось в период царствования Рамзеса II, но со временем он обветшал и его полностью перестроили Птолемеи.^[30]

– И какова его связь с Амарной?

– Да, – покраснела Гейл, – прошу прощения.

– Извиняться не надо. Вы очень естественны, и камера вас обожает.

– Спасибо, – криво улыбнулась Гейл, не скрывая скепсиса. – Как вы знаете, египтяне строили свои сооружения и храмы с помощью больших блоков, добытых в каменоломнях, – примером могут служить пирамиды. Но их добыча и транспортировка была дорогой и занимала много времени, а Эхнатон торопил. Ему требовались храмы Атона в Карнаке и Амарне, и очень быстро. Тогда его инженеры стали использовать новый тип строительного материала – талалат. Он весил около ста фунтов, что позволяло его поднимать и доставлять на нужное место одному рабочему, хотя постоянная переноска таких тяжестей явно не шла на пользу здоровью. И когда стены были возведены, на них высекались и расписывались красками большие рельефы, как на огромном телевизионном экране размером со стену.

– И как же они попали сюда?

Гейл продолжила:

– После смерти Эхнатона его преемники решили стереть с лица земли любое упоминание о нем и его ереси. Вам известно, что Тутанхамона сначала звали Тутанхатон?^[31] После смерти Эхнатона его заставили сменить имя. В те времена именам придавали огромное значение. Древние египтяне верили, что одно лишь упоминание имени значительно укрепляло их статус в загробном мире, что, среди прочего, объясняет, почему имя Эхнатона стерли со всех храмов и монументов Египта. Но талалатам была уготована другая судьба. При разборе зданий строительные кирпичи использовались при возведении других сооружений. Поэтому каждый раз на раскопках мест, относящихся к послеамарнскому периоду, есть вероятность натолкнуться на эти талалаты.

– И воссоздать первоначальный вид стен Эхнатона?

– Именно. Но это далеко не просто. Представьте, что вы купили сотню картинок-головоломок – пазлов – и перемешали все элементы, потом выбросили девять десятых, а остальное разбили молотком. И я как раз занимаюсь тем, чтобы в них разобраться. За этим меня и пригласила Фатима. Обычно я работаю с древними текстами, но принцип остается тем же самым.

– И как же вам это удается?

– Легче всего объяснить на примере свитков. Представьте, что вы нашли тысячи фрагментов разных документов, которые все перемешаны в одну кучу. Первое, что надо сделать, это сфотографировать их в масштабе и с очень высоким разрешением, потому что оригинальные фрагменты очень ветхие и хрупкие и работать с ними нельзя. Затем вы изучаете каждый фрагмент. Папирус или пергамент? Если это папирус, то какой структуры? Если пергамент, то из какого животного? Сегодня мы можем с помощью анализа ДНК выяснить, относятся ли фрагменты пергамента к одному и тому же животному. Какого он цвета? Насколько гладкий? Какой толщины? Как выглядит изнанка? Какие чернила? Можем ли определить их химический состав? Как наносилась надпись, тупым или острым кончиком, ровно или с шероховатостями? И что с почерком писца? Обычно почерк хорошо различим, но с ним надо быть осторожным: одни и те же люди работали с разными документами, да и один документ мог быть составлен разными писцами. Таким образом, вся эта беспорядочная масса разделяется на фрагменты, принадлежащие разным свиткам. Используя пример с пазлами, это разобрать их кусочки по разным кучкам, относящимся к разным головоломкам. Следующий этап – это собрать головоломку.

– Каким образом?

– Мы зачастую уже знакомы с текстами, – ответила Гейл. – К примеру, с «Книгой мертвых».^[32] Тогда вопрос заключается в переводе фрагментов и выяснении, относятся ли они к уже известным. Но если это – оригинальный документ, например письмо, то мы ищем другие подсказки. Может быть, линия, идущая по тексту от одного фрагмента к другому. А если повезет, то несколько линий, которые при совмещении убирают все сомнения. Но чаще используется объединение фрагментов по теме. Например, двух фрагментов, относящихся к процедуре захоронения. Или двух эпизодов жизни одного и того же человека. Если это не срабатывает, то фрагменты, по определению, повреждены. Но есть ли нечто общее в этих повреждениях? Представьте, что вы скрутили лист бумаги в трубочку, прожгли ее насквозь сигаретой, а потом порвали на мелкие кусочки. Прожженные фрагменты не только позволят вам восстановить весь свиток, но и подскажут, в первую очередь, как плотно он был свернут, путем уменьшающихся расстояний между отверстиями. А писцы часто наносили разметку на пергамент, чтобы писать ровно. И мы можем совместить эти разметки на разных фрагментах текста путем сопоставления мельчайших отклонений расстояния между строчками. Как совместить кольца дерева.

– И с талалатами происходит примерно то же самое?

– Да, – кивнула Гейл. – Хотя там параметры отбора иные. Например, талалаты изготавливались либо из известняка, либо из песчаника. Обычно известняковые талалаты укладывались с известняковыми, а из песчаника – с песчаниковыми. И состав камня тоже может помочь, потому что стены чаще всего делались из камня одного карьера. Хотя и не обязательно. Могут помочь и остатки краски или следы погодных разрушений. Кирпичи могут выгореть на солнце. Или рядом пролегала негерметичная труба, и на кирпичах есть похожие пятна от воды. Но когда все возможное уже сделано, мы пытаемся собрать их в картины. Талалаты обычно украшались вдоль или поперек, и египтяне выстраивали сюжет изображаемой картины либо вертикально, либо горизонтально. Это помогает понять расположение отдельных блоков. Кроме того, часто это сводится просто к нахождению головы для торса. По счастью, многие сцены дублируют либо друг друга, либо картины из других мест, которые нам удалось восстановить, и мы знаем, что ищем.

Лили насторожилась.

– Но не всегда? – спросила она, проявляя проницательность.

– Верно, – признала Гейл, – не всегда.

– И вы здесь что-то нашли, верно? Поэтому и привели меня сюда?

– Возможно.

– Итак? Вы расскажете?

– Думаю, что Фатима хочет оставить это удовольствие для себя, – ответила она, опуская глаза.

II

Нокс вынул одно сморщенное ухо. Место среза от головы слегка блестело, что указывало на совсем свежее отсечение. Он проверил саркофаги и быстро нашел мумию без уха, затем другую. Нокс озадаченно нахмурился, но тут вспомнил, что катастрофически опаздывает. Крайний срок, который он себе назначил, уже давно истек. Надо было выбираться.

Он поспешил туда, где стоял генератор, начал подниматься по ступенькам и в это время услышал шум двигателя. Он выглянул и увидел, как на холме неожиданно появился грузовик, отбрасывая луч света будто маяк, и быстро ретировался назад, чтобы не попасться на глаза.

Гриффин с помощниками складывали ящики в том помещении, где он только что находился, поэтому Нокс направился в правый проход и вскоре очутился в большом зале с мозаичным полом, блестевшим после недавней очистки, но истоптанным еще в древности. Мозаика изображала обнаженную гротескную фигуру, сидевшую в позе лотоса в обрамлении семиконечной звезды, по периметру которой располагались группы греческих букв. Он сделал снимок, потом другой, и неожиданно в коридоре послышалось кряхтенье человека, тащившего ящик и направлявшегося в его сторону. Он бросился дальше, пробегая проходы и небольшие помещения, украшенные яркой древней настенной живописью. Обнаженные мужчина и женщина, воздевшие в молитве руки к солнцу; Приап,^[33] с вожделением взирающий из-за дерева; крокодил, собака и гриф, вершащие суд; Дионис,^[34] растянувшийся на диване, обрамленном виноградными лозами, плющом и сосновыми шишками. Он снимал Дионисия, когда услышал шаги, повернулся и увидел Гриффина, выходившего из коридора и щурившегося, стараясь разглядеть в полумраке, что происходит.

– Преподобный, – спросил он, – это вы?

III

Инспектор Нагиб Хуссейн писал в участке отчет, когда к нему зашел его начальник Гамаль и недовольно поинтересовался:

– У тебя что, нет жены и дочери, которые ждут дома?

– Я подумал, вы захотите быть в курсе последних событий.

– Это так, – подтвердил Гамаль и присел на край стола. – Я слышал, ты нашел тело в Восточной пустыне?

– Да.

– Убийство?

– У нее разбита голова. Ее завернули в мешковину и закопали в песке. Думаю, что убийство исключать нельзя.

– Коптянка, верно?

– Девочка.

– Ладно, расследуй, – вздохнув, согласился Гамаль. – Но не надо пускать волну. Сейчас не время.

– Что вы имеете в виду?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Уверяю, я не…

– Неужели ты так и не понял, когда говорить, а когда молчать? – взорвался Гамаль. – Ты хоть понимаешь, сколько неприятностей доставил коллегам в Минье?

– Они торговали оружием на черном рынке.

– Мне все равно! Есть преступления, которые мы можем раскрыть, и преступления, которые раскрыть не можем. Давай заниматься теми, которые можем, договорились? – Он примирительно вздохнул, будто показывая, что ему, как и Нагибу, тоже многое не нравится, но он был реалистом. – Ты не следишь за событиями в Асьюте? – спросил он. – Волнения на улицах. Столкновения. Злость. Конфронтация. И все из-за пары мертвых коптянок. Я не хочу, чтобы у нас началось то же самое.

– Ее могли убить, – заметил Нагиб.

Гамаль был от природы смуглым. Но сейчас его лицо совсем почернело.

– Насколько я понимаю, никто не заявлял о пропаже человека. Насколько я понимаю, она могла пролежать там годы, а может, и десятилетия. Ты действительно хочешь спровоцировать волнения из-за девчонки, умершей, возможно, несколько десятилетий назад?

– А с каких пор расследование убийства стало считаться провокацией?

– Не зли меня, – предостерег Гамаль. – Ты всегда жалуешься на завал работы. Вот и займись текущими делами и перестань гоняться за джиннами в пустыне.

– Это приказ?

– Если тебе так больше нравится, – кивнул Гамаль и повторил: – Если тебе так больше нравится.

Дата добавления: 2015-08-18