Русское слово». Публицистика Д. И. Писарева 3 страница

Цыц! Нишкни! Пущай гуторют,

Наше дело сторона...

Вот возьмут тебя да вспорют,

Так, узнаешь, кто она[217][92].

Не появилось на страницах «Искры» и несколько карикатур, авторы которых в символической форме изображали бесправие крестьянина, формально освобожденного от крепостной зависимости.

Из материалов, которые были опубликованы в журнале и явились прямым откликом на реформу, необходимо назвать «Дневник отставного штаб-офицера», напечатанный в № 26 за 1862 г., и ряд карикатур. «Рабство нигде более в христианских державах нетерпимо, — пишет автор «Дневника», — но ведь это только игра словами. Если, по умному заключению Аристотеля, сама природа производит одних людей для господства, других для рабства, то бумажными постановлениями рабства не уничтожишь». Намекая на антинародный характер реформы 1861 г., автор продолжает: «Пусть и не будет имени рабства, если этого требует приличие, но можно ведь и умненькими мерами свободный народ прикрутить так, что он все-таки будет выполнять свое природное назначение»[218][93].

Разумеется, дело все-таки не только и не столько в непосредственных откликах на царский манифест. Суть вопроса в том, что после 19 февраля 1861 г. направление «Искры», весь пафос ее вылились в еще более резкое разоблачение произвола и беззакония, в какой бы они форме ни проявлялись. Журнал из номера в номер как бы проводил одну мысль: реформа ничего не изменила, положение народа не улучшила, надо готовиться к революционным действиям. «Мы вас спросим, — обращался Стопановский к читателям, — если в болотистой, гнилой, пропитанной разной дрянью местности зарождается желтая лихорадка, превращаясь в губительную эпидемию, от которой люди гибнут, как мухи, то что тут больше надо винить: желтую ли лихорадку или дурную, вредную почву? Ответ сам собой вытекает простой и естественный. Уж ни в коем случае лихорадка не виновата»[219][94].

Революционный демократизм «Искры» проявился также в ее борьбе против «гласности» и либерализма. Совсем недавно четкой позиции в этом вопросе у журнала еще не было. Некоторые сотрудники даже не видели разницы между Добролюбовым и Розенгеймом. Теперь — другое дело. Елисеев, В. Курочкин и другие высмеивают либеральную «гласность», показывают непоследовательность либеральной идеологии.

Послушать — век наш — век свободы,

А в сущность глубже загляни,

Свободных мыслей коноводы

Восточным деспотам сродни.

У них на все есть лозунг строгий

Под либеральным их клеймом:

Не смей идти своей дорогой,

Не смей ты жить своим умом...

Это стихотворение, опубликованное в № 40 журнала за 1862 г., свидетельствует, что «искровцы» верно понимали сущность либерализма.

Разоблачению либерализма посвящено несколько карикатур, помещенных «Искрой». В 1862 г. была напечатана карикатура Степанова «Либерал-эквилибрист», получившая широкую известность. На ней изображался министр внутренних дел П. А. Валуев, балансирующий на канате, с одной стороны которого стоит слово «да», с другой — «нет».

Политическая зрелость руководителей «Искры», осознание ими общественных задач эпохи сказались и в отношении журнала к либерально-монархической прессе, в особенности к реакционным изданиям. «Искра» резко выступала против «Домашней беседы» и ее редактора Аскоченского. Елисеев отмечал, что журнал Аскоченского, полное название которого было «Домашняя беседа для народного чтения», презирает народ, выступает против просвещения, защищает религию, поповщину. Один из своих фельетонов В. Курочкин посвятил этому реакционнейшему органу, раскрыв при этом идейную близость «Домашней беседы» и славянофильской газеты «День» — оба эти издания тормозят общественный прогресс[220][95].

«Искра» поддерживала «Современник» в его полемике с «Русским вестником» и другими журналами либерально-монархического толка. В 1862 г. «Искра» резко выступила против реакционного «Нашего времени» и его сотрудника Чичерина. В стихотворном диалоге, опубликованном в № 4 журнала за 1862 г., В. Курочкин писал:

— Кто больше всех благонамерен?

— Аскоченский, я в том уверен.

— А более его?

— Ну, Павлов, — отвечаю.

— А более его?

— Чичерин.

— А более его?

— Не знаю.

Стихотворение было понято читателями, так как слово «благонамерен» «искровцы» всегда употребляли в значении «реакционен».

Были и другие пародии, перепевы, эпиграммы, стихотворные фельетоны, направленные против либерально-монархической журналистики и ее представителей. Особой популярностью у читателей пользовалось стихотворение Д. Минаева «Фанты», в котором собран «букет» наиболее значительных деятелей враждебного лагеря, — Аскоченский, Писемский, Громека, Дружинин, Катков, Краевский, Юркевич и др.

Большую роль сыграла «Искра» в борьбе за идейность литературы и искусства, за утверждение принципов критического реализма. Свое понимание литературы как действенного оружия преобразования общества «искровцы» противопоставляли защитникам реакционной теории «искусство для искусства».

В стихотворении «Возрожденный Панглосс», опубликованном в №43 журнала за 1860 г., В. Курочкин писал:

Ну да, мы на смех стихотворцы!

Да, мы смешим, затем что грех,

Не вызывая общий смех,

Смотреть, как вы, искусствоборцы,

Надеть на русские умы

Хотите, растлевая чувства,

Халат «искусства для искусства»

Из расписной тармаламы[221][96].

В. Курочкин отвергал реакционную концепцию «искусство для искусства», выступал за то, чтобы писатель постоянно был связан с жизнью народа, активно боролся за его лучшее будущее. Взгляды Курочкина разделяли другие поэты и публицисты «Искры». В борьбе за литературу большого общественного звучания и высоких гражданских идеалов революционный демократизм журнала проявлялся наиболее четко.

Основной формой выступлений против оторванной от жизни поэзии были в «Искре» многочисленные пародии на стихи дворянских стихотворцев. Высмеивались эпигонские произведения В. Крестовского, П. Кускова, Н. Страхова, Ф. Зарина, салонно-патриотический характер лирики Майкова и Фета. Особое место занимали пародии на стихи К. Случевского.

Первые стихотворения Случевского появились в 1860 г. Они печатались не только в либеральных «Отечественных записках», но поначалу и в «Современнике», куда попали по рекомендации И. С. Тургенева. Проникнутые откровенным индивидуализмом, окрашенные в мистические тона, получившие восторженную оценку Ап. Григорьева, стихи эти воспринимались в демократических кругах как наиболее полное выражение дворянской «чистой поэзии».

Против Случевского выступил В. Курочкин. В фельетоне «Критик, романтик и лирик» («Искра», 1860, № 8) он обрушился и на «новоявленного гения», и на его покровителя Ап. Григорьева. Курочкин поставил Случевского в один ряд с третьестепенными эпигонами «чистого искусства» вроде Т. Пилянкевича, осмеянного Добролюбовым на страницах «Искры» еще в 1859 г. (статья «Атенейные стихотворения»), сравнил с лубочными графоманами. В том же номере «Искры» Н. Гнут (Ломан) пародией на стихотворение Случевского «На кладбище» начал серию фельетонов «Литературные вариации». Вслед за тем в журнале появились пародии Гнута на многие стихи Случевского. Когда же Н. Курочкин напечатал в «Искре» строки:

Пускай до времени под паром

Лежат журналы без стихов;

Пусть не печатаются даром

Случевский, Страхов и Кусков,—

новоявленный «талант» действительно замолчал. Позже русские символисты признали в нем своего предшественника.

Разоблачая творцов и пропагандистов «чистого искусства», «Искра» горячо отстаивала революционно-демократические идеалы в литературе. Журнал сыграл особенно важную роль в 1861 г., когда началась травля Катковым и всей либерально-монархической прессой Чернышевского и «Современника». Отмечая вздорные измышления реакционеров, «Искра» взяла под защиту роман «Что делать?», который подвергался злобным нападкам. В этой связи интересен фельетон В. Курочкина «Проницательные читатели» («Искра», 1863, №32).

В начале статьи В. Курочкин давал свою оценку роману «Что делать?». «Разумеется, — писал он, обращаясь к читателю, — ты уж прочел этот роман, и я не буду рассказывать тебе его содержание. Ты знаешь, что здесь идет речь о том, как должны бы жить люди, по-человечески, как они уже могут жить, как даже некоторые уже живут, как они сходятся друг с другом, как любят, не надоедая один другому и не насилуя страстей и привязанностей, как трудятся, сохраняя уважение к чужому труду, как из этого общего труда вытекает, как необходимое последствие, общее благоденствие, счастие»[222][97]. Затем автор переходил к резкой отповеди клеветнику Ф. М. Толстому, статья которого была опубликована в «Северной пчеле», и другим реакционерам, не жалевшим сил, чтобы очернить это подлинно новаторское произведение. Курочкин отмечает убожество и тупость людей, которые из-за патологической ненависти ко всему передовому не в состоянии объективно оценить роман Чернышевского. Ирония и сарказм достигают особой силы в конце фельетона, когда поэт, переходя с прозы на стихи, пишет:

Нет, положительно, роман

«Что делать?» нехорош!

Не знает автор ни цыган,

Ни дев, танцующих канкан,

Алис и Ригольбош...

Жена героя — что за стыд? —

Живет своим трудом; Не наряжается в кредит

И с белошвейкой говорит —

Как с равным ей лицом и т. д.[223][98]

Заметным фактом общественно-литературной жизни 60-х годов была полемика вокруг романа Тургенева «Отцы и дети». В духе революционно-демократических взглядов «Искра» выступала с резким осуждением позиций Тургенева. «Искровцы» упрекали Тургенева в том, что он сознательно исказил образ демократа шестидесятых годов. Наиболее категоричен в своих суждениях был Д. Д. Минаев, обвинявший Тургенева в открытых симпатиях к «отцам». В стихотворении «Отцы или дети» с подзаголовком «Параллель» он писал:

Ответ готов: ведь мы не даром

Имеем слабость к русским барам —

Несите ж им венцы!

И мы, решая все на свете,

Вопросы разрешили эти...

Кто нам милей — отцы иль дети?

Отцы! Отцы! Отцы![224][99]

Четкая программа, которую выдвинула и проводила «Искра» в шестидесятые годы, ее идейная близость к «Современнику», связь с Герценом (в июне 1861 г. в «Искре» под псевдонимом «Н. Огурчиков» был опубликован его фельетон «Из воспоминаний об Англии»), широкая популярность журнала, который, как говорил Горький, был доступен «и уму, и карману наиболее ценного читателя той поры — учащейся молодежи»[225][100], — все это не осталось без внимания властей. «Искра» испытывала на себе постоянные притеснения цензуры. Обычно разрешалось к печати не более трети подготовленного к номеру материала. Карикатуры, запрещенные к публикации, собранные вместе и изданные в советское время, составили целую книгу.

Особым нападкам подвергался редактор «Искры» В. Курочкин. С 1862 г. власти проявляют к нему повышенный интерес, с октября 1865 г. он под постоянным надзором полиции. После выстрела Каракозова Курочкин был арестован и свыше двух месяцев провел в Петропавловской крепости.

В 1864 г. цензурный комитет под угрозой закрытия журнала потребовал заменить В. Курочкина на посту редактора. Руководство изданием принял на себя его брат Вл. Курочкин. В это же время из «Искры» ушел второй редактор Н. Степанов, который вскоре стал издавать журнал «Будильник».

Под влиянием таких событий лицо «Искры» заметно меняется. «Резкий тон журнала значительно смягчился с устранением от редакции В. Курочкина», — с удовлетворением признает в 1865 г. цензурное ведомство. Однако «Искра» по-прежнему выступает против произвола и беззакония, поддерживает все передовое и прогрессивное. Цензура бессильна бороться с различными приемами эзопова языка, на котором разговаривали с читателем «искровцы». Тогда журнал получает новый удар: в 1870 г. «Искре» запретили печатать карикатуры.

Но и без карикатур, став, по словам Скабичевского, «мухой без крыльев», журнал все же сумел сохранить сатирическую направленность и политическую остроту. Это особенно проявилось в материалах, посвященных Парижской коммуне. «Искра» с симпатией писала о коммунарах Парижа и их героической борьбе, называла Тьера с его приспешниками «шайкой интриганов», клеймила позором зверства версальских палачей.

В 1873 г., после трех предупреждений, «Искра» была приостановлена на четыре месяца, но издание ее больше не возобновилось. Формальным поводом для запрещения послужила статья «Журнальные заметки» («Искра», 1873, № 8), в которой обнаружили «превратные и совершенно неуместные суждения о правительственной власти»[226][101]. Так царизм расправился еще с одним журналом, сатира которого была направлена против социально-политического строя России.

в начало

«Гудок». «Будильник»

В русле развития революционно-демократической журналистики шестидесятых годов следует рассматривать сатирические журналы — «Гудок» под редакцией Д. Д. Минаева (1862) и «Будильник» при Н. А. Степанове (1865—1870). По своим идеям, темам, по внутриредакционной организации журналы эти были близки к «Искре», использовали ее опыт. История «Гудка» и «Будильника» — примечательная страница русской журналистики.

Сатирический журнал «Гудок», редактировать который был приглашен Минаев, стал выходить с начала 1862 г. Издателем его был Ф. Т. Стелловский, до этого выпускавший еженедельную газету «Русский мир».

Цели нового журнала в объявлении о подписке выглядели так: «Отрицание во имя честной идеи... преследование грубого и узкого обскурантизма, произвола и неправды в нашей русской жизни». Далее говорилось: «Мы верим в смех и сатиру не во имя «искусства для искусства», но во имя жизни и нашего общего развития: одним словом, мы верим в смех, как в гражданскую силу».

Если сравнить эту декларацию с программой «Искры», то окажется, что в них немало общего. В «Искре» провозглашается «отрицание всего ложного во всех его проявлениях в жизни и искусстве», в «Гудке» — «отрицание во имя честной идеи»; там подчеркивается, что цель журнала — «сатира в ее общем обширном смысле», здесь говорится о сатире «во имя жизни и нашего общего развития». «Гудок» действительно с первого номера стремился во всем походить на «Искру» и даже подражать ей.

В чем же проявилось сходство двух журналов?

Во-первых, в идейной близости. Как и в «Искре», в «Гудке» важнейшее значение имели социальные проблемы. Много места уделялось крестьянскому вопросу, положению «освобожденного» мужика. Конечно, писать об этом можно было лишь очень осторожно, привлекая порой иносказания или факты зарубежной жизни. Так, в одном из стихотворений («Гудок», 1862, № 9) Минаев, говоря о невольничестве в Америке, намекал на то, что и в Европе дела не лучше:

Хоть известен теперь новый свет

Благодарной гражданской доктриной,

Но у негров — решили там — нет

Человеческой фибры единой.

Вся Европа в том видит позор,

Лицемерка известна ведь эта,

Ей самой можно сделать укор

За людей и не черного цвета.

Мишенями для «Гудка» служили суд, администрация, чиновники, цензура, полиция и другие органы царского самодержавия.

«Гудок» занимал принципиальную позицию в борьбе с консервативной печатью. В журнале была опубликована фантастическая пьеса «Ночной раут» (1862, № 1) — злая сатира на реакционно-монархические издания. «Северная пчела» и «Санкт-Петербургские ведомости» представлены здесь в виде детей богатых и благородных родителей, состоящих в звании «литературных приживалок»; «Сын отечества» — это господин, который постоянно толкует о своих добродетелях, но ненавидит Италию за то, что ее народ добивается независимости; «Наше время» — космополит, меняющий галстуки, а еще чаще — убеждения, и т. д.

Сходство «Гудка» и «Искры» проявлялось также в постановке внутриредакционной работу и в оформлении номеров.

И тот и другой журнал создавались коллективными усилиями многих сотрудников. Ведущая роль в «Гудке» принадлежала самому Минаеву, выступавшему под несколькими псевдонимами. Его товарищами были «искровцы» П. Вейнберг, Н. Курочкин, М. Стопановский. Кроме них, печатались А. Козлов, Д. Ломачевский, К. Преображенский, М. Владимирский, С. Терпигорев (Сергей Атава). Карикатуры рисовал Н. Иевлев.

«Гудок» как тип издания внешне очень напоминал «Искру». Рисунки с остроумными подписями перемежались на страницах журнала текстом. Они удачно дополняли литературные материалы, несли самостоятельную идейную нагрузку. Многие карикатуры были запрещены. Но и те, которые публиковались, представляли общественный и художественный интерес. «Гудку» удалось, в частности, поместить рисунки, направленные против полиции («Выставка Петербургской флоры», № 13), показывающие бесправие народа («Видимые признаки привязанности к начальству», № 8) и др.

На заглавной виньетке «Гудка» был изображен среди крестьян Герцен со знаменем, на котором хорошо видны слова: «Уничтожение крепостного права». Крестьяне держат в руках журнал «Гудок», слушают Герцена и вызывающе смотрят на чиновника, попа, военных, палача с треххвостной плетью и других представителей враждебного народу мира. Если учесть, что до середины 1862 г., когда в реакционной печати началась травля Герцена, само имя великого революционера являлось запретным, то станет ясно, что помещение такого рисунка было смелым шагом. Допустившая явный недосмотр цензура запретила заглавную виньетку с пятого номера.

Между «Искрой» и «Гудком» существовали, однако, и заметные различия.

«Искра» была журналом, так сказать, «всероссийским», да и темы, которые она ставила, выходили далеко за пределы столицы. «Гудок» же, по преимуществу, составлялся из петербургского материала.

Характер сатиры «Гудка», центральное место в котором занимали произведения Минаева, отличался от «Искры». В основе своей сатира «Гудка» была злободневна, политически остра, актуальна. Но у Минаева да и других, близких к нему авторов, идейное начало нередко очень приглушено, а смеха больше, чем протеста против безобразий действительности.

Этот недостаток сатирических произведений Минаева Добролюбов критиковал в рецензии на сборник стихотворений поэта «Перепевы», опубликованной в «Современнике» в 1860 г. Те же мысли высказывал позже Салтыков-Щедрин, рецензируя сборник сатир и песен Минаева «В сумерках» (1868). Отметив, что произведения Минаева «за весьма малыми исключениями... имеют в виду некоторые особенности общественной жизни столичного города Петербурга», а сам он «писатель остроумный, даровитый и притом обладаю­щий прямыми и честными убеждениями», Щедрин вместе с тем говорит: «...Невыдержанность мысли — явление весьма нередкое в стихотворениях Минаева», для него характерна «сатира, замыкающая себя в кругу общественных курьезов и странностей». Но такая сатира едва ли может заслужить это название. «Как ни натуживайся сатирик, какую ни давай форму своему произведению, содержание его будет все-таки внешнее, водевильное»[227][102]. Единственно плодотворная почва для сатиры есть почва народная, ибо ее только и можно назвать общественной в истинном значении этого слова. «Чем далее проникает сатирик в глубины этой жизни, тем весче становится его слово, тем яснее рисуется его задача, тем не­оспоримее выступает наружу значение его деятельности»[228][103].

Под редакцией Минаева вышло тринадцать номеров «Гудка». В № 15 журнала читатель познакомился с очередным его стихотворением «Современная песня», в примечании же было сказано, что автор «оставил редакцию» и снимает с себя перед публикой всякую ответственность за состав и содержание журнала. В течение некоторого времени Минаев сотрудничал в «Гудке», но вскоре отошел от него совсем.

Уход Минаева отразился на журнале, который быстро потерял социальную остроту, яркость и злободневность. Цензурные затруднения, а также денежные споры нового редактора А. С. Гиероглифова с издателем Стелловским привели к тому, что после выхода первого номера за 1863 г. «Гудок» прекратил свое существование.

По-иному сложилась судьба «Будильника». Этот журнал, возникший в 60-е годы, выходил более полувека. В первые годы существования (1865—1871) «Будильник» находился в лагере демократической журналистики; потом он стал одним из многих легковесных юмористических изданий.

«Будильник» был основан Н. А. Степановым, ушедшим в конце 1864 г. из «Искры». Причин разрыва Степанова с «Искрой» было, по-видимому, несколько. Имели значение его идейные расхождения с Курочкиным; Степанову не всегда импонировали резкость суждений и политическая острота в решении злободневных вопросов, свойственные его соредактору. Репутация «Искры», издания оппозиционного, создавала невероятно тяжелые условия для работы. Степанов с горечью наблюдал, как лучшие карикатуры оказывались запрещенными и, по свидетельству современников, даже не всегда понимал, почему так происходит. К этому надо прибавить денежные споры его с Курочкиным.

Разрешение на издание нового журнала Степанов получил сравнительно легко. Комментируя этот факт, И. Г. Ямпольский в обстоятельной работе по истории «Будильника» в 60-е годы справедливо отмечает: «Это произошло потому, что таким образом решили подорвать авторитет «Искры». «Степанов скорее благонамеренный, чем вредный редактор, — писал один из чиновников Третьего отделения, а Курочкин, лишенный сотрудничества Степанова, не выдержит и года, и «Искра» погибнет»[229][104]. Жизнь посмеялась над подобными пророчествами. «Искра» после Степанова доставила еще немало хлопот цензурному ведомству и продержалась почти десять лет, да и Степанов со своим журналом не оправдал надежды властей.

В «Будильнике» при Степанове печатались обозрения «политической жизни иностранных государств» (в форме юмористических очерков, рассказов, стихотворений, карикатур), «иллюстрированные повести, рассказы, драматические сцены, очерки быта и нравов разных сословий», «юмористические статьи по поводу различных современных событий», «литературная летопись» (краткое обозрение юмористических явлений в области литературы и журналистики, статьи полемические и проч.)», «хроника провинциальной жизни» и т. д. Столь широкий охват стал возможен благодаря активному участию в журнале многих поэтов, публицистов, художников. Так, в литературном отделе «Будильника» сотрудничали Д. Минаев, Г. Жулев, В. Буренин, В. Богданов, П. Вейнберг, Л. Пальмин, Н. Пушкарев, И. Федоров, М. Стопановский и др. Для журнала писали Гл. Успенский и Ф. Решетников. Карикатуры рисовали А. Антонович, Ф. Добужинский, С. Любовников, В. Никитин, Н. Введенский.

В 1865—1866 гг. заметную роль в «Будильнике» играл молодой талантливый публицист, сотрудник «Искры» И. Дмитриев. Он заведовал литературным отделом, участвовал в редактировании издания. В марте 1866 г. Дмитриев разошелся со Степановым и покинул журнал. Вместе с ним ушел Минаев, а несколько позже — Богданов, Стопановский и Жулев.

Говоря о содержании «Будильника» той поры, необходимо вначале отметить черты, которые роднили журнал с революционно-демократическими изданиями 60-х годов и прежде всего с «Искрой». В «Будильнике» немало материала социально значимого и политически злободневного. Здесь мы найдем характеристику общественной жизни, сдавленной полицейским режимом; высказы­вания о том, как преследуется свободное слово; сатирическое изображение помещичье-дворянской государственной машины (Щиглев в стихотворении «Современный чародей» называет ее «всемогущим кукишем»).

«Будильнику» свойственно противопоставление богатых бедным, эксплуататоров эксплуатируемым, причем его авторы всегда на стороне угнетенных, они издеваются над попытками сгладить противоречие между капиталом и нищетой. «...Все население земного шара, — писал И. Рождественский в № 2 журнала за 1869 г., — может быть разделено на два лагеря — обкрадывающих и обкрадываемых, эксплуататоров и эксплуатируемых, притеснителей и притесненных...».

Разоблачение капиталистов — еще одна важная тема «Будильника». В журнале немало материалов о тяжелых условиях труда на фабриках и строительстве железных дорог, о системе штрафов, об избиении женщин и многом другом, что нес с собой капитализм (например, карикатура «Сон русских фабрикантов», 1870, № 1). «Будильник» много внимания уделял борьбе против либералов и либеральной печати. Эта тема занимает большое место в публицистике, ей посвящены эпиграммы, стихи, фельетоны. Так, Дмитриев, высмеивая «Санкт-Петербургские ведомости», писал, что они «уважают свободу, но свободу своеобразную, которая, например, дает право каждому, имеющему билет в театр, ходить в театр, имеющему от полиции разрешение на выезд из города — свободно выехать из города». Дмитриеву ясна суть либерального обличительства. Нападая на микроскопическое зло, либеральная печать, по его словам, «заставляет забывать зло более крупное, которое, предоставленное самому себе, развивается до грандиозных размеров» (1866, №20).

Богданов, высмеивая эволюцию западного либерала профессора Валетта (1869, № 34) и, конечно, имея в виду тот же путь, проделанный либералами русскими, писал:

В несчастной роли либерала

Теперь приятного уж мало:

То ни за что притянут в суд,

То полицейские побьют...

То ль дело мне с крестом в петлице

Гулять в довольстве по столице,

Так чтобы брал передо мной

Под козырек городовой.

В отличие от либеральной прессы «Будильник» отнюдь не склонен был идеализировать положение крестьян после реформы. На его страницах печатался очерк Н. Златовратского «Перепутье» — яркая картина нищеты и забитости послереформенного крестьянина; здесь читатель знакомился и с другими произведениями, проникнутыми ненавистью к угнетателям, верой в счастливое будущее, — «Дубинушка» Богданова стала прообразом известной революционной песни. Таким образом, демократическая сущность «Будильника» шестидесятых годов представляется несомненной.

Однако по сравнению с «Искрой» и даже с «Гудком» в «Будильнике» было очень много так называемого нейтрального, развлекательного материала. Это, вероятно, объяснялось и объективными, и субъективными причинами.

К первым относятся преследования цензуры: она высасывала из журнала все самое яркое, политически острое, общественно значимое. По подсчетам И. Г. Ямпольского, в 1866 г. цензурным комитетом, помимо частичных изъятий и искажений, было вовсе запрещено 12 статей (под статьей в данном случае имеется в виду литературное произведение в отличие от рисунка), в 1867 г. — 15 статей и 63 карикатуры, а в 1870 г. — соответственно 32 и 59. На облике журнала, несомненно, сказывалось и то обстоятельство, что в течение первых полутора лет «Будильник» в отличие от других изданий такого типа выходил два раза в неделю. Отсюда мелочность некоторых откликов на темы дня, осмыслить которых было нередко просто некогда.

Во-вторых, редактор журнала Степанов, человек демократических убеждений, не сблизился с революционными демократами, не сумел преодолеть ту черту, за которой протест против произвола и деспотизма превращался в стремление к глубоким социальным преобразованиям, естественно дополнялся революционным призывом. Ограниченность мировоззрения Степанова привела в свое время к его разрыву с Курочкиным. Теперь же она мешала наиболее революционно настроенным «искровцам», сотрудничавшим в «Будильнике», повернуть журнал навстречу «Отечественным запискам» и «Делу».

Вместе с тем, оставаясь демократом, Степанов не мог не понимать, по какому пути идет журнал. С горечью он видел, как читатель отвертывается от «Будильника»: вместо четырех тысяч подписчиков их осталось всего две. В 1871 г. Степанов покинул журнал. «Я очень рад, что схожу вовремя со сцены измельчавшей и дошедшей до рыночного торгашества журналистики», — писал он В. Р. Зотову[230][105]. «Будильник» же с 1873 г. был возобновлен в Москве А. П. Суховым в виде безыдейного юмористического издания, рассчитанного на мещанские вкусы.

в начало

Журналистика семидесятых-восьмидесятых годов

Вторая половина XIX в. в России характеризуется бурным развитием капитализма. Крестьянская реформа 1861 г., несмотря на свой полукрепостнический характер, дала известный толчок развитию производительных сил. С отменой крепостного права в стране успешно начала развиваться промышленность, увеличилась добыча угля и железа, развернулось железнодорожное строительство, вырос товарооборот, наметилась концентрация капиталов, стали расти города. Под напором товарно-денежных отношений натуральное крестьянское хозяйство превращалось в мелкотоварное.

Крестьянство перестало быть единым классом — сословием крепостного общества. Оно расслаивалось, выделяя из себя, с одной стороны, сельских пролетариев, с другой — сельскую буржуазию. Все хозяйство становилось капиталистическим. Россия бесповоротно вступала в буржуазный период своей истории. Однако новые производственные отношения, прогрессивные по сравнению с феодальными, не улучшили положения трудящихся. Маскируя сущность капиталистической эксплуатации отношениями свободного найма, видимостью полной оплаты труда, капиталисты эксплуатировали рабочих с особенной беспощадностью. Новые порядки оказались нисколько не лучше старых. Противоречия капиталистического способа производства давали весьма ощутимо себя знать в России уже в конце 60-х годов. Количество промышленных рабочих неуклонно растет. Серьезный размах принимает стачечное движение. Множество новых вопросов возникло в связи с этим перед русской печатью.

Дата добавления: 2015-08-09