Читайте также:
|
|
Краткое содержание дела
Мария Ивановна Куликова обвинялась в том, что, работая почтальоном, систематически в июне и июле 1957 года похищала вверенные ей для оплаты денежных почтовых переводов средства. Всего за этот период ею было похищено и обращено в личное пользование государственных средств на сумму 5880 руб.
Куликова была предана суду по обвинению по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».
17 сентября 1957 г. народный суд Киевского района осудил Куликову к лишению свободы условно с испытательным сроком в течение трех лет.
- Товарищи судьи!
Скромная, простая русская женщина совершила преступление.
Как это случилось?
Обстоятельства дела несложны.
Почтальон Куликова систематически в течение 18 дней, с 18 июня по 5 июля этого года, присваивала суммы, которые она получала из почтового отделения для оплаты денежных переводов, поступавших на имя граждан ее участка: всего, таким образом, присвоила по 16 переводам 5880 руб., из которых выплатила еще до своего разоблачения получателям 8 переводов на 3250 руб., остальные 2630 руб. внесла после обнаружения преступления в кассу почтового отделения.
Факты эти, с фотографической точностью установленные обвинительным заключением и в суде, не внушают сомнений, не вызывают спора.
Однако остается неясным основное.
Исходя из одних и тех же фактов, прокурор и я, защитник, приходим к различным и даже исключающим друг друга выводам о сущности совершенного Куликовой преступления.
«Куликова похитила государственные средства», - утверждает прокурор и обвиняет ее по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».
Я не согласен с таким утверждением. Куликова действительно совершила преступление, однако никаких государственных средств не похитила.
В чем же сущность преступления, совершенного Куликовой?
Судите сами.
Присваивая деньги по переводам, Куликова, как опытный почтальон, прекрасно понимала, что ждущий денег по переводу и не получающий их, непременно, причем в самые ближайшие дни, явится в почтовое отделение, чтобы выяснить, почему ему не доставляются деньги, и тогда, как это и случилось, раскроются преступные действия почтальона.
Она отчетливо сознавала, что должна вернуть адресату присвоенные ею деньги раньше, чем он успеет обратиться в почтовое отделение, иначе она неминуемо и в самый короткий срок будет разоблачена.
Присвоенные деньги она могла задержать у себя не более чем на несколько дней.
В чем же смысл такого «хищения»?
Куликова рассказала: «Впервые 18 июня я присвоила 200 руб., поступившие на имя Лужинского, и отдала их ему через 5 дней, 23 июня, затем 19 июня присвоила 150 руб. Орловой и 500 руб. Точилиной и вернула им через 6 дней, 25 июня. В последующие дни снова занималась присвоением денег, поступавших на имя других лиц, погашая этими деньгами образовавшуюся у меня задолженность лицам, деньги которых я присвоила несколькими днями ранее».
Так она до своего разоблачения выплатила по 8 переводам получателям присвоенные у них несколькими днями раньше 325 руб.
Похищать деньги с тем, чтобы через несколько дней их возвращать, да ведь это лишено какого-либо здравого смысла. Не так ли, товарищи судьи?
Может быть, затеянный Куликовой денежный кругооборот продолжался бы еще некоторое время, но случилось то, что неминуемо должно было произойти.
5 июля этот «конвейер» был внезапно и неожиданно для его изобретателя остановлен, и оказалось, что Куликова не погасила свою задолженность по переводам в сумме 2620 руб.
Одновременно выяснилось, что она еще ранее написала матери в деревню письмо с просьбой прислать деньги, чтобы погасить задолженность до ее обнаружения. Мать в деревне продала корову и деньги прислала, но они опоздали. Куликова из них внесла в кассу почтового отделения 2620 руб. уже после того, как ее злоупотребление было раскрыто.
Касса почтового отделения никакого ущерба не понесла. Получатели переводов, правда с опозданием, получили причитающиеся им деньги.
Куликова ничего не похитила, да и не имела намерения похитить.
Для какой же цели осуществляла она это, кажущееся безрассудным, но, однако, преступное предприятие?
Совершенно очевидно, что у почтальона Куликовой был умысел не на хищение, а на противозаконное кратковременное позаимствование доверенных ей государственных средств для своих личных нужд с тем, чтобы в ближайшие дни погасить адресатам переводов возникшую задолженность.
Преступление, совершенное Куликовой, предусмотрено не Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», как это полагает прокурор, а ст. 109 УК, которая имеет в виду злоупотребление должностным положением, имевшее своим последствием причинение ущерба предприятию, в настоящем случае возмещенного.
Как видите, товарищи судьи, действительное содержание совершенного Куликовой преступления, его характер и социальное значение принципиально, глубоко расходится с тем содержанием, которое в него вносит прокурор.
Конечно, возникает естественный вопрос: для чего же Куликовой понадобилось заимствовать государственные средства, если она могла получить необходимые ей для личных нужд 2620 руб. от матери.
Как это понять? Я думаю, что ответить на этот вопрос не так уж трудно.
Так могла сделать женщина только в момент острой, срочной нужды в деньгах, когда некогда ждать, пока мать сумеет прийти на помощь. «Вот сегодня, 18, 19, 20 июня, во что бы то ни стало нужны деньги, завтра - послезавтра мать пришлет деньги, и я погашу долги. Обязательно погашу, но сегодня я должна их иметь, и они так близко, у меня в сумке, хоть и не мои, но ведь ничего не случится, если их получат люди несколькими днями позже?».
Женщина эта понимала, что совершает преступление, но оно в ее глазах теряло свои острые углы, казалось несерьезным, в ее примитивном представлении стирались грани между преступным и непреступным. «И в самом деле, - думает она, - я ведь никому ущерба не причиняю. Почтовое отделение не пострадает, а людям я отдам через несколько дней то, что им причитается, и все пройдет бесследно».
Она заблуждалась.
Но ведь не надо забывать о невысоком интеллекте этой живущей в Москве крестьянки с образованием в четыре класса.
Преступление, совершенное ею, ни в какой мере не соответствует ее моральному облику.
Ей 40 лет. Двенадцать лет тому назад она потеряла на фронте мужа, которого, как рассказывают соседи, верно и горячо любила.
Она не изменила его памяти.
Так понимала она свой долг жены по отношению к мужу, погибшему за Родину, а значит, и за нее.
На руках остались два сына, восьми и пяти лет.
Тяжелый, тернистый путь прошла одинокая мать двух детей. Немало ей пришлось перенести и лишений, но она с мужеством выдержала уготовленные ей жизнью испытания и одна, без чьей-либо помощи, в постоянном и упорном труде вскормила и воспитала обоих сыновей. Все стремления матери были направлены на то, чтоб дети выросли хорошими и честными людьми.
Теперь они оба взрослые, комсомольцы, старший работает на фабрике, младший - на заводе, живут все вместе, дружной семьей.
Она гордится детьми. «Больше никого и ничего у нее нет, - рассказывают свидетели, - она отдала сыновьям всю свою жизнь, себя для них не пожалеет, любит их больше самой себя».
Так понимала она свой долг матери.
Куликова уже 7 лет работает почтальоном. Честная, точная, аккуратная, не имевшая ни одного замечания, безупречно относящаяся к своим обязанностям по работе - так характеризуют ее администрация, местком, сослуживцы.
Так понимала свой служебный долг одна из многих незаметных работников почты, почтальон Куликова.
Именно о ней друзья, знакомые и соседи могли с правом воскликнуть: «Преступление!?.. Куликова? - да ведь это невозможно. Нельзя поверить!»
А много ли мы знаем, товарищи судьи, о тайных душевных переживаниях даже близких, совсем близких нам людей?
Не бывает ли, что мы проходим мимо дорогих нам людей, не замечая их душевной потрясенности?
А ведь здесь только соседи, пусть хорошие, добрые люди, но ведь только соседи. Могли ли они знать или хотя бы подозревать о том, что именно беспокоило, волновало, тревожило Куликову в эти июньские дни?
Знали ли об этом любимые ею и любящие ее сыновья, хотя бы старший, которому уже 20 лет, - друг и помощник матери? Знал ли он? Мы его не допрашивали.
Как случилось, что эта женщина, которая всегда и везде, всю свою скромную и достойную жизнь, в самых трудных условиях с мужеством выполнявшая свой долг, нарушила долг государственного служащего.
Трудности, лишения, испытанные после гибели мужа, не согнули ее.
Что же теперь смяло ее? Зачем понадобились срочно деньги, которые она решилась приобрести даже путем хотя бы и несерьезного, с ее точки зрения, преступления?
Нельзя сомневаться, что причины этого были в ее глазах исключительно серьезны.
Товарищ Председательствующий, Вы спросили у Куликовой:
«Вам нужны были деньги?» «Очень», - ответила она кратко. «Для чего?» Куликова молчала.
Наш закон не возлагает на подсудимого обязанности отвечать на вопросы. Но почему она скрывает эти обстоятельства?
О чем или, может быть, о ком умалчивает Куликова?
Она имеет право, но я не хочу уйти от этого вопроса. «Защитник должен сказать в пользу обвиняемого все, что последний сам не может, не умеет или не хочет сказать», - писал А. Ф. Кони о задачах уголовной защиты, и я помню эти слова.
Мы должны вскрыть внутреннюю связь обвиняемой с преступными фактами, понять, что, какие мотивы привели Куликову к преступлению? Как, почему оно возникло? Только тогда перед нами раскроется подлинная, жизненная, а значит, и судебная правда.
Для чего же понадобились деньги, сломившие ее жизнь?
Может быть, ее семья, которую она любит, испытывала материальную нужду?
Куликова терпела в своей жизни невзгоды и материальную нужду, но они никогда не приводили ее к нарушению уголовного закона.
Теперь она получает пенсию после погибшего мужа, зарплату. Старший сын, кладовщик фабрики, работает с материальной ответственностью, получает достаточно высокую зарплату, младший - рабочий на заводе, вносит свою лепту в общее хозяйство. Всего этого, конечно, более чем достаточно для скромной семьи Куликовых, которые «живут в полном достатке», говорят соседи.
Следствие внимательно проверило и установило, что никаких новых, каких-либо дорогостоящих вещей, мебели, верхней одежды или белья ни Куликова, ни ее сыновья не приобрели. «Шили в июне - июле, как и раньше, скромно, никаких изменений не было и никаких новых вещей у них не появилось», - рассказывают свидетели.
Конечно, явно неправдоподобно само предположение, что покупку какой-либо вещи Куликова сочла столь серьезной, важной и к тому же срочной необходимостью, что ради этого она решила совершить преступление.
Нет, это не то.
Может быть, случилось несчастье, и она потеряла деньги, вверенные ей почтовым отделением?
В это никак нельзя поверить.
Куликова нам этого не сказала, хотя, конечно, понимает, как и мы, что уголовная ответственность в этом случае была бы значительно ниже той, которая теперь ей угрожает.
Нет, и это не то, что привело ее к преступлению.
Нет, по-видимому, были очень серьезные причины того, что Куликова именно 18 июня начала занимать у государства деньги и что она, с самого начала и до конца все искренне и правдиво рассказавшая, скрывает только одно-единственное обстоятельство - для чего или кого ей понадобились деньги. Как объяснить это? Не скрывает ли она тех, кого любит, по свидетельству соседей, больше самой себя?
Не скрывает ли она, что необходимость в деньгах, серьезная и срочная, возникла не у нее, а у ее сыновей или у одного из них?
Младший, 17-летний парень, рабочий на заводе. Какая может быть у него срочная нужда в деньгах?
А вот старший, 20-летний, служит на фабрике кладовщиком с материальной ответственностью. Не случилось ли у него что-нибудь?
Здесь не могу не вспомнить об одной случайно оброненной фразе допрошенной в суде свидетельницы Свешниковой. Она сказала: «Вся семья, и мать и оба сына - хорошие, честные люди. Правда, о старшем как-то прошел слух, что у него какая-то якобы недостача на фабрике. Я не поверила, а через несколько дней спросила у него. Он ответил, что никакой недостачи нет».
Я спросил у свидетельницы: «Кто вам об этом сказал?» Она ответила: «Это было давно, летом, и теперь я уж не помню, кто говорил».
Этот непроверенный слух, конечно, не может служить доказательством по делу, но согласитесь, товарищи судьи, что он с исчерпывающей ясностью освещает все загадочные обстоятельства дела.
В самом деле, каких-либо других предположений о том, для чего понадобились деньги Куликовой, нет. Слух о недостаче возник летом, т. е. именно тогда, когда она начала присваивать деньги. Недостача у материально ответственного кладовщика - конечно, серьезная причина для волнений, тревоги, беспокойства и сына, и матери, срочная немедленная необходимость погашения недостачи очевидна, и, наконец, теперь становится понятным, почему мать, не желая компрометировать сына, скрывает, что именно ее толкнуло на преступление.
Более того, теперь раскрываются не только мотивы, но и действительный смысл преступления в целом, во всей его глубине и объеме. В самом деле.
Сын в беде, и мать, которая всю жизнь не жалела себя ради детей, поступила так, как поступала всю жизнь.
Разве это так непонятно, товарищи судьи? В поединке материнская любовь и служебный долг победила любовь матери.
Разве это так неожиданно, товарищи судьи?
Следствие было объективно, но нам недостаточно фактов в их фотографической неподвижности, нам нужно было объяснить и осмыслить их в движении, в совокупности и взаимном сцеплении с другими фактами, в их живой внутренней связи с нарушителем закона. И теперь перед нами подлинная, жизненная, а значит, и судебная правда, которая глубже и шире фотографической.
Теперь все ясно.
Но не только мы, участники процесса, но и свидетели чувствуют жизненную правду. Почтальон Куликова обслуживала Сергеевский проезд и жила в доме № 7 того же проезда.
Из 11 вызванных в суд свидетелей 10 живут в том же Сергеевском проезде, рядом с ней, в соседних домах. Эти люди, которым Куликова задержала деньги по переводам, знают свою соседку, ее семью, иные много лет, другие меньше. Вслушайтесь, товарищи судьи, в их показания, в тон, который окрашивает слова, фразы, идущий не только от мысли, но и от сердца.
«Да, я жила на даче. Маруся, наверное, просто меня не заставала», - говорит свидетельница Грошина.
«У нас в июне был испорчен электрический звонок. Куликова, вернее всего, не дозвонилась», - показывает Ляпунова.
«Мне мама прислала 20 руб. Я их получила с опозданием. Ну, какая же беда? Обошлась без них несколько дней», - показывает студентка Грекова.
Впрочем, яснее всех сказал свидетель Лазаренко: «Если бы Мария Ивановна принесла мне мои 40 руб. и попросила бы меня ей ненадолго их занять, я непременно дал бы взаймы. Я ее давно знаю».
От тона этих показаний веет мягким теплом отношений хороших людей к женщине, жизнь которой протекала на их глазах.
Сергеевский проезд - это участок, по которому избираются судьи вашего района.
К вам в суд пришли ваши избиратели.
Их слова еще звучат в вашей памяти, в них надежда на то, что вы отнесетесь мягко к почтальону-матери, нарушившей свой служебный долг не из жадности или корысти, а из желания помочь сыну в беде, из любви к нему.
Мать, совершившая преступление из любви к сыну, достойна сожаления.
Я хотел бы, чтобы слова и тон показаний соседей Куликовой продолжали бы звучать в совещательной комнате, товарищи судьи, и я надеюсь, что это поможет вам вынести справедливый приговор.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Речь в защиту И.Я.Агаркова. Злоупотребления работников промкооперации | | | Глоссарий |