ОТ ТЮРЕНЧЕНА ДО ШАХЭ

Организация управления дальневосточными вой­сками построена была на неправильных началах. Не было полновластного хозяина. Манчжурской армией командовал ген. Куропаткин; над ним в звании глав­нокомандующего стоял наместник, адмир. Алексеев; оба начальника расходились во взглядах на способы ведения войны и обращались со своими разногласия­ми и жалобами к военному министру и непосредственно к государю. Далекий Петербург не в силах был, конечно, разбираться в местной обстановке и давал условные рекомендации. Рекомендации Петербурга и приказания наместника, не слишком настойчивые, Куропаткин исполнял «постольку, поскольку», не до­водя ни одного решения до конца и упорно пресле­дуя идею избегать решительного сражения до накоп­ления превосходных сил.

Между прочим, Витте, прощаясь с Куропаткиным, дал ему шутливый совет:

— Когда приедете в Мукден, первым делом аре­стуйте Алексеева и в вашем же вагоне отправьте в {162} Петербург, донеся телеграммой государю. А там пусть велит казнить или миловать!

К началу апреля 1904 года Маньчжурская армия располагалась главными силами у Ляояна, выдвинув авангарды: Южный — в район Инкоу и Восточный — к р. Ялу. Последний был отделен от главных сил бо­лее, чем 200 километров расстояния и трудно прохо­димыми горными кряжами.

Заперев нашу эскадру в Порт-Артуре, японцы приступили к беспрепятственной высадке на материк. В начале апреля 1-я армия Куроки сосредоточилась на реке Ялу и ударила на Восточный авангард ген. Засулича. Неудачное расположение авангарда и за­поздалый отход привели к большим потерям (2,700 чел.) в бою под Тюренченом, где японцы имели пя­терное превосходство в силах.

Первая неудача на сухопутном фронте, больно от­разившаяся в сознании страны и армии.

Японцы продолжали высадку на Квантуне: в се­редине июня 2-я армия Оку выдвинулась к южно-манчжурской железной дороге и 3-я армия Ноги го­товилась к операциям против Порт-Артура. Скоро крепость отрезана была от внешнего мира.

Наместник Алексеев требовал удара по армии Оку, с целью деблокады Порт-Артура, Куропаткин же решил предоставить крепость собственной участи — впредь до подхода из России подкреплений. Летели телеграммы в Петербург. Государь стал на сторону наместника, и последний приказал силам не менее 48 батальонов идти на выручку Порт-Артура. Куро­паткин исполнил приказ лишь относительно: двинул корпус ген. Штакельберга в 32 батальона, дал ему ограниченную задачу — отвлечь на себя возможно больше японских войск от Порт-Артура и {163} напутствовал обычным предостережением: в решительный бой с превосходящими силами противника не вступать.

Оку ввел в дело силы не многим большие, чем у нас. 13-15 июня происходит бой у Вафангоу — бой нерешительный, без видимого перевеса на чью-либо сторону. Но Штакельберг отступил к Ташичао, не преследуемый японцами, которые, как оказалось, испытывали большое утомление и, к тому же, боль­шой недостаток в продовольствии и в снабжении, бла­годаря размытым дорогам...

Вафангоу — второй удар по самочувствию армии.

Наместник, под влиянием своего штаба, настой­чиво понуждал Куропаткина к активным действиям. Он требовал теперь, удерживая японцев на юге, Во­сточным отрядом перейти в наступление на Куроки, занимавшего фронт в горах, к юго-востоку от Ляо­яна. Частное наступление ген. графа Келлера в этом направлении и было произведено, но крайне неудач­но, благодаря тактическим ошибкам. Благородный человек, но мало служивший до войны в строю, граф Келлер — случай, вероятно, единственный — имел мужество в своем донесении сказать: «Неприятель превосходит нас только в умении действовать». И всю вину за неудачу приписывал своему неумению. В по­следующих боях он был убит.

22 июля ген. Куропаткин нашел, наконец, воз­можным нанести «решительный удар» Куроки. Он усилил Восточный отряд двумя прибывшими из Рос­сии корпусами, переехал в район отряда и сам стал во главе его.

Южному отряду, которым командовал ген. Зарубаев и который прикрывал направление на Ляоян вдоль железной дороги, приказано было в ре­шительный бой с превосходными силами японцев не вступать...

Но 23 июля Оку атаковал Зарубаева силами поч­ти равными (48 батальонов, 258 орудий против {164} наших 45 батальонов, 122 орудий) под Ташичао. Наша артиллерия, хотя и более слабая, перешедшая, наконец, на закрытые позиции, с успехом вела борь­бу. Все атаки японцев были отбиты, японцы явно пе­реутомились. Настроение наших войск было прекрас­ное, резервы еще не израсходованы. Но... в ночь на 25 июля Зарубаев отступил к Хайчену...

«Ничем не оправданное отступление» — доносил наместник государю. Этот эпизод не имел никаких последствий для виновника его. Впрочем, я должен оговориться: в последующих боях под Ляояном ген, Зарубаев дрался доблестно.

Неудача под Ташичао имела два важных послед­ствия: эвакуацию нами Инкоу и занятие японцами ближайших к железнодорожной магистрали портов, что значительно облегчило подвоз снабжения к их армиям. И второе... отказ Куропаткина от занесенно­го уже над Куроки удара.

***

К концу августа русская армия, уже превосходив­шая численно японцев, располагалась впереди силь­но укрепленного Ляояна.

Чувствуя всеобщее осуждение своей «отступатель­ной» стратегии, Куропаткин обронил фразу, которая облетела армию и подняла настроение:

— От Ляояна не уйду!

30 августа началось наступление трех японских армий (Куроки, Нодзу и Оку) на передовые Ляоянские позиции. Два дня длился бой. Был момент, о ко­тором сторонний наблюдатель, английский военный агент ген. Гамильтон, писал впоследствии: «Штаб Ку­роки испуган, японцы отступают. Еще напряжение, и русские разрезали бы армию Куроки надвое, {165} расстроив транспорты армии»... Но в ночь на 1 сентября, по приказу Куропаткина, армия отводится на главные по­зиции.

Центром позиции были укрепления Ляояна, заня­тые тремя корпусами ген. Зарубаева. На этой пози­ции он в течение 60 часов отбивал все атаки Оку и Нодзу, с большими для них потерями. Об этих боях в походном дневнике швейцарского военного агента, полковника ф. Герч записано: «Ляоянский гарнизон дрался с изумительным упорством... Ведь нет подъ­ема, одни неудачи, и все же — «исполнение долга»...

Отряд, стоявший западнее Ляояна, сам перехо­дил в наступление, и, хотя понес большие потери, но держался крепко. На Восточном фронте на Сынквантунской позиции шли успешные бои, и Куропаткин организовал контрнаступление тремя корпусами, под личной своей командой в охват с востока армии Ку­роки. Но уже с самого начала наступательный порыв «оси захождения» был приглушен лейтмотивом куропаткинской стратегии: «Если на позиции Сынквантунь держаться будет невозможно, то, не ввязываясь в упорный бой, займите следующую позицию». А ког­да стоявший за левым флангом отряд ген. Орлова был потеснен, то и обходящему корпусу приказано было не продвигаться вперед.

Приводя в самых общих чертах обзор кампании, я не имею возможности останавливаться на действи­ях частных начальников и войск. Несомненно, что и в них было не мало ошибок, как в этом сражении, так и в других, — влиявших на решения Командую­щего. Но разрешение отступать, даваемое до боя, за­ранее подрывало психологически наступательный им­пульс, вносило элемент неуверенности в распоряже­ния начальников и действия войск.

При таких условиях на Восточном фронте шло кровопролитное сражение. О боях на Сынквантуне {166} Гамильтон записывал: «Японцы признавали, что победа или поражение в течение нескольких часов колебалась одинаково между обеими сторонами».

3 сентября рано утром Куропаткин сообщил Зарубаеву, что на Восточном фронте дела идут вполне успешно. Об этом сейчас же передано было на все форты, известие возбудило большую радость. По всей позиции прогремело «ура». Но в 7 ч. утра в разгар боя получен был приказ об общем и немедленном отступлении. Велено было портить пути, взрывать» мосты, жечь запасы. Через полтора часа последовал новый приказ — задержать очищение фортов до сумерек. До одних частей второе распоряжение дошло, до других нет. Началась суматоха, преждевременные взрывы и пожары, угнетавшие защитников Ляояна и радовавшие японцев.

Что же случилось за столь короткое время, что так радикально изменило всю ситуацию? Ген. Куропаткин объяснял свое решение тем, что два кор­пуса Восточного отряда отошли на следующие пози­ции и что Куроки предпринял обход на Янтайские копи и глубже — на Мукден. Что со всех сторон по­ступали тревожные донесения... Но слабые силы Куроки угрожать серьезно обходом не могли, тем более, что в Мукдене оставался нетронутым целый корпус.

Положение наше под Ляояном, как оказалось, было далеко не безнадежным. Японские армии при­шли в большое расстройство и потеряли импульс к дальнейшим атакам. Японское командование считало свое положение весьма тяжелым. И «когда русские отступили, — записывал Гамильтон, — все были от души рады этому».

В Лаоянском сражении мы потеряли 18 тысяч, японцы 23¹/₂ тысячи. Наша армия отошла к р. Шахэ.

{167}

***

После Ляояна Петербург решил отправить на Маньчжурский театр войны уже 2¹/₂ корпуса и кавале­рию. Во всяком случае, к октябрю мы пока еще со­храняли превосходство в силах: 195 тыс. штыков и 758 орудий против 150 тыс. штыков и 648 орудий.

Куропаткин решил в начале октября начать на­ступление, которое известно в истории под именем «Шахэйского сражения». Чтобы рассеять маразм по­стылых отступлений и объяснить их причины, Ко­мандующий в своем приказе говорил: «Пришло для нас время заставить японцев повиноваться нашей во­ле, ибо силы Манчжурской армии стали достаточны для перехода в наступление».

В войсках приказ был встречен с воодушевле­нием.

Главный удар наносился нашим Восточным отря­дом ген. Штакельберга по правофланговой японской армии Куроки, втрое слабейшей, но занимавшей весь­ма сильные горные позиции. Западный отряд (ген. Бильдерлинг) должен был сдерживать армии Оку и Нодзу. В руках Командующего оставались сильные резервы (3¹/₂ корпуса) в центре и за правым флангом.

Началось наступление удачно. Передовые части японцев были сбиты, а отряд ген. Ренненкампфа обо­шел фланг Куроки долиной р. Тайцзыхэ, подойдя к Бенсиху. Но, вместо безостановочного и быстрого движения всем фронтом, пока японцы еще не разо­брались, 9-го октября приказано было Восточному отряду только... «изготовиться к атаке главной пози­ции противника»... На 10-е Штакельберг назначил дневку (!)... Только 11 октября начались жестокие кровопролитные атаки в чрезвычайно трудном гори­стом районе, атаки на высокие крутые горы. Так би­лись 11 и 12-го, не достигнув успеха.

{168} Между тем, маршал Ойяма, предоставив Куроки своей участи, 10-го перешел в контрнаступление ар­миями Нодзу и Оку на наш Западный отряд и на центр. Центр японцы не прорвали, но отвлекли на себя поч­ти все резервы ген. Куропаткина. Западный же от­ряд принужден был отойти на несколько верст.

Наступление Восточного отряда захлебнулось. Много было причин неуспеха: направление главного удара по горам, когда на западе была местность рав­нинная, привычная для наших войск; и недопустимая проволочка в наступлении; и упорные, стоившие гро­мадных потер лобовые атаки злосчастной горы Лаутхалазы, вместо того, чтобы развить обходное движе­ние Ренненкампфа. Только не отсутствие доблести русских войск. Ибо и в этом сражении, как и в пре­дыдущих, история отмечает ряд высоких подвигов от­дельных частей и лиц, как, например, бригады 5 сибир­ской дивизии ген. Путилова, который, ведя бои на сопке, названной в честь его «Путиловской», понеся по­тери 15 офицеров и 532 солдата убитыми, 79 офицеров и 2.308 солдат ранеными, захватил и отстаивал соп­ку, похоронив на ней «с воинскими почестями» полто­ры тысячи японских трупов...

Постепенно замирая, Шахэйское сражение закон­чилось 17 октября. Наши потери — 41 тыс., японские — почти такие же.

Японское контрнаступление выдохлось еще рань­ше нашего. И почти одновременно обе стороны от­казались от продолжения операции.

{169}

Дата добавления: 2015-08-18