Глава 20. Я спустился в подземку, доехал до станции «Даунтаун-Кроссинг»

Я спустился в подземку, доехал до станции «Даунтаун-Кроссинг», поднялся по ступеням, не мытым со времен президента Никсона, и вышел на Вашингтон-стрит. Даунтаун-Кроссинг – старый торговый район; в те стародавние времена, когда магазины назывались магазинами, а никакими там не бутиками, здесь были универмаги и торговые центры. В конце семидесятых – начале восьмидесятых здесь, как и почти по всему городу, шла генеральная реконструкция: дома либо сносили, либо перестраивали. Но несмотря на все пертурбации, в районе открылось несколько бутиков и бизнес возродился. Возродился, да и помолодел – сюда пришли люди, которым осточертели универмаги, те, кто все привык делать не спеша, закоренелые горожане, не желающие заживо похоронить себя в предместьях.

Три квартала Вашингтон-стрит, где и находится большинство магазинов, – пешеходная зона, и вся улица в этом районе – и тротуары, и мостовая – кишмя кишит народом: кто спешит за покупками, кто уже отоварился и возвращается домой, но основная масса просто слоняется без дела. Вдоль тротуара напротив «Файленс» выстроились в ряд тележки с гамбургерами, хот-догами, сигаретами и прохладительными напитками, а сам тротуар оккупировали подростки – парни и девицы, черные и белые. Они глазели на товар, выставленный в витринах, отпускали шуточки в адрес взрослых прохожих; несколько парочек целовались взасос – страстно, ничего не видя и не слыша, что свойственно юным влюбленным, еще не успевшим переспать друг с другом. На другой стороне улицы перед входом в «Корнер» – мини-маркет, в котором разместились магазинчики типа «Товары в дорогу», а также кафе, где в день случалось по три-четыре потасовки, – кучка черных подростков крутила транзистор. Мощные аккорды «Страха перед черной планетой» в исполнении Чака Д. и «Врагов общества» громовыми раскатами вырывались из динамиков размером с автомобильное колесо. Добившись должного уровня и качества звука, подростки отошли подальше и стали наблюдать за реакцией прохожих, обходящих их тусовку стороной. Я приглядывался ко всем черным, выхватывая глазами лица из плотной толпы, пытаясь определить, где здесь люди Сосии, но ничего у меня не получалось. Многие черные были просто частью толпы – одни шли за покупками, другие возвращались с покупками; но ничуть не меньше было и таких, что держались кучками, и был у некоторых из них этакий ленивый, таящий в себе смерть взгляд – взгляд хищника, высматривающего жертву. В толпе сновало и немало белых, видок у которых был ничуть не лучше, но в данный момент они меня не интересовали. О Сосии мне было известно немногое, но одно я знал наверняка – он не из тех предпринимателей, кто набирает работников вне зависимости от цвета их кожи.

Я сразу же понял, почему Сосия забил мне стрелку именно в этом месте. Покойник может мирно пролежать на тротуаре лицом вниз не меньше десяти минут, прежде чем какой-нибудь прохожий остановится полюбопытствовать, на что это такое он там наступил. В качестве места встречи людные места лишь ненамного безопаснее заброшенных складов, где, по крайней мере, почти всегда имеется пространство для маневра.

Я стал наблюдать за противоположной стороной улицы, от «Корнера» и дальше. Взгляд мой скользил по лицам людей, плывущих в толпе, причем вычерчивалась замысловатая траектория – снизу вверх и слева направо, как будто читаешь нотную запись. По мере того как людской поток приближался к «Варне энд Ноубл», взгляд мой замедлялся. Здесь толпа редела, да и подростков в ней особо не замечалось. Что ни говори, книжные магазины – далеко не идеальное место для тусовок юного поколения. Я пришел на десять минут раньше, чем мы договаривались, и рассчитывал, что Сосия со своей командой прибудет на место за двадцать минут до меня. Однако я так его и не высмотрел, а затем перестал на это и надеяться – просто вдруг почувствовал, что он вот-вот подберется вплотную и уткнет мне пистолет между лопаток.

Но стволом меня ткнули не между лопаток, а в бок, под ребра. Здоровенная дура сорок пятого калибра казалась еще больше: на дуло была насажена мерзкого вида штуковина – глушитель. И держал пистолет не Сосия. Щекотал меня под ребрами какой-то сопляк лет шестнадцати-семнадцати, хотя точно определить его возраст не берусь: глаза его прятались за темными солнечными очками в красной оправе, а на брови была надвинута черная кожаная фуражка. Он сосал леденец, перекатывая его языком из одного уголка рта в другой. При этом он широко улыбался – так, словно только что потерял невинность.

– Спорим, тебе чертовски жаль, что на этот раз тебя опередили. Что, не так? – сказал он с издевкой.

– В чем опередили? – поинтересовался я.

Из толпы, с пистолетом наизготовку, вынырнула Энджи. Ее длинные черные волосы были убраны под кремовую «федору», на носу сидели темные очки, размером поболее тех, что были на этом пареньке. Описывая дулом пистолета круги в сантиметре от его детородных органов, она сказала:

– Всем привет!

Поскольку с его лица улыбка мгновенно исчезла, мне пришлось заменить ее собственной.

– Уже не смешно, да? – осведомился я.

Толпа обтекала нас, не ускоряя и не замедляя движения, – как эскалатор. Никому до нас не было дела. Близорукость, свойственная жителям больших городов.

– Ну, и что же дальше? – спросила Энджи.

– Все будет зависеть от обстоятельств, – раздался голос Сосии.

Он возник позади Энджи, и, судя по тому, как она внезапно напряглась, тоже пришел не с пустыми руками. Я сказал:

– Это довольно глупо.

И так вот вчетвером стояли мы посреди многотысячной толпы, образуя некую сложную молекулу, состоящую из атомов, связанных друг с другом посредством толстеньких металлических трубочек. Когда какой-то прохожий случайно задел меня плечом, я взмолился про себя, чтобы спусковые крючки оказались достаточно тугими.

Сосия смотрел на меня, и на его помятом жизнью лице застыло выражение полнейшего благодушия.

– Начнете стрелять – живым отсюда уйду я один. Как вам такой расклад?

Казалось, что расклад в его пользу. Он застрелит Энджи, Энджи – парня с леденцом, а уж тот определенно успеет уложить меня. Но так казалось лишь на первый взгляд.

– Что ж, Марион. Сам видишь, народу нас здесь собралось, как на выставке японской видеотехники, и я не думаю, что еще один человек будет лишним. Посмотри-ка на «Барнс энд Ноубл».

Он медленно повернул голову, окинул взглядом противоположную сторону улицы и не заметил ничего подозрительного.

– Ну и что там?

– Крыша, Марион, крыша. Ты на крышу посмотри.

Впрочем, и на крыше ничего особо интересного он не увидел. Разве что оптический прицел и ствол винтовки Буббы. Прицел как прицел, только вот с большим увеличением. И промазать из винтовки с таким прицелом можно было лишь в случае внезапного солнечного затмения. Да и то если тому, в кого целятся, очень повезет.

– Он нас всех видит, Марион. Стоит мне кивнуть, и ты пойдешь первым номером, – сказал я.

– И прихвачу с собой твою подружку, – огрызнулся Сосия. – Можешь мне поверить.

Я пожал плечами:

– Да не подружка она мне.

– Тебе как бы на нее наплевать, а, Кензи? Заливай кому другому... – начал было Сосия, но я прервал его:

– Послушай, Марион, возможно, ты к такому и не привык, но на этот раз ты влип, и времени все это обмозговать у тебя не много. – Я посмотрел на Леденчика. Взглянуть ему в глаза я не мог, но зато отчетливо видел, как по лбу его ручьями струится пот. Столько времени держать в руке пистолет, да еще в такой ситуации – дело не из легких. Я повернулся к Сосии. – Тому парню, что засел на крыше, может взбрести в голову что угодно, и он не любит долго раздумывать. Представь себе, что он успеет дважды спустить курок – а он успеет, – тут я посмотрел на Леденчика, – и прихлопнет вас обоих. Так что отстреливаться вам уже не придется. Такое решение он может принять самостоятельно, и откроет огонь еще до того, как я кивну. До того, как я что-то успею предпринять. С ним уже такое бывало. Объяснял, что услышал внутренний голос. Неустойчивая психика у человека, ничего не скажешь. Ты меня слушаешь, Марион?

Сосия был у себя дома – где бы ни находился такой «дом», люди вроде него приходят туда прятать свои страхи и опасения. Он медленно обвел взглядом Вашингтон-стрит, посмотрел в одну сторону, в другую, но на крышу так и не взглянул. Думал он довольно долго, затем посмотрел на меня:

– Какие мне будут гарантии, если я уберу пистолет?

– Никаких, – отрезал я. – Если тебе нужны гарантии – обратись в страховое агентство. Могу порекомендовать «Серс». Я же могу гарантировать лишь одно: если не спрячешь ствол – ты покойник. – Я посмотрел на Леденчика. – А если этот парень не уберет свою пушку, я прикончу его из его же оружия.

– Это мы еще посмотрим, – храбрясь, проговорил Леденчик, но голос его звучал хрипло и то и дело срывался, оттого, что парень не решался вздохнуть полной грудью.

Сосия еще раз оглядел улицу и пожал плечами. Из-за спины Энджи показалась его рука. Он держал пистолет – «брен» калибра девять миллиметров – так, чтобы я мог его видеть, затем обошел Энджи и положил пистолет в карман пиджака. – Леденчик, убери свою пушку, – велел он.

Оказывается, я угадал его кличку. Ай да Кензи, сыщик-экстрасенс! Леденчик выпятил губу и тяжело задышал, показывая мне, какой он крутой; пистолет по-прежнему упирался мне в бок, но взвести курок он забыл. Глупо. Всем своим видом он демонстрировал свою лихость – но не потому, что был так бесстрашен, напротив, он был перепуган до смерти. Обычно устрашающий вид производит впечатление. Но он дал маху – уж слишком долго смотрел он мне в глаза, доказывая, что дело я имею с настоящим мужиком, а не с пацаном сопливым. Я слегка развернул бедро – почти незаметное движение, и его пистолет тут же уставился дулом в небо. Я схватил его за руку, сжимавшую пистолет, ударил лбом в переносицу, так, что его шикарные очки треснули пополам, и пистолет, который он так и не выпустил, уткнулся ему в живот. Я взвел курок:

– Хочешь помереть?

– Отпусти парня, Кензи, – попросил Сосия.

Леденчик все ерепенился.

– Надо будет, и помру, – огрызнулся он, пытаясь освободить руку. Из носа густой струей текла кровь. Было не похоже, что жизнь ему была совсем уж не в радость, но и особого нежелания отправиться на тот свет он также не выказывал.

– Ладно, – сказал я. – Но если ты, Леденчик, еще хоть раз попытаешься играть со мной в войнушки, тебе не жить. – Я поставил пистолет на предохранитель, вырвал его из потной руки и положил себе в карман. Потом вскинул ладонь, и винтовка Буббы исчезла из виду.

Леденчик тяжело дышал, сверля меня глазами. Я отобрал у него нечто большее, чем просто пистолет. Я лишил его чести, а в его мире – это единственный ценный товар. Можно не сомневаться, что при первом же удобном случае этот ублюдок убьет меня. За последние дни я обрел бешеную популярность.

– Леденчик, исчезни. И скажи остальным, чтобы тоже валили. Я подгребу к вам попозже, – сказал Сосия.

Парень одарил меня напоследок взглядом, полным ненависти, и смешался с толпой. Но никуда он не пошел, и я прекрасно это знал. Да и дружки его – кто бы и где бы они ни были – никуда не делись: они явно торчали в толпе, не выпуская из виду своего короля. Не такой уж дурак этот Сосия, чтобы остаться без прикрытия.

– Ну, тронулись. Пойдем посидим в... – предложил он.

– А давай никуда не пойдем, а присядем где-нибудь здесь, – сказал я.

– Я-то имел в виду местечко поуютнее, – стал торговаться Сосия.

– У тебя нет выбора, Сосия. – Энджи кивнула в сторону «Барнс энд Ноубл»...

Мы миновали «Файленс», зашли в скверик рядом с магазином и уселись на каменной скамейке. На крыше соседнего дома опять блеснула оптика прицела. Мы были под наблюдением, и Сосия не мог не понять этого.

– Марион, а скажи-ка ты, почему бы мне не разделаться с тобой прямо здесь и прямо сейчас? – спросил я его.

– Не пугай, – улыбнулся он. – Ты и так уже по уши в дерьме – мои ребятишки такое не прощают. Хочешь наплевать на это – давай, валяй, но помни, что я для своих пацанов – как бог. Станешь первой жертвой священной войны.

Ненавижу такую неоспоримую правоту.

– Ладно. Тогда скажи, почему ты до сих пор не прикончил меня?

– А дядя добрый. Иногда это с ним случается.

– Марион, – сказал я с укоризной.

– Какая тебе разница? – ответил он. – Хотя я запросто мог бы прихлопнуть тебя уже за то, что ты всю дорогу называешь меня «Марион». – Он уселся на скамейку, поставил ногу на сиденье, обхватил колено руками. Человек вышел подышать свежим воздухом.

– А что же тебе все-таки от нас надо, Сосия? – спросила Энджи.

– Во всяком случае – не тебя, девочка. Сделала свое дело – иди гуляй и занимайся, чем хочешь. А нужен нам он. – И он ткнул пальцем в мою сторону. – Встревает в чужие дела, убил одного из моих лучших людей, лезет, куда не просят...

– Многие мужья в нашем квартале тоже жалуются на это, – сказала Энджи.

Ай да Энджи! Скажет так скажет.

– Шути-шути, – сказал Сосия. – Но ты-то, – он посмотрел на меня, – знаешь, что это не шуточки. Конец тебе, Кензи, конец.

Я хотел было ответить поостроумней, но ничего смешного в голову не приходило. Совсем ничего. Счетчик и в самом деле начал тикать.

– Вот именно, – ухмыльнулся Сосия. – Сам ведь понимаешь, что тебе недолго осталось. Ты до сих пор жив лишь потому, что Дженна кое-что тебе вручила и кое-что передала на словах. И где же это?

– В надежном месте, – ответил я.

– "В надежном месте", – повторил он, слегка гнусавя, как при насморке, явно передразнивая выговор белых южан. – Ладно. А почему бы тебе не сказать мне, где оно, это место?

– Да я и сам не знаю, – ответил я. – Дженна мне так и не сказала.

– Дураком меня не считай, – сказал он, придвинувшись ко мне.

– Я не стану здесь выворачиваться наизнанку, чтобы убедить тебя, Марион. Я тебя просто предупреждаю: когда ты разворотишь мою квартиру, выпотрошишь все ящики в шкафах и столах моего офиса и ничего при этом не найдешь, то не стоит тебе особенно удивляться.

– А что, если я попрошу своих друзей и мы выпотрошим тебя?

– Ваше право, – согласился я. – Но лучше не стоит. Целей будете – и ты, и твои друзья. Ведите себя прилично.

– Это с какой же стати? Разве ты, Кензи, ведешь себя прилично?

Я кивнул:

– В данном случае – да. А Энджи, может быть, даже еще приличнее. А тот парень на крыше нас обоих за пояс заткнет.

– И при этом еще он недолюбливает черных, – добавила Энджи.

– Ага, так вот в чем ваше приличие! Создали себе ячейку ку-клукс-клана, а черному человеку уже и дышать нечем?

– Вы уж простите нас, мистер Сосия, но цвет кожи здесь ни при чем, – успокоил я его. – Ты, сука, – отпетый преступник. Ты подонок, нанимаешь молокососов для грязной работы. Самому-то ручки пачкать небось не хочется? А черный ты или белый – это нам без разницы. Можешь попробовать остановить меня. Есть шанс на то, что у тебя это получится и я умру. Но его ты не остановишь. – Сосия посмотрел на крышу. – Он достанет тебя и всю твою банду, всех вас перестреляет, а заодно с вами – половину Бэри, такой вариант не исключается. Совести у него ничуть не больше, чем у тебя, а уважения к закону – еще меньше.

– Что, запугать меня хочешь? – рассмеялся Сосия.

Я покачал головой:

– Тебя не запугаешь. Такие, как ты, ничего не боятся. Но смерти тебе не миновать. И если убьют меня, то и ты концы откинешь. Прими это за факт.

Он откинулся на спинку скамейки. Мимо нас бесконечным потоком текла толпа, посверкивал на прежнем месте прицел Буббы. Сосия снова боднул головой воздух:

– Ладно, Кензи. На этот раз твоя взяла. Но это еще ничего не значит, за Куртиса ты ответишь. Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы найти то, что мы оба ищем. Если я найду раньше тебя или ты опередишь меня, но тут же не отдашь находку мне, то жизнь твоя и гроша ломаного стоить не будет.

– Как и твоя.

Он поднялся:

– Вот что я скажу тебе, белый. Многие и в течение многих лет пытались меня убить. Ни у кого пока что это дело не выгорело.

Он двинулся прочь, направляясь к толпе. Оптический прицел на крыше дома смещался следом, не отставая ни на пядь.

Дата добавления: 2015-08-18