Восемнадцать. Будущее

Элора обладает даром предвидения, и будущее у нее изливается на холсты. Сама она считает свой дар проклятием. Она могла нарисовать какую‑то сцену из будущего, один кадр наступающего события. И все.

В последнее время Элора была слишком слаба и почти не рисовала. Живопись предвидения требует слишком много энергии, но если видение важное, то оно просится быть выплеснутым, и Элора не может держать его в себе. У нее начинаются жуткие мигрени, избавиться от которых можно, только написав картину, выпустив в нее видение.

Обычно Элора старалась как можно реже показывать свои произведения, делая исключение только тогда, когда они могли быть кому‑то полезны. Последнее предсказание было явно из таких.

Полотно стояло на мольберте посреди зала. Элора пожелала, чтобы его увидели лишь избранные, но Вилла была права – слух о новом видении распространился по дворцу со скоростью лесного пожара.

Гаррет стоял в дверях, отгоняя любопытных и слуг, желающих взглянуть на предсказание хотя бы одним глазком. Когда мы с Виллой вошли в военный зал, перед картиной стояли марксина Лоран, Томас, Туве и Аврора. Еще несколько придворных сидели за столом, не в силах вымолвить ни слова. Я отстранила Лоран, чтобы посмотреть, и Туве тоже отступил от мольберта. Картина была еще ужаснее, чем Вилла ее описала.

Картины Элоры всегда напоминали фотографии, настолько они реалистичны. Все прорисовано до мельчайших деталей. Сейчас я увидела парадную залу дворца; витая лестница, что вела на второй этаж, обрушилась ровно посередине. Большая люстра, которая сейчас спокойно себе там висит, на картине разлетелась мелкими осколками во все стороны. Перила лестницы охвачены огнем. Со стен исчезли золотые украшения.

И повсюду тела. Некоторых я не узнавала, но многие были выписаны со слепящей четкостью. Вилла свешивается с разбитой лестницы явно мертвая – голова вывернута под неестественным углом. Дункан лежит, усыпанный осколками хрусталя. Тут же в луже крови распластался Туве. Финн скорчился под обломками упавшей лестницы, сломанные кости торчат наружу. Локи проткнули мечом, пришпилив к стене, как жука в коллекции энтомолога.

Я лежала у чьих‑то ног. Рядом валялась сплющенная корона. Я умерла уже после коронации. Умерла королевой.

Мужчина, у ног которого я лежала, стоял спиной к зрителю, но длинные темные волосы и черный бархатный жакет не оставляли сомнений – это мой отец, король Орен. Явился во дворец и устроил бойню. Погибли все. В том числе и я…

Мы все умрем.

– Когда вы это нарисовали? – спросила я, как только ко мне вернулся дар речи.

Элора сидела в кресле у окна, глядя, как снег медленно опускается на сосны. Руки бессильно лежат на коленях, кожа серая, морщинистая. Элора и так умирает, а этот рисунок, наверное, подтолкнул ее к самому краю…

– Вчера вечером, когда вы были в Услинне. Я не знала, стоит ли кому‑то его показывать. Может возникнуть паника. Но Гаррет убедил меня, что вы все должны знать.

– Вдруг мы сумеем что‑то изменить, – сказал Гаррет. Лицо у него было застывшее. Ведь его дочь тоже мертва на картине.

– Как можно изменить будущее? – визгливо спросила Лоран. – Ведь это будущее!

– Будущее нельзя предотвратить, – сказал Туве. – Но изменить – можно! Правда? – Он взглянул на меня.

– Да, – кивнула я. – Элора всегда мне говорила об этом. Будущее изменчиво, и если она что‑то нарисовала, это не обязательно случится именно так.

– Но ведь случится! – сказала Аврора. – Тот ход событий, который мы сейчас наблюдаем, ведет нас именно к такому будущему. Король витра захватит Фьонинг и разрушит дворец…

– Почему он обязательно захватит Фьонинг? – возразила Вилла. – На картине мы видим лишь дворец.

– О да, марксина, это такое утешение! – съязвила Лоран.

– Сэр Гаррет прав, – вмешалась я. – Нам нужно изменить ход событий.

– А как узнать, что мы меняем его в нужную сторону? – спросила Лоран. – Может, любое наше действие ради предотвращения этой сцены только приблизит ее?

– Нельзя же вообще ничего не делать.

Я отошла от картины, не в силах более смотреть на бездыханные тела тех, кого люблю. Необходимо что‑то придумать, чтобы это предотвратить. Изменить. Что угодно, только не дать этому случиться.

– Нужно убрать какой‑то элемент, – подумала я вслух. – Что‑то принципиально поменять в этой сцене. Какую‑то деталь. И тогда можно твердо рассчитывать, что будущее изменится.

– Например? – спросила Вилла. – Убрать лестницу?

– Хотите, уберу ее прямо сейчас? – предложил Туве.

– Нет, как же без лестницы, – возразила Аврора. – Это же единственный путь на второй этаж!

– Уберем принцессу, она нам точно ни к чему, – пробормотала Лоран.

– Марксина, я вас предупреждал. Если вы… – начал Туве.

– Подождите! – вскрикнула я. – Она права.

– Как это? – испуганно спросила Вилла.

– Если убрать принцессу, то вся сцена действительно изменится, – вдруг догадалась Аврора. – Ведь король все это время охотился за ней и на картине наконец ее настигает. Если отдать принцессу королю, вся эта бойня будет не нужна.

Никто ничего не сказал, но по смущенным лицам Виллы и Туве я поняла, что даже они рассматривают этот вариант. Их можно понять. Если бы мертвым на картине был кто‑то один, они боролись бы за меня, но картина предсказывала смерть всем нам. Чем моя жизнь дороже всех других?

– Нет! Вы не отдадите ему мою дочь, – твердо сказала Элора, поднимаясь. – Никогда!

– Если я все равно умру, то хотя бы можно попытаться спасти остальных, – возразила я.

– Ты найдешь другой способ. Я не допущу, чтобы тебя принесли в жертву.

– Я это сделаю добровольно.

– Нет, – отрезала Элора. – Это приказ. Ты к нему не поедешь.

– Элора, я понимаю, что сама мысль о потере ребенка невыносима, – пропела Аврора умильным тоном. – Но ведь мы должны выбирать то, что лучше для всего королевства…

– Мы просто свергнем вас, если вы не согласитесь, – зашипела Лоран. – Любой в королевстве за мной пойдет, если вы собираетесь обречь нас на верную смерть.

– Это не верная смерть! – Голос Элоры набрал силу. – Свергайте сколько хотите. Но до этого момента я ваша королева, и принцесса никуда не поедет.

– Элора, дорогая, давай сядем, – ласково сказал Гаррет.

– Никуда я не сяду! – Она оттолкнула его руки. – Я не дряхлая старуха! Я королева, я ее мать, и мое слово здесь что‑то значит. Здесь оно значит все!

– Элора, – сказала я, – вы же всегда говорили мне, что благо королевства превыше всего.

– Быть может, я ошиблась. – Взгляд ее глаз, когда‑то темных, а теперь блекло‑серых, лихорадочно метался по комнате. – Я всем пожертвовала ради королевства. Всем! И посмотри, что с ним сталось.

Элора сделала шаг, другой, неожиданно покачнулась, ноги ее подкосились, и она повалилась на пол. Гаррет рванулся вперед, но подхватить ее не успел. Она потеряла сознание.

Я бросилась к ней, Гаррет уже был рядом, пристроил ее голову себе на колени. Она лежала тихо, белые волосы разметались. Из носа показалась струйка крови. Вряд ли это от падения. Обычно носовые кровотечения у трилле – признак перегрузки.

– Что с ней? – испуганно спросила я. Коснуться Элоры я боялась. Она выглядела такой хрупкой…

– Она жива, если вы об этом. – Гаррет достал из кармана платок и вытер кровь. – Но состояние ее плохое. После этой картины она совсем ослабела.

– Аврора! – позвала я. – Исцелите ее.

– Не надо, принцесса, – Гаррет покачал головой, – это бесполезно.

– Бесполезно?! Она же больна!

– Для Элоры уже ничего нельзя сделать. – Гаррет смотрел на мою мать, и в темных глазах его светились любовь и печаль. – Венди, она не больна, она умирает. И ее уже не излечить. Жизнь утекает из нее, и Аврора ей не поможет.

– Но хоть что‑то же можно сделать! Хоть как‑то помочь!

– Нет. – Гаррет подхватил Элору на руки, встал. – Я отнесу ее в спальню, уложу в постель. Это все, чем мы можем сейчас ей помочь.

– Я иду с вами, – сказала я и обернулась к собравшимся: – Завтра мы продолжим наш разговор.

– Но ведь мы, кажется, все уже решили? – с кривой улыбкой осведомилась Лоран.

– Мы продолжим этот разговор завтра, – отчеканил Туве, набрасывая на рисунок ткань.

Я последовала за Гарретом в спальню матери. Мне было уже не до картины и ее зловещего предсказания. Я хотела просто побыть с Элорой, пока еще есть такая возможность. Если ей осталось совсем немного, последние часы я проведу рядом с ней. Итак, скоро я стану королевой. Однако и об этом я думать не могла. Сколько бы времени у нас ни осталось, я хотела просто быть вместе с матерью. Не думая о том, что станет с королевством, с моими друзьями и даже с моим браком.

Я села у кровати Элоры и стала ждать, когда она очнется. Ждать пришлось дольше, чем я ожидала, и в конце концов я заснула прямо в кресле. Гаррет разбудил меня, когда Элора пришла в себя.

– Принцесса? – Она слабо улыбнулась.

– Она все это время сидела рядом с тобой, – сказал Гаррет.

– Я бы хотела поговорить с моей дочерью один на один, если можно.

– Конечно. Если понадоблюсь – я за дверью.

– Спасибо. – Еще одна едва заметная улыбка Элоры – и Гаррет вышел.

– Как ты? – Я встала на колени подле кровати, взяла Элору за руку.

– Неважно.

– Ох.

– Помни, Венди, что я тебе сказала… Ты не должна отдавать себя витра. Ни за какие блага.

– Не погибать же всем из‑за меня, – возразила я как можно мягче. Мне не хотелось спорить с Элорой, но врать ей, лежащей на смертном одре, было бы кощунством.

– Надо найти иной выход. Я всегда была верна королевскому долгу. Всегда думала лишь о благе королевства. Но сейчас меня интересуешь только ты. Ты и твоя безопасность.

– Но прежде ты никогда так не беспокоилась о моей безопасности.

– Конечно же, беспокоилась, глупенькая. Ведь ты моя дочь. Я всегда беспокоилась о тебе.

Она помолчала, вздохнула.

– Я так жалею сейчас, что заставила тебя выйти за Туве.

– Ты не заставляла. Он сделал предложение. Я согласилась.

– Значит, не надо было разрешать тебе. Я же знала, что ты его не любишь. Мне казалось, если сделать все как следует, то это тебя защитит. И в конечном счете ты будешь счастлива… Но сейчас я понимаю, что не сделала ничего, чтобы ты обрела счастье.

– Но я счастлива, – возразила я, – во всяком случае, в моей жизни хватало счастливых минут.

– Не повторяй моих ошибок, Венди. Я вышла замуж за нелюбимого, потому что это было нужно королевству. Любимого я отвергла – и тоже во благо королевства. И единственного своего ребенка я отдала чужим людям, потому что этого требовал королевский долг.

– Ты не отдавала меня чужим! Ты спрятала меня от Орена.

– Мне следовало тогда остаться с тобой. Спрятаться вместе с тобой. Я могла защитить тебя от всего, что с тобой произошло в детстве. Больше всего я жалею именно об этом. О том, что не осталась с тобой.

– Почему ты мне раньше не сказала? Почему только сейчас?

– Не хотела, чтобы ты ко мне привязалась. Я же знала, мы не долго будем вместе. Я не хотела, чтобы ты оплакивала меня. Думала, будет лучше, если ты останешься равнодушна ко мне.

– И ты… почему ты передумала?

– Я не могу умереть, не сказав, как я тебя люблю. – Она сжала мою ладонь. – Венди, я сделала так много ошибок. Я хотела, чтобы ты закалилась, чтобы научилась защищаться. Прости меня. Прости.

– Мне нечего тебе прощать. – Я старалась улыбаться. – Элора, ты сделала все, что могла.

– Я знаю, ты будешь хорошей королевой, сильной и справедливой правительницей. И это куда больше, чем заслуживает наш народ. Только не отдавай им всю себя без остатка. Оставь что‑нибудь для себя. И слушай свое сердце.

– Неужели это ты советуешь мне слушать свое сердце? Никогда бы не подумала, что услышу от тебя такие слова.

– Не обязательно делать все, что оно тебе говорит, – улыбнулась Элора. – Но всегда прислушивайся к нему. Иногда только сердце скажет тебе правду.

Я еще много времени провела возле постели своей матери. Элора не рассказала мне почти ничего такого, о чем я не знала раньше, но странно – мне казалось, что это наш единственный настоящий разговор. Она говорила со мной не как королева с принцессой, а как мать с дочерью. А затем снова провалилась в беспамятство. Я сидела, так и не отпустив ее прозрачной ладони. Каждая минута была как драгоценность.

Дата добавления: 2015-08-09