Читайте также: |
|
Шенкт напевал про себя, идя вдоль облезлого коридора. Его шаги не издавали ни звука. Верный мотив всегда почему-то ускользал от него. Мотив унылого кусочка чего-то, что пела ему сестра, когда он был маленьким. Он до сих пор видел солнечные лучи сквозь её волосы, окно позади неё, лицо в тени.
Всё теперь в далёком прошлом. Всё поблекло, подобно выцветшим дешёвым картинам. Сам-то он никогда не был особым певцом. Но напевать он мог и ему становилось немного уютней, когда он представял поющий вместе с ним голос сестры.
Он убрал свой нож и деревянную птичку, уже почти законченную, однако с клювом до сих пор оставались проблемы, а он не хотел в спешке его сломать. Терпение. Жизненно необходимо резчику по дереву, также как и наёмному убийце. Перед дверью он остановился. Мягкая, бледная сосна, одни сучки, плохо подогнаны пазы и сквозь трещину побивался свет. Порой ему хотелось, чтобы работа приводила его в места получше. Он замахнулся ногой. Замок разлетелся на части с одного удара.
Восемь пар рук схватились за оружие, когда дверь рассыпая щепки сдвинулась с петель. Восемь суровых лиц повернулись к нему, семь мужчин и женщина. Большинство из них Шенкт узнал. Они были среди полукруга коленопреклонённых в тронном зале Орсо. Головорезы, высланные в след убийцам принца Арио. Нечто вроде товарищей по охоте. Если мух облепивших тушу можно назвать товарищами убившему дичь льву. Он не ожидал, что такие как эти встанут между ним и целью. Но уже очень давно не удивлялся сюрпризам, что порой преподносила жизнь. Он скривился как змея в смертных муках.
- Я не вовремя?
- Это он.
- Тот, кто не преклоняется.
- Шенкт. - Последнее донеслось от человека, заступившего ему дорогу в тронном зале Орсо. Тому, кому он советовал помолиться. Шенкт надеялся, что тот принял совет, но особо не считал вероятным. Пара других расслабилась, узнав его и засунула обратно недовынутые клинки, принимая его за одного из них.
- Ну, ну. - Мужчина со свинорылым лицом и длинными чёрными волосами видимо был главарём. Он потянулся и нежно, одним пальчиком подвинул лук женщины в пол. - Меня зовут Мальт. Ты как раз вовремя чтобы помочь нам взять их.
- Их?
- Тех, за чьи поиски нам платит его светлость герцог Орсо, а ты про кого подумал? Вон в той курильне.
- Все вместе?
- Уж точно их глава.
- Откуда вы знаете, что это тот самый мужик?
- Баба. Пелло знает. Так ведь, Пелло?
Пелло обладал оборванными усами и потливо-безысходным видом. - Это Муркатто. Та самая, кто командовала у Светлого Бора армией Орсо. Она появилась в Виссерине, не больше месяца тому назад. Её арестовали. Я сам её допрашивал. Тогда-то северянин и лишился глаза. - Северянин по имени Трясучка, так о нём сказал Саджаам. - Во дворце Сальера. Несколько дней спустя, там же, она убила генерала Ганмарка.
- Талинская Змея собственной персоной, - гордо произнёс Мальт, - и до сих пор жива. Что ты на это скажешь?
- В полнейшей прострации. - Шенкт медленно направился к окну и поглядел наружу на ту сторону улицы. Слишком захудалая дыра для прославленного генерала, но в жизни бывает и не такое. - С ней есть кто-нибудь?
- Только северянин. Ничего такого, с чем нельзя разобраться. Везучая Ним и два её парня поджидают на алее сзади. Когда пробьют большие часы мы войдём спереди. Им не уйти.
Шенкт медленнно обвёл взглядом каждую бандитскую рожу. И каждому дал шанс.
- Вам всем обязательно нужно в это ввязываться? Каждому из вас?
- Хули ты спрашиваешь. Ранимых сердечек среди нас не сыскать, дружище. - Мальт глядел на него прищуренным глазом. - Хочешь пойти с нами?
- С вами? - Шенкт надолго задержал дыхание, затем вздохнул. - Великие бури выбрасывают на берег странных попутчиков.
- Буду считать это как да.
- Да нахуй он нужен? - Снова тот, кому Шенкт велел молиться. Выставил напоказ зазубренный нож. А терпения-то у него маловато. - Я за то, чтобы перерезать ему глотку и на одного меньше делить оплату.
Мальт нежно отодвинул его нож к низу. - Да ладно тебе, не стоит жадничать. Бывало, когда я прежде ходил на дела, народ забивал голову не работой, а деньгами, и каждую минуту оглядывался через плечо. Вредит здоровью и делу. Мы возьмёмся за дело цивилизованно или не возьмёмся вовсе. Ваше слово?
- Моё слово - цивилизованно, - сказал Шенкт. - Умоляю, давайте убивать как честные люди.
- Вот именно. Денежек Орсо хватит всем. Равную долю на круг, и мы богаты.
- Богаты? - Шенкт грустно улыбаясь, покачал головой. - Мёртвые не бывают ни бедны, ни богаты. - Выражение лёгкого недоумения только появлялось на лице Мальта, когда указательный палец Шенкта расколол его точно напополам.
* * *
Трясучка присел на завшивленной кровати, прижал спину к грязной стене, с Монцой раскинувшейся сверху. Её голова покоилась у него на коленях, сипело неглубокое дыханье - вдох-выдох. В перебинтованной левой руке всё ещё лежала трубка, с золы бурыми полосками поднимался дымок. Он нахмурился, когда струйка всплыла на луч света - рябясь, растекаясь, наполняя комнату сладковатой мглой.
Шелуха здорово обезболивает. На взгляд Трясучки слишком здорово. Так круто, что всегда хочется ещё. Так приятно, что спотыкаться после этого кажется вполне приемлемой платой. Всё это курево стачивает края, и ты становишься мягким. Может Монца и перебрала больше, чем ей хотелось, хотя он тому не верил. Дым щекотил в носу, одновременно воротил и притягивал. Глаз под бинтами чесался. Вроде влёгкую, взять и... Чего тут плохого?
Внезапно он запаниковал, вывернулся из-под неё, будто из могилы. Монца сердито булькнула и откинулась назад, бегая глазищами. Волосы растрепались по одеревенелому лицу. Трясучка выдрал задвижку с окна и оттянул шаткие ставни, обнаруживая умиротворяющий вид на гнилую аллею позади здания и струю холодного, провонявшего мочой воздуха в лицо. Хотя бы этот запах не обманывал.
Чуть дальше, у черного хода стояли двое мужиков и одна баба с поднятой рукой. С высокой башни через улицу зазвенел колокол. Женщина кивнула, мужики вытащили оружие - блеснувший меч и увесистую палицу. Она отперла дверь и все бросились внутрь.
- Блядь, - прошипел Трясучка, едва ли способный в это поверить. Трое, и судя по их повадкам, больше зайдёт с главного хода. Убегать поздно. Тем более Трясучка задолбался бегать. У него всё ещё осталась гордость, ведь так? То, что он сбежал с Севера сюда, вниз, в злоебучую Стирию как раз и подвело его под эту одноглазость.
Он дотронулся до Монзы и резко остановился. В том состоянии, в каком она находится, пользы от неё нет. И он оставил её в покое и достал тяжёлый кинжал, что она дала ему в первый день встречи. Рукоятка твёрда и он крепко её держит. Может они и лучше вооружены, но с большими клинками маленькие комнаты не сочетаются. Неожиданность на его стороне, а это лучшее оруже, что может быть. Он вжался в тень за дверью, чувствуя, как бухает сердце и дыхание обжигает горло. Без страха, без сомненья, лишь неистовая сосредоточенность.
Он услыхал мягкие шаги по ступеням. Пришлось заставить себя не ржать. Всё равно чутка хихиканья вылезло наружу - неясно почему, вроде тут нет ничего смешного. Скрип и ворчливое чертыхание. Не самые чёткие убийцы на Земном Круге. Он закусил губу, пытаясь заставить рёбра не трястись. Монца шевельнулась и улыбаясь потянулась на грязном одеяле.
- Бенна... - проурчала она. Рывком распахнулась дверь и внутрь впрыгнул мечник.
Монца раскрыла затуманенные глаза. - Чё-за...
Второй влетел как мудак, врезался в первого. Занося палицу над головой, взметнул труху побелки - набалдашник царапнул потолок. Словно этот горе-боец передавал её кому-то там, наверху. Отвергнуть было бы невежливо, поэтому Трясучка выхватил её из ладони второго убийцы, в тот самый момент, когда пырнул первого в спину.
Лезвие вошло и вышло. Быстрые, бесшумные удары, по самую рукоять. Трясучка рыкнул сквозь зубы, почти давясь от остаточных клочков смеха, водя рукой туда и обратно. Каждый раз порезанный издавал возмущённое уханье, не до конца воспринимая, что всё таки произошло. Затем его скрутило, нож выдрало из руки Трясучки.
Второй с выпученными глазами развернулся, черечур близко, чтобы замахнуться. - Что...
Трясучка вмазал ему в рыло рукояткой булавы. С треском лопнул нос, а нападавший завертевшись отлетел к потухшему очагу. У порезанного подкосились колени, он цепанул мечом стену над Монцой и повалился на неё сверху. Больше о нём можно не думать. Трясучка сделал короткий шаг, припал на колени, чтобы палица не врезалась в потолок, и с рёвом взмахнул железной болванкой. Она с мясистым хрусть попала предыдущему владельцу в лоб и проломила череп, орошая потолок кровавыми точками.
Он услышал вопль сзади и изгибаясь, повернулся. Из двери выскочила женщина, в каждой руке по короткому клинку. И споткнулась - её зацепила взбрыкнувшая нога выкарабкивающейся из-под умирающего мечника Монзы. Счастливая случайность. Крик женщины сменился с яростного на потрясённый, когда она наткнулась на трясучкины руки, роняя один из кинжалов. Он схватил её за другое запястье, пригибаясь ещё ниже и тут его голова шарахнулась об стенку очага, из глаза посыпались искры и на мгновение он потерял зрение.
Но не отпускал запястье, чувствуя как её когти рвут бинты перевязки. Они тупо зарычали друг на друга. Стало щекотно от её свисавших волос. Навалившись всем своим весом, от натуги затолкать лезвие в его шею она даже высунула язык. Изо рта пахнуло лимоном. Он развернулся на карачках и снизу двинул ей в челюсть. Удар вскинул её голову - зубы глубоко впились в язык.
В тот же миг её руку рубанул меч - острие чуть было не зацепило плечо Трясучки, заставив того одёрнуться. Белое лицо Монзы с разъезжающимися глазами. Женщина завыла, пытаясь освободиться. Очередной неточный удар мечом плашмя заехал ей по макушке и пошатнул набок. При этом Монца повалилась на стену, навернувшись об кровать, чуть не зарезав сама себя, когда меч из её руки загремел на пол. Трясучка выкрутил кинжал из ослабевшей хватки женщины и засадил ей под подбородок. По самую рукоять, брызжа кровью вверх на стену и на рубаху Монзы.
Суча ногами он разорвал переплененье конечностей, поднял булаву, вытащил свой нож из спины мёртвого мечника и засунул его за пояс. Спотыкаясь, выглянул за дверь. Снаружи коридор был пуст. Он схватил запястье Монзы и рывком вздёрнул её на ноги. Она вылупилась на себя, перемазанную кровью женщины. - Шт... Што...
Он закинул её искривлённую руку себе на плечо и поволок за дверь. Спешно выпихнул на лестницу. По ступеням застучали её сапоги. На улицу, на солнце, через открытый чёрный ход. Она проковыляла один шаг и обдала ближайшую стену струйкой рвоты. Застонала и снова стала тужиться. Он затолкал древко булавы в рукав, зажав в кулаке окровавленную головку, готовый выбросить её наружу, если понадобится.
Он осознал, что при этом захихикал снова. От чего - неизвестно. По прежнему тут не было ничего смешного. Насколько он мог судить - в точности наоборот. Тем не менее он ржал. Монца, пройдя пару пьяных шагов, сложилась почти пополам. - Завязываю с куревом. - пробормотала она, сплёвывая желчь.
- Само собой. Сразу как только мой глаз вырастет обратно. - Он взял её под локоть и потянул за собой в направлении конца аллеи, где на залитой солнцем улице ходили люди. На углу он притормозил, быстро глянул в обе стороны, затем снова взвалил на плечо её руку и двинулся прочь.
* * *
Не считая трёх трупов, в комнате никого. Шенкт подкрался к окну, осторожно обходя лужи крови на половицах, и выглянул наружу. Ни следа Муркатто, либо её одноглазого северянина. Но пусть уж лучше они убегут, чем кто-нибудь отыщет их до него. Такого он не допускал. Когда Шенкт брался за дело, то всегда доводил всё до конца. Он присел на корточки, сложив руки на коленях, покачивая кистями. Едва ли он размолотил Мальта и семерых его друзей хуже, чем Муркатто со своим северянином обошлась с этими тремя. Стены, пол, потолок, кровать - всё испачкано и перемазано алым. Один мужчина лежал у очага, с круглым раздутым черепом. Другой лицом вниз, рубашка на спине порвана от ножевых ран и пропитана кровью. На шее женщины зияющее отверстие. Предположительно, Везучая Ним. Похоже везенье её покинуло.
- Стало быть, просто Ним.
Что-то блеснуло в углу, у плинтуса. Он нагнулся и поднял, поднося на свет. Золотое кольцо с крупным, кроваво-красным рубином. Слишком изящное, что бы его носил любой из этих подонков. Значит тогда кольцо Муркатто? Ещё тёплое от её пальца? Он надел его на собственный палец, затем взялся за щиколотку Ним и перетащил её тело на кровать, напевая про себя, пока догола её раздевал.
По бедру её правой ноги шла проплешина шелушащейся сыпи, поэтому заместо неё он взял левую. Отделил от тела - ягодицу и всё остальное, тремя выверенными движениями своего мясницкого серпа. Резко крутанув запястьямя, выдернул с треском кость из бедренного сустава. Двумя взмахами кривого лезвия отсёк ступню. Её же поясом обвязал безукоризненно разделаную ногу, чтоб та не разгибалась, и засунул в торбу.
Вот и отбивная, нарезанная толстыми ломтями и обжаренная. Он всегда носил с собой специальную смесь четырёх сульджукских пряностей, перемолотых по его вкусу. А у масла из окресностей Пуранти чудесный ореховый аромат. Затем соль и молотый перец. Приготовленье мяса целиком зависит от приправы. В серединке розовое, но без крови. Шенкт никогда не понимал людей, которые любят мясо сырым. Аж от одной мысли воротит. Поджарить с лучком. А потом можно пошинковать голень и приготовить жаркое с грибами и кореньями, взять бульон из костей и чуточку того выдержаного мурисского уксуса, чтобы вдохнуть...
- Жизнь.
Он кивнул самому себе, бережно вытер насухо серп, взвалил на плечи торбу, повернулся к двери и... замер.
С утра он проходил мимо пекарни и думал до чего прекрасные, хрустящие, свежеиспечённые буханки стоят у них в окне. Запах свежего хлеба. Тот самый дух искренности и простой человеческой доброты. Ему бы очень-очень хотелось стать пекарем, не будь он... тем, кем был. Не предстань он в своё время перед прежним наставником. Не пойди он по открывшемуся перед ним пути и не восстань он против него. Каким бы вкусным, думал он, был бы тот хлеб - тонко нарезанный и густо намазаный крупнозернистым паштетом. Возможно с кислым айвовым желе или чем-то подобным, и добрым бокалом вина. Он снова вынул нож и взрезал спину Везучей Ним, чтобы добраться до печени.
В конце концов, ей она уже без надобности.
Геройские усилия, новые начинания
Дождь перестал, и над пашней выглянуло солце, с серых небес спустилась тусклая радуга. Монца задумалась, а вдруг на том конце, что касается земли эльфова поляна. Такая, про которые ей отец рассказывал. Либо самое обычное говно, как во всех других местах. Она наклонилась с седла и сплюнула в пшеницу. Может, эльфово говно.
Она откинула влажный капюшон и мрачно взглянула на запад, видя как ливни откатываются в сторону Пуранти. По справедливости, им бы залить потопом Верного Карпи и Тысячу Мечей, чьи разведчики наверное не более чем в дне езды позади. Но справедливости нет, и это Монца знала. Тучи мочатся, где им хочется.
Сырую озимую пшеницу усеивали лоскутки алых цветов, будто подтёки крови на охристом ландшафте. Им бы пора готовиться к жатве, если только здесь кто-нибудь остался для сбора урожая. Рогонт отрабатывал то, в чём был лучшим - откатывался назад, и крестьяне брали с собой всё, что могли унести и откатывались вместе с ним в Осприю. Они знали что Тысяча Мечей на подходе, и знали слишком хорошо, чтобы не оставаться тут, когда те подойдут. Не было пользующихся более дурной славой фуражиров, чем люди, которыми раньше командовала Монца.
Фуражировка, писал Фаранс, есть грабёж столь масштабный, что выходит за пределы обычного преступления и появляется на политической арене.
Она потеряла кольцо Бенны. Теребила большим пальцем средний, несчётно раз огорчаясь не обнаружив его там. Прелестный кусочек камня пусть не менял того, что Бенны больше нет. Но всё же похоже будто она лишилась некой последней его частички, за которую ей удавалось держаться. Одной из последних частичек самой себя, которые стоило беречь.
Хотя ей и так повезло, что она лишилась в Пуранти одного только кольца. Потеряла осторожность и чуть было не голову. Пора ей было завязывать с куревом. Сподвигнуться на новые начинания. Пора, и тем не менее она дымила всё чаще. Каждый раз пробуждаясь из сладкого забытья она твердила себе это должно стать последним разом, но проходило несколько часов и она уже покрывалась потом отчаяния. Волны болезненной тяги, как восходящий прилив, каждая выше предыдущей. Выдержать хоть одну являлось геройским усилием, а героем Монца не была. Несмотря на народ Талинса, некогда воздававший ей хвалу. Она даже выбросила трубку, но затем в приступе вязкой паники купила другую. Она потеряла счёт сколько раз прятала уменьшающуюся банку с шелухой на дно этой или другой котомки. Но осознала в чём главная проблема, когда ты сама прячешь вещь.
Ты всегда знаешь, где она лежит.
- Не нравится мне эта природа. - Морвеер привстал с раскачивающегося сиденья и окинул взглядом плоскую равнину. - Хорошая местность для засады.
- Вот поэтому мы и здесь, - буркнула в ответ Монца. Межевые кустарники, разрозненные полосы деревьев, скопления бурых домиков между полей и одинокие сараи - полно мест где спрятаться. Ни проблеска движения. Ни звука, лишь вороны, ветер хлопает холстиной повозки, да дребезжат колёса, расплёскивая лужи на пути.
- Ты уверена, что благоразумно возлагать надежды на Рогонта?
- Благоразумием битву не выиграешь.
- Нет, с его помощью планируют убийства. Рогонт, даже для великого герцога, крайне ненадёжен, и вдобавок он твой старый враг.
- Я полагаюсь на него настолько, насколько заходит его собственный интерес. - Вопрос ещё пуще раздражал тем, что она задавала его себе с тех самых пор, как они покинули Пуранти. - Он ничем не рискует покушаясь на Верного Карпи, но получит чёртову прорву выгоды, если я приведу ему Тысячу Мечей.
- Наврядли это стало бы твоей первой ошибкой в расчётах. Что если нас отсюда вынесет на пути целой армии? Ты велела убивать мне по одному за раз, а не воевать в одиночку...
- Я заплатила, чтоб ты убил одного в Вестпорте, а ты порешил сразу пятьдесят. Не тебе меня учить осторожности.
- Наврядли больше сорока, и всё потому, что потратил избыток тщания чтобы добраться до твоего одного, а вовсе не недостаток! Твой список убиенных в Доме Удовольствий Кардотти короче? Или может во дворце герцога Сальера? Или в Каприле, если уж на то пошло? Прости пожалуйста, если у меня маловато веры в твоё умение сдерживать насилие!
- Хорош! - рявкнула она на него. - Ты как баран, не можешь не блеять! Делай то, за что я тебе плачу и хватит об этом!
Морвеер неожиданно затормозил повозку, натянув поводья, и Дэй ойкнула, едва не выронив яблоко. - Значит вот, оно, спасибо за то, что я спешил тебе на выручку в Виссерине? После того как ты столь недвусмысленно послала подальше мой мудрый совет?
Витари, разлёгшись среди припасов в хвосте повозки, вытянула длинную руку. - Та выручка дело моих рук не меньше, чем его. Мне никто спасибо не сказал.
Морвеер проигнорировл её. - Наверно мне стоит найти более благодарного работодателя!
- Наверно мне стоит найти более, блядь, послушного отравителя!
- Наверно...! Но постой. - Морвеер воздел палец, зажмуривая глаза. - Постой. - Он вытянул губы и причмокивая, набрал полную грудь воздуха, на мгновенье задержал дыхание, затем медленно его выпустил. И снова. Подъехал Трясучка и вопросительно поднял единственную броь на Монцу. Ещё один вдох и открылись глаза Морвеера, и издал он отвратительный фальшивый смешок. - Наверно... мне стоит искренне извиниться.
- Чего?
- Я осознал, что я... не всегда самый приятный собеседник. - Резкий взрыв хохота со стороны Витари и Морвеер сморщился, но продолжал. - Если я постоянно в контрах, так это потому, что желаю тебе и твоему предприятию только самого лучшего. Меня постоянно подводит черезмерная непримиримость в стремлении к совершенству. Разреши умолять тебя приложить вместе со мной... геройское усилие? Оставить позади нашу неприязнь? - Он щёлкнул вожжами и стронул повозку. - Вот оно! Новое начало!
Монца перехватила взгляд Дэй, когда та проезжала мимо, мягко покачиваясь на сиденье. Девчушка-блондинка подняла брови, доточила яблоко до самого черенка и лёгким взмахом отбросила его в поле. Витари в хвосте повозки только что сняла куртку и вытянулась на холсте в лучах солнца. - Солнышко выходит. Новое начало. - Приложив руку к груди она указала на ту сторону пейзажа. - Огооооо, радуга! Знаете, говорят, там где она касается земли, лежит эльфова поляна!
Монца злобно зыркнула на них. Скорее они наткнутся на эльфову поляну, нежели Морвеер начнёт жить по новому. Она доверяла его внезапной покорности даже меньше, чем его бесконечным придиркам.
- Может он просто хочет, чтобы его любили, - донёсся шепоток Трясучки, когда они снова отчалили в путь.
- Если только люди могут от этого меняться. - И Монца щёлкнула пальцами ему в лицо. - А разве они могут измениться не одним-единственным способом? - С неё не сходил его единственный глаз. - Если всё как следует изменится вокруг них? Люди ломкие, я так считаю. Они не гнутся в новые формы. Они ломаются в них. Разбиваются в них. - Может даже вжигаются в них. - Как твоё лицо? - вполголоса произнесла она.
- Чешется.
- Больно было, у глазного мастера?
- По шкале между уколоть палец и когда тебе выжигают глаз - где-то внизу.
- Как почти всё на свете.
- Упасть с горы?
- В принципе ничего, пока лежишь тихо. Начинает малость покалывать, когда пытаешься встать. - Это вызвало у него усмешку, хотя улыбался он гораздо реже, чем раньше. Не удивительно, после того, через что он прошёл. Через что она его провела. - Мне кажется... я должна сказать тебе спасибо, что снова спас меня. Уже входит в привычку.
- Я ж за это деньги получаю, Вождь. Хорошо сделанная работа сама по себе награда, постоянно твердил отец. Факт, что в этом я хорош. Как бойцу тебе приходится отдавать мне должное. Как что-нибудь иное я просто здоровый косорукий хер. Потерял на войне дюжину лет, а чем похвастаться - кровавые сны и одним глазом меньше, чем у всех. У меня всё ещё есть гордость. Я считаю, мужчине положено быть тем, кто он есть. Иначе он что? Притворяется да и только, разве нет? А кто захочет провести всё оставшиеся дни притворяясь тем, кем не является?
Хороший вопрос. По счастью подъём разделил их и избавил её от раздумий над ответом. Остатки Имперского тракта тянулись вдаль. Прямая как стрела коричневая полоса сквозь поля. Восемь веков, а по прежнему лучшая стирийская дорога. Укоризненный жест последующим правителям. Неподалёку от неё стоял хутор. Каменный двухэтажный дом, окна забраны ставнями, красная черепичная крыша с возрастом выцвела и замшела. Рядом небольшая пристройка-конюшня. Унавоженный двор окружала ограда из заросшего лишайником известняка, высотой по пояс, пара тощих птиц копошилась в грязи. Напротив дома деревянный сарай с проседающей посередине крышей. На покосившейся вышке вяло болтался флюгер в виде крылатой змеи.
- Мы на месте! - выкрикнула она, и Витари в знак того, что услышала, вытянула вверх руку.
Мимо построек змеился ручей и уходил в сторону мельницы, в миле-другой отсюда. Поднялся ветер, зашелестел листьями живой изгороди, мягкой волной заколыхал пшеницу, погнал по небу рваные тучи, их тени проплывали по земле.
Это напомнило Монце хутор, где она родилась. Ей представился Бенна, бегущий по жнивью мальчик, лишь макушка торчит над налитыми колосьями, послышался его смех. Монца вздрогнула и посуровела. Размягчающая, самооправдательная, полная ностальгии херь. Она ненавидела ту ферму. Копать, боронить, грязь под ногтями. И ради чего? На свете существует не много занятий, над которыми надо также много корпеть, чтобы также мало получить. В общем-то единственное, которое прямо сейчас могло прийти ей на ум - это месть.
* * *
Тому нет объяснения, но со своих самых ранних воспоминаний Морвеер казался обречённым произносить не те слова. Когда он собирался содействовать, обнаруживалось, что он жалуется. Когда он намеревался проявить заботу, оказывалось, что он оскорбляет. Когда он на полном серьёзе искренне обещал поддержку, его принимали за подстрекателя. Он всего-то хотел быть оцененным, уважаемым, причастным, но почему-то любая попытка по-доброму сблизиться только пуще расстраивала дело.
Он практически начинал верить, после тридцати лет неудачных взаимоотношений - мать, которая его покинула; жена, которая его покинула; ученики, которые покидали, обворовывали или пытались его убить, обычно с помощью яда, но в одном памятном случае топором - что просто-напросто не умеет ладить с людьми. Он должен был радоваться, что хотя бы помер тот мерзкий пьянчуга Никомо Коска, и первое время, само-собой, чувствовал некоторое облегчение. Но вскоре чёрные тучи вновь сгустились вечным мотивом среднеунылой депрессии. Он снова в склоках с хлопотным, недисциплинированным работодателем из-за каждой мелочи их дела.
Наверное было б лучше, если бы он просто-напросто отправился в горы и отшельником зажил бы там, где не смог бы травмировать ничьих чувств. Но разряженный воздух не устраивал его хрупкое здоровье. Поэтому он в очередной раз решил приложить героическое усилие в области товарищества. Стать более уступчивым, более благодарным, более снисходительным к несовершенству других. И вот его первый шаг. Пока остальная ватага прочёсывает окрестности в поисках Тысячи Мечей, он сославшись на головную боль готовит им приятный сюрприз, в виде грибного супа по рецепту матери. Наверное единственной осзаемой вещи, что она оставила своему единственному сыну.
Во время резки он проколол палец. Обжёг локоть об горячую печь. Каждое из этих проишествий чуть не заставило его под натиском бесполезной ярости отступиться от нового начинания. Но к тому времени, когда опустилось солнце и удлиннились тени на дворе, и он услышал возвращающихся на хутор лошадей - уже был накрыт стол, два огрызка свечей мерцали уютным светом, нарезаны две буханки хлеба и кастрюля с супом стояла наготове, источая целебные ароматы.
- Превосходно. - Его реабилитация неизбежна.
Однако его новый оптимистический настрой не пережил появления сотрапезников. Когда они вошли, между прочим не сняв сапоги, и следовательно, раскидав грязь по блестящему надраенному полу, то взглянули на с любовью прибранную им кухню, старательно накрытый стол, усердно приготовленную снедь, со всем воодушевлением заключённых, которым показали застенок палача.
- Что это? - У Муркатто губы выкатились вперёд, а брови съехали вниз в ещё более глубоком недоверии, чем обычно.
Морвеер постарался подняться выше такой мелочности. - Это извинения. С тех пор как наш одержимый числами повар отправился в Талинс, я подумал, что способен заполнить пустоту и приготовить ужин. Рецепт моей мамы. Садитесь, садитесь, умоляю, рассаживайтесь! - Он засуетился вокруг них, отодвигая стулья, и, не удержавшись от неловкого переглядывания, они все разместились на сиденьях.
- Супа? - Морвеер подступил к Трясучке с кастрюлей и половником в боевой готовности.
- Мне не надо. Ты меня, как ты это назвал...
- Парализовал, - произнесла Муркатто.
- Айе. Ты в тот раз меня парализовал.
- Ты не доверяешь мне? - выпалил он.
- В основном по определению, - сказала Витари, наблюдая за ним из-под имбирных бровей. - Ты отравитель.
- После всего что мы вместе прошли? Ты сомневаешься во мне из-за лёгкого паралича? - Он совершает героические усилия по залатыванию пробитого днища корабля их профессиональных отношений, и никто ни капли не обратил внимания. - Если бы я захотел тебя отравить, я бы просто брызнул тебе на подушку Чёрной Лавандой и убаюкал сном, от которого уже не проснуться. Или подложил бы в башмаки Америндскую колючку, Ларинк на рукоятку твоей секиры, Горчичный Корень во фляжку с водой. - Он наклонился к северянину, стиснув добела костяшки пальцев на половнике. - Есть тысячи тысяч способов которыми я мог бы тебя прикончить, и у тебя ни за что не родилась бы даже слабая тень подозрения. Я бы не стал геморроиться и варить тебе ужин!
В ответ глаз Трясучки ровно смотрел в его собственный глаз. Казалось, весьма долгое время. Затем громила привстал и на краткий миг Морвеер представил - а не получит ли он по морде, впервые за много лет. Но вместо этого Трясучка с преувеличенной тщательностью лишь положил свою здоровенную ручищу поверх морвееровской, переворачивая кастрюлю, так чтоб суп выплеснулся в миску. Северянин взял ложку, погрузил её в суп, тихонько подул и отхлебнул содержимое. - Вкусно. Грибы, что-ли?
- Ээ... да, они самые.
- Здорово. - Трясучка прежде чем отпустил руку удержал его взгляд ещё на мгновение.
- Спасибо. - Морвеер взмахнул половником. - Так, ну кто ещё не откажется от супа?
- Я! - Пролаял голос из ниоткуда, будто в уши Морвееру плеснули кипятком. Он одёрнулся назад, кастрюля опрокинулась, горячий суп потоком хлынул по столу и прямо на колени Витари. Она подпрыгнула с леденящим визгом, полетели мокрые столовые приборы. Стул Муркатто грохнулся об пол, когда та оттолкнула его, впопыхах потянувшись к мечу. Дэй уронила недоеденный кусок хлеба и потрясённно отступила назад к двери. Морвеер развернулся в пируэте - с бестолку сжимаемого в кулаке половника брызнули капли...
Подле него стояла, сложив руки, и улыбалась гуркская женщина. Гладкая кожа, как у ребёнка, безупречна, подобно тёмному стеклу. И полночной черноты глаза.
- Стойте! - гавкнула Муркатто, поднимая руку. - Стойте. Она друг.
- Мне она не друг! - Морвеер всё ещё отчаянно пытался понять, каким таким образом та могла возникнуть из ниоткуда. Рядом с ней двери нет, окно закрыто и крепко заколочено, пол и потолок целы.
- У тебя нет друзей, отравитель, - промурлыкала она ему. Её длинный бурый плащ висел нараспашку. Под ним её тело похоже было обмотано белыми бинтами.
- Кто ты? - спросила Дэй. - И откуда ты нахрен взялась?
- Прежде меня называли Восточным Ветром. - Женщина выставила два ряда ослепительно совершенных, белых зубов, грациозно вращая пальцем. - Но теперь меня зовут Ишри. Я с выбеленного солнцем Юга.
- Магия, - пробормотал Трясучка, единственный из компании, кто остался сидеть. Он невозмутимо поднял ложку и отхлебнул ещё один здоровенный глоток супа. - Передай хлеб, ладно?
- В пень твой хлеб, - огрызнулся он в ответ. - Вместе с твоей магией! Как ты сюда пробралась?
- Она из этих. - У Витари в руке оказался кухонный нож, а глаза сузились в прорези-бойницы, в то время как остатки супа капали со стола и размеренно стучали об пол. - Едок.
Гурчанка ткнула пальцем в пролитый суп и обвила его языком. - Всем нам надо что-то есть, разве нет?
- Я всё равно не собираюсь попадать в меню.
- Не стоит беспокоиться. В еде я очень разборчива.
- С вашей породой я уже схлёстывалась раньше, в Дагоске. - Морвеер не до конца понимал о чём идёт речь, сам факт чего был неслыханно неприятен, но Витари казалась встревоженной, и от этого тревожился он сам. Она ни в коей мере не была барышней, склонной раздувать страхи. - Какую сделку ты заключила, Муркатто?
- Ту, которая, потребовалась. Она работает на Рогонта.
Ишри уронила голову набок, так низко, что та легла почти-то горизонтально. - Или быть может, он работает на меня.
- Мне всё равно, кто из вас мул, а кто погонщик, - отрезала Муркатто, - лишь бы один из вас предоставил мне людей.
- Пришлёт. Четыре десятка самых отборных.
- Вовремя?
- Если только Тысяча Мечей не прибудут пораньше, а такого не произойдёт. Их главные силы по прежнему стоят лагерем в шести милях. Их задержала необходимость выпотрошить деревню. А потом им надо будет всё там сжечь. Опустошительные негодяйчики. - Её взор пал на Морвеера. От этих чёрных глаз он необъяснимо занервничал. Ему не нравилось, что она вся обёрнута бинтами. Он счёл любопытным, почему...
- С ними мне спокойно и прохладно, - произнесла она. Он моргнул, гадая, неужели сумел проговорить вопрос вслух.
- Не сумел. - Его бросило в холод до самых корней волос. Прямо как в тот раз, когда сёстры обнаружили в приюте его секретные принадлежности и догадались об их предназначении. Он не мог избавиться от беспричинной догадки, что эта гуркская чертовка каким-то образом знает его тайные мысли. Знает, то, что он натворил, что, как он думал, вообще не узнает никто и никогда...
- Я буду в сарае! - визгливо скрежетнул он, гораздо более тонко, чем намеревался. Он с трудом понизил голос. - Нужно подготовиться, раз завтра у нас будут посетители. Идём, Дэй!
- Я только тут закончу. - Она быстро приспособилась к их гостье и трудилась, намазывая маслом сразу три куска хлеба.
- Ах... да... вижу. - Он, покачиваясь, на мгновение замер - но оставаясь здесь, кроме пущего позора ничего не добиться. Он шагнул за дверь.
- Вы возьмёте ваше пальто? - спросила Дэй.
- Мне и так будет вполне жарко.
Только когда он сошёл во тьму с крыльца избы и ветер дохнул холодом с пшеничных полей прямо ему под рубашку, тогда он прочувствовал, что одной силой воображения ему не согреться. Вернуться и не выглядеть полным болваном уже поздно и он напрочь отверг такое решение.
- Не собираюсь. - Особенно страшными проклятьми он сыпал, пока торил путь через тёмный двор, обхватив себя руками и уже начиная трястись. Он позволил выбить себя из колеи какой-то гуркской шарлатанке с помощью простых скоморошьих уловок.
- Забинтованная сука. - Что ж, они всё увидят. - О, да. - В итоге он взял верх над приютскими сестрами, за все свои порки. - Поглядим, кто кого будет пороть на этот раз. - Он оглянулся через плечо, чтобы удостовериться что за ним никто не подсматривает.
- Магия, - усмехнулся он. - Я покажу тебе фокус, не...
- Иии! - Его сапог хлюпнул, закользил и отравитель опрокинулся спиной в проплешину грязи. - Ё! Вот падла, твоя сучья жопа! - Хорош уже геройских усилий, с новыми начинаниями вместе.
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 61 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Принц Предусмотрительности. | | | Предатель. |