Если время способно лечить раны, то сколько времени понадобиться, чтоб избавить меня от моей тупой давящей боли в груди чуть-чуть правее от сердца?

Я никогда не думал, что такое бывает, я никогда не думал, что такое произойдет со мной.

Я ведь Фрэнк Айеро, а значит, любовь – выдумки, чувства – ложь, ничего не существует, кроме инстинктов, конечно.

Правда, Фрэнк Айеро? И никто никогда не изменит твое мнение, разве не так? Чертов идиот.

Я истерически засмеялся, вспоминая свою глупую игру и понимая, что, возможно, я изначально знал, что это нечто большее, нечто, что может выйти из-под моего контроля, зайдя слишком далеко. Игра должна была быть идеальной, но когда я потерял эту тонкую грань между игрой и реальностью, моим миром, в который я впустил Джерарда?

Страдание – это признак жертв. Страданий не существует, просто человеку всегда нужно создать себе проблему.

Кажется, ты говорил что-то подобное, Фрэнк, но ведь ты никогда не считал себя жертвой, ты выше подобной ерунды. Потому что ты знаешь правду, ты все знаешь. И все же... ты чертов идиот, Фрэнк Айеро.

Мне захотелось разбить это гребаное зеркало, так, чтоб осколки с дребезгом разлетелись, падая на пол, но вместо этого я лишь насмешливо ухмыльнулся, отвернувшись от собственного отражения.

Я медленно отошел в сторону к разложенным мной же по стопкам рисункам Джерарда. Этот уголок комнаты целиком и полностью принадлежит искусству, это душа моего художника, его маленький храм, о котором не знал никто, кроме нас двоих. Тут хранится, если не все, то большая часть его работ, и в них я могу найти его снова, ощутить его присутствие рядом с собой, услышать его мягкий голос, как будто он здесь и никуда не уходил. Он сидел днями на этом полу, так же как и я сейчас, на этом же месте.

Я взял в руки один из немногочисленных пейзажей исполненных Джерардом. Он очень редко их рисовал, считая, что ему не удается достаточно хорошо изображать природу, что у него она получается ненастоящей, хотя я сам до сих пор не могу понять, чем именно был недоволен Джи, потому что я не нахожу никаких изъянов.

Я взял один из тех рисунков, которые он разорвал в приступе истерики накануне своего ухода. Джерард хотел уничтожить эту золотистую степь с голубым небом над ней, а я возродил ее вновь, собрал по частям, пусть даже мне не удалось идеально скрыть те места, где я склеивал бумагу.

Я смотрю на волнующуюся от ветра пожелтевшую траву, и мне кажется, это уже было со мной, но тогда я не чувствовал боли. Я был счастлив, держа в своих пальцах этот пейзаж, восхищенно всматриваясь в каждую деталь.

*

Что это ты делаешь? Копаешься в моих рисунках? – с напускным возмущением спросил Джерард, выходя из ванной в одних боксерах и с полотенцем в руках. Я тут же обернулся на его голос, не сумев сдержать улыбки. – Я был в душе и не слышал, как ты вернулся. И давно ты так сидишь? – на этих словах он кинул полотенце куда-то в сторону кровати, даже не смотря, долетело ли оно до нее или нет.

Наверное, минут десять... – задумчиво ответил я, смотря, как Джерард подходит ближе ко мне, присаживаясь рядом. – Ты уже отобрал работы на выставку? – поинтересовался я, и пока я говорил, он успел перебраться на мои колени, оказываясь со мной лицом к лицу. Его влажные от воды волосы небрежно спадали на лицо, и Джерард одним движением заправил мешающую прядь за ухо, прекрасно понимая, что через минуту она выпадет снова.

- Я пересмотрел и предварительно решил, что я хочу отправить на выставку. Но я все-таки надеюсь, что ты поможешь мне принять окончательное решение, - он легко улыбнулся, а затем повернул голову, чтоб посмотреть на рисунок, находящийся у меня в руках. – Только не говори мне, что хочешь выбрать этот, - Джерард нахмурился, недоверчиво смотря на меня, и мне только и оставалось, что кивнуть. – Правда? Тебе не кажется, что цвета тускловаты?

Нет. А тебе кажется? Потому что если ты считаешь, что они тускловаты, то тебе явно нужно подлечить зрение. Или, по крайней мере, обратиться к врачу, - шутливо сказал я, засмеявшись, и Джерард попытался изобразить что-то наподобие обиды, хотя на его губах все же проскальзывала улыбка.

Он выглядел очаровательно. Даже более чем. Каждая черта моего художника достойна быть запечатлена на бумаге, стать произведением искусства. Жаль, что я не видел ни одного автопортрета в его исполнении. И спросив, почему Джерард не хочет нарисовать себя, я уверен, он бы ответил, что не считает себя достаточно красивым, чтоб изображать собственное лицо. Но если он недостаточно красив, тогда что такое красота?

Он ничего не ответил мне, не отшутился, не съязвил, не перевел разговор на другую тему, а просто мягко разжал мои пальцы, забрав рисунок и положив его на пол.

- Если ты считаешь, что этот рисунок должен быть на выставке, то он будет там, - полушепотом проговорил Джерард, приблизившись к моим губам. – Я доверяю твоему выбору, - добавил он, и я обнял его, положив ладони ему на спину.

Мне так нравилось прикасаться к его коже. Это словно благословление. В этом абсолютно обычном действии было что-то необъяснимо необычное, что-то неописуемо особенное. Я просто ощущал его близко, его запах, его тепло, я слышал его голос, я мог дотронуться до него, до любого участка на его теле, я мог быть с ним, так же, как он мог быть со мной.

Дата добавления: 2015-08-18