Глава 3. На выставку я попасть не смогла – меня оставили дома

На выставку я попасть не смогла – меня оставили дома. Нужно ли было описывать мое волнение, нетерпение и любопытство, с которыми я ждала возвращения родителей с ринга. Вот они показались из-за поворота, я открываю дверь:

- Ну как выступили?

- Нормально.

Никакого энтузиазма в глазах, только Рифка необычайно взволнован, ходит с гордо поднятой головой, блестят глаза и дергается черненький обрубок хвоста:

- Ну, пожалуйста, расскажите, как прошло!

- А! Малая золотая, правильное выращивание.

- Вот это да! Так это же здорово – золотая медаль.

- Это значит «очень хорошо», а нам нужно «отлично».

- А как Рифка себя вел, наверно, бросался или боялся?

- Ты что! Он вел себя как граф, как князь на ринге. Показушник! Только бы на него все смотрели, только бы им восторгались. А как занервничал, когда мы немного в сторону отошли! Будто спрашивал: «Куда, мы же еще нигде не участвовали?»

- Ну что же, значит, большую медаль пока не заслужили, упустили что-то. Но это же не последняя выставка!

Следующей весной Рифка опять попал на выставку. В Пензе он получил «очень хорошо» в классе юниоров, и, чтобы окончательно подтвердить результат, собак повезли в Москву на всероссийскую выставку «День ризеншнауцера».

В экспертизе собак принимали участие самые знаменитые судьи, эксперты по этой породе. Риф получил «очкарика», как между собой называют собаководы оценку «очень хорошо». Значит, действительно, на большее рассчитывать было незачем. Рифа можно было показывать, но только взносы на участие в выставках росли, на победу мы не надеялись, а, значит, кроме медали и грамоты ничего собака не заслуживала. Но Риф – тот получал удовольствие от ринга, от атмосферы выставки, от восхищенных возгласов детей и взрослых. Он плыл рысью, почти не касаясь лапами земли, по-оленьи подняв шею, застывал как монумент в выставочной стойке, безропотно показывал зубы судье, давал себя осматривать, трогать. Ах, как светились его карие глаза, когда проходил он под звуки марша перед зрителями, позвякивал медальками на цепочке на параде участников выставки. Ради этих приятных для собаки минут, мы еще показывали его на городских конкурсах.

На соревнования по дрессировке можно было даже не соваться. Риф, хотя быстро и точно усваивал любую команду, отличался весьма независимым нравом, который невозможно было переделать. Для большинства собак команда «Апорт!» - это самая долгожданная команда – можно побегать, размяться, но только не для Рифа. Таскать палку он считал ниже своего достоинства. Сбегав один раз как надо, пес принимался скакать вокруг площадки с апортировочным предметом, предпочитая свободу, а не лакомство. Так и не смог Риф выучить команду «Ползи!», хотя свободно прошмыгивал под низко натянутой сеткой. За кусочком он, конечно, пытался проползти немного, но как! Громыхая лапами, локтями и пятками, щелкая зубами, он пробирался вперед. Эту команду я давала, чтобы повеселить своих друзей, наряду со «Служи!» (Риф вставал на задние лапы, а передними хватал вытянутую руку) и «Собака страшная, пошла в конурку!» (Риф залезал под стол). Мои знакомые относились к псу по-разному. Из-за довольно сурового, недоверчивого характера поначалу его боялись. Риф любил пугать незнакомых, облаивая, мог броситься, если замечал любую угрозу – будь то поднятая рука или резкое, неожиданное движение. Но когда собаку узнавали ближе, страх исчезал. Дома Риф был добрым и ласковым псом, иногда навязчивым, до того ему нравилось, когда его гладят, хвалят. Но не пытайтесь завоевать собачье сердце кусочком! Пищу его отучили брать, еще когда он был совсем маленьким. Для этого все знакомые по очереди предлагали щенку кусочек курочки, а когда тот пытался ухватить лакомство – шлепали его по мордашке. Рифка обижался, гавкал, но брать что-либо у чужих прекратил.

Продолжались веселые прогулки в лес. К нашим ризенам частенько присоединялись овчар Тагир, колли Шедик, другие шнауцеры – Бира, Борка, Доська и Бинка. Гулять компанией было гораздо веселее, можно было не опасаться злобной немецкой овчарки Пальмы и ее придурка-хозяина, который подтравливал свою собаку на щенков и мелких псов. Ойка и Борка были всегда готовы защитить малышей. Однажды, когда Рифка с Иртеном заигрались и убежали далеко от всей нашей компании, вдруг послышался визг. Как две стрелы, собаки бросились на помощь. Пальма все же подкараулила Иртена и крепко трепала его за холку. Рифка бегал рядом, не зная, как помочь товарищу. Через секунду визжала уже Пальма, Ойка и Бора задали ей жару и с позором прогнали далеко в лес. Иртену здорово досталось: кожа была прокушена в нескольких местах, глубокие раны от клыков сильно кровоточили, поэтому Люда с Мишей поспешили домой оказывать пострадавшему первую помощь. После этого случая Пальму в нашем лесу уже не видели, видимо, ее хозяин нашел другое место для прогулок.

Рифка, подрастая, становился все более агрессивным по отношению к другим кобелям. Не раз приходилось сдерживать его, рвущего поводок, чтобы подраться с каким-нибудь кавказцем или доберманом. Бывало и такое, что наш пес раньше замечал противника, и тогда мы не успевали предотвратить жестокий бой. Соперников Риф выбирал крупнее и сильнее себя и поначалу проигрывал. Испачканный слюной, с многочисленными ранами, он плелся домой, прихрамывая, казалось, на все четыре ноги. Пес тяжело переживал поражения – вздыхал, как человек, печально лежал в уголке, но лишь только укусы подживали, он снова лез в драку.

Раз от разу он набирался опыта, и вот уже соперники проигрывали в поединках, позорно скрываясь бегством или принимая «позу подчинения».

Так быстро маленький щенок превратился во взрослую мощную собаку. Я тоже выросла. Мне исполнилось пятнадцать, Рифу – три с половиной. Я гордилась своим псом, часто пропадала в лесу, подолгу гуляя с ним и отрабатывая приемы дрессировки. Мы с Рифкой посещали и курсы защитно-караульной службы, он прекрасно усвоил все приемы, не боялся выстрелов, смело бросался на «рукав» - брезентовый мешок с арматурой внутри, набитый ватином, задерживал «нарушителя» в дрессировочном костюме. Риф валил его с ног мощным прыжком и не позволял подняться до тех пор, пока я не подойду. Для борьбы с вооруженным человеком пес молниеносно менял хватку, нанося до восьмидесяти укусов в минуту. Его челюсти работали, как швейная машинка. Смотреть на работу собаки было немного жутковато, сила и ловкость гибкого черного тела завораживали, но команду «Дай!» Риф выполнял безукоризненно, тут же отпуская и «нарушителя», и «рукав».

Зимой я приучила Няфчика (так ласково я называла своего пса) к упряжи и различным аллюрам. По команде он менял шаг на рысь и галоп. На прогулку я надевала маленькие лыжи или брала с собой санки. Риф пробегал много километров, ежедневно возил меня на буксире по лесным дорогам и глубокому снегу. Домой мы возвращались уставшие, но довольные. Благодаря таким упражнениям Рифка заматерел, раздался в ширину, мускулы его стали крепче железа, а грудь увеличилась в объеме.

Когда наступила весна, и снег сошел, мы вновь объединились с нашими знакомыми собачниками, но Риф вел себя хорошо только с братьями и особами женского пола. Остальных кобелей гонял, как мог.

Как-то раз мама ушла с Рифом в лес, а вернулась очень поздно, с исцарапанными руками, пес плелся за ней, виновато подергивая обрубком хвоста, но хитро поглядывая из-под кустистых бровей. Мама костерила Рифку на чем свет стоит. Оказалось, что вместе с Иртеном они загнали Тагира – того самого знакомого овчара – в забор из колючей проволоки, окружающий наш закрытый городок. За забором была еще и просто проволока, затягивающаяся от резких движений. Собака попала в западню, а два шалопая издевались над ней, с рычанием бросались, делая вид, что вот-вот укусят. От ужаса овчар еще больше запутывался в клубах проволоки и отчаянно визжал. Когда подоспели люди, Рифка и Иртен отбежали с самыми невинными мордами – будто вовсе не причем (знали, что влетит).

Собаку освобождали долго, каждую проволочку приходилось гнуть до тех пор, пока она не ломалась, овчар пытался выбраться сам, но это лишь мешало тем, кто пытался освободить его из ловушки. Уже стемнело, проволоку почти не было видно. Риф сбежал, Иртен, похоже, собирался сделать то же самое. Наконец, собака была свободна, густая шерсть защитила кожу от серьезных повреждений, но морда и лапы кровоточили из-за многочисленных царапин. От усталости и боли Тагир едва держался на ногах, пошатываясь, он медленно побрел к дому за хозяином.

После того случая дружная компания собачников распалась. Да и времени стало не хватать. Я заканчивала школу и готовилась поступать в институт, мама серьезно заболела, а папа давно забросил Рифа. Пес, конечно, понимал, что все это временно, но его карие глаза смотрели с укором. Чтобы себя развлечь, Риф придумывал разные штуки.

Дата добавления: 2015-08-18