Глава 1. Хочу собаку!

Вечер. В квартире только я, мама и Малыш – толстая морская свинка, который давно не показывает носа из-за зеленого низкого кресла. Малыш боится швейной машинки, она стучит и воет, поэтому свин предпочитает укромные уголки, пока все не прекратится.

- Мама, а каких собак ты любишь?

- Всех.

- А немецкие овчарки тебе нравятся? А доги?

- Нет, они слишком большие.

- Мам, а давай заведем собаку, только большую.

- Яночка, ну ты же понимаешь, какая это ответственность. Надо с ней гулять, дрессировать… А вдруг мы не справимся?

- Ну, мам, ну давай! Я буду гулять с ней и дрессировать ее.

Мама отрывается от шитья, устало опустив руки. Перед ее глазами луг. Цветы, солнце и большая собака рядом. Ее образ расплывчат, но нога чувствует теплый шерстяной бок, кожа ощущает солнечное тепло, она вдыхает тонкие цветочные ароматы, словно и нет работы с восьми до пяти, дочери и мужа – все скрылось за прекрасной дымкой мечты детства. Есть только она – большая собака рядом, добрый, хороший друг…

- Мама, мамочка, ну давай возьмем щеночка. Он будет такой славный, я сама буду вытирать за ним лужи.

Мама улыбается мне в ответ и, как всегда, ничего не говорит. Ведь собака – серьезное решение. Всем сердцем надо захотеть всей душой пожелать, да чтобы вся семья была настроена серьезно. Ведь щенок – каким бы он ни был – породистым аристократом или безродной дворнягой – не игрушка, он – член семьи и требует к себе столько внимания, сколько нужно маленькому ребенку. И он будет ждать именно такого обращения.

Я же лишь мечтала о собаке. Как мама, я рисовала в своем воображении картины, где несуществующий пес сопровождал меня повсюду. Он бежал рядом по улицам, лизал мягким горячим языком протянутую руку, теплым боком касался ноги…

Поглощенная своими мыслями, я не замечала, как папа стал посещать клуб собаководства, записывать лекции по уходу за щенком и воспитанию служебной собаки. Видимо, тот мальчишка, страстно желавший собаку в детстве, тоже проснулся в суровом мужчине. Но обстоятельства бытовой жизни мешали принять окончательное решение.

Когда январским унылым вечером в дверь постучали (а я уже почти спала), мне и в голову не пришла мысль о том, что мужской голос, пробубнивший о чем-то маме, принадлежит человеку, который осуществит мою мечту. Любопытство пересилило сон:

- Мама, кто приходил?

- Да вот, щенка предлагают. Ризеншнауцера.

Ах, как я была счастлива, тем более, что на следующий день родители пошли к хозяину щенков. Была бы я так счастлива, если бы узнала, что они пошли отказываться от собаки? Но произошло то, что должно было произойти.

Когда хозяин щенков – Евгений Дмитриев, выслушал все доводы моих родителей, что собака – это большая ответственность, нет опыта дрессировки, а вдруг не сумеем, а вдруг… он просто предложил посмотреть малышей. Мама и папа прошли на кухню. Через минуту туда примчались «четыре черненьких чумазеньких чертенка». Трое из них затеяли веселую возню, не обращая внимания на нежданных посетителей, а четвертый, остановившись на пороге, осматривал гостей. Потом подошел к ногам отца и лег. Собака выбрала себе хозяина.

Мы с младшей сестренкой в это время готовились к торжественной встрече щенка. Я отыскивала одеяло, Ленка – миску для воды и миску для еды. Результатом моих поисков стал маленький матрасик, который как нельзя лучше подходил щенку под подстилку. Ожидание продлилось долго. После того, как щенок улегся в ногах папы, родителям столько всего нужно было узнать! Одно дело – книги по собаководству, которых было у нас достаточно, лекции в клубе собаководства, и совсем другое дело – общение с человеком-практиком. Евгений был и хорошим дрессировщиком, работал в пензенском клубе «Ласточка». Многое узнали папа и мама по воспитанию ризеншнауцеров такого, о чем не пишут в книгах – на таких мелочах даже не останавливаются. А без мелочей – как быть?

Эти собаки нуждаются в ежедневном уходе. Необходимо со щенячьего возраста заботиться о шерсти и «уборном волосе», к которому относят усы, бороду, челочку, «юбку», носочки и штанишки на лапах. Кроме того, ризеншнауцерам в 1,5 месяца купируют уши – придают им стоячую красивую форму, поэтому необходимо было знать все процедуры, которые предстоит вытерпеть щенку.

Евгений рассказывал и о минеральных веществах, которые следует добавлять молодым собакам в корм, и о приемах тримминга – щипки, и о лекарствах, и о прививках.

Короче, в этот день мама и папа вернулись заполночь. Мы с Леной успели уснуть, но тут же вскочили с кроватей, когда услышали, как в замочной скважине царапает ключ.

Папа достал из-за пазухи маленького грустного щенка, который никак не мог привыкнуть к яркому свету лампы в коридоре, и посадил его на пол. Щенок показался мне самым лучшим, самым красивым, самым замечательным во всем мире. Черненький, косоглазенький, с толстыми лапами, на морде-кирпичике в разные стороны торчит шерсть – будущие усы и борода. Я погладила маленького по мягкой шерстке, он даже не посмотрел на меня, продолжая щуриться. От еды малыш отказался, от воды – тоже. Щенку было немного страшно, он вдруг остался совсем один, рядом не было братьев и сестер, большой мамы и знакомых с рождения людей. Тоска охватила маленькое сердце, и малыш заскулил, жалуясь на горькую судьбу.

Всю ночь мы с Леной слышали, как грустит щенок. Лишь под утро сон все же сморил его.

Глава 2. Ойка, Зайго, Иф, Иртен…

Клички собак, которые написаны в родословных, часто похожи на заклинания: Бэро Крапебард, Бабетта Диккенз, Чанга Арго… Вот и нашего малыша звали Иф Хорст Швалбе. Если расшифровать эту длинную кличку, то можно будет узнать, что Швалбе – это название клуба собаководства по-немецки («Ласточка»), Хорст – это название питомника, также по-немецки («гнездо» в данном случае), а Иф – кличка собаки. При этом, все щенки данного помета назывались на букву «И» – Ирма, Икс… Но все же нашу собаку мы звали по-другому – Риф. Это было и коротко, и кличка была хорошей, звучной – в ней присутствовала буква «Р». Не выкрикивать же каждый раз: «Иф Хорст Швалбе, пожалуйте кушать», – язык сломаешь.

Щенок уже на третий день стал знать свое имя, подбегал к миске по зову – в общем, проявил хорошую способность к обучению. Мои родители продолжали встречаться с Дмитриевыми, с которыми потом мы стали добрыми друзьями, и узнавать все больше про правильное выращивание щенка. Но, кроме того, Женя рассказывал об отце щенков – Зайго фон Эрленгрунд – вывезенном из Германии, матери – Ойке Баска Швалбе, о самой породе и выставках.

Зайго, по его словам, был прекрасно выдрессирован. Его привез из питомника «Эрленгрунд» бывший военный, который сдружился с владельцем. Но даже по дружбе тот мог подарить только кобеля. Очень уж ценная кровь текла в собаках этой линии. Дед Рифа по отцу, например, был чемпионом страны, кандидатом в чемпионы мира по породе. Даже в журнале «Ризеншнауцер Ревю» публиковалась его фотография. А журнал этот издавался в Москве любителями породы, которая в девяностые годы была крайне популярна. Зайго соответствовал немецкому стандарту – с жесткой черной шерстью, среднего роста, крепкой конституции. Отличался недоверчивостью к посторонним. На военных испытаниях по дрессировке по всем четырем показателям – злобность, послушание, выносливость и бесстрашие – имел пятерки. Женя говорил, что Зайго по первому требованию хозяина отходил даже от Ойки. Я видела фотографию этой собаки, и мне хотелось, чтоб и Рифка стал немного похожим на своего отца.

Мама Ойка удивляла меня огромным «передничком» с наградами, полученными на различных выставках и соревнованиях. Там были золотые медали за экстерьер, значки пройденных курсов дрессировки – общего и защитно-караульного. Всего у нее было более сорока самых разнообразных знаков отличий.

Это была небольшая, изящная собака с богатым уборным волосом. Сквозь кустистую челку смотрели умные, темно-карие глаза. Морда Ойки с шикарными бородой и усами напоминала правильный прямоугольник, передние лапы были как два пушистых столбика, а с груди свисала длинная «юбка». Ойка всегда была сдержанна, не позволяя себе вспышек дикой радости или злобы. Но под видимым покоем, даже рассеянностью скрывалась сжатая пружина нервов, мускулов и моментальной реакции. Татьяна Дмитриева со смехом рассказывала, как один ее знакомый - опытный дрессировщик Сероглазов однажды усомнился в этом. Насмехаясь над Ойкой, он стукнул Татьяну перчатками по плечу и удивленно осознал себя лежащим в осенней грязи, причем на горле легко сжимались белоснежные Ойкины зубы. До того момента, как шок прошел, и Сероглазов смог что-то вымолвить, прошло около минуты. Конечно же, собака сразу, по команде «Дай!», отошла от поверженного дрессировщика. Первыми его словами было: «Я глубоко ошибался, извините».

Ойка не любила, когда ее обнимают, видимо, чувствуя возможную угрозу и тихо рычала, предупреждая. Но никогда не кусала маленьких, например, Ленку, даже когда та донимала ее, а лишь тихо брала в пасть маленькую ручку и чуть сжимала зубы. Обычно сразу наступало взаимопонимание.

У Рифа были пять братьев и четыре сестры. Четверо из собак – Икс, Иртен, Индус и наш – остались в городе, а остальных щенков распродали кого куда по всей стране.

Через неделю всех тех хозяев малышей, которые жили неподалеку, Женя собрал вместе и объявил, что щенкам необходимо купировать уши. Так мы встретились и познакомились. Наперебой рассказывали, как выбирали себе щенков. Индуса взяли как самого крупного, Икс (самый оручий и нервный из всех) вел себя как тихоня, не выспался, верно, Иртена приобрели, так как будущему своему хозяину он написал на ногу. Каждая собака отличалась своим характером, который проявлялся даже в таком возрасте. Индус – добродушный увалень, Икс – хитрюга, Иртен – взбалмошный, выраженный холерик и наш – угрюмый, но довольно милый щенок, себе на уме.

В тот день решили, что уши необходимо купировать на этой же неделе, так как если операцию провести позднее, то хрящи могут «не встать», и все будет напрасно, а это – недостаток по стандарту. Вместе с Людой и Мишей Боковыми договорились ехать в Пензу к ветеринару.

Я была в школе, поэтому пропустила, как вернулись мама, папа и Риф, но, придя домой, застала весьма жуткую картину. Все обои, холодильник, пол были в пятнышках крови. По коридору слонялся полусонный Риф с висящими обрезками таких милых бархатных ушек. Что от них осталось! Мое сердце просто кровью обливалось, когда я смотрела на две тряпочки, все в зеленке и торчащих ниточках, завязанных в узелки. Щенок порой тряс головой и скулил, а с ушек капали маленькие красные капельки.

Ежедневно приходилось брать Рифа на руки и обрабатывать край уха вначале перекисью водорода, а потом зеленкой. Эта болезненная операция необходима, чтобы рана скорее заживала, а ухо, стянутое нитками, приняло стоячее положение. Конечно же, голова ризеншнауцера, дога и добермана выглядит прекрасней, благородней со стоячими ушами, но что приходится пережить малышу ради красоты! Поэтому я была полностью согласна с английским стандартом, где купирование ушей запрещено.

Долгое время уши Рифа не вставали в правильное положение, правое – торчало как стручок, а левое сначала лежало вплотную к голове, а потом прислонилось к правому. Только у Иртена и Индуса уши сразу приняли нужное положение.

Когда раны малышей зажили, стали их прививать от всяких болезней, коварно подстерегающих каждого породистого щенка: чумки, энтерита, лептоспироза. И только тогда, когда курс прививок был закончен, можно было выходить с Рифом на улицу, до этого пес сидел дома, даже друзей не пускали – боялись случайной инфекции.

К первой прогулке готовились тщательно. Купили ошейник, мама сшила поводок. Дома Рифа приучали к команде «Рядом!», надевали обновки – пусть привыкнет и перестанет волноваться, когда чувствует сопротивление поводка.

Вместе с Рифом пришли его братья – Иртен и Икс. Трое сорванцов обрадовались, когда увидели друг друга, они затеяли догонялки и борьбу и играли до тех пор, пока на лесной тропинке не показалась Ойка. Вся троица замерла, причем их позы были почти одинаковыми, потом Риф лег, будто бы притаившись, Иртен медленно пошел вперед, а Икс так и остался на месте. Когда Ойка приблизилась на расстояние десяти шагов, все щенки пулей сорвались с места, окружили мамку и залились торжествующим лаем, который то усиливался, то переходил на взвизги, то слабел, но не прекращался. Ойка брела, низко опустив голову. Уж ей-то эти щенки порядком надоели, и она была счастлива, как никто, когда унесли последнего. Сорванцы не оставляли мамку в покое, кусали за усы, за лапы, гавкали в уши, не обращая внимания на то и дело поднимавшуюся верхнюю губу.

Наконец Ойка не выдержала с открытой пастью кинулась она на самого нахального (а им оказался Риф) - кубарем покатился щенок по сухим прошлогодним листьям, превращаясь в клубок мусора, но тут же вскочил и, даже не отряхнувшись, ринулся в бой. К нему присоединились и вовремя отскочившие братья. Опять доставалось Ойке от трех наглецов. Не помогали крайние меры, даже взятые на поводки, щенки упорно продолжали гавкать, будто обвиняя в чем-то маму, лишь когда прогулка закончилась, и мы пошли домой, Риф замолчал. Всю дорогу до дома он поминутно оглядывался и смотрел по сторонам: «Куда же все подевались, ведь было так весело!»

Каждый раз после прогулки щенку полагалась миска с едой. Риф быстро освоил это, поэтому, как только заходил в коридор, летел к дверям кухни, порой натыкаясь на что-нибудь, и торопил всех: «Ну, дай! Ну, дай!» - покушать щенок очень любил, казалось, что он будет есть, пока не лопнет. Но эти наклонности следовало ограничивать, давать меньше, но чаще. Особенно любил наш малыш вечернее кормление. Ему выдавался кусок мяса на косточке, а какая собака откажется от такого! Кроме мяса, щенку давали кальцинированный творог, плавленый сыр с кефиром, рыбу, крупяные каши, супы и яйца. В еду следовало добавлять различные минеральные добавки, содержащие необходимые микроэлементы для роста и развития малыша, витамины А, D, Е, морскую капусту – источник йода. Мы тешили себя надеждой, что пес будет участником выставок, поэтому строго соблюдали все рекомендации Дмитриевых по выращиванию. Для того чтобы у собаки не провисла спина, полагалось кормить щенка с подставки. Чтобы сохранить правильный прикус, нельзя было тянуть тряпки из его рта. Для красоты уборного волоса борода после кормления тщательно промывалась и расчесывалась. Не разрешалось брать щенка «под мышки», гладить по голове, пугать и т.д., неправильно стоящее ухо заматывалось пластырем для придания ему устойчивости и верного положения.

Летом, в конце июля, должна была состояться первая выводка щенков, в которой Риф также принимал участие.

Для этого состоялся первый тримминг – выщипывание старой, отмершей шерсти по заданному стандарту. Щипке подвергают всех жесткошерстных собак – скотч-терьеров, эрделей, даже американских коккер-спаниелей. Шерсть у нашей собаки была такой жесткой и так крепко сидела, что зачастую я обрезала себе пальцы как проволокой. Для Рифки, я думаю, эта процедура была крайне неприятной.

В лесу, на лесной поляне впервые маленького подвергли триммингу, он скулил и вырывался, а потом стал огрызаться на мучителей. Но дело было доведено до конца. Через день на коже Рифки появилось страшное раздражение, ежедневно мы смазывали его витамином А в масле и детским кремом.

Все было сделано правильно. К выставке пес оброс короткой шерстью, ему подстригли усы и бороду, подровняли шерсть на лапах и груди, он стал выглядеть просто великолепно – настоящий ризеншнауцер. То, что это еще подросток, было видно сразу – мелкая грудь, длиннолапый – но так элегантно выглядела его расчесанная борода, сурово нависала челка над косенькими хитрыми глазками, так красивы были его движения, что я не сомневалась в победе своего любимца.

Дата добавления: 2015-08-18