ГЛАВА 13.

ОСЕНЬ 2005 ГОДА. Хлоя поменяла специализацию, перевелась на факультет административного управления и уехала учиться дальше в тот же университет в Кингстоне, провинция Онтарио. Вскоре после этого Джеси сказал мне, что хочет оставить работу в ресторане и на месяц уехать на север, чтобы там писать музыку с приятелем-гитаристом, которого я почти не знал. Отец этого парня работал адвокатом, специализируясь в области увеселительных мероприятий, и у него был большой дом на озере Кучичинг^[49]. И катер в придачу. Ребята могли там ничего не платить за жилье, а на жизнь зарабатывать мойкой посуды в каком-нибудь местном ресторанчике. Что я по этому поводу думаю? Я и Джеси, мы оба знали, что вопрос этот был чисто риторическим. Естественно, я сказал сыну, что он может ехать.

Он туда и уехал. Я тогда, помню, подумал, что в девятнадцать лет люди так и поступают. По крайней мере, Джеси знал, что Майкл Кертис снял две концовки «Касабланки» на тот случай, если одна не сработает. Хоть это должно было помочь ему выжить в нашем мире. Теперь никто не сможет меня упрекнуть в том, что я позволил сыну уехать беззащитным.

Впервые голубая спальня на третьем этаже дома в китайском квартале опустела. Как будто в одночасье кто-то высосал все жизненные соки нашего жилища. Но позже — недели через две после отъезда Джеси — мне это даже стало нравиться. Не было больше вечного бедлама на кухне, на ручке дверцы холодильника не появлялись грязные пятна от пальцев, никто в три ночи не топал по ступенькам на третий этаж.

Время от времени сын звонил домой, как будто ненавязчиво исполнял не очень приятную обязанность. С деревьев облетела листва, вода в озере стала очень холодной, но с работой все шло отлично. Да и в остальном все тоже неплохо складывалось — он с Джоэлом (так звали друга-гитариста сына) уже сочинил кучу песен. Джеси по ночам заворачивался на катере в одеяло и смотрел на звезды, а приятель его бренчал на гитаре. Может быть, они снимут себе на двоих квартиру, когда вернутся в город. А на выходные к ним однажды приезжала Хлоя.

Как-то раз (когда велосипедисты снова ездили в перчатках) позвонил телефон, и я услышал голос Джеси. Его голос дрожал, как у человека, заблудившегося в настоящем, который шел по льдинам, выскальзывающим из-под ног.

— Меня только что бортанули, — сказал сын.

— С работы выгнали?

— Нет. Хлоя. Она меня отшила.

Они постоянно ругались по телефону (из-за его бессмысленной жизни, друзей его неудачников — Хлоя их называла «официантами и грузчиками в аэропортах»). Кто-то после этого бросал трубку. Обычно перезванивала она. (Такое случалось и раньше.) Но после последнего разговора она перезванивать не стала.

Прошло несколько дней. На третье утро — в ярком солнечном свете, когда листва деревьев отливала медью, — он проснулся в полной уверенности — как будто видел это в кино, — что она нашла себе другого приятеля.

— Я позвонил ей на сотовый, — продолжал Джеси. — Она не ответила. Было восемь утра. — Не лучшее предзнаменование, подумал я, но ничего сыну не сказал.

Он звонил ей весь день из кухни в ресторане, оставил несколько сообщений на автоответчике. Позвони мне, пожалуйста. Я оплачу междугородние переговоры. Пока он пытался дозвониться Хлое, его убежденность, эта его уверенность разрасталась во всем его существе как чернильная клякса, как ощущение того, что происходит что-то очень серьезное; Джеси казалось, что он попал в такую передрягу, в которой раньше ему никогда не приходилось бывать.

В конце концов, ближе к десяти вечера Хлоя ему перезвонила. Она говорила из какого-то шумного места. В трубке звучала музыка, слышались приглушенные голоса. Где она была? В баре, наверное, каком-нибудь.

— Она звонила тебе из бара? — не удержался я от вопроса.

Джеси спросил ее, что случилось. Голос его при этом срывался от волнения.

— Нам надо с тобой кое-что обсудить, — сказала она ему так, будто говорила со случайным прохожим.

Ни к чему не обязывающие слова. Причем, как ему показалось, она произнесла их, прикрыв трубку рукой и одновременно заказав у бармена мартини. Без всяких обиняков Джеси сразу же перешел к сути дела (он всегда поражал меня этой своей манерой).

— Ты хочешь, чтобы мы расстались? — спросил он.

— Да, — ответила Хлоя.

Тут он допустил серьезную промашку — повесил трубку. После этого стал ждать ее ответного звонка, из глаз его катились слезы. Он ходил из угла в угол, меряя шагами гостиную в том коттедже на севере, не сводя взгляда с телефона. Он вслух что-то говорил, обращаясь к ней. Но телефон молчал. Тогда он сам перезвонил ей.

— Что у нас происходит? — спросил он Хлою.

И тут она сыграла свою роль. Она много об этом думала, сказала девушка, и решила, что они друг другу не подходят. Она молода, ходит в университет, перед ней открываются «прекрасные служебные перспективы». Она выдавала ему одно затертое клише за другим, причем все это было произнесено новым тоном девушки, обреченной идти по пути жизненного успеха. Джеси и раньше подмечал у нее такие интонации, но теперь у него уже не возникало желание ее за это придушить — теперь он начал ее бояться.

— Ты пожалеешь об этом, Хлоя, — сказал он.

— Может быть, — беззаботно проговорила она.

— Если это так, можешь считать, что меня в твоей жизни нет.

Рассказав об этом разговоре, Джеси добавил:

— И знаешь, пап, что она мне ответила? Она мне сказала: «Пока, Джеси». При этом она произнесла мое имя очень мягко, даже нежно. У меня сердце разрывалось, когда она произнесла это «Пока, Джеси».

Приятель сына Джоэл пришел позже вечером, когда кончилась его смена на кухне. Джеси обо всем ему рассказал.

— Правда? — Джоэл покачал головой.

Он слушал Джеси минут десять, прилаживая новые струны к гитаре, а потом, как показалось сыну, потерял к этой истории всякий интерес и перевел разговор в другое русло.

— Ты смог хоть немного поспать? — спросил я.

— Да, — ответил Джеси. В тоне его ответа прозвучало удивление моим вопросом.

Мне показалось, что сыну от меня было что-то нужно, но я прекрасно понимал, что ничем ему помочь не могу, разве что сказать несколько общих фраз о том, как отделаться от того яда, который скапливался в его существе на протяжении последних двух суток. Понимая, как банально и бессмысленно это звучит, я сказал Джеси:

— Мне бы очень хотелось тебе помочь.

Потом я что-то ему говорил. Точно вспомнить, что он мне отвечал, я сейчас не берусь, мы просто говорили, говорили и говорили.

— Может быть, тебе лучше вернуться домой? — предложил я.

— Не знаю.

— Хочешь, я дам тебе один совет?

— Конечно.

— Не позволяй себе уйти в загул — не пей и не вздумай баловаться наркотиками. Выпей пару бутылок пива. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но если ты уйдешь в загул, то как-нибудь утром тебе покажется, что ты попал в ад.

— Мне и так кажется, что я уже там, — произнес Джеси с горькой усмешкой.

— Можешь мне поверить, — сказал я, — это еще далеко не предел.

— Надеюсь, ты меня еще любишь.

— Конечно, люблю.

Пауза.

— Как тебе кажется, она уже нашла себе нового парня?

— Понятия не имею, мой дорогой. Хотя, не думаю.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты считаешь, что она себе еще никого не нашла?

— Мне кажется, это было бы слишком быстро, вот и все.

— Парни все время вьются вокруг нее как пчелы.

— Это вовсе не то же самое, что водить их к себе домой.

Я с сожалением подумал о сказанных словах, едва они сорвались у меня с языка. Они вполне могли дать толчок его воображению. Но, к счастью, у Джеси в голове роились уже другие мысли.

— Знаешь, чего я боюсь? — спросил он.

— Да, знаю.

— Да нет, — попытался возразить он, — чего я на самом деле боюсь.

— Чего?

— Я боюсь, что она будет спать с Морганом.

— Не думаю, что это произойдет, — попытался я успокоить сына.

— Почему бы и нет?

— У нее с ним вроде все уже кончено.

— Меня бы это волновало гораздо меньше, если бы это случилось с кем-нибудь другим.

Я ничего Джеси на это не сказал.

— Но меня просто жуть берет при мысли о том, что это произойдет с ним.

Последовала долгая пауза. Я ясно представил сына в тот момент в загородном доме около пустого озера, окруженного голыми деревьями леса, где каркают вороны.

— Наверное, тебе было бы лучше вернуться домой.

И снова долгая раздумчивая пауза, во время которой я чувствовал, как Джеси представляет себе всякие тягостные сцены.

— Мы можем еще немного с тобой поговорить?

— Конечно, — ответил я, — у меня впереди целый день.

Иногда, когда поздно ночью раздается телефонный звонок, я пару секунд соображаю, стоит ли мне снимать трубку. Я задумался над тем, стал бы я поступать подобным образом, когда моего сына терзают такие мучения. Порой мне кажется, что ночью на звонки отвечать не надо. Пусть лучше утром перезвонят. Но тут я вспомнил Полу Муре, череду мутных зимних рассветов, когда я просыпался слишком рано, а впереди маячил долгий кошмарный день.

— Помнишь, ты однажды сказал мне, что временами Хлоя тебя утомляет? — напомнил я Джеси однажды вечером, когда мы говорили по телефону.

— Я задал тебе такой вопрос?

— Ты сказал тогда, что боишься с ней путешествовать, потому что она может надоесть тебе в самолете. Ты еще тогда говорил, что иногда во время разговора отводишь трубку дальше от уха, потому что не можешь больше слушать, как Хлоя беспрестанно щебечет о карьере.

— Я ничего такого даже не помню.

— У тебя к ней возникали именно такие чувства — вот в чем все дело.

После долгой паузы сын спросил:

— Ты считаешь, что это ребячество — обсуждать такие вещи с отцом? Но с друзьями я об этом говорить не могу. Они несут всякую чушь, причем сами этого часто не понимают, но я боюсь, что они по глупости сморозят что-нибудь такое, что меня и вправду заденет. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Конечно, понимаю.

Слегка изменив тон, как человек, в конце концов признавшийся в совершенном преступлении, Джеси сообщил:

— Я ей звонил.

— Ты что, серьезно?

— Я задал ей этот вопрос.

— Это был храбрый поступок.

— Она сказала нет.

— Что нет?

— Нет, ни с кем не спала, а если и переспит, это не мое дело.

— Приличные люди таких вещей не говорят, — заметил я.

— Это не мое дело? Всего несколько дней назад мы были вместе, а теперь это не мое дело.

— Что же ты..? — Я замялся. — Что же, по ее мнению, ты такого натворил, что так сильно ее взбесило?

— Морган к ней относился как к подстилке. Изменял ей, с кем только мог.

— Правда?

— Да.

— А ты, Джеси, что ты ей сделал?

— Как думаешь, у меня еще будет когда-нибудь такая же красивая девушка, как Хлоя?

Снова здорово. У меня той осенью были и другие проблемы: жена моя, большая журнальная статья о Флобере, плитка, которая сыпалась с крыши на третьем этаже, еще рецензия на фильм для «той самой газеты», жилица в полуподвальной квартирке, никогда вовремя не платившая за жилье, коренной зуб, которому требовалась коронка (страховка Тины покрывала только половину расходов на зубного врача), — но в этом сексуальном ужасе Джеси было что-то такое, что никак не укладывалось у меня в голове.

Люди говорят: «Все будет хорошо. Жизнь так устроена, такое со всеми случается», — но я знаю, какое кино крутится в голове посреди ночи, я знаю, что это кино может свести с ума от непереносимой боли.

А еще было странно, что именно тогда, когда я уже стал привыкать к тому, что сын живет где-то своей жизнью, выдернутый из дома силой обстоятельств, в каком-то смысле он возвращается обратно домой. Мне вовсе не хотелось, чтобы это произошло таким образом. Я бы чувствовал себя гораздо лучше, если б сам копошился в низу общественной лестницы и ужинал с отцом, когда все друзья заняты своими делами.

Дата добавления: 2015-08-18