Г л а в а 20

СЫН

П о душе пришелся Березине новый терем. На высоком подклете, с просторными сенями, горницами, повалушами, солнечной светелкой.

Светелкой нарадоваться не могла. В четыре оконца из дивного заморского стекла. (Купец Силуян постарался). К какому оконцу не подойдешь - и всюду лепота. Из одного - озеро виднеется и град Ростов, из второго - река Векса, из третьего - березовая роща, из четвертого - сосновый и еловый лес. Это тебе не ростовская изба, из коей ни реки, ни леса не видно. Здесь же сердце радуется. Распахни косящетые оконца - и дыши упоительным и благоуханным воздухом. Да и во всем тереме воздух от свежих сосновых стен настолько духовит, словно в красном бору очутилась.

- Любо тебе в тереме, ладушка? - спросит Ярослав.

- Любо!

- Вот погоди, терем еще краше будет. Прикажу полы, лавки и стены бухарскими коврами украсить. Глаз не отведешь.

- Ой, не надо, Ярослав Владимирыч!

- Отчего ж так?

- Не любят наши боги чужеземные изукрасы. Чем же тогда дышать? А здесь смолой и хвой пахнет. Славянским духом!

- Славянским духом?.. Добрые слова молвила, Березиня Прохоровна.

Оба глянули друг на друга и рассмеялись.

Ярослав уже давно просил не величать его Владимировичем, но у Березини смелости не хватало, чтобы назвать князя просто Ярославом.

- Запомни, ладушка, навсегда запомни, что я тебе больше не князь, а супруг. До конца жизни моей - супруг.

- Ох, не знаю, Ярослав Владимирович. По христианскому обряду ты должен венчаться с женой. Мы же...

- Прими крещение - и обвенчаемся.

- Я всю жизнь буду предана славянской вере, как и тятенька мой с матушкой. Твою же веру принесли из чужедальней страны. Зачем же нам становиться чужеверцами? Наша вера светлая, как родник, и всем понятная, ваша же - туманная и лживая.

- В чем же она ложна, Березиня?

- Да почти во всем. Сам же рассказывал о заповедях Христа. Ваш бог говорит: «не убий», а твой отец Владимир брата Ярополка убивает. Бог говорит: «не прелюбодействуй», а тот же Владимир, презрев жен своих, блудом занимается.

Ярослав поперхнулся: напрасно он поведал Березине о жизни отца, и в который уже раз надо христианскую веру защищать.

- Человек был изначально греховен. Я тебе уже рассказывал об этом. Бог отлучил от себя грешника и осудил его на вечную погибель. И всё же Создатель замыслил спасти человечество. Он послал на землю Сына Своего, Иисуса Христа, дабы он принес искупительную жертву, приняв смерть за грехи людей и указав им истинный путь жизни.

- Трудно уразуметь, Ярослав Владимирыч.

- Не спорю, трудно. Вера начинается в разуме, мыслях, но утверждается в сердце.

- Твои слова, Ярослав Владимирыч, полностью относятся к нашей вере. Она издревле в наших сердцах.

- Христианство не отгорожено от язычества железной дверью. Всё лучшее от старой веры оно вбирает в себя.

- Хитрое же ваше христианство. Зачем же отбирать у славян самое хорошее? Ведь ваша вера и без того самая лучшая. Мы же ничего от вас не берем.

Их спор затягивался. Ни убежденный христианин, ни убежденная язычница никак не хотели уступать. А Ярославу спор нравился, он чувствовал, что его прелестная Березиня чиста душой, ее заблуждения зиждутся на искренней вере в языческих богов, кои настолько живучи, что искоренить их до конца никогда, пожалуй, и не удастся, как никогда не удастся человеку вырвать с корнями могучее дерево.

Гораздо легче было убедить Березиню, что она не прелюба, а подлинная жена.

- Дед мой, Святослав Игоревич, тоже в храме с ключницей не венчался, и всегда называл свою Малушу любимой женой. Почему внуку его примеру не последовать? Ты моя жена, жена, ладушка! Я к тебе не воровски прихожу, а открыто, и всей дружине втолковал, что ты - моя законная супруга, и никто не посмеет сие отрицать. Не величай меня больше Владимировичем.

- Хорошо, Ярослав. Я верю тебе.

Но проходило какое-то время, и Березиня вновь называла супруга полным именем. Тогда Ярослав с подчеркнутой вежливостью и почтением кланялся жене и говорил:

- Как будет тебе угодно, Березиня Прохоровна.

Березиня смеялась:

- Так только княгинь да боярынь величают, а не дочь смерда.

- А ты разве не княгиня, Березиня Прохоровна?

- Не смеши меня, Ярослав Владимирыч. Не хочу, чтобы ты меня так называл.

- Тогда окончательно договоримся. Я для тебя - Ярослав, ты - Березиня.

- Договоримся, Ярослав.

В первые недели, когда Ярослав отъезжал по неотложным делам в Ростов, Березиня чувствовала себя скованной. Надо было повелевать слугами, что ей давалось с трудом.

- Что изволишь, матушка государыня, к обеду подать? - вопрошала ключница.

Лицо Березини заливал алый румянец. Когда жила в семье, такого вопроса не возникало. Там всё было просто. По утрам они с матерью сновали у печи, варили в горшках щи, рыбью уху, репу, овсяную кашу, выпекали хлеба (в Оленевке с житом не маялись), ставили на стол ядреный ячменный квас, соленые рыжики и грузди, квашеную капусту... Мужичья еда неприхотлива. Здесь же - и яства, и питья княжеские. Березиня смущалась от обилия вкусной и разнообразной снеди.

- Зачем же столь много? Мне б чего попроще.

- Чего ж «попроще», матушка государыня?

- Чего?.. Лепешек с молоком, похлебки из белых грибочков, брусники моченой.

- А мясо из оленины, уточку жареную?

- Того не можно. Я не люблю, когда убивают птиц и зверей.

- Но я выполняю приказ князя, матушка княгиня.

- Я поговорю с князем.

Нелегко давалась Березине новая жизнь. То и дело ее хотелось выскочить из терема и бежать в милую ее сердцу рощу, туда, где ее душа обретала благостный покой и где она, забыв обо всем на свете, прижавшись к березе, могла пребывать долгими часами, вслушиваясь в трепетный шелест мягких и нежных листьев, кои в золотистых лучах солнца пели задумчивую упоительную песню. И она, ласково поглаживая теплой ладонью белоснежное древо березы, принималась тоже тихо напевать что-то светлое и жизнерадостное.

В такие минуты никого не было счастливей Березини. Она вся сияла, глаза блестели, белые мягкие волосы, слившиеся с березой, слегка колыхались на благоуханном животворящем ветру. (О боги, как же она была прекрасна!). Роща очаровывала, тянула к себе, как прекрасный цветок тянется к манящему синеокому небу.

Как-то Ярослав нашел ее в роще и невольно застыл, пораженный ослепительной красотой своей избранницы. Словно богиня любви и красоты Лада внезапно предстала перед князем. Не случайно Владимир Святославич, известный женолюб, возвел великолепный храм Ладе - в русском облачении, в розовом венке и с золотистыми волосами. Да вот же она - живая, только без драгоценного пояса и жемчужных украшений. Березиня еще прекрасней, ибо все самоцветы, нанизанные на простую полотняную рубаху, оказались бы чужеродными.

Необычайно теплое чувство охватило Ярослава.

- Березиня... Ладушка моя!

Березиня слегка вздрогнула, а затем встретилась с его восхищенными глазами и ступила встречу.

- Ярослав?.. Как ты здесь?

Ярослав нежно подхватил ее на руки и закружил, закружил, без вина опьянев от всепоглощающей любви.

Наверное, с той минуты Березиня окончательно поняла, что Ярослав без ума от нее, его чувство к ней глубокое.

- Любый ты мой.

Здесь, под сенью раскидистой березы, Ярослав страстно ласкал Березиню...

А через несколько недель, она, густо покраснев, подняла на князя робкие глаза и как-то нерешительно молвила:

- У меня... у меня будет дите, Ярослав.

- Дите? - порывисто шагнул к супруге князь. - Повтори, что ты сказала.

- Дите у нас будет.

- Боже милосердный! Как я ждал этого, Березиня, как ждал!

Ярослав осыпал супругу поцелуями. Радость его была неописуемой.

- Сына, сына хочу, ладушка.

- Это уж как боги пожелают, любый.

- Сына! Я буду неустанно молиться, и ты молись своим богам.

Ярослава захватило чувство гордости и отцовства. Березиня непременно должна родить сына. Дочь огорчит его, как и любого мужчину, ожидавшего первенца. Ему нужен наследник, княжич, а затем князь.

Радужные мысли уносили еще выше. Сыном великого князя! А что? Всё складывается к этому. Старший брат Изяслав умер. Святополк в немилости у отца, и едва ли Владимир Святославич, не смотря на лествичное право[185], утвердит его на Киевском столе. Вышеслав, как известно, часто недужит, и лекари говорят, что век его недолог. Жаль брата, но судьбу не обойдешь.

У великого князя не осталось выбора. Именно он, Ярослав, должен оказаться на отчем столе. Остальные - Мстислав, Судислав, Станислав, Борис и Глеб - роптать не будут, они - меньшие братья. Так что, возможно, и будет сын Ярослава наследником великого князя, старшим сыном, коему много дано.

Все последние дни перед рождением ребенка Ярослав неотлучно находился в опочивальне Березини, а когда уходил от нее, не находил себе места. Где бы он ни был, а в голове одна и та же неотвязная мысль:

«Награди мне наследником, ладушка. Награди!»

Вставал перед святой Богородицей и, наверное, уже в тысячный раз горячо молился.

А неделю назад ему пришлось искать бабку-повитуху, ибо Березиня решительно не захотела подпускать к себя княжеского лекаря Фалея.

- Дите дарует богиня Роженица. Она разгневается и принесет несчастье, если принимать младенца будет мужчина.

Ярослав не стал перечить и кинулся в Ростов. Ноги почему-то принесли его к кузне Будана, у коего было трое сыновей и двое девок.

- Посоветоваться к тебе, мастер. Прикажи, чтобы подручные вышли.

Кузнец пожал покатыми плечами: обычно Ярослав не прерывал работу ковалей, небось, что-то серьезное случилось.

- Слушаю, князь.

- Необычная просьба к тебе, Будан Семеныч... Жена моя чадо родить собирается. Подскажи добрую повитуху.

Кузнец улыбнулся, провел грузной ладонью по окладистой бороде.

- Да тут я тебе, князь, не советчик. То мою жену надо спытать.

- Спытай, Будан Семеныч, спытай!

Жена кузнеца назвала бабку Матрену. К ней, почитай, все брюхатые ростовны обращаются, рука у ней легкая.

Ярослав привез бабку в терем Березини и молвил:

- Ты уж порадей, Матрена. Избу тебе новую срублю.

Но бабка строго замахала руками.

- Перед родами ничего не сули, милок. Худая примета. Брани меня всякой скверной.

- Да ты что, Матрена? Я ж тебя не в исчадие ада посылаю.

- И-эх, милок, - вздохнула повитуха. - Худо ты наши обряды ведаешь. Прытко брани! А не то черт с рогами вылезет. И чтоб ноги твоей не было, когда я к роженице приду.

- Не будет, не будет, Матрена! - поспешил заверить сердитую старуху Ярослав.

И вот наступил час, когда по терему засновали мамки, няньки, сенные девки, а затем послышались громкие страдальческие крики Березини.

У Ярослава забилось сердце. Боже, как она мучается! Надо идти к ней, помочь, ободрить, она же может умереть!

И Ярослав распахнул дверь ложеницы.

- Березиня, ладушка, потерпи!

Но тотчас перед ним предстала разгневанная повитуха, обожгла ярыми глазами, взмахнула клюкой.

- Сгинь, нечестивец!

Ярослав попятился и прикрыл за собой дверь. Чувствуя, как все тело его покрывается потом, он прислонился к косяку, слушал болезненные стоны Березини, и, страдая душой, молился, молился.

Но вдруг Березиня на какое-то время замолчала, и тогда он услышал совсем другой крик - пронзительный и надрывный. Крик ребенка. Кто, Господи?!

Ярослав вновь распахнул дверь, оттолкнул какую-то сенную девку и метнулся к повитухе.

- Куда, нечестивец!

Но сердитый голос Матрены показался ему самым счастливым голосом на свете, ибо в руках она держала сына.

Дата добавления: 2015-08-18