Глава 5. Жизнь, которой у него не было

На следующее утро Гарри вел себя необычайно тихо. Снейп даже заволновался поначалу, но потом решил, что для подростка, который был оторван от своей обычной жизни, своих друзей и привычных занятий и заброшен в мир, где все ему было чужим, он держится весьма неплохо. Поэтому после нескольких безуспешных попыток накормить Гарри завтраком, Северус оставил его в покое. Они вернулись в библиотеку и снова занялись книгами.

Гарри больше делал вид, чем действительно что-то читал. Он часто бросал взгляды поверх книги на своего профессора… ныне приемного отца, вспоминал свой сон и пытался понять, откуда он мог взяться. Если это настоящие воспоминания «местного» Гарри, то почему их увидел он? Если это просто фантазия, то как она могла прийти ему в голову? Он мог бы допустить, что увидит профессора Снейпа в ночном кошмаре, но уж точно не в таком приятном сновидении! Мальчик все время ловил себя на мысли, что хотел бы снова увидеть этот сон и испытать то чувство защищенности и любви. От этих мыслей ему было странно и страшно: что если он привыкнет к мысли о Снейпе-отце? Как он будет жить, когда вернется к себе домой? Захочет ли он тогда возвращаться?

— Если ты хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай, — вдруг сказал Снейп, не отрываясь от пометок, которые он делал на пергаменте. — Необязательно прожигать на мне дырки.

— Извините, я не думал, что вы заметите, — почему-то смутился Гарри. — Мне казалось, вы на меня не смотрите.

— Я и не смотрю, — Снейп поднял на него взгляд. — Просто ты совсем не закрываешься, поэтому, даже не пытаясь тебя читать, я все равно чувствую твое настроение. Тебя что-то беспокоит?

— Теперь меня беспокоит то, что вы можете читать мои мысли, даже не глядя мне в глаза, — нахмурился Гарри. Воспоминания о том, как грубо Снейп врывался в его сознание на пятом курсе, временно подавили приятные ощущения от сновидения.

— Не мысли, Гарри. Только настроение и мысленные образы. Если тебе это не нравится, используй окклюменцию, — не успев договорить, Северус нахмурился. — Или тебя ей не учили?

— Учили, но… — Гарри смутился. — В общем, ничего не вышло.

— Не вышло? — тупо повторил Снейп. — Что значит «не вышло»? И твой наставник все бросил? Кто тебя учил? Дамблдор?

— Нет, — Гарри ковырял обложку книги. — Вы.

— Я?

— В смысле, профессор Снейп из моего мира, — поправился Гарри.

— Вот как, — Северус выглядел озадаченным. — Но я думал, вы не ладите.

— А мы и не ладим, — подтвердил мальчик, а потом усмехнулся. — Мягко говоря. Это Дамблдор так решил, что именно Снейп должен меня учить. У него даже были на это какие-то доводы, — он состроил рожицу, демонстрируя свое отношение к этим самым доводам.

— Вот как, — повторил Снейп. — И что же? Ничего не вышло, как я понимаю, но в чем именно была проблема?

— Ну… он ничего мне не объяснял, — выпалил Гарри, не желая говорить, что отчасти сам был виноват в провале занятий. — Все орал, что я должен «очистить сознание», а потом забирался в мои воспоминания, лез в самое сокровенное, о чем я даже друзьям не рассказывал. Это было очень неприятно, — насупившись, закончил он.

— Очистить сознание… Это очень сложный процесс. Особенно он сложен для подростков. Обычно окклюменцию не так начинают изучать. Лучший вариант — найти безопасные мысли.

— Безопасные мысли? — переспросил Гарри.

— Да. В самом простом виде окклюменция сводится к созданию блока, за которым человек прячет мысленные образы от легилимента. Люди, достаточно одаренные, имеющие врожденные способности к окклюменции, могут создавать такой блок на втором-третьем году изучения этого искусства. В начале же стоит научить человека создавать своего рода помехи. Это может быть что угодно. Можно выбрать песню, например, и петь ее. Только выбирать нужно песни-рассказы, чтобы можно было визуализировать текст, — объяснил Снейп. — Легилимент будет натыкаться на песню вместо нужных ему воспоминаний. Это, конечно, не спасет от проникновения опытного и сильного легилимента, но это как заклинание Вингардиум Левиоса в Чарах. Нужно начинать с простого, тогда сложное не покажется невыполнимым.

— Блеск! — буркнул Гарри. — Жаль, Снейп об этом ничего не знал.

Северус покачал головой и откинулся на спинку кресла. Мальчик прятал глаза, что значило, что он что-то скрывает, но Северус не хотел сейчас пользоваться своим преимуществом и лезть в его голову. В конце концов, это касается другого мира и других людей.

— Ты ведь о чем-то хотел спросить? — напомнил Северус, уходя от этой темы.

— Я не уверен, что хочу спрашивать, — пробормотал Гарри, но образы из его сна вдруг вновь нахлынули на него волной. Он должен понять, а Снейп мог помочь ему. — Я вчера перед сном нашел на столе колдографию. Точнее две колдографии, но одна у меня есть и в моем мире, а вот вторая… — Гарри вопросительно посмотрел на Снейпа, и тот кивнул. Конечно, он знал, о какой колдографии идет речь. — А потом мне сон приснился, — продолжил Гарри, все так же теребя уголок книги. Он не смотрел на Северуса, но тот внимательно изучал его лицо. — Про вас, — уточнил мальчик, и зельевар удивленно приподнял бровь. Выслушав краткий пересказ сна, он улыбнулся.

Осторожно закрыв книгу, Снейп встал из-за стола и пересел на кушетку к Гарри. Повернувшись к нему всем корпусом, закинув ногу на ногу, он аккуратно опустил руку на спинку кушетки за спиной мальчика. Забывая дышать, Гарри следил за его движениями, но, хотя профессор сел довольно близко, он не прикоснулся к нему ни рукой, ни ногой, ни даже краешком мантии. Неожиданно для самого себя мальчик испытал по этому поводу некоторое разочарование. Ему отчаянно хотелось снова вызвать те эмоции, которые нахлынули на него во сне, когда Снейп взял его маленького на руки. Но теперь, после того, как он попросил Северуса к нему не прикасаться, как он мог ожидать, что тот его обнимет? Ужаснувшись собственным желаниям, Гарри торопливо заговорил:

— Я просто хочу понять, что это было. Это так похоже на воспоминание, но со мной определенно ничего подобного не происходило.

— Да, Гарри, это воспоминание, но не твое, тут ты прав. Это воспоминание моего Гарри. То, что ты рассказал, произошло незадолго до его пятилетия. В первое же лето, как я стал его опекуном, Дамблдор настоял, чтобы я вывез ребенка куда-нибудь «подышать морским воздухом и провести время на солнышке», как он выразился. Чтобы не привлекать к Гарри излишнее внимание, мы выбрали маггловский городок на юге Уэллса недалеко от Кармартена. Там я снял коттедж, проклиная все на свете. Мало того, что я был отлучен от своих лабораторий, так еще был вынужден провести все лето среди магглов. В тот день я предоставил его самому себе, обустраивая себе в доме некоторое подобие лаборатории, но инцидент, который ты видел во сне, продемонстрировал мне, что мальчик, которому не исполнилось еще и пяти лет, не может о себе позаботиться и за себя постоять, поэтому…

Гарри видел, как шевелятся губы профессора, даже слышал его мягкий голос, но совершенно не понимал слов с того момента, как тот произнес словосочетание «мой Гарри». Мой Гарри… Это прозвучало так странно, но вместе с тем так правильно! В его мире были люди, которые могли обратиться к нему «мой мальчик» или «мой дорогой», но кто из них мог бы сказать «мой Гарри»? Быть может, Сириус, но он погиб слишком быстро и знал его слишком мало, чтобы успеть сказать это кому-то. А как хотелось бы быть чьим-то Гарри! Но он всегда был сам по себе. В этот момент он, наверное, впервые испытал некое подобие ревности к самому себе и во второй раз отчаянное желание оказаться на месте своего двойника. Он даже поймал себя на мысли, что Снейп в этом мире вполне нормальный человек и, наверное, очень неплохой опекун. Это была опасная территория мыслей, Гарри нельзя было привыкать к ним. Мальчик вдруг испугался.

— Что же я буду делать, когда вернусь? — неожиданно произнес он, обрывая зельевара на полуслове. Его глаза неотрывно следили за выражением лица Снейпа, но не заметили ни единого признака раздражения из-за столь непочтительного поведения. Старший волшебник продемонстрировал только небольшое удивление.

— Прости, что ты сказал?

Гарри немного смутился и отвел взгляд в сторону.

— Он абсолютно невыносимый человек, — тихо сообщил мальчик. — Я имею в виду профессора Снейпа из моего мира. Но я уже как-то привык к тому, что он злобный ублюдок, и меня его выпады, конечно, бесят, но уже не ранят. Но после вас… Я не уверен, что смогу воспринимать Снейпа так же, как раньше. Мне кажется, что я теперь всегда буду вспоминать вас, глядя на него, а вы совсем другой. И еще этот сон… — Гарри с трудом сглотнул ком, внезапно вставший в горле. — Все свое детство я мечтал, что кто-нибудь придет и заберет меня от Дурслей, но никто так и не пришел, — пожаловался он.

Северус испытал непреодолимую потребность обнять мальчика и прижать к своей груди, услышав этот полный отчаяния тон. Гарри, сидящий перед ним, был по сути тем же ребенком, что когда-то стоял перед ним с низко опущенной головой посреди гостиной в подземельях, только еще более ранимым, еще более несчастным, ведь за его плечами было гораздо больше лет, проведенных в одиночестве и эмоциональном вакууме, и гораздо меньше любви и заботы. И именно это обстоятельство заставляло Северуса сдерживать свой порыв, ведь этому Гарри он был чужим человеком. То, что его сын воспринимал как естественное проявление заботы, этот мальчик расценивал как что-то нездоровое, как он сам это обозначил. Он уже сказал, что прикосновения Снейпа ему неприятны, и это было неудивительно, учитывая его отношение к зельевару. Возможно, он вообще не привык, чтобы его обнимали или утешали. Поэтому Снейп лишь сжал пальцы в кулак, подавляя свои желания и гадая, как же ему быть с этим взрослым ребенком.

— Тебе, наверное, было нелегко, — сумел выдавить Снейп, глядя на закусившего нижнюю губу Гарри. — Я хотел бы тебе помочь, но я не знаю как.

— Я всегда мечтал о нормальной семье, — признался Гарри. — Чтобы рядом был кто-то, кто не будет считать меня уродом, кто принимал бы меня таким, какой я есть. Но никогда я не предположил бы, что таким человеком могли стать вы. Когда я только попал сюда, я не хотел даже думать о том, что вы могли бы меня усыновить, а теперь… — его голос стих. — Не знаю. Мне одновременно любопытно и страшно. Вдруг эта жизнь, которой у меня не было, покажется мне такой хорошей, что я потом не смогу вернуться к своей? С другой стороны, что если я смогу «вспомнить» все то, что происходило с моим двойником в этом мире? Это ведь будет почти как если бы все это было со мной? Как будто я пережил все это. Как будто бы у меня было нормальное детство, нормальная семья…

Северус в сомнении перебирал пальцами по спинке кушетки. В нем боролись желание сделать хоть что-то приятное для ребенка и страх перед возможными последствиями. Он мог понять желание Гарри хоть одним глазком заглянуть в это самое «если бы». Сколько человек, принимая какое-то особенно важное решение в своей жизни, все оставшееся время гадают, какой была бы их жизнь, выбери они другой вариант? Сколько раз он сам, сидя вечером с бокалом вина или огневиски у камина, пытался представить себе жизнь, в которой он родился в другой семье, попал на другой факультет, выбрал других друзей, не принял Метку, не сменил сторону, не взял на воспитание мальчишку… Скольким людям представляется возможность узнать, какой могла бы стать их жизнь, если бы?

Но также Северус прекрасно осознавал, какие последствия может иметь подобное знание. Если даже само предположение, что его сын мог быть гораздо счастливее, расти он со своими родителями и не обращай Волдеморт внимание на его существование, причиняло ему боль и не давало иногда спать по ночам, то смог бы он потом жить, побывав в такой реальности и увидев все своими глазами?

— Идем, — вдруг сказал он, наконец решившись. — Я покажу тебе кое-что.

Снейп встал и направился к выходу из комнаты. Помедлив всего секунду, Гарри последовал за ним. Пройдя столовую, зельевар почему-то направился к входной двери, но потом резко остановился посреди коридора и открыл дверь, которую Гарри до этого не видел. Войдя вслед за Северусом внутрь, мальчик попал в просторный кабинет, половина которого была явно предназначена для работы: письменный стол с удобным креслом, стеллажи с книгами и свертками пергаментов, два кресла перед столом, очевидно, для посетителей. Зато вторая половина комнаты была куда уютнее: низкий диванчик, еще пара кресел, кофейный столик, стойка с какими-то початыми бутылками и еще один стеллаж, на полках которого стояло множество колдографий в рамках. К этим полкам Снейп и повел его. Гарри шагнул к ним, затаив дыхание, и замер в трех шагах, боясь подойти ближе.

— Давай, Гарри, — Северус неожиданно оказался у него за спиной и подтолкнул вперед. — Ты ведь хотел увидеть это.

Глаза Гарри разбегались в разные стороны. Он переводил взгляд с одного изображения на другое. Отовсюду ему улыбались знакомые и незнакомые лица, окружавшие его самого, запечатленного в разном возрасте. Здесь он нашел и директора с МакГонагалл, и Рона с Гермионой, и — что было самым неожиданным — Ремуса с Сириусом. Была здесь даже одна колдография, на которой его еще совсем маленького держали на руках родители. Странное ощущение нахлынуло на Гарри, когда он переводил взгляд с одного лица на другое. Оно немного напоминало его ночное сновидение, но было более сложным и… глобальным, что ли? Это было уже нечто большее, чем просто «тепло отчего дома». Это чувство проникало в каждую пору, каждую молекулу его существа. Оно захватывало его целиком, заставляя мелко дрожать как от озноба. Лица, люди, события, ощущения, обрывки воспоминаний гигантской морской волной накрыли его с головой. Радость и печаль, смех и плач… Жизнь, которой у него не было, но которую он хотел бы иметь.

Он на секунду прикрыл глаза, чтобы немного собраться с мыслями и тут же под веками замелькали какие-то образы. Самым странным было это ощущение, когда ты видишь что-то, как будто пережил это сам, но при этом не узнаешь сами события. Словно смотришь чужие воспоминания в Омуте…

…Он бежит по темному коридору в незнакомой квартире. Потолок очень высоко, зато пол совсем рядом. Останавливается у двери и чуточку приоткрывает ее, стараясь унять нервную дрожь и восстановить дыхание. Его взору открывается несколько захламленный темный кабинет. В камине едва теплится огонь, свечи освещают только массивный письменный стол, за которым сидит человек в черной мантии, низко склонив голову. Перо в его руке что-то черкает на лежащем на столе пергаменте.

— Или заходи, или закрой дверь, нечего топтаться на пороге, — строго произносит голос Снейпа, но Гарри почему-то воспринимает это как приглашение войти.

Он вбегает в кабинет, карабкается на колени к опекуну и кладет локти на стол, подпирая одной рукой голову. Снейп ничего не говорит, только левой рукой обхватывает его поперек груди, удерживая от падения и устраивая поудобнее для них обоих, а правой, отложив ненадолго перо, взмахом палочки делает огонь в камине сильнее. После этого он возвращается к своему занятию, а Гарри просто сидит и наблюдает за тем, как Северус черкает красными чернилами по пергаменту…

Гарри с трудом протолкнул воздух в легкие и, открыв глаза, стал рассматривать изображения теперь уже более осмысленно. На большинстве фотографий рядом с ним был Снейп, и чем старше выглядел Гарри, тем расслабленнее казалось лицо зельевара. По мере того, как мальчик взрослел, профессор на колдографиях начинал больше улыбаться, его позы становились менее напряженными. На одном из снимков — судя по всему, одном из недавних — Снейп сидел не то на кресле, не то на диване (на снимке была видна только часть мебели, и было непонятно), откинувшись на спинку, за которой стоял уже повзрослевший Гарри. Перед вспышкой подросток наклонялся вперед, широко улыбаясь, и, обнимая Снейпа, клал голову ему на плечо так, что их щеки соприкасались. Зельевар при этом картинно закатывал глаза и рефлекторно вздергивал бровь, но довольная улыбка на губах и его ладонь, ложившаяся поверх сцепленных рук Гарри, свидетельствовали о том, как ему это было приятно. Словно он действительно был его отцом. Кровным. Дрожь Гарри усилилась, ему пришлось обхватить себя руками, чтобы как-то справиться с этим.

Северус продолжал стоять чуть позади, глядя на напряженную спину мальчика. Он едва ли мог себе представить, какие чувства и мысли одолевают сейчас этого вновь чужого ему ребенка. И он все еще сомневался, что поступает правильно, показывая мальчику эти колдографии. Противный голосок внутри шептал, что он это делает не для Гарри, а для себя. В этом была доля истины: Северус пытался расположить мальчика к себе, чтобы он не шарахался от него. Всего лишь одна колдография и один сон заставили Гарри смотреть на него иначе, без прежней озлобленности. Да, ведя Гарри в свой кабинет, Снейп надеялся, что остальные снимки разбудят в мальчике другие воспоминания, которые сблизят их.

Заметив, что Гарри весь трясется и тяжело дышит, Северус положил руку ему на плечо и мягко произнес:

— Наверное, хватит на сегодня.

Реакция была совершенно для него неожиданная: Гарри резко развернулся и, продолжая обнимать себя, уткнулся лицом ему в плечо. Снейпа не нужно было просить дважды: он с готовностью сжал мальчика в объятиях, даря ему тепло и поддержку, в которых тот так нуждался. Гарри судорожно вздохнул, после чего его плечи немного расслабились, и дрожь почти прекратилась.

— Как насчет горячего шоколада? — спросил зельевар. — Когда ты… когда Гарри был маленьким, это всегда помогало.

Несколько минут спустя они оба сидели на кухне, обхватив руками горячие чашки. Гарри вдыхал невероятно приятный аромат, который тоже будоражил в нем какие-то смутные воспоминания. Сделав один глоток, он не смог удержаться от удивленного возгласа:

— Чертовски вкусно!

— Я знал, что тебе понравится, — Снейп усмехнулся и тоже сделал небольшой глоток. — Это секретный рецепт моей матери, — чуть понизив голос, сообщил он. — Никто в мире, кроме меня, им не владеет, — Гарри улыбнулся, а выражение лица Северуса вдруг стало немного отстраненным. — Хоть одно полезное воспоминание о ней, — пробормотал он.

— Расскажите мне о нас, — попросил гриффиндорец, глядя на Снейпа чуть исподлобья. — То есть о вас. В смысле, о вас и Гарри, — он немного смутился, запутавшись в собственных словах. — Расскажите, как это было.

— Это было непросто, — признался Снейп. — Особенно в самом начале. Я никогда не хотел иметь детей, а уж тем более воспитывать сына Поттера. Поначалу я делал все, чтобы поменьше тебя… его видеть. Но он оказался таким славным ребенком, что меньше чем через полгода я сдался. Я ведь был молод и одинок, а он так искренне меня любил… Просто так, не за что-то конкретное, просто потому, что я был. Я ведь не делал для него больше, чем было необходимо. Другие уделяли Гарри гораздо больше внимания. Но он выбрал меня, — Северус пожал плечами. — Уж не знаю почему.

— Вы сами захотели усыновить ме… его? — вопрос прозвучал еле слышно, словно Гарри боялся услышать ответ.

— Нет, — так же тихо. — Это он захотел. Я плохо помню тот день, когда он впервые назвал меня своим отцом, — Северус чуть прищурил глаза, словно пытался разглядеть на противоположной стене прошлые события. — Дамблдор зачем-то потащил нас в гости к Уизли… Ах да, у их младшего сына был день рождения, ему исполнялось… восемь. Альбус сказал, что Гарри будет полезно пообщаться со сверстниками. Там были еще их остальные дети и маленький Лонгботтом. Они играли, и кто-то спросил Гарри про меня. Тогда-то он и сказал, что я ему вроде папы, — по тонким губам скользнула странная усмешка. — Я отреагировал довольно болезненно на это. В отличие от маленького Гарри, я слишком хорошо понимал разницу между опекуном и приемным отцом, — он устало потер лоб. — У меня почти не было на него прав, сплошные обязанности.

— Но потом вы меня усыновили? — на этот раз Гарри даже не заметил, что оговорился. Снейп же хоть и обратил на это внимание, но ничего не сказал.

— Два с половиной года спустя, — кивнул он. — Аккурат к твоему десятилетию. Тяжелый был процесс, занял почти год.

— Почему так долго? — удивился Гарри.

— Я же был Пожирателем, — горько усмехнулся Снейп. — Комиссия по усыновлению вывернула всю мою жизнь наизнанку, было какое-то невообразимое количество слушаний. Они подняли материалы суда надо мной, записи о моей учебе в школе, все о моих собственных родителях… Думаю, я никогда не дождался бы положительного решения, если бы я не был твоим опекуном на протяжении предыдущих пяти лет, во-первых. А во-вторых, если бы я не был учителем в Хогвартсе, деканом факультета.

— Разве Дамблдор не мог вам помочь?

— Дамблдор был против усыновления, — холодно сообщил Северус. — Мне повезло, что он был достаточно благороден, чтобы не мешать мне.

— Но почему он был против? — недоумевал Гарри. — Ведь это он сделал вас моим опекуном!

— Давай не будем сейчас об этом, ладно? — попросил Снейп. — Тот год так вымотал мне нервы, что до сих пор вспоминать не хочется. У тебя есть какие-нибудь другие вопросы?

— Да. Почему я оказался на Гриффиндоре? — этот вопрос занимал Гарри чуть ли не сильнее всего остального. Он прекрасно помнил, как Шляпа предлагала ему идти на Слизерин, а он отказался только потому, что перед этим успел повздорить с Малфоем и услышать несколько нелестных отзывов о самом факультете.

— Дамблдор ни в коем случае не хотел, чтобы ты попал на мой факультет, — признался Снейп. — Он объяснил мне все о твоей связи с Темным Лордом… Тебе об этом известно? — осторожно уточнил он и, дождавшись кивка Гарри, продолжил: — Так вот, он сказал мне, какие последствия могут быть, если ты попадешь на Слизерин. Меня эта перспектива абсолютно не устраивала, и, хотя я и подозревал, что наиболее вероятным факультетом для тебя в таком случае окажется Гриффиндор, с которым у меня были связаны самые тяжелые воспоминания о школьных годах, я постарался исподволь внушить тебе мысль о том, что твое попадание на Слизерин будет мне неприятно. Директор, в свою очередь, делал все, чтобы у тебя появилось к моему факультету некоторое отвращение. Естественно после этого, когда перед тобой стал выбор Слизерин или Гриффиндор, ты выбрал последнее.

Гарри помолчал некоторое время, переваривая данную информацию. Снейп спокойно смотрел, как директор ругал его факультет, и сам принимал участие во внушении Гарри отвращения к Слизерину? И все только для того, чтобы он случайно не пошел по стопам Тома Реддла? Это казалось диким и совершенно невозможным, это было так не похоже на профессора зельеварения! Но это был реальный факт, в который Гарри никогда не поверил бы, если бы сам не побывал в этой реальности.

— Гриффиндор пошел тебе на пользу, Гарри, — тихо произнес Северус, отвлекая его от сумбурных мыслей. — И это справедливо: все-таки твои родители были с этого факультета. Так что я ни о чем не жалею.

— Да, конечно, — пробормотал Гарри, гадая, послышалась ли ему легкая грусть в голосе зельевара. — Я заметил, что среди колдографий не было ни одной, где вы были бы с поседевшими волосами, — сказал он, меняя тему. — После победы над Волдемортом вы не фотографировались?

— Не было ни желания, ни повода, — Снейп слегка качнул головой. — Слишком многое нужно было преодолеть, — его голос совсем сел к концу фразы, и Гарри понял, что эта тема тоже неприятна.

Перебирая в голове увиденные колдографии, мальчик вспомнил пару снимков, на которых кроме Гарри и Снейпа была запечатлена еще какая-то незнакомая ему женщина. Она была высокой, ее макушка находилась где-то на уровне носа зельевара, такой же худощавой, как и он, с тонкими, немного жесткими чертами лица и гордо вздернутым подбородком. Рыжеватые волосы мелко вились и были свободно рассыпаны по плечам. В светло-карих глазах сверкали золотые искорки, кожа была чуть смуглая, как у человека, с детства проводящего много времени на солнце. В общем, женщина показалась Гарри довольно привлекательной, а рука Снейпа, иногда оказывающаяся у нее на плечах, несколько подозрительной.

— Там еще была женщина, — осторожно произнес он, следя за реакцией Снейпа. Лицо того осталось бесстрастным. Вздохнув чуть свободней, Гарри продолжил: — Очень красивая. Кто она?

— Это Мия. Вернее Амилия Миньонет Гарибальди. Чистокровная волшебница из очень древнего, но обедневшего итальянского рода. Превосходный зельевар. Она была вынуждена пойти преподавать Зелья в Хогвартс из-за бедственного финансового положения. Это был как раз тот год, когда ты пошел в Школу.

— Если она была хорошим зельеваром, то почему не зарабатывала на жизнь приготовлением зелий? Насколько я знаю, некоторые из них дорого стоят.

— Чтобы зарабатывать таким образом достаточно денег, необходимо иметь обширную клиентскую базу, — Снейп неожиданно улыбнулся каким-то воспоминаниям. — Мия любила говорить: «Мне следовало родиться мужчиной или не заниматься зельями. Нигде нет такого количества мужланов-шовинистов, как в области зельеварения». В обществе бытует мнение, что по-настоящему талантливым зельеваром может быть только мужчина. Кстати, так оно обычно и бывает, но Мия была исключением из правила.

— Если она вела Зелья, то что преподаете вы? Неужели?..

— Защиту, — Северус кивнул. — Долго мне пришлось ждать, прежде чем Дамблдор позволил мне вести этот предмет.

— Но ведь должность проклята, — удивился Гарри.

— Сомневаюсь, — Снейп не смог сдержать легкий смешок. — Был такой слух, но я веду защиту уже шестой год и до сих пор цел и невредим…

— Вы ее обнимали на снимке, — мальчик чуть вздернул брови, демонстрируя свое любопытство.

— Неудивительно, — спокойно отозвался зельевар. — Это наша свадебная фотография.

Гарри едва успел поймать стремительно отваливавшуюся челюсть.

— Свадебная? — тупо переспросил он. — Вы женаты?

— Тебя это удивляет? — насмешливо поинтересовался Северус. — Да, мы поженились летом после твоего первого курса. Я очень любил ее.

— Невероятно, — ошеломленно протянул Гарри. — Никогда бы не подумал, что вы… За все время, что я вас знаю… ой, — только тут он осознал, что последнее время нагло игнорировал их договоренность. — В смысле…

— Ничего, я понял, — снисходительно улыбнулся Северус. — Продолжай.

— Так вот, за пять с половиной лет я ни разу не видел его с женщиной. Ну, не считая МакГонагалл и других учителей.

— Да уж, — сдержанно произнес Снейп. — Полагаю, МакГонагалл действительно можно не считать. Как и других учителей, — при этом у него было такое выражение лица, что Гарри, не сдержавшись, прыснул. — Надеюсь, ты не считал, что я предпочитаю мужчин?

Вот тут Гарри покраснел. Заикаясь, он кое-как выдавил из себя что-то о том, что такое ему в голову не приходило и вообще он об этом никогда не думал.

— Она была очень хорошим человеком и заслуживала много больше, чем имела, но ее всегда все устраивало. И тебя она любила как родного, — добавил Северус, искоса глядя на Гарри.

— Кстати, о родных, — онемевшими губами произнес тот. — У меня здесь случайно брата или сестры сводной нет?

— Нет, детей мы завести не успели, — голос профессора был таким отстраненным, словно речь шла о погоде.

— И где она? — осторожно спросил Гарри, предчувствуя неприятный ответ.

— Она умерла, — тихо подтвердил его догадки Снейп. — Через два года после нашей свадьбы Волдеморт возродился. Я вернулся в Орден, Мия присоединилась к нам. Несколько месяцев спустя она попала в плен.

— Ее убили?

— Нет, — голос Снейпа стал резким. — Она сама себя убила. Она с самого начала говорила мне, что не переносит боли. Зная, что при определенных обстоятельствах ее могут пытать, она заранее поместила в свое тело капсулу с ядом мгновенного действия. При произнесении определенного заклинания оболочка таяла, и яд попадал в кровь. Так она и сделала, — со вздохом закончил он. — Я понял, что все кончено, едва узнал о том, что ее схватили.

— Вы знали об этой капсуле?

— Я сам научил ее, как это делается, — невозмутимо сообщил Снейп. — Я проходил с такой капсулой всю первую войну.

— Только первую? — уточнил Гарри.

— Только первую, — подтвердил Северус. — Во второй я не имел права на быструю смерть. Я должен был бороться до последнего, потому что не мог оставить тебя. Не хотел, чтобы у меня был соблазн. В любом случае, мне не пригодилось, — тихо добавил он. — Я в плен не попал.

— А я? Я хочу сказать, у вашего Гарри была такая капсула? — осторожно спросил мальчик, сосредоточенно глядя в полупустую чашку с горячим шоколадом.

— Нет, — хрипло ответил Снейп. — Я не делился с тоб… с ним подобным секретом. Я не думал, что все так сложится, — признался он.

Гарри только кивнул. Переваривая в голове все сказанное Снейпом, он испытывал странные чувства. Например, когда он спросил о детях и услышал ответ, то ощутил какой-то укол в области сердца не то от облегчения, не то от разочарования. Было бы здорово иметь брата, который не может тебя побить, но он не был уверен, что готов увидеть маленькую копию Северуса Снейпа.

Еще Гарри удивил тон профессора, когда тот говорил о своей жене и ее смерти. В нем не было откровенной грусти, как когда Снейп говорил о самом Гарри, например, но и равнодушным его назвать было нельзя. Внезапная догадка озарила мальчика, и он вдруг ляпнул:

— Вы на нее обижены.

— Что? — Северус смутился, и Гарри понял, что был прав.

— На вашу жену, — продолжил он. — За то, что она себя убила. И оставила вас.

— Я не имел права ждать от нее, что она предпочтет умереть в муках в обмен на крошечный шанс быть спасенной вовремя, — попытался возразить зельевар, но при этом старательно разглядывал рисунок на чашке, пряча от мальчика взгляд.

— Но сами вы были готовы умереть в муках, лишь бы оставить себе шанс на возвращение к своей семье, — Гарри сам удивился, когда произнес это. Ему казалось, что это сказал кто-то другой, он даже не успел додумать эту мысль, прежде чем произнести.

Северус оторвался от созерцания чашки и с интересом посмотрел на сына. Тот покраснел и смущенно пожал плечами, дескать, не знаю, откуда это взялось. Они помолчали какое-то время, допили шоколад. Несколько минут спустя Гарри тихо произнес:

— Поэтому он и выжил. Ваш Гарри, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Снейпа. — Он тоже не хотел оставлять вас, — прислушавшись к своим ощущениям, он добавил: — Он вас любит.

Услышав это, Снейп спрятал лицо в ладонях и еще долго сидел так, не шевелясь. Гарри молча наблюдал за ним.

Потом они обедали, осматривали дом, рассказывали друг другу истории из своих реальностей, но до самого вечера никто из них так и не вспомнил о книгах, оставленных в библиотеке.

Ложась вечером спать, Гарри подумал, что было бы неплохо остаться в этом мире. На этот раз к этой мысли не примешивались никакие сомнения и сожаления.

* * *

В то время как Гарри получал огромное удовольствие от внезапного общества сразу нескольких мальчишек его и почти его возраста, его опекун с кислым видом слушал трескотню Молли Уизли. Дамблдор стоял рядом, тихо посмеиваясь в свою длинную бороду. Одним глазом Снейп привычно присматривал за Гарри, с большим удовольствием прислушиваясь к лепету своего семилетнего подопечного, чем к словам матери его товарища по игре. Внезапно вопрос Рональда Уизли привлек внимание всех троих взрослых:

— А этот человек, который тебя привел, он кто? — спросил мальчик, выразительно кивая в сторону зельевара.

— Мой опекун, — не без удовольствия признался Гарри.

— Кто такой опекун? — не понял Рон.

Северус с интересом наблюдал за тем, как Гарри морщит лобик, пытаясь найти подходящие слова. Ответ поразил его до глубины души:

— Опекун — это как папа. Я живу у него дома, он со мной играет и проверяет мою домашнюю работу…

Мальчик говорил что-то еще, не замечая, как стремительно бледнеет лицо Снейпа. Спустя несколько мгновений, когда кожа зельевара приобрела совсем уж нездоровый оттенок, начался обратный процесс: к его скулам прилила кровь и по щекам пошли некрасивые красные пятна. Руки мелко задрожали, дыхание участилось, и ноздри возбужденно затрепетали.

— Гарри Поттер! — не то прорычал, не то прошипел он.

— Ой, — мальчик испуганно вскочил на ноги, оборачиваясь на звук раздраженного голоса как раз вовремя, чтобы увидеть надвигающуюся на него худощавую фигуру в черном облаке мантии. Машинальным жестом Северус резко выпрямил руку чуть вперед и вниз, командуя ребенку:

— Идем со мной. Домой!

— Но, Северус… — попытался было возразить мальчик, однако послушно схватился за ладонь опекуна.

— Северус, в чем дело? — вскричала Молли, переводя удивленный взгляд с зельевара на директора, который никак не реагировал на внезапную вспышку гнева своего подчиненного.

— Я сказал, мы идем домой! — рявкнул Снейп, таща ребенка к камину. — Хогвартс, подземелья! — скомандовал он, бросив в огонь дымолетный порошок.

Едва выйдя из камина в своей гостиной, зельевар выпустил руку мальчика, но стоило тому направиться к своей комнате, подальше от внезапно разозлившегося взрослого, как он окликнул его:

— Я не разрешал тебе идти к себе, — процедил он. — Сядь! — он указал длинным пальцем на диван.

Гарри послушно сел, недоумевая, чем умудрился разозлить опекуна. Случаи, когда Северус так орал на него, можно было по пальцам пересчитать, но в этот раз Гарри не делал ничего запрещенного, никуда не ходил один и не трогал чужих вещей. Он просто играл.

Снейп тем временем курсировал перед диваном из стороны в сторону, скрестив руки на груди, хмуря брови и пытаясь успокоиться. В конце концов, Гарри был всего лишь ребенком. Семилетним ребенком, которому никто никогда не объяснял смысл слова «опекун», и он едва ли мог адекватно истолковать его самостоятельно.

— Гарри, послушай меня, — Северусу не вполне удалось справиться с голосом, когда он начал говорить. — Опекун — это не отец. Ты не можешь говорить друзьям, что я тебе вроде папы.

— Почему? — искренне удивился мальчик.

— Потому что это не так, — терпеливо повторил Снейп. — Отец и опекун — разные вещи.

— Но я живу с тобой, как другие живут с папой, — начал приводить свои доводы Гарри. — Ты покупаешь мне одежду, игрушки, мы вместе едим, мы разговариваем, ты меня все время воспитываешь, — в этом месте прозвучала легкая обида, которая при других обстоятельствах позабавила бы Северуса. — Чем же ты отличаешься от папы?

— Тем, что у тебя был отец, и это не я, — резко заявил Снейп. Будь в комнате взрослый человек, он бы заметил некоторую ревность в голосе зельевара, но Гарри услышал только обидную грубость. Мальчик низко повесил голову. — Джеймс и Лили Поттер, помнишь? Люди с колдографии, которая стоит у тебя на ночном столике. Они твои родители.

— Но детей усыновляют, — горячо возразил Гарри. — Даже неродных! Я знаю, я читал про это. И эти дети называют новых родителей папой и мамой. Так делают, когда родные родители умерли, как мои, — теперь уже его трясло мелкой дрожью. Мальчик старательно закусил нижнюю губу, сдерживая подступающие слезы.

— Приемные отцы любят детей, а опекуны просто заботятся о них. Это разные вещи, Гарри, — привел последний аргумент Северус и тут же пожалел о том, что сказал. Ребенок поднял на него обвиняющий взгляд зеленых глаз, которые стремительно наполнялись слезами.

— А ты меня не любишь? — дрожащим голоском не то спросил, не то сообщил Гарри. — Я думал… — его голос сорвался и, соскочив с дивана, мальчик скрылся в своей комнате, громко захлопнув за собой дверь.

Все раздражение Снейпа улетучилось в секунду. Он стоял посреди гостиной в полной растерянности и чувствовал себя невероятно уставшим. Часть него хотела последовать за ребенком, который наверняка сейчас забрался на свою кровать, опустил полог, спрятавшись в «домике», как он это называл, и теперь тихо плачет, обнимая большого медведя, подаренного Снейпом на пятилетие. Ему хотелось пойти туда, отдернуть полог, обнять мальчика и сказать ему, что был неправ. Конечно, он любит его. В этом-то и проблема. Это его и пугает.

Он прекрасно помнил, когда и как перестал чураться ребенка и принял на себя полную ответственность за него, но он что-то не заметил, когда чувство долга переросло в нечто большее. Когда он начал получать невероятное удовольствие от своего положения опекуна? Когда он стал жаждать общества малыша так же сильно, как и сам ребенок? Ему нравилось слушать его наивные рассуждения, рассказы об учебе. Он внезапно полюбил прогулки в Хогсмит, потому что детское восхищение каждой мелочью заставляло его иначе взглянуть на привычные вещи. Северус даже полюбил Рождество, собственный день рождения и другие праздники. Ему нравилось покупать Гарри подарки, потому что ребенок, обделенный ими в раннем детстве, каждый раз приходил в абсолютный восторг от любой новой вещи. Кроме того, Снейп заметил, что мигрени, от которых он иногда страдал и от которых не помогали раньше никакие зелья, проходят всего за пару минут, если усадить к себе на колени маленького мальчика и почитать вместе с ним глупую до неприличия детскую книгу. Гарри словно забирал себе его боли, дурные воспоминания и страхи. Северус уже не представлял себе жизни без мальчика, хотел бы, чтобы тот всегда был с ним, только его и больше ничей. Но он знал, что так не будет. Дамблдору уже не нравилась чрезмерная привязанность ребенка к Северусу. Он ничего не говорил, но не так давно от умения Снейпа угадывать тончайшие нюансы настроения своего господина зависела его жизнь, и это умение он пока не утратил. Он просто знал, что директор ждет не дождется, когда Гарри исполнится одиннадцать и он перейдет под опеку Школы. А так будет, потому что когда-то Северус сам поставил такое условие. Что теперь он мог изменить? Ему нельзя любить этого ребенка, иначе потом ему будет слишком больно с ним расставаться. А расставаться придется, потому что это чужой ребенок, и он никогда не будет принадлежать ему.

Ведь никто и никогда не позволит Северусу Снейпу, Пожирателю смерти, усыновить Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил.

Глава опубликована: 23.06.2011

Дата добавления: 2015-08-09