Заражение злом.

«Человек злоязычный не утвердится на земле; зло увлечет притеснителя во гибель». (Пс. 139:12).

Этимологически слово «зло» восходит к праязыковому индоевропейскому корню g’hul – «изгибаться», «кривиться», «изворачиваться». В авестийском языке zbarэmna – «зло» означает также - «идти вкривь», в персидском зур – «ложь», в древнеиндийском hvalati – «сбивается с пути», «заблуждается». На древнеисландском «зло», синонимичное также таким понятиям как «вред», «бедствие», «несчастье» обозначено словом bol, в котором совсем нетрудно увидеть звучание «боль». И, поскольку речь идет об однокоренных соответствиях, понятие зла может вмещать в себе и объединять ряд значений: Зло – Ложь – Изгибаться – Кривиться – Изворачиваться – Сбиться с пути – Боль.

Сопоставляя первый и последний элементы обозначенного смыслового ряда, обнаруживаем четкое и явное соответствие, которое позволит нам избежать долгих метафизических дискуссий и нравственной риторики по поводу добра и зла. Зло – это боль, болезнь.

Интересно и то, что богословский подход интерпретирует данную проблему не как этическую, но как клиническую.

Если говорить относительно человека, то зло заложено на уровне инстинктов в самой его природе – как следствие грехопадения – катастасиса. Тем не менее, оно уживается в нем с позитивными и созидательными силами любви – в силу наличия первичного архетипа рая – стасиса.

При этом следует отметить, что такое явление как ненависть имеет свое предназначение – быть направленной на борьбу со злом в самом человеке, а не с другими людьми, и в этом заключается ее очистительный смысл (15). Извращение механизма регулирования деструктивных сил начинается тогда, когда они направляются на других людей. И тогда в конечном итоге получается, что личность в течение всей своей жизни занимается самоуничтожением.

Мы непрестанно сталкиваемся с одним из труднообъяснимых феноменов, который проявляется в склонности людей объединяться с деструктивными силами. А свидетельством тому является наполненность мира ненавистью, склоками, бессмысленными конфронтациями. Кстати, любопытная тенденция, подтверждающая сказанное, наблюдается и у пациентов – тех людей, чей уровень саморазрушения оказался уже критическим: нередко они вовсе и не стремятся к излечению. Откуда это парадоксальное и бессмысленное сопротивление?

Таким образом, инстинкты жизни и смерти пребывают в динамическом взаимодействии. Развитие же динамики этих отношений таково.

Рождение проявляется болезненным неприятием негативных реалий, что вызывает противоречие с субъективным восприятием внутриутробного развития.

Взросление подкрепляется убеждением, что путь удовольствия пролегает через неизбежные самоограничения и страдания.

Период младенчества вынуждает ребенка столкнуться с пассивной формой ограничения, например, когда он испытывает голод, будучи оторван от материнской груди.

Однако со временем приходит осознание того, что удовольствие неизменно сопряжено со страданием (голод сменяется насыщением и наоборот). И тогда самоограничение становится активным, что порождает сознательное принятие страдания.

Формы саморазрушения хорошо известны – это неудачи, травмы, болезни, жизненные невзгоды, так называемые несчастные случаи.

Теперь рассмотрим механизм развития личного зла.

С самого момента рождения, как уже выяснилось психоанализом, ребенок наполнен агрессивностью, направленной на внешний мир.

Любое ограничение вызывает даже у младенца неприятие и протест.

Первым же ущемлением комфорта является сам акт рождения, когда приходится покидать благоприятную среду материнской утробы.

Однако материнская ласка вскоре компенсирует подобную утрату. Объятие имитирует теплое чрево и тем самым обеспечивает чувство безопасности, а питающая грудь насыщает силой.

В этот момент любое обстоятельство, несущее угрозу лишения удовольствия, резко повышает агрессивность ребенка с целью уничтожить опасный объект.

Следовательно, подсознательная цель любой агрессии есть уничтожение угрожающего объекта, иными словами, его убийство.

Значит, побуждение убить обусловлено примитивным и конкретным мотивом самообороны.

В повседневной жизни добропорядочного субъекта эти порывы подавляются. Но, будучи подавленными, они не исчезают, а формируются в комплексы.

Подавление связано с возникновением вторичного страха – перед возможным возмездием. Отсюда и желание избавиться от объекта, вызывающего страх. При осознании невозможности его прямого уничтожения включается механизм косвенного, символического убийства, видами которого являются: устранение, уход, отторжение. Или же включается механизм подавления подобного импульса – во избежание возможного возмездия. Человеческое существо оказывается в двойном зажиме личного зла.

В Традиции проблема зла размещается в сердцевине концепта дьявола (22). Рассмотрим, насколько органично данное понятие вписывается в парадигму психиатрическую.

Дата добавления: 2015-08-13