По «Порядку» и без него

23 декабря 1940 года нарком обороны ССР маршал Тимошенко в срочном порядке созвал в Москву на совещание высший командный состав Красной армии: представителей Генерального штаба, командующих армиями и военными округами, руководящих работников наркомата обороны и начальников военных академий. Подводя итоги девятидневного совещания, Сталин спросил собравшихся в Георгиевском зале Кремля военачальников: «У кого есть какие предложения?». Встал командующий Забайкальским военным округом (будущий маршал Советского Союза. — Авт.) Иван Конев:

— Товарищ Сталин, у нас нет похоронных команд, на случай войны в полках надо предусмотреть их.

Сталин обвел взглядом зал: «Кто еще так думает?». Ответом ему было молчание. Уловив настроение зала, он заключил: «Товарищи маршалы и генералы! Командующий Забайкальским военным округом Конев предлагает похоронные команды. Зачем? Ведь наша доблестная Красная армия будет громить врага на его территории, малой кровью, могучим ударом!».

Однако еще до того, как с «малой кровью» и «могучим ударом» ничего не получилось, а именно 15 марта 1941 года (учитывая печальный опыт финской компании) нарком обороны издал Приказ № 138. В нем проводилось положение о персональном учете потерь и погребении погибших личного состава Красной армии в военное время. Позже, уже в феврале 1944 года, был издан приказ НКО СССР, в котором был определен:

«Порядок погребения погибших военнослужащих офицерского, сержантского и рядового состава:

108. Вынос убитых с поля боя и погребение их является обязательным при всех условиях боя.

109 Погребение убитых и умерших от ран на поле боя производится специально выделенными командиром полка (отдельной части) командами погребения. Начальники этих команд назначаются также командиром полка.

110 Погребение убитых и умерших от ран производится в индивидуальных или братских могилах по указанию командира полка. Погребению подлежат все убитые военнослужащие, находящиеся в зоне работы команды погребения, независимо от принадлежности к другой части или другому роду войск. Для могил выбираются лучшие места как в населенных пунктах, так и прилегающей к ним местности: кладбища, площади, парки, скверы, сады, а вне населенных пунктов — курганы, рощи, перекрестки дорог и т. д. Местность должна быть сухая, с низким уровнем стояния почвенных вод. Могилы для погребения должны иметь глубину с расчетом не менее 1,5 метра от поверхности почвы. На могилы насыпается холм до 0,5 метра высоты, который покрывается дерном или камнями. На могиле устанавливается памятник (временный или постоянный). На памятнике делается надпись — звание, фамилия, имя, отчество погибших и дата гибели.

111 Начальник команды погребения на основании красноармейских книжек, удостоверений личности и других документов составляет список погребенных в могиле (форма № 9/БП) и заносит сведения о них в книгу погребения (форма № 10/БД). В случае отсутствия при убитом или умершем от ран документов, личность погибшего устанавливается по распоряжению командира полка командирами подразделений (роты, взвода, отделения). Списки погребенных в могиле, схему и описание места расположения могилы начальник команды погребения сдает в штаб полка (отдельной части). Штаб полка (отдельной части) обязан выслать на военнослужащих других частей, погребенных в назначенной полку зоне, все сведения и описание места могилы в те части, в которых они числились.

112 Погребение офицерского состава производится только в индивидуальных могилах. Порядок и место их погребения определяется: для командиров частей — командирами соединений, а командиров соединений, генералов и полковников — военным советом армии, фронта. Расположение их могил наносится на топографическую карту (крупного масштаба), которая прикладывается к списку безвозвратных потерь, в Главное управление кадров НКО.

113 Погребение военнослужащих производится:

На поле боя: а) лиц офицерского состава — в состоящих на них: гимнастерке, брюках, нательном белье и обуви; б) лиц сержантского и рядового состава — в состоящих на них: гимнастерке, брюках и нательном белье.

Лечебными учреждениями: а) лиц офицерского состава — в поступивших с ними гимнастерке, брюках, нательном белье, а также в госпитальных носках, туфлях и простыне, которая находилась в пользовании умершего. В том случае, если всех перечисленных предметов при умершем не окажется, недостающие предметы выдаются из фонда госпиталя; б) лиц сержантского и рядового состав — в поступивших с ними гимнастерке, брюках, нательном белье, а также в носках и госпитальных туфлях.

114 Порядок отдания воинских почестей при погребении в полосе военных действий офицерского, сержантского и рядового состава (кроме лиц, указанных в ст. 112) устанавливается командиром полка и начальниками санитарных учреждений, применительно к разделу X Устава гарнизонной службы Красной армии, с учетом условий оперативно-тактической обстановки. Порядок отдания воинских почестей при погребении командиров частей, соединений, генералов и полковников устанавливается распоряжением командиров соединений, военных советов армий, фронтов. Умершим от ран и болезней в тыловых санитарных учреждениях и госпиталях воинские почести отдаются при погребении по всем правилам раздела X гарнизонной службы Красной армии.

115 Личные вещи, ордена, медали, деньги и другие ценности, а также документы погибших в боях, находящиеся при них, собираются начальниками команд погребения и сдаются в штаб полка, одновременно со списком погребенных.

116 Собственные вещи погибших в боях, умерших от ран и болезней полученных на фронтах, а также пропавших на фронте без вести военнослужащих высылаются их родственникам согласно «Инструкции по сбору, отправке, учету и хранению собственных вещей погибших на фронте военнослужащих», утвержденной начальником тыла Красной армии.

Если погибший был награжден орденами Отечественной войны 1 или 2 степени, партизанской медалью или медалью за оборону Ленинграда, Одессы, Севастополя, Сталинграда, то эти ордена и медали с документами на них высылаются семье погибшего. Остальные ордена и медали высылаются в отдел по учету и регистрации награжденных при секретариате Президиума Верховного Совета СССР (Москва)».

Разумеется, что в широкомасштабной маневренной войне выполнять все это далеко не всегда предоставлялось возможным как до февраля 1944 года, так порой и позже.

Вот лишь несколько воспоминаний бывших фронтовиков о том, как они прощались со своими боевыми товарищами.

Ольга Корж, санинструктор кавалерийского эскадрона:

«Молодой такой, интересный парень. И лежит убитый. Я представляла, что всех погибших хоронят с воинскими почестями, а его берут и тащат к орешнику. Вырыли могилу. Без гроба, без ничего зарывают в землю, прямо так и засыпали. Солнце ярко светило, и на него тоже. Теплый летний день. Не было ни плащ-палатки, ничего, его положили в гимнастерке, галифе, как он был, и все это еще новое, он, видно, недавно прибыл. Так положили и зарыли. Ямка была неглубокая, только чтобы он лег. И рана небольшая, она смертельная — в висок, но крови мало, и человек лежит, как живой, только очень бледный. За обстрелом началась бомбежка. Разбомбили это место. Не знаю, что там осталось.

А как в окружении людей хоронили? Тут же, рядом, возле окопчика, где мы сами сидим, зарыли — и все. Бугорок только оставался. Его, конечно, если следом немцы идут или танки, тут же затопчут. Обыкновенная земля оставалась, никакого следа. Часто хоронили в лесу под деревьями. Под дубами, под березами»

Ион Диген, танкист:

«Ко всему привыкаешь. И даже когда приходилось выгребать из сгоревших машин куски обуглившихся тел своих товарищей, обходилось без истерик. Просто каждый думал об одном: «А ведь и я сегодня мог быть на их месте». После такого очередного захоронения, находясь под впечатлением страшной увиденной мною картины, я написал стихотворение «Зияет в толстой лобовой броне». Из него вы почувствуете, какие эмоции я испытал в те минуты. Или вот эти строки вам многое позволят понять:

На фронте не сойдешь с ума едва ли,

Не научившись сразу забывать.

Мы из подбитых танков выгребали

Все, что в могилу можно закопать».

Нина Вишневская, санинструктор: «Мы несли ее вчетвером на плащ-палатке, она такая тяжелая сделалась. У нас в том бою много людей погибло. Вырыли большую братскую могилу. Положили всех, положили каждого без гроба, как всегда, а Любу сверху. До меня никак не доходило, что ее уже нет, и я ее больше не увижу. Думаю: хоть что-нибудь возьму у нее на память. А у нее на руке было колечко, какое оно, золотое или простое, — не знаю. Я его взяла. Хотя ребята меня останавливали: не смей, мол, брать, плохая примета. И вот когда уже прощаться, каждый по обычаю бросает горсть земли, я тоже бросила, и это колечко у меня слетело туда же, в могилу к Любе. И я тогда вспомнила, что она очень любила это колечко. У них в семье отец всю войну прошел, живой вернулся. И брат с войны пришел. Мужчины вернулись. А Люба погибла.

Шура Киселева. Она была у нас самая красивая. Как актриса. Сгорела. Она прятала тяжелораненых в скирдах соломы, начался обстрел, солома загорелась. Шура могла сама спастись, но для этого надо было бросить раненых — из них никто не мог двигаться раненые сгорели. И Шура вместе с ними».

Иван Новохацкий, офицер-артиллерист: «Убитых, а их было много, хоронили тут же. Впрочем, хоронили — слишком громко сказано. В лучшем случае, накрыв плащ-палаткой по несколько человек, засыпали в окопе или большой воронке, в которых часто на дне стояла вода. Нередко закапывали без всякой плащ-палатки, лицом вниз. Нередко убитые по несколько дней лежали незарытыми, было не до них».

Приказом народного комиссара обороны от 2 апреля 1942 года было введено в действие еще одно положение об уборке бывших полей сражений, которое, однако, не отменяло предыдущее № 138. В нем уборка трупов своих и вражеских солдат возлагалась на похоронные команды, формируемые из местных жителей местными Советами депутатов трудящихся. Такие похоронные команды были подотчетны командиру части, непосредственно дислоцирующейся в конкретном районе или районному военному комиссару.

Однако уже 22 апреля 1942 года начальник Главного управления тыла Красной армии издал приказ, которым возложил обязанность по уборке трупов на санитарные управления армий.

Тем не менее жителям, находившимся в прифронтовой полосе сел и деревень, среди которых было немало детей и подростков, пришлось немало потрудиться, предавая земле останки своих защитников, порой близких им людей и даже родственников. Яровчанин Василий Свиридов в своей книге «Судьба детей войны» пишет о боях в феврале 1943 года неподалеку от его родного курского хутора Опушино:

«После освобождения Обояни наши шли вперед, выбивая немцев из впереди лежавших сел. В боях, как известно, потери, и личного состава становилось все меньше. В ротах оставалось мало бойцов, и пополнялись они теперь за счет мужского населения из освобожденных сел и деревень. Медкомиссий, конечно, не было, набирали бойцов в виде ополчения из тех, кто пришел на сборный пункт. Распределяли по ротам, взводам и шли дальше, с боями освобождая другие села.

Бойцы говорили, что в Кондратовке немец хорошо засел, бои там были сильные и не на один день.

Это можно было определить по раненым. Шли, кто мог идти, везли тяжелораненых, останавливались на несколько минут у нас на улице. И мы знали, что наши, хуторские, находились в том бою, так как раньше на день оттуда пришли наши мужики. Бой в Кондратовке закончился, и теперь на поле боя вышли женщины, подростки, старики. Были там и наши хуторяне, искали своих. Ходили среди убитых, нагибались, переворачивали и, опознав убитого, увозили домой. Нашли наших хуторских, погибших в этом бою: Петра Бабичева, Андрея Сасина, Петра Вилина, Ивана Беломестного, кузнеца — фамилию не помню.

Всех похоронили на хуторских могилках. На многих пришли похоронки после, но когда искали среди убитых, не нашли. Или уже были в братской могиле, или где-то дальше сложили свои головы».

А.Я. Иванов, житель деревни Клепцы под Ленинградом:

«Клепцы взяли 28 января 1942 года. На поле боя осталось более 100 убитых. Жители собирали их на подводы, искали медальоны и документы — сдавали в штаб. Могилы рыла вся деревня: земля промерзла на 90 сантиметров».

Барнаулка Раиса Маренкова, в 1944 году житель Белоруссии:

«Когда наступало затишье, мы выходили из своих временных убежищ, собирали убитых красноармейцев, стаскивали их в один окоп и захоранивали. Руки у меня, шестилетней девчушки, были еще совсем слабенькие, но я старалась помочь взрослым в этой их скорбной работе. Так что братские могилы на Могилевщине выкопаны руками детей, женщин, стариков. При этом и самих их немало погибло от неразорвавшихся снарядов».

Дата добавления: 2015-08-13