|
Мы сидим в нашем микроавтобусе на парковке, на задних сиденьях. Никому наше дерьмо не нужно – только время теряем. И я думаю, что, если здесь не станет поживее, я сам закинусь хорошим Е и отправлюсь туда, в самое пекло. Бал с какими‑то чуваками сидит в другой машине, он не настроен идти внутрь. Пусть делает что хочет, я не буду здесь долго ошиваться, там внутри целый парад девок.
– Да, на прошлой неделе настоящий бардак вышел в том пабе, – говорит Короче.
– Точно, когда я оттащил от тебя этих пацанов, – говорю я ему. Если б не я, парню бы конец пришел. – Просто полный пиздец бы вышел.
– Да уж, по‑моему, мне здорово там досталось. Но когда я до стаканов дотянулся, уффф… раздавал им направо и налево и еще по центру.
– А тот толстяк за стойкой, – говорит Джонни, – вот кто был прикольный, черт его дери.
– Ага, – вступаю я, – пока я его не уложил этим железным стулом. Вот это было красиво. Помню, как сейчас, – просто как на картинке, как у гада весь лоб в кровь разбил.
Замечаю, как Короче роется в полиэтиленовом мешке в поисках пива.
– Эй, Короче! Подкинь‑ка и мне баночку, парень, – кричу ему. Он передает мне банку светлого – «МакЭванс».
– Мерзкое шотландское пойло, – говорит он, и сразу: – Прости, друг, забыл.
– Да ладно, не бери в голову.
– Но слушай, ты же не настоящий шотландец, правда. Вот мой старик, он из Ирландии, а матушка – полька, вот. Но я же от этого не поляк, так ведь?
Я пожимаю плечами:
– Мы все тут дворняги беспородные, приятель.
– Ну да, – говорит Короче, – но мы ведь белые хотя бы. Чистота расы и все такое.
– В общем, да, здесь ты в точку попал, дружище, – отвечаю я.
– Я не хочу сказать, что Гитлер был обязательно прав, пойми. Он же не виноват, что не был англичанином.
– Да уж, Гитлер был настоящий мудак, – говорю я, – две мировые войны и один Чемпионат мира, приятель. И все выиграны под нашим ало‑голубым флагом.
Короче запел. Его не удержать, когда он начинает распевать старые Вестхамовские песенки.
– Не про‑и‑гра‑ет – алый с голубым, всегда от‑ме‑ча‑ет – алый с голубым…
Риггси влезает в наш автобус. За ним Бал с этим чуваком Роджером.
– Пошли внутрь, парни, – говорит Риггси, – там круто! От звука, говорю вам, просто мурашки бегут!
– Я тебе скажу, от чего у меня мурашки бегут, – говорю я.
– От волынки, – отвечает мне Короче.
– Да нет, там ребята продают внутри, и не из Фирмы, – говорю я Риггси. Бал встрепенулся:
– Да, ты прав, блин, Задира. Кто‑то сейчас там по роже получит.
На этом Риггси затыкается надолго. Какой он все же мягкотелый, тупой ублюдок. Эти приторные худые суки с полными мешками таблеток, они к нему в душу влезают. Неудивительно, что нам не скинуть свои парацетамолы и бикарбы.
– Да нет же, – начинает Риггси, – на самом деле все уже закинулись еще до того, как сюда прийти сегодня.
Он протягивает Балу таблетку:
– Вот, проглоти одну.
– Да пошел ты, – фыркает Бал. Он все еще не в настроении.
К черту все, я глотаю свою Е и иду внутрь вместе с Риггси. Короче тоже закинулся и плетется за нами.
Внутри я разглядываю группку девчонок у стенки. Не могу глаз отвести от одной из них. Мне как‑то нехорошо становится, как будто срать захотелось, и я понимаю, что это из‑за того, что у меня крыша начинает съезжать от нашего дерьма и от этих безумных звуков.
– Чего уставился? – она подходит и говорит мне прямо в ухо.
Я вообще – то никогда не смотрю на девку пристально. Мне кажется, все дело в манерах. Вот Короче, он и в самом деле смущает бабу. Уставится и смотрит на нее; ей, наверное, кажется, что он ее изнасилует или что‑то в этом роде. Я его предупреждал на этот счет. Говорил ему, чтобы не пялился так. Если хочешь с кем‑нибудь в смотрелки играть, иди на Оулд Кент Роуд и попробуй сделать это с кем‑нибудь из миллвалльских парней. А с девчонками нужно вежливым быть, я ему сказал. Как бы тебе понравилось, если бы какой‑нибудь бушмен или охотник за головами уставился бы так на твою сестрицу?
Но, так или иначе, я сам сейчас уставился на эту девчонку. И не только потому, что она такая красивая, а она красивая, она просто прекрасна, блин. А это потому, что я только что экстази сожрал и смотрю на девчонку, у которой нет рук.
– Тебя по телеку не показывали? – Единственное, что я придумываю сказать.
– Не‑а, по телеку не показывали и в цирке уродов, блин, тоже.
– Я совсем…
– Ну, так проваливай, – отрезает она и отворачивается. Подружка обнимает ее за шею. А я так и стою, как тупой овощ, блин. Никто, конечно, не любит, когда сучка варежку разевает, это как божий день ясно, но что ты скажешь девчонке, у которой рук нет ни хрена?
– Ты что, Дэйв, позволишь какой‑то уродине с тобой так разговаривать, что ли? – усмехается надо мной Короче, обнажая свои гнилые зубы.
Их с такой легкостью можно выбить.
– Заткни свою мерзкую пасть, мудила, а то я это за тебя сделаю.
Я, конечно же, разозлился на мудака; такая красивая девчонка – и без рук, такая подлость, любой скажет. Ее подружка подходит ко мне, тоже ничего себе, зрачки во весь глаз, набралась Е до краев.
– Извини за нее. Плохой трип на кислом.
– А что с ее руками‑то?
Не надо было этого спрашивать, но иногда просто выскакивает. Наверное, иногда лучше говорить прямо, что у тебя на уме.
– Это все из‑за теназадрина. Короче надо все же влезть:
– Вот оно – маленькое чудо: теназадриновые ручки.
– Заткнись, ты, урод! – обрываю я мудилу, который знает, что значит, когда я смотрю таким взглядом, и он отваливает. Приятель или нет, но парень явно напрашивается на хорошую взбучку. Поворачиваюсь к девчонке.
– Скажи своей подруге, что не хотел ее обидеть. Она улыбается мне в ответ:
– Пойди и скажи ей сам.
Тут меня совсем прибивает, потому что я очень смущаюсь перед девчонками, которые мне сильно нравятся. Речь не о сучках‑дешевках, а о девчонках, которые нравятся, – с ними все по‑другому. Но с экстази гораздо легче. Я подхожу.
– Слушай, прости, что уставился на тебя, а?
– Да я уж к этому привыкла, – говорит она.
– Я обычно на людей так не смотрю…
– Только на тех, у кого рук нет…
– Да это не из‑за рук… меня просто Е накрывало, и мне так вдруг хорошо стало… и ты… ты такая красивая, – выпаливаю я все, – меня зовут Дэйв, кстати.
– Саманта. Но только не зови меня Сэм. Никогда. Меня зовут Саманта, – отвечает она, почти улыбаясь. Для меня это почти слишком.
– Саманта, – повторяю я, – а ты меня не зови Дэвидом. Просто Дэйв.
Она улыбается в ответ, и внутри у меня что‑то происходит. Эта девчонка похожа на белого голубя, и внутри у него столько МДМА, сколько я в жизни своей не употреблял.
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сучья привычка | | | Лондон, 1979 |