Открывая книги Щедрина, попадаешь в наши дни: ложная вера, душевный застой. Почему ничего не меняется?

Худрук Театра на Спасской – о том, почему до сих пор смеётся Салтыков-Щедрин

Страна – на пике патриотического подъёма. Это показывают бесчисленные опросы социологов. Сейчас лучше всего ставить, например, верноподданного Нестора Кукольника. Но «Театр на Спасской» взялся за Салтыкова-Щедрина. Причём не за сказки, которые можно адаптировать и для юного зрителя. А за «Господ Головлёвых». Их не изучали в школе ни при каком строе. Как будто боялись чего-то. Роман демонстрировал «свинцовые мерзости дикой русской жизни» нагляднее самого автора этой фразы – Горького, но при этом всегда выглядел чем-то вроде тайного дневника. Написанного для тех, кто уже не боится – отучен, причём той самой «русской жизнью». Не боятся – драматург Ярослава Пулинович и режиссёр, худрук Театра на Спасской Юлия Батурина. Юлия Владиленовна рассказала внештатному корреспонденту «Вятского края», почему щедринский смех слышен в России во времена, когда никто уже не смеётся.

– А если задуматься – что смешного? Типичное русское явление – пьющий мужик и женщина, берущая на себя его проблемы. И Салтыков-Щедрин в романе «Господа Головлёвы» не отвечает на вопрос, почему это происходит.

– Да, он как Маяковский. Салтыков-Щедрин смеётся достаточно зло. Его всё называют сатириком – да нет там никакой сатиры, там драма настоящая. И всё же он смеётся. Может, это истерический смех… Вот, например: молодая Арина Петровна заключает сделку с Богом. Она торгуется с ним. Я решила, что в этой сцене она не сможет перекреститься. Не получится! Она как будто не крестится, а ридикюль сшивает. Во всех инсценировках пьесы акцент делался на Иудушку, а там все Иудушки-то! Поэтому Пулинович вывела линию Арины Петровны. Делать такие вещи – очень интересно, но достаточно мучительно. Форма – не авангардная, но тоже непростая, хотя и не до такой степени, как в замечательном спектакле у Серебренникова. Там такие дебилы показаны, такое Головлёво, такие уроды! Хотя Щедрин про уродов и писал…

Открывая книги Щедрина, попадаешь в наши дни: ложная вера, душевный застой. Почему ничего не меняется?

– Человек очень закрыт сам по себе. В том числе и перед собой. Никто ещё не отменял выражение «загадочная русская душа». Наш главный парадокс – это любовь русской души ко всему. В сцене, которую написал не Салтыков-Щедрин, а сама Яра, – покаяние Владимира Михайловича перед Ариной Петровной. Он говорит, что скоро умрёт, и слава Богу, но жизнь-то он зря прожил. И понял он, что Барков был отвратительный поэт. Ярослава Пулинович пожалела и Арину Петровну, и Владимира Михайловича. Сделала их теплее. А в романе он сходит с ума, и всё: Салтыков-Щедрин поступил с ним намного жёстче и не вразумляет потом никак. Арину Петровну – да, порой вразумляет. Но все они прожигают жизнь. То, о чём сказано в романе, генетически заложено в нас. Стёпка – балбес, как папа. А Павел – аутист. Он всё молчит, а потом всем мстит, чтобы не отдавать свою долю наследства. Все они пьют. Мне кажется, семья Головлёвых – это такая модель русского государства.

Дата добавления: 2015-08-05