Глава 26. До Дня благодарения оставалось всего два дня

До Дня благодарения оставалось всего два дня. Диана и Люсинда возились на кухне, занимаясь приготовлением праздничного ужина. У каждой из них было свое коронное блюдо. Диана всегда варила клюквенный соус, а Люсинда специализировалась на тыквенных пирогах. По старой традиции они начистили серебро и перемыли до блеска хрустальные бокалы. На столе лежала уже готовая начинка для индейки, поэтому в кухне пахло луком и шалфеем. Автором этих давних обычаев была, конечно же, Люсинда.

– Мама, я так счастлива, – стоя возле раковины, говорила Диана. В ее голосе слышалось изумление вперемешку с радостью, и это продолжалось с тех самых пор, как пару дней назад она объявила Люсинде о том, что Алан сделал ей предложение.

Люсинда кивнула, ее руки были покрыты вязким тестом. Уж она-то ни капли не удивилась. Она просто пребывала в состоянии пьянящего восторга, в котором чувствовался легкий налет горечи из-за того, что ее дочери понадобилось столько лет, чтобы найти свое счастье.

– Со мной еще никогда ничего подобного не было, – говорила Диана. – Я ни жила в счастливом браке и просто не знаю, с чего начать.

– Что именно тебя интересует? – спросила Люсинда.

– Все, – ответила Диана. – Я же почти всю свою жизнь прожила здесь, с тобой и Джулией.

– Не всю, – напомнила ей Люсинда.

Диана кивнула. Размешав клюквенный соус, она поднесла к губам деревянную ложку.

– Когда мы с Тимом жили у пристани, – сказала она, – это было так просто. Мы взяли немного мебели из твоего подвала, и Алан отдал нам… – Она осеклась.

– Это было черт знает когда.

– И все же… – промямлила Диана. Она нахмурила брови, словно что-то очень беспокоило ее, и теперь ей не оставалось ничего другого, как поделиться этим с другим человеком. – Я так жалею о том, что вообще вышла замуж за его брата. Хотела бы я, чтобы мы с Аланом могли все начать с чистого листа. Меня тяготит мое прошлое.

– Я понимаю тебя, милочка, – сказала Люсинда. Она раскатывала тесто для пирога, но теперь остановилась. Ей хотелось изречь какую-нибудь житейскую мудрость насчет того, что прошлое следует оставить в прошлом, но в душе она соглашалась с дочерью.

Она подумала о тех далеких днях, когда они с Эмметом ступили на путь самостоятельного существования. После венчания они укатили от церкви на его грузовике, позвякивая привязанными к бамперу консервными банками. Они поселились в доме, который он же и построил, обставили его мебелью, и у них не было проблем с бывшими мужьями или соперничающими братьями. Их жизнь ничем не отличалась от замужества миллионов других пар. Брак и так был непростой штукой, даже без кошмаров из прошлого обоих супругов.

– Он купил мне дом, – сказала Диана.

– Чудеснейший дом Хоторна, – подтвердила Люсинда.

– Он такой огромный, – сказала Диана. – Рассказывая ему о нем, я и не предполагала, что он его купит. Никогда не ожидала ничего подобного, но он купил!

– Я помню, как мы ездили по городу и ты всегда хотела посмотреть поближе на этот дом, – улыбалась Люсинда. – Ты просила отца сбросить скорость, и он сворачивал прямо к тротуару напротив.

– Мой игрушечный домик… – сказала Диана.

Люсинда кивнула. Она помнила, как Эммет удивил ее на Рождество, смастерив дочке детский домик по образцу и подобию большого. Он досконально изучил мельчайшие детали и сделал все точь-в-точь. Люсинда знала, как он был бы счастлив, если бы знал, что Алан осуществил для его дочери ее невероятную мечту.

– Я собирала игрушечные домики для людей, которые теперь станут моими соседями, – сказала Диана.

– Они даже не подозревают о том, как им повезло, – ответила Люсинда, поглядывая на Диану. Она уловила нотки неуверенности в ее голосе. Люсинда и Эммет были скромными людьми: библиотекарь и плотник. Диана многие годы содержала себя и Джулию, изготовляя игрушечные домики для тех, кто жил в роскошных особняках. На ладонях у нее были мозоли, а сколько раз они на пару вытаскивали занозы из ее пальцев! Доставляя свои работы заказчикам, Диана проходила по подъездным дорожкам великолепных домов с высокими колоннами, домов с собственными названиями.

– Все приводят лечить своих детей к Алану, – сказала Диана. – Они не удивятся тому, что он там поселится.

– С тобой и Джулией, – добавила Люсинда.

Диана кивнула, светясь от любви и счастья.

Люсинда покосилась на свою внучку. Последнюю неделю Джулия почти не открывала глаза. Она качалась и спала, пытаясь еще туже свернуться в позу эмбриона, словно стремясь превратиться в улитку. Диана проявляла недюжинную выдержку. Она постоянно старалась развернуть Джулию из ее клубка – следуя совету, давным-давно полученному от одного физиотерапевта, – чтобы мышцы Джулии не сводило судорогами.

– Алан хочет удочерить ее, – сказала Диана, проследив за взглядом матери.

– Я знаю.

– Больше всего мне нравится то, что он хочет, чтобы мы стали семьей.

– Он мечтал об этом целых двенадцать лет, – добавила Люсинда.

– Мам, – обратилась к ней Диана, обхватив себя руками, словно ее обдало дуновением холодного ветра.

– Что, милочка?

– Разве я заслуживаю всего этого?

– Диана!

– Так долго, – тихо сказала Диана, и Люсинде пришлось немного наклониться вперед, чтобы расслышать ее слова. – Я гадала, чем навлекла на себя эту кару. Я думала, что первоисточник всех бед был во мне, в моих поступках, которые стали причиной того, что Джулия родилась такой больной.

– Ты в этом не виновата, – сказала Люсинда.

– Но ведь я ее мать, – продолжала Диана. – Наверняка что-нибудь да было. Пища, которую я ела, или, наоборот, не ела. Пакости, что я натворила в детстве…

– Не было никаких пакостей.

– Грехи, – сказала Диана. – Странно. Я никогда не думала ни о чем таком в отношении других людей – калек, слепых, меня не интересовало, какие грехи совершили их матери, прежде чем произвели своих детей на свет. Но тогда почему же я размышляла об этом в моем случае?

– Но ты уже перестала размышлять об этом, правда? – с надеждой спросила Люсинда.

– Я пытаюсь, – ответила Диана. – Но мне очень тяжело. Когда я вижу страдания Джулии, ее припадки. Когда я думаю о том, что вместо Джулии беру на «Щелкунчика» Эми, потому как Джулия не в состоянии поехать… Я думаю об этом, и меня одолевают сомнения. Мне кажется, что есть причина, по которой кто-то свыше наказал меня.

– Но сейчас-то, – возразила Люсинда, – тебя вознаградили?

– Да, Аланом, – сказала Диана. Стоило ей произнести его имя, как она тут же переменилась в лице. Люсинда видела, как улетучилось ее волнение. Она почувствовала, что тревожные мысли покинули комнату. Внезапно лицо Дианы просияло.

– Любовью, – поправила ее Люсинда. Потому что не только Диана получила Алана. Он тоже был вознагражден ею. Родственные души обрели друг друга. Справившись с трудностями, они наконец были вместе.

– А мы можем ее сохранить? – спросила Диана.

Люсинда взяла ее за руку. В детстве Диана была маленькой почемучкой. Она безоговорочно доверяла своим родителям, и Люсинда помнила, как Диана спрашивала о чем-нибудь невообразимом – например, на какой высоте находится небо, – и глядела в глаза Люсинды с таким же доверчивым выражением, как и в эту минуту.

– Диана, дорогая моя, – сказала Люсинда, – начинай говорить себе, что ты заслуживаешь любви, что ты достойна быть счастливой. Точно так же, как и все остальные. Я. Эми. Джулия. Мы не должны упускать то, что само дается нам в руки. Будь то поездка на «виннебаго» или жизнь в большом белом доме у гавани. Или здесь.

Диана обхватила себя руками, обведя взглядом скромное убранство своего родного дома.

– Вообще везде где угодно, – добавила Люсинда.

– Моя родственная душа, – проговорила Диана, задумчиво.

– Эми обрадуется, когда узнает, – сказала Люсинда.

– Как же хорошо, что праздник совсем близко, – сказал Диана.

Люсинда притянула ее к себе:

– Раскрою тебе свой секрет. Будь благодарна каждому божьему дню. Так мы и жили с твоим отцом и именно поэтому были счастливы. Потому что нам не дано узнать, когда нашему счастью придет конец.

Завтра ее рассказ должны были принять на участие в конкурсе. Эми спрятала его в самое надежное место – за фотографию отца, висящую на стене своей спальни. Оттуда ей улыбался Рассел Брукс, симпатичный продавец автомобилей. А сразу за снимком, словно в стенном сейфе, лежал рассказ Эми. Теперь она вынула его из тайника. Она нервничала, боясь, что в ее рассказе было полно недостатков, и ей хотелось узнать чужое мнение на этот счет.

– Мам, – позвала Эми, подойдя к двери в комнату матери.

– Тссс, дорогая, – лежа на кровати, проговорила мама. – Мне не удалось выспаться прошлой ночью. Я очень устала.

– Прочтешь вот это? – спросила Эми.

– Не сейчас, – простонала из-под покрывала Тесс.

– Пожалуйста, мам. Это важно, – просила Эми, ощутив прилив гнева. Ну как же так: в рассказе мама Кэтрин справилась с депрессией, а в реальной жизни мама Эми, наоборот, погружалась в нее еще больше. Эми ужасно переживала, но в то же время жутко злилась.

– Позже, – простонала ее мать, и Эми могла поклясться, что услышала, как она всхлипнула.

Эми сжала кулаки. Люсинда с Дианой так гордились ею, и почему ее родная мать не могла хоть как-то поддержать ее? Флакончик с антидепрессантами, которые принимала ее мама, стоял на полке в ванной. Вчера Эми их пересчитала, желая убедиться в том, что мать их принимает. Она пошла в ванную комнату и снова пересчитала пилюли: их количество не изменилось.

– Мам, – сказала она, тряся мать за плечо.

– Что случилось, Эми? – недовольно пробормотала мать.

– Почему ты не принимаешь свое лекарство? Разве ты не хочешь поправиться?

– Хочу, Эми.

– Но ты же не пьешь свои таблетки! – вскричала Эми. – Я посчитала, так что не обманывай меня. Жизнь прекрасна, мы вместе, наступает День благодарения! Почему ты не принимаешь лекарство? – Она с силой потрясла свою маму, но скорее от отчаяния, а не из желания заставить ее покинуть постель.

– Они нагоняют на меня сон, – расплакалась Тесс. – Сушат рот и вызывают головную боль.

– Но ты даже не пытаешься выздороветь! – орала Эми. – Ни капли не пытаешься!

Ее мать просто лежала среди простыней и рыдала. Эми, недоумевая, глядела на нее. Почему она не была похожа на Диану? Ее не интересовало участие Эми в писательском конкурсе, поездка в Нью-Йорк. Почему ее мама сама не могла свозить свою дочь на «Щелкунчика»? Казалось, ее даже нисколько не встревожило, что Эми собиралась поехать с кем-то еще. Она была занята одним: валялась на кровати и ничего не делала.

– У нас нет индейки, – дрогнувшим голосом сказала Эми. – Праздник уже близко, а у нас вообще нет никакой птицы на ужин. Ни репы, ни клюквенного соуса. Я написала рассказ, а ты не хочешь его читать.

– Я прочла его, – прошептала ее мама. – Когда ты была в школе.

– Правда? – удивилась Эми, испытав легкое головокружение.

– Из-за этого рассказа мне стало совсем плохо, потому что я не могу поправиться так же быстро, как мать Кэтрин. Она чем-то напоминает меня, только во сто раз лучше. Она заботится о своих детях – ребенке-тебе и ребенке-Джулии – намного лучше, нежели я. Прости меня, Эми.

– Мам… – не зная, что и ответить, сказала Эми.

– Просто оставь меня, – простонала Тесс. – Пожалуйста. Дай мне немножко поспать.

Эми попятилась из комнаты и закрыла за собой дверь. Она бросила лист с рассказом на кухонный стол. Там желтело большое пятно арахисового масла, но ей было все равно. Она окончательно расстроила маму своей выдуманной историей.

Бредя по улице, она невольно обнаружила, что шла в направлении дома Роббинсов. Возможно, после встречи с Джулией ей бы хоть немного полегчало. Но, подойдя ближе, она осознала, что не хочет видеть Диану. Люсинду, может быть, но не Диану, с ее румяными щеками и золотыми волосами. Подумав о том, что пережила ее мама, когда прочла описание матери Кэтрин, Эми поежилась.

Ее заметил Орион, который играл во дворе. Взяв его с собой, Эми отправилась к болотам. Старая шлюпка была доверху залита покрывшейся ледяной коркой водой. Эми вычерпала ее. Щенок заметно подрос. Он запрыгнул в лодку, желая прокатиться. У Эми ныло сердце, но она не хотела разочаровывать своего друга. Может быть, сегодня они вернутся домой вместе.

Она выплыла с болот и погребла к пляжу. Только на темно-сером горизонте сияла полоска из чистого золота. Болота казались потускневшими и безжизненными. Перед ее глазами стоял образ матери, лежавшей в кровати и плакавшей из-за ее рассказа. Наверное, поэтому она и не стала принимать лекарство. Эми собиралась выбросить рассказ, чтобы мама ненароком не прочла его еще раз.

Орион скакал по насыпи. С океана дул холодный ветер, развевавший волосы Эми, подобно миниатюрным полотнищам. Крупицы песка попадали ей в рот, и она выплевывала их, взбираясь на небольшой холм. Пес восторженно носился вокруг нее, обнюхивая все, что попадалось ему на пути. Он повел ее к маяку, и, последовав за ним, Эми с трудом заставила себя не отводить взгляд.

Песчаный замок исчез.

Большая крепость, которую она построила еще в сентябре с подветренной стороны вышки маяка, вдали от волн и штормов, которые она нарекла именем Эмбер, пала под натиском моря. Она не могла в это поверить, но линия прибоя добралась и сюда: Эми видела кусочки водорослей и обломки деревяшек, разбитую ловушку для омаров, рыбьи кости.

Пока Орион радостно фыркал, тыкая носом песок и морскую капусту, Эми опустилась на колени. Это было как раз то место. Ей чудилось или перед ней действительно лежала бесформенная кучка песка? Неужели это все, что осталось от возведенного ею замка? В тот день в ее сердце теплилась надежда. Строя свой песчаный замок, Эми думала о Джулии.

Как все изменилось. Мама Эми опять не вылезала из постели, а Джулия… Эми прикрыла глаза. Теперь Джулия почти не разговаривала. Замок Эми подвел их всех. Эми принялась копать, сгребая песок, чтобы выложить фундамент и начать все заново. Но ее руки были холодны, как два куска льда, и она дрожала на морозном ветру. Да и какой в этом был смысл?

Орион гавкнул. Эми горько всхлипнула. Ветер дул так сильно, что никто не слышал ее, даже бороздившие морские волны дельфины. Эми дала волю слезам. Замок обрушился, и у нее не осталось душевных сил, чтобы возродить его.

Поднявшись с кровати, Тесс Брукс увидела, как ее дочь убегала вниз по улице.

– Эми! – закричала Тесс, распахнув входную дверь и выскочив на крыльцо. – Эми!

Но было слишком поздно; Эми свернула за угол и скрылась. Вздохнув, Тесс притворила дверь. Порыв ветра успел проскользнуть внутрь, принеся с собой пробирающий до костей озноб. Тесс подошла к термостату и посмотрела показатели температуры. Там высветились цифры: шестьдесят два градуса. Тесс не могла себе позволить выставить более высокое значение; деньги из фонда Расса постепенно заканчивались.

Эми была такой хорошей девочкой. Она никогда не жаловалась на прохладу, царившую в их доме. Она делала уроки и помогала с уборкой. Решив посвятить себя писательской стезе, она приложила максимум усилий, чтобы ее первый рассказ удался на славу.

Ну почему с языка Тесс слетели те слова? Смахнув со лба растрепавшиеся волосы, она отправилась в ванную и приняла лекарство. Ей самой не нравилось быть такой: обозленной и перепуганной. Она не хотела пребывать в депрессии, прячась в постели и переживая, что дочка променяла ее на семейство Роббинсов.

Взяв расческу, она провела ею по своим каштановым волосам. «Понемногу, маленькими шажками» – так сказал ее врач. Он был очень милым и добрым; он никогда не говорил, что она впустую тратила время их сеансов, рыдая все пятьдесят минут напролет. Она потеряла мужа в возрасте двадцати лет. Он был единственным парнем, которого она когда-либо любила.

Тесс не выдержала утраты и утратила саму себя. Да, у нее была Эми и деньги, полученные из фонда рыбаков, но она ощущала себя оставленной. У нее никогда не было интересовавшего ее дела, и она потеряла ощущение радости жизни. Тесс осталась одна, с шустрой малышкой на руках, и Тесс не нашла в себе энергии даже для того, чтобы читать ей книжки.

Тесс сделала много ошибок, но эту считала самой ужасной: она лишила Эми удовольствия от чтения, когда та была совсем маленькой. Сама Тесс обожала книги. В детстве она не вылезала из библиотеки, расписываясь за книги сразу же, с нетерпением ожидая, когда новые книги поступят в распоряжение миссис Роббинс. Но со смертью Расса ее мир лишился всех былых красок. Реальная жизнь и жизнь на страницах книг одинаково не интересовала Тесс.

Вот почему она обрадовалась, когда Эми стала ходить в гости к Роббинсам. Миссис Роббинс была такой честной, серьезной дамой, обеспокоенной воспитанием молодых людей, что Тесс знала – знакомство с ней сослужит Эми добрую службу. И все в городе знали Диану, и то, как она боролась за здоровье дочери даже после бегства своего мужа. Могла ли Тесс запретить Эми проводить время в обществе таких хороших людей?

Но тогда почему же Тесс буквально кипела от ревности? Отчего каждый раз, когда она слышала фразу «Я иду к Джулии» или еще хуже – «Я иду к Диане», ее желудок сводило жуткой судорогой? Тогда здесь был Бадди, и он подкидывал дрова в топку ее гнева, нашептывая ей, что Эми предпочитает собственной семье чужаков и что скоро она вообще не захочет тут появляться.

Впрочем, Тесс не могла упрекнуть Эми в таком отношении к себе. Она вздохнула и увидела на столе листок с рассказом Эми. Нижний левый угол был слегка заляпан арахисовым маслом. Пятно расплывалось по бумаге, уничтожая печатные буквы. Тесс вытерла его. Она посмотрела на название: «Песчаные замки». Ревность никого до добра не доводила. Она жалела о том, что сказала, как огорчил ее рассказик дочери. Отчасти она была счастлива, что Эми имеет возможность съездить на «Щелкунчика». Но почему Эми в своем рассказе наделила маму Кэтрин белокурыми волосами?

Дата добавления: 2015-08-05