В. Новодворская

Редактор отдела новостей телекомпании ДТП-ТВ eбал в комнате отдыха молодого подающего надежды репортера. Репортер терпел, привыкая к новой для себя cекcуальной ориентации, а в наиболее трудные моменты грыз толстую кожу диванной спинки.

-- Я тебя… для начала… на утренние новости поставлю… -- хрипел редактор, совершая поступательные движения тазом, -- а потом… Петюню на xyй выгоню… и отдам тебе… вечерние…

В кабинете зазвонил телефон. Это был внутренний аппарат с характерным мелодичным звуком, и редактор, так и не кончив, поплелся снимать трубку.

-- Орлов, -- сказал он, садясь голой жопой в приятную прохладу кресла.

-- Чем ты там занимаешься?!

Директор. Ну еб твою мать, подумал редактор, рассматривая свой вяло свисающий мокрый xyй, к которому прилип жалкий коричнево-желтый кусочек репортерского говна.

-- Работаю с документами.

-- Ты не Ельцин eбаный, чтобы с документами работать! - рявкнул босс. - Тебе с людьми надо работать, с кадрами! Ты кого берешь, сука, в журналисты?

Редактор покаянно молчал, гадая, о чем же пойдет речь.

-- Что за урод по фамилии Морозов?

-- Стажер, неплохие репортажи…

-- На хую видал я его репортажи! Только что со съезда звонили - он там шлялся, снимал сюжет, и попался! Он мудак! Понял?! Мудак!

-- То есть?

-- Мудак самый настоящий! Как ты его на работу принимал, а? Ты документы его видел?

Мудакам выдавали временные удостоверения, а у Морозова был паспорт, настоящий паспорт, с гербом, фотографией и полагающимися восемью печатями… фальшивый, что ли?

-- Фальшивый паспорт, -- сказал редактор, в задумчивости теребя xyй. - Подсунул, сволочь, паспортину левую.

-- Левую или правую, не моя забота! А только готовься, что к тебе придут из ВОПРАГ и будут тебя eбать, не меня! Придумывай давай, что будешь им говорить.

-- А как они узнали, что он - мудак? Может, накладка какая? - уточнил редактор.

-- Все точно, его один опер узнал, как сбежавшего особо вредного мудака. Разбирайся.

И директор повесил трубку.

Редактор вернулся в комнату отдыха, где молодой и подающий надежды все еще стоял раком и проверял при помощи пальца, что там у него с анусом.

-- Клизму надо перед актом делать, -- наставительно сказал редактор. - Весь xyй говном повымазал. Соси давай по-скорому, а то у меня неприятности.

Репортер вздохнул и зачмокал, преданно глядя снизу вверх на мохнатое брюхо редактора.

Мудак попался молодой да ранний - показывал какие-то мятые бумаги, визитки больших людей и грозился судом в Гааге. Давно таких не было, нынче мудак тихий пошел, забьется в угол и норовит там притихнуть, чтоб не пнули. Одно слово - журналист. Давили их, давили…

Вместе с Фрязиным мудака транспортировал азартный Лагутин, который дал мудаку в зубы и запихал в окровавленную пасть все его бумаги и визитки. Везли они его в обычном фургончике на базе "Нивы". Скованный мудак валялся сзади, плюясь клочьями визиток, Фрязин вел машину, а Лагутин все не мог успокоиться - перегибался назад через спинку кресла и орал:

-- Какого ты xyя на съезд поперся, а? Тебе там место, скажи? Место?!

-- Да брось ты его, -- поморщился Фрязин. - Башка болит от крика.

-- Ненавижу этих… -- заявил Лагутин. - Я его, блядь, еще урою. Визитки он мне показывает. В жопу себе их засунь, понял!!

Мудак что-то жалобно прохрюкал, и Фрязину неожиданно стало его жалко.

-- Откуда у него паспорт? - спросил он.

-- Спиздил где-то, -- злобно сказал Лагутин. - Или купил. Денег до xyя, чего не купить? Наглый, блядь. У меня мудаки живут через площадку - в трехкомнатной квартире уплотнили, человек двенадцать.

-- Маловато, -- усомнился Фрязин.

- Обещали еще подселить… Так вот, уважительные такие мудаки, как я на работу - если встречу, кланяются, здоровья желают… Мусор выносить - утром в строй, как я с ведром-то выйду, из рук рвут… Вот это правильный мудак, с таким и работать хорошо. Чего его, правильного мудака, обижать? Если только месячник там или облава… план сверху спустят… А этот - у-у, падла! - мне в морду карточки тычет!

Сдав мудака куда надо, они пошли в комнату отдыха. Там уже сидел незнакомый им мужик, пил газировку из баночки, чесался под мышкой. Лагутин кивнул, Фрязин поздоровался за руку, и все стали смотреть телевизор.

Как раз новости пошли. Новостной блок открывался сюжетом о вручении в Кремле медальки Народного артиста Великой России известному поп-певцу Кире Филиппову. Киря по случаю торжеств был облачен в смокинг, хотя обыкновенно носил зайцевские штанишки.

Из-за портьеры быстрым шагом вышел Сами-Знаете-Кто, взял у одного из клевретов коробочку и прицепил на Кирю значок, приподнявшись на цыпочки -- Филиппов был минимум на полметра выше. Так же быстро пожав руку певца, Сами-Знаете-Кто скрылся за той же портьерой, откуда и появился.

- Как видите, церемония не заняла много времени. После вручения награды господин Филиппов дал интервью всем телекомпаниям, кроме нашей, что естественно, ибо мы не раз комментировали как cекcуальные предпочтения господина Филиппова, так и его махинации с налогами и недвижимостью. Немаловажно, что на вручении присутствовал сожитель господина Филиппова, супермодель Сергей Агзаев, ради которого год назад певец бросил свою старушку жену, некогда знаменитую певицу Алю Богачеву.

Крупным планом показали пресловутую старушку, сжимавшую в пухлой лапке сотовый телефон, засунутый куда-то под бесформенную копну волос.

-- Кстати, сегодня в двадцать ноль-ноль госпожа Богачева даст нашей телекомпании эксклюзивное интервью, в котором прольет свет на некоторые подробности жизни бывшего супруга.

Изображение старушки жены сменил строгого вида очкастый диктор, который поведал:

-- А теперь - новости спорта. Очередную победу одержал в чемпионате Великой России грозненский "Борз". Таким образом, команда из Ичкерии занимает теперь второе место в турнирной таблице, отставая от севастопольского "Россиянина" на два очка.

-- Во вахи дают! - сказал Лагутин, хлопая себя по коленке. - А я, помню, за "Спартак" когда-то болел… Где он теперь, а?

-- Если бы чичи таких игроков не накупили, хрен бы выигрывали, -- заметил Фрязин. - Из одного "Манчестера" сразу трех…

-- Денег же до хрена.

- Потому что бляди, пидоры сраные… Жалко не убили всех… Пивка не хочешь? Я б сходил.

- Бутылочку разве.

Фрязин поискал в кармане денег, нашел и спросил:

- Светлого?

- Давай покрепче какого, - сказал Лагутин, придвигая к себе старомодный телефон с диском.

- На хер, оно на ерш похоже.

- Ну и пей ссаки. А мне купи.

- А мне не бери, - сказал незнакомый мужик, хотя ему никто и не предлагал.

В ларьке сидела какая-то толстая баба, раньше ее не было - все время тут пиво покупали. Она тоже Фрязина не знала и должного рвения не проявила - читала какой-то журнал с голой дурой на обложке, зевала, показывая золотой мост.

- Два пива, - сказал Фрязин, суя в окошечко деньгу.

Баба не особенно всполошилась. Аккуратно закрыла журнал, положила на столик, медленно принялась шарить где-то внизу.

- Вы бы хоть спросили, какое мне, - буркнул Фрязин.

- А у нас только два сорта, - сказала баба откуда-то снизу. - "Степан Разин" и "Старый мельник". По деньгам "Разин" выходит.

- А крепкого нету?

- Нету.

- Ладно, давай "Разина".

Когда запретили импортное пиво, Фрязин поначалу шибко печалился - привык к хорошим сортам, но потом точно так же привык к нашим, как когда-то, в молодости, хлeбал с удовольствием всякий "Ячменный колос", прокисший с рождения. Он взял бутылки и пошел к своему учреждению, поглядывая на высоченный дом, торчавший над парковым массивом и сверкавший стеклом.

Как раз за сияющим остеклением этого чудесного дома и происходила сейчас еще одна история, весьма близко связанная со случившимся намедни. Но Фрязин о том, понятно, не знал.

А происходило вот что.

Когда зазвонил телефон, известная журналистка-правозащитница брила в ванной пизду. Таким специальным станочком, которым кроме пизды ничего и не побреешь.

"Перезвонят", - подумала журналистка-правозащитница, болтая станочком под струей горячей воды. Рыжие колечки исчезали в сверкающем отверстии стока. Но телефон не умолкал. Журналистка-правозащитница тихонько сказала: - Вот блядь eбучая! - и пошла с недобритой пиздой снимать трубку.

- Спала, что ли? - осведомился Мазаев.

- Было бы с кем, - огрызнулась журналистка.

- Тогда выключай свой вибратор, чтобы батарейки не сели, и слушай ухом.

Слушать Мазаева стоило. Если он вот так звонил, значит, имелась у него некая информация, из которой при известном старании можно было сляпать сенсацию. Сам Мазаев был для того слишком ленив, да и не талантлив.

- Значит, Лолка, так. Морозова помнишь?

- Этот… с ДТП?

- Он.

- Помню. Сволочь.

- Сволочь - не сволочь, а взяли его на съезде. Форменный мудак.

- Он же…

- Знаю, знаю, на ящик кого попало не берут, тем более в ДТП. А вот видишь - мудак. Сидит сейчас у ВОПРАГовцев. Никто про то не знает, ДТП будет скрывать, само собой, а мне по знакомству один товарищ слил. Он там работает.

- Предлагаешь заняться? - спросила журналистка, поеживаясь. Мокрой пизде было холодно, от двери тянуло сквозняком.

- Грех пропадать такому материалу. Тем более давно уже ничего про мудаков не было, про скрытых-то. Всех переловили. А тут - на тебе!

Журналистка быстро нашла в ящике телефонной полочки записную книжку и навострилась:

- Диктуй.

- Хули диктовать. Морозова и так знаешь, сидит в двадцать втором отделении, у тебя из окошка оно небось видно. Сама смотри, как поступать будешь. Его только-только привезли, так что торопись, а то уволокут, концов не найдешь. Все, отбой.

Журналистка посмотрела в пикающее жерло трубки и снова тихонько сказала:

- Вот блядь eбучая…

За окном грохнуло - по введенной во всех региональных центрах практике, вылившейся из питерских традиций, стреляли из пушки.

Полдень, сука такая.

Полдень.

Мудак Морозов в этот момент сидел в камере, подперши голову руками.

Камеры ВОПРАГ сильно отличались от милицейских, в каковых Морозов раньше не сидел, но приходилось видеть их по работе. Дело в том, что Морозов в свое время был сотрудником правозащитной организации "Светоч демократии" и занимался в том числе защитой прав заключенных и прочих арестованных.

В камере ВОПРАГ было тепло и светло. Вместо дощатых нар или железно-сварных коек имелись вдоль стен мягкие лавки, покрытые кожзаменителем. Кожзаменитель был абсолютно цел и не разрисован, не обписан гадостями. В углу имелась параша, вернее, нормальный унитаз, притом за специальной пластиковой ширмочкой.

На унитазе в данный момент сидел сокамерник Морозова и страшно пердел, иногда говоря сквозь пластик:

- Вы извините, уважаемый.

Морозов стоически терпел.

Болел нос, болели губы, болело правое колено, которое сильно ушиб о подножку автомобиля тот вопраговец, что повыше. Что пониже, показался Морозову более добрым, но это, скорее всего была такая уловка - хороший и плохой полицейский.

- А что на допрос не ведут? - спросил Морозов громко, перекрывая здоровый бодрый пердеж.

- А и не поведут, - сказал сруль из-за своего пластика. - У них съезд сегодня. Все заняты, а те, что привезли, отдыхают. У вас бумаги нет?

- Отобрали… - вздохнул Морозов.

- Жалко. А тут нету, на ролике-то. Обычно есть, а сейчас нету. Надо жалобу написать.

- Жалобу? - удивился Морозов.

- Конечно. Вот только поведут на допрос, первым делом жалобу напишу. Ущемление прав.

- А… А можно? - пугливо спросил Морозов.

- Нужно! Ведь камера-то общая, мало ли… не каждый день мудака сажают, бывает, что и нормальных граждан, а им как без бумаги? Ой. Извините, уважаемый.

Эти слова сопроводили очередной залп, а потом сруль поинтересовался:

- А вас за что?

- Я журналист. Телевизионщик.

- Да ну?! - из-за ширмы показалась лысинка, потом черные бровастые глазки. - Журналистов же нельзя.

- Сказали, мудак.

- А что, правда?! - сруль еще более проявился из-за ширмы.

Морозов смолчал. Он даже не мог себе представить, что ему грозит. И что грозит кадровикам из телекомпании, спецнаблюдателю при телекомпании, может, даже участковым милиционеру и инспектору ВОПРАГ. Сам Морозов не слыхал, чтобы в такую проверенную контору, как телевидение, пробрался мудак. А он, Морозов Александр Алексеевич, мудак и был, как ни верти. Притом матерый, опытный.

Сруль чем-то пошуршал, покряхтел, хлопнул крышкой мусорного бачка и вышел. Обычный мужик, лет сорок с виду, вроде как еврей, но может, и не еврей, может, просто похож. Бывает с людьми такая беда.

Он демонстративно проигнорировал Морозова и сел на лавку подальше, но долго молчать не смог. Скучно в камере, с горя и с мудаком поболтать можно, все же и не слышит никто…

- Обедать должны принести, - сказал он как бы просто так.

- А тут камеры не прослушивают? - мстительно спросил Морозов, обозлившийся на сруля. Вон даже бумага у того была, вытер же задницу, а чего просил тогда?

- Не думаю, - сказал сруль, озираясь.

- Тогда представьтесь, как положено культурному человеку.

- Хопман, - недовольно сказал сруль. А может, Гофман. А может, и Гопман. Разберешь у них, у евреев.

- Морозов.

- Только вы меня в свои дела не впутывайте, - предостерег сруль.

- Не стану, - успокоил его Морозов и потрогал качавшийся зуб.

- Били? - спросил сруль со скрытым удовлетворением.

- Били…

- Мудаков часто бьют, - сказал сруль. - Вроде даже есть директива. Вы… они же не граждане.

- А вас-то за что сюда?

- Анекдот рассказал, - признался сруль.

- Который?

- Ага. Сейчас я вам рассказывать буду. А ну как прослушивают все-таки?

- А мудак не гражданин, ему можно, - спровоцировал Морозов. Сруль подумал и покачал головой:

- Нет, не путайте меня. Нельзя. И так уже один раз рассказал… Что обидно, все время из-за этих анекдотов… Правда, анекдоты в рецидив не идут. Каждый как мелкое хулиганство, но хоть десять раз подряд пусть арестовывают, все равно в плюс не идет. Все-таки гуманные у нас законы! - это сруль сказал уже погромче и гордым, довольным тоном счастливого человека и посмотрел в белый потолок.

Дата добавления: 2015-08-05