Слово из книжек

Сергей, хоть и мчался на сумасшедшей скорости, сначала смотрел только на Марию. Из-за этого на повороте чуть не вылетел в кювет, едва успел вывернуть руль. Ужасно испугался – не за себя, за нее. Любая другая женщина от такого бешеного зигзага взвизгнула бы, но эта не издала ни звука. Даже головы не повернула, глядела прямо перед собой.

Что это она все молчит? Хоть бы слово сказала.

Теперь он следил за дорогой, вел машину осторожно, на восьмидесяти, а из-за Режима казалось, что джип еле ползет.

Стараясь не частить и поотчетливей выговаривать слова, Сергей спросил:

– Ты где живешь, Маш? В Лычково?

Так называлась деревня, около которой она торговала цветами.

Молчит, будто не слышит. Попробовал еще раз:

– Марусь, тебе лет-то сколько? С родителями живешь или…

Голос у него дрогнул. Про «или» – что у нее есть муж или кто там – и думать не хотелось.

Опять не удостоила ответом. Будто не слышала. Сергей подумал: может, ей не нравится, как я ее называю – Маша, Маруся? Сделал третий заход:

– Нет, правда. Мария, ты с кем живешь-то?

Только тут она на него взглянула, и он понял: да, ее надо называть полным именем – «Мария».

Но рта все равно не открыла, показала один палец, с розовым, неровно подстриженным ногтем.

– Одна? Кивнула.

– Ты чего, немая? – наконец дошло до Дронова. Грубо спросил, неловко. Но Мария не обиделась.

Коротко улыбнулась. Слегка наклонила голову (то ли отвечая «да», то ли в каком другом смысле) и снова стала смотреть на дорогу.

Ну и хорошо, что немая, сказал себе Сергей. Наверно, из-за этого она такая особенная. Ведь не просто же красивая, а именно особенная. Не была б немая, несла бы сейчас какую-нибудь дребедень, всё впечатление бы поломала.

– Слушай, Мария, хочешь пожить у меня? – кинулся он как головой в омут. И затараторил, позабыв, что нормальный человек такую скороговорку разобрать не смог бы. – Нет, ты не думай, просто пожить, ничего такого. У меня дом большой, в Жучиловке. Один живу.

Она опять повернулась, уставилась на него долгим взглядом, как тогда.

А он боялся голову повернуть, держался за руль ни жив ни мертв. От нервов рванул на обгон прямо перед носом у встречного грузовика, едва не впаялся.

Зато когда Мария медленно, задумчиво кивнула, да не один раз, а дважды, его прямо обожгло.

От нахлынувшего счастья, от разом скинувшего скорость Метронома Сергей понес чушь:

– Ну и правильно. Не пожалеешь. Ты еще не знаешь, кто я. Я Сергей Дронов. Слыхала про такого?

Она помотала головой, озадаченно приподняла брови.

– Да ты чего? – поразился он. – Про меня по телевизору документальное кино сколько раз крутили. «Сокола полет» называется. И в новостях. Я двадцатичетырехкратный чемпион мира, у меня мировых рекордов…

Тут она прыснула – по-девчоночьи, прикрыв рот ладонью, и Дронов заткнулся, покраснел. Хрен знает, чего она захихикала. Хорошо еще, если в значении «ну ты здоров врать» – это дело поправимое. Только, похоже, смех был не то чтобы недоверчивый, а такой… Ну вроде как взрослому человеку потешно, когда карапуз своими фантиками или игрушечными машинками хвастается. Вот какой это был смех.

Разозлился Сергей, обругал себя: ну чего ты мельтешишься, козлина, чего шестеришь? Обычная подмосковная девчонка, просто красивая очень. Ладно, поправился он, пускай не обычная, пускай особенная. Очень возможно, что второй такой на свете нет – ни в Америке, ни в Азии, нигде. Но все равно ведь женщина. Что он, бабских примочек не знает? Ведь взрослый мужик, так и веди себя по-взрослому, по-мужиковски.

– Приодеть бы тебя, – сказал он, глядя на ее плащик и нитяные чулки. – Ну и вообще. Макьяжик там, маникюр-педикюр. Ты как, не против такого предложения?

Хотел бы он посмотреть на девчонку, которая была бы против.

Мария в первую минуту вроде как не поняла, слегка наморщила лоб. Потом тряхнула челкой, энергично кивнула.

Точно – девушка как девушка, отлегло у Сергея. И улыбаться, оказывается, умеет по-нормальному. А на переносице у нее, он только сейчас разглядел, бледно-золотые пятнышки веснушек. Ну подумаешь – веснушки, но от этого открытия сердце чуть снова не соскочило в Режим, однако передумало и только быстро сжалось-разжалось. Наверно, это и называется «нежность», пришло Дронову на ум слово, которого он никогда в жизни не употреблял и всегда полагал, что оно придумано для книжек.

Дата добавления: 2015-08-05