III победы и поражения 39 Г. До P. X. – 37 Г. До P. X 7 страница

– Я вижу, город полон настоящих и потенциальных монархов, – сказал Фонтей, усаживаясь в кресло.

– Да, наконец-то я их всех рассортировал и созвал, чтобы они узнали свою судьбу, – с усмешкой произнес Антоний. – Она… она приедет? – добавил он, не в силах скрыть волнение.

– Как только сможет. Этот дерзкий мальчишка Цезарион настоял на поездке с ней, поэтому ей нужно назначить регента.

– Дерзкий мальчишка? – нахмурился Антоний.

– Таким я его считаю. Он и впрямь невыносимый.

– Он участвует в монархии наравне со своей матерью. Он тоже фараон.

– Фараон? – переспросил Фонтей.

– Да, верховный правитель реки Нил, истинного царства Египет. Александрия считается неегипетским городом.

– Я согласен с этим. На самом деле очень греческий город.

– Только не в пределах Царского квартала. – Антоний старался выглядеть равнодушным. – Когда она приедет?

– В начале нового года.

Упавший духом Антоний взмахом руки отпустил его.

– Завтра я раздаю щедрые дары Рима всем нынешним и будущим монархам, – сказал он. – На агоре. Обычай и традиции требуют, чтобы я был в тоге, но я ненавижу тогу. Я ношу золотые доспехи. У тебя с собой есть парадные доспехи?

Фонтей очень удивился.

– Нет, Антоний. Даже будничных нет.

– Тогда Сосий одолжит тебе.

– А доспехи… это законно?

– Вне Италии все решения триумвира законны. Я думал, что тебе это известно, Фонтей.

– Признаюсь, я не знал.

Антоний воздвиг высокий трибунал на агоре, самом большом открытом пространстве в Антиохии, и уселся там, красуясь в великолепных доспехах. Губернатор Сосий и легаты Антония расположились на трибунале, приняв менее внушительные позы. Бедный Фонтей чувствовал себя неудобно в чужих доспехах, предоставленный самому себе. С каких это пор, удивился он, Антоний взял себе двадцать четыре ликтора? Единственным магистратом, имеющим право на такое количество ликторов, был диктатор, и Антоний был против диктаторства. А сам сидит, как диктатор, с двадцатью четырьмя ликторами. Даже Октавиан не смел так поступить, несмотря на то что он – сын бога.

Это было закрытое собрание. Присутствующие явились по личным приглашениям. Охрана заблокировала все входы на агору, к большому недовольству жителей Антиохии, не привыкших к тому, чтобы их не пускали туда, где они обычно собираются.

Не прозвучало никаких молитв, авгурами не были прочитаны знаки. Интересное и странное упущение. Антоний просто произнес длинную речь высоким, далеко слышным голосом:

– После многих месяцев раздумий, тщательного анализа, многочисленных бесед и проверки документов я, император и триумвир Марк Антоний, принял решение относительно Востока. Во-первых, что такое Восток? Я не включаю сюда Македонию и ее префектуры, расположенные в самой Греции, Пелопоннес, Киренаику и Крит. Хотя они входят в компетенцию триумвирата, географически и физически они принадлежат к территории Нашего моря. Восток – это Азия, то есть вся земля восточнее Геллеспонта, Пропонтиды и Фракийского Босфора.

«Хм, – подумал Фонтей. – Это обещает быть интересным! Я начинаю понимать, почему он решил продемонстрировать военную мощь Рима, а не его гражданское правительство».

– На Востоке будут три римские провинции, каждая под непосредственным контролем Рима через губернатора. Первая – провинция Вифиния, в которую входят Троада и Мизия, с восточной границей по реке Сагарис. Вторая – провинция Азия. Сюда входят Лидия, Кария и Ликия! И третья провинция – Сирия с границами по Аманским горам, западному берегу Евфрата и пустыням Идумея и Каменистая Аравия. Однако южная часть Сирии будет также включать царства, сатрапии и княжества, как и западный берег Евфрата!

Небольшая толпа зашевелилась, некоторые лица были довольны, некоторые погрустнели. С одной стороны под большой охраной стояли несколько человек восточного типа, скованных одной цепью. «Кто они? – спросил себя Фонтей. – Ничего, я обязательно узнаю».

– Аминта, выйди вперед! – крикнул Антоний.

Из толпы вышел молодой человек в греческой одежде.

– Аминта, сын Деметрия из Анкиры, от имени Рима я назначаю тебя царем Галатии! В твое царство входят все четыре галатийские тетрархии, Писидия, Ликаония и все районы от южного берега реки Галис до побережья Памфилии!

Раздалось дружное «Ах!». Антоний отдал Аминте самое большое царство, даже большее, чем царство, которым правил старый амбициозный Деиотар.

– Полемон, сын Зенона из Лаодикеи, от имени Рима я назначаю тебя царем Понта и Малой Армении, включая все земли на северном берегу реки Галис!

Лицо Полемона было знакомо. Он усердно плясал под дудку Антония. Теперь он получил награду. Огромную.

– Архелай Сисен, сын Глафиры, верховный жрец богини Ма, от имени Рима я назначаю тебя царем Каппадокии, начинающейся восточнее большой излучины реки Галис и включающей все земли на ее южном берегу, оттуда до побережья Тарса и далее до побережья Киликии Педии. Твоя восточная граница – река Евфрат выше Самосаты. Я могу выделить небольшие участки в пределах твоего царства как лучше управляемые другим человеком, но фактически вся территория – твоя.

«Еще один очень довольный молодой человек, – подумал Фонтей. – И посмотрите на его мать! Ходят слухи, что она своей вагиной высосала это из Антония. Умно выбрать молодых людей. Клиенты на десятилетия».

Теперь настала очередь второстепенных назначений: Таркондимота и прочих. Но потом перешли к казням, чего Фонтей не ожидал. Лисаний Халкидский, Антигон Иудейский, Ариарат Каппадокийский. «О, я не воин!» – вскричал про себя Фонтей, борясь с тошнотой при виде потоков крови, на которую роем слетелись липкие мухи, и все это под жарким солнцем. Антоний равнодушно смотрел на эту бойню. Сосий потерял сознание. «Вот уж этого я не сделаю», – решил Фонтей. Он поблагодарил всех богов, когда наконец смог уйти во дворец губернатора. Конечно, Антоний остался. Он устроил угощение для новых правителей и их свиты прямо на агоре, потому что во дворце не имелось ни больших помещений, ни просторных дворов. Если бы Фонтей не знал, он сказал бы, что дворец губернатора в Антиохии раньше был особенно грязным караван-сараем, а не домом царей, таких как Антиох и Тигран.

Утром он впервые увидел настоящего парфянина, беглеца по имени Монес, бежавшего от нового царя Фраата. С искусственной бородой, завитой колечками, на золотых крючках, надетых на уши, в цветистой юбке, жакете с оборками и с огромным количеством золота.

– Я думаю сделать его царем скенитских арабов, – сказал Антоний, довольный проведенными назначениями. Заметив, что Фонтей скорчил гримасу, он удивился. – Ты не одобряешь? Потому что он парфянин? А мне он нравится! Фраат убил всю его семью, только ему удалось убежать.

– Или ему помогли убежать, – заметил Фонтей.

– Зачем это надо? – в недоумении спросил Антоний.

– Потому что весь мир знает, что ты планируешь вторжение в Парфянское царство, вот почему! Как бы царь ни боялся быть свергнутым собственной плотью и кровью, он не дурак и сохранит одного наследника! Я думаю, Монес здесь как парфянский шпион. Кроме того, он горд и высокомерен. Не думаю, что он будет очень рад повелевать кучкой пустынных арабов.

– Gerrae! – воскликнул Антоний, на которого эти слова не произвели впечатления. – Я думаю, Монес хороший человек. Готов поспорить, что я прав. Тысяча денариев?

– Согласен! – ответил Фонтей.

Главная причина, по которой Клеопатра не торопилась ехать в Антиохию, не имела ничего общего с назначением регента или совета. На это не требовалось много времени. Время ей нужно было, чтобы подумать и чтобы прибыть в нужный момент. Ни раньше, ни позже. И что она будет просить, когда приедет в Антиохию? С приглашением к ней приехал человек, очень отличавшийся от Квинта Деллия. Фонтей – аристократ и предан Антонию. И участвует он в этом не ради денег. Слишком опытный, чтобы его можно было поймать на чем-то. Тем не менее от него исходила аура опасения… нет, беспокойства. Вот нужное слово! Беспокойство! Хотя жизнь в последние четыре года проходила без особых событий, старшая фараон ни на йоту не ослабила бдительности. Ее агенты на Востоке и на Западе регулярно докладывали ей. Но некоторых вещей она не знала, в частности кто и чего ожидал от Антония, когда он думал над тем, кого куда распределить. Как только Фонтей сказал, что Антоний уже в Антиохии, она поняла, почему он вдруг захотел, чтобы царица Египта стояла у его возвышения с толпой грязных крестьян и ничего не получила. Просто стояла бы там, как доказательство, что и Египет находится под римским зонтом. В тени.

Ее охватил гнев. Она задрожала, дыхание у нее перехватило. «Значит, он хочет, чтобы я была свидетелем его барских милостей? Клянусь Сераписом, я не сделаю этого! Пусть он бьет меня, но этого не будет! Смотреть, как он назначает этого крестьянина царем, а того крестьянина принцем? Ни за что! Ни за что, ни за что, ни за что! Когда я прибуду в Антиохию, Марк Антоний, я попрошу больше, чем может дать мне твоя власть. Но ты дашь мне то, чего я хочу, достаточно будет твоей власти или нет! Фонтей беспокоится о тебе, значит, у тебя есть слабое место, настолько слабое, что Фонтей считает его опасным для тебя».

Ко второй половине ноября царица знала все о назначениях Антония в Антиохии. Они казались логичными, разумными и даже дальновидными. Кроме его последнего решения – сделать парфянина Монеса новым царем скенитских арабов. «Антоний, Антоний, ты дурак! Ты идиот! Независимо от того, истинный ли это беглец от обезглавливающего топора своего дяди или нет, ты не сделаешь арийского Арсакида царем любых арабов! Это ниже его достоинства. Это оскорбление. Смертельное оскорбление. И если он – агент дяди Фраата, он будет смертельным врагом. Ты можешь править Востоком, но ты западный человек. Ты даже не пытаешься понять восточных людей, как они чувствуют, как они думают».

Войну с парфянами нельзя допустить, решила она. Только как убедить в этом Антония? Другой причины, почему она едет в Антиохию, нет. Рим был угрозой ее трону, но, если парфяне победят, она потеряет трон и у Цезариона будет такая же судьба, как у всех подающих надежды молодых людей, – казнь. Антоний расшевелил муравейник.

В это время года ей придется ехать по суше. Трудная поездка, потому что Египет должен ошеломлять каждую страну, через которую она и Цезарион будут проезжать. Громыхающие повозки с запасами и царскими личными вещами, тысячная царская охрана, телеги с мулами, гарцующие лошади, и для царицы ее паланкин с черными носильщиками. Целый месяц в пути. Она отправится в декабрьские ноны, ни на день раньше.

И за все это время Клеопатра ни разу не подумала о Марке Антонии как о мужчине, любовнике. Ее мысли были заняты тем, чего она хочет и как она это получит. Где-то в глубине души у нее остались слабые воспоминания, что он был приятным развлечением, но под конец несколько утомительным. Она так и не полюбила его. Он был для нее лишь средством. Она забеременела, Нил разлился, у Цезариона появилась сестра, на которой он сможет жениться, и брат, который его поддержит. На следующем этапе Антоний может дать ей только власть, а для этого нужно часть власти отнять у него. Трудная задача, Клеопатра.

Дата добавления: 2015-08-05