Иностранные узники

Шпионаж в пользу Мексики — Загадочное сообщение — Тактика ГПУ — Попытки совершить побег жестоко пресечены

Большинство иностранцев были сосланы на Соловки по обвинению в «шпионаже в пользу международной буржуазии» (статья 66). Наряду с данной статьей чекисты иногда использо­вали и другую, но с той же степенью безосновательности. «Юриспруденция» ГПУ удивительно искусна в обнаружении преступления там, где на него нет даже и намека.

Среди соловецких узников находится граф Вилле — гене­ральный консул Мексики в Египте — и его жена. Если вдумать­ся, человеку, живущему в Каире, довольно трудно «осущест­влять шпионаж в пользу Мексики в Советской России», осо­бенно если учесть, что консул не только не говорит, но даже и не понимает по-русски. Обстоятельства его ареста таковы.

Жена графа Вилле — грузинка, урожденная княжна Каралова. В 1924 году с разрешения Советского правительства, внеся в паспорта соответствующие дополнения, она вместе с консулом приехала на Кавказ навестить свою мать. К несча­стью, именно тогда было подавлено грузинское восстание. Большевики расстреляли брата княжны — князя Каралова, а дипломата с женой сослали на Соловки на три года «за шпио­наж в пользу Мексики». В феврале 1925 года они прибыли в лагерь.

Генеральный консул проживает на Соловках по дипломати­ческому паспорту, гарантирующему личную неприкосновен­ность. По прибытии в лагерь он пытался послать в Мексику исчерпывающее описание вопиющих нарушений советскими властями международных законов по отношению к себе. Но соловецкая цензура уничтожила письмо. В конце концов граф прибег к помощи эзопова языка и направил своему правитель­ству телеграмму, начинавшуюся словами: «Я совершаю чрез­вычайно интересный круиз по северной России». Очевидно, факт высылки максимального дипломата на Соловки известен за рубежом, так как незадолго до моего побега ему были при­сланы вещи из Лондона, аэропланом (кстати, в момент ареста, чекисты дочиста ограбили графа). Он ведет оживленную пере­писку с Чичериным по-французски, требуя своего освобожде­ния. Но Мексика слишком далеко, к тому же она не распола­гает ни торговым флотом, ни деньгами, чтобы дать их взаймы Советам, а по сему — комиссариат иностранных дел, в вежли­вых ответах на письма мексиканских коллег, обходит молча­нием вопрос об освобождении графа Вилле. Единственным результатом переписки с Чичериным было отстранение кон­сула от работ, но графиня Вилле, как и все контрреволюционер­ки, моет в бараках полы и стирает чекистам рубашки.

На Соловках можно встретить представителей разных на­ций — как больших, так и малых: англичан, итальянцев, япон­цев, французов, немцев, а также уроженцев крохотных госу­дарств. Причины их арестов, как правило, до постыдного без­основательны. Складывается впечатление, что ГПУ умышленно отбивает у иностранцев охоту посещать Россию, поближе знакомиться со страной, закладывать основы ком­мерческих или каких-либо иных связей с нею.

Я уже упоминал здесь о деле венгерского фабриканта Франкеля, которого Внешторг пригласил в Россию. А в результате он был сослан на Соловки. Подобного рода случаев великое множество. К примеру, эстонец Мотис поехал в Москву, чтобы посмотреть Всероссийскую выставку, и его прямо с выставки отправили на Соловки.

Во время правительственного кризиса в Литве, когда борьба партий достигла ужасающего уровня ожесточенности, член одной из проигравших партий бежал из своей страны в Совет­скую Россию. Он был офицером инженерных войск Литовской армии, ровным счетом ничего не знавший о Советской России и коммунистах. Он думал, что ему, как политическому эми­гранту, предоставят убежище в соседней стране. Но не успел беглец пересечь границу, как его тут же арестовали, обвинив, несмотря на его энергичный протест, в «организации контрре­волюционного заговора и шпионажа в интересах Литвы», и выслали на Соловки.

В монастыре и на Поповом острове содержится большое количество лиц, официально прикрепленных к дипломатичес­ким миссиям иностранных государств. Преимущественно это поляки, финны, эстонцы и литовцы — сотрудники дипломати­ческих представительств, консульств и миссий соответству­ющих стран, арестованные по обвинению в «шпионаже», и реже — по обвинению в «спекуляциях».

Все иностранцы живут одной только надеждой, что прави­тельствами своих стран они будут обменяны на коммунистов. Администрация обходится с ними самым жестоким образом. Они получают тот же паек, что и контрреволюционеры, а выполняемая ими работа большей частью чрезвычайно тяже­ла.

За последнее время предпринималось несколько попыток бегства. Они осуществлялись (причем, всегда неудачно) глав­ным образом эстонцами, латышами, финнами и поляками. Поэтому Ногтев распорядился, чтобы заключенные этих национальностей не привлекались к работам вне лагерей.

Вначале попытки побега карались жестоким избиением, а затем — расстрелом (хотя, согласно правилам, максимальным наказанием является продление срока заключения на один год).

В марте 1925 года некий финн попытался бежать из Соловец­кого монастыря. Сопровождаемый часовым, он направился к уборной и, перемахнув через стену, оказался на берегу моря. В этих широтах весна преимущественно наступает поздно, от чего слой льда на море, расположенном от Кремля, был еще довольно прочен для того, чтобы выдержать человеческое тело. Финн, со скоростью, на какую только был способен, бежал в сторону леса по узкой ледяной кромке вдоль берега. Побег был обнаружен, подняли тревогу, и вдогонку беглецу раздались выстрелы. Прежде чем финн достиг леса (где он мог бы укрыться и переждать до более благоприятного для продол­жения побега момента и избежать поимки) лед перед ним неожиданно надломился, и беглец застыл в нерешительности. Чекисты схватили его.

Финна вернули в лагерь. Его истязали около часа с такой жестокостью, что сломались даже толстые «смоленские пал­ки». Затем, весь окровавленный, он был расстрелян.

Дата добавления: 2015-08-05