Смерть - это всё или переход в иное, неведомое нам на Земле, состояние?

И я не удержусь и попытаюсь ответить так, как когда я разго­вариваю сам с собой. Я не могу ответить на этот вопрос как учёный (правда, и учё­ные знают в этом вопросе не больше меня). Но я могу попытаться рассуждать на эту тему как человек ис­кусства. И это - не так уж нелепо, ибо зачастую искусство глубже понимает некоторые вопросы, чем наука.

Так вот, с моей точки зрения, искусство ближе к доказатель­ной системе бессмертия, чем наука. И ближе, чем (сейчас некоторые верующие на меня обидятся) религия. Я пишу так вовсе не потому, что отказываю религии в праве знать о бессмертии Души. Просто главный постулат религии - вера. ВЕРЬ! И этого достаточно.

Но не всем достаточно. Иначе не было бы на Земле столько войн, убийств, преступле­ний против Человека и Человечества. К тому же и с религией всё не так просто, если в одной из мировых религий не считается грехом убить человека только за то, что человек этот — представитель другой мировой религии.

Поэтому я буду рассуждать исходя из моих размышлений в области искусства. И вот всё, что я успел узнать и понять в этом вопросе в ИСКУССТВЕ, позволяет мне утверждать, что Смерть - это не конец. Но лишь пока мы находимся в глубинах искусства. Как только мы выйдем за его пределы, у нас тут же появится масса аргументов противоположного свойства.

Итак, попробуем не выходить.

Я очень люблю играть сонаты Бетховена (как фортепианные, так и скрипичные). Когда я это делаю, то передо мной возникает сам Людвиг ван Бетховен. Его Душа настолько реально общается с моей, я так остро чувствую этот контакт, что если после игры я открою какую-нибудь книгу, в которой написано о том, что Бетховен умер в 1827 году, то меня охватывает непередаваемое чувство веселья.

Ах, вот как! Умер, значит? Да я ни с кем и никогда так близко не общался, как с Бетхо­веном! И не далее, как только что! И я ведь точно знаю, что я нисколько не больной психически человек. Я ни на секунду не шизофреник.

Но когда я пишу об общении с Бетховеном, то, клянусь, это не фигуральное выражение. В каждой фразе, в каждом движении Бетховен раскрывается мне, поправляет меня, иногда смеётся надо мной. Я чувствую каждую линию его мысли, я поддерживаю его, восхищаюсь им, удивляюсь ему, спорю с ним. Иногда он грубоват, иногда настолько глубок, что, мне кажется, я не успею в ЭТОЙ ЖИЗНИ добраться до всей глубины его мысли.

И тогда я, как никогда чётко, осознаю, что НЕТ ТАКОЙ СИЛЫ, которая способна разорвать наши с ним отношения, встать между нами и сказать:

ХВАТИТ! ТВОЁ ТЕЛО БОЛЬШЕ НЕ СПОСОБНО ОБЩАТЬСЯ С НИМ ПОСРЕДСТВОМ ФИЗИЧЕСКОГО ПРИКОСНОВЕНИЯ К СКРИПКЕ И РОЯЛЮ! И МЫ ПРЕРЫВАЕМ ЭТО ОБЩЕНИЕ НАВСЕГДА!

И тут я понимаю, что этим разрушается не логика, НО РАЗРУШАЕТСЯ ЭТИКА.

Ибо если кто-то считает возможным разрушить этот контакт, то сие есть нарушение вселенской морали. А вселенская мораль - это ПРАВО НА НЕПРЕРЫВНОЕ ДУХОВНОЕ ОБЩЕНИЕ, а не движение смычка по струнам или пальцев по клавишам. Если человека можно так запросто лишить этого права, то это значит, что мировое устройство нелепо, антигуманно и бессмыс­ленно.

Отказываемся от Бетховена. Или, например, вернёмся к стихотворению Пастернака «Ночь».

Прочтите его в этой связи ещё раз.

Я - лётчик, уходящий в небо. Я - «утонул в тумане, исчез в его струе».

Вот вам тайная аналогия с тем, что мы называем Смертью. Лётчика нет, ибо он «утонул», «исчез». Но только с точки зрения земного наблюдателя.

А затем начинается РАСШИРЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА.

И ПРОСТРАНСТВО ЭТО РАСШИРИЛОСЬ ДО ТОГО, ЧТО МЫ СПОСОБНЫ НАБЛЮДАТЬ КРЕН МЛЕЧНОГО ПУТИ, ДРУГИЕ ВСЕЛЕННЫЕ, А ЗАТЕМ ВНОВЬ ВСТРЕЧАЕМ ИСТОПНИКОВ, КОТОРЫЕ, КАК И НА ЗЕМЛЕ, НЕ СПЯТ НОЧЬЮ, ИБО ДОЛЖНЫ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЭНЕРГИЮ ГОРЕНИЯ ЗВЁЗДНЫХ СКОПЛЕНИЙ (материков).

И в результате своего путешествия во времени и простран­стве «исчезнувший», «утонувший» видит «крытый черепицей» старинный чердак, где «кому-нибудь не спится».

Как только мы выйдем за пределы пастернаковского стихот­ворения, мгновенно включится ограниченная земная логика, при которой стих Пастернака - всего-навсего бессмысленный набор слов. Но если музыка Бетховена и поэзия Пастернака - нечто «бес­смысленное», то, значит, подлинное искусство на Планете ничего не стоит. И всё неправда. А правда - только переваривание человеком пищи. И то до тех пор, пока не откажут изношенные органы переваривания. И наши тела будут переваривать черви. Но

если принять идею Смерти, как идею полной остановки и ухода,

то всё, что мы читаем, слушаем,

весь Бах и Гёте, Данте и Леонардо - глупые сказочники,

не стоящие ломаного гроша. И единственное, что в жизни остаётся - это потрясти тело на дискотеке, пока оно в состоянии, успеть заработать какое-то количество денег, дабы побаловать это наше тело более качественной пищей, разложить тело на более мягкой постели и успеть усладить его наиболее изысканными винами.

Рассуждая так, мы приходим к идее полного приоритета тела над Духом. Полного отрицания Духовности, а следовательно, отрицания всякой значимости Человека и Человечества.

В этом случае отказываемся и от Пастернака.

Рассуждая дальше подобным образом, мы должны не только отказаться от грандиозного Гёте с его «Фаустом», но и просто посмеяться над его последними восемью строч­ками, завершающими это одно из самых величественных творе­ний человеческой мысли: (это - самые сложные страницы книги. Не пробегайте их, пожалуйста!)

Всё быстротечное -

Символ, сравнение.

Цель бесконечная

Здесь: постижение,

Здесь - заповеданность

Истины всей.

Вечная женственность

Манит нас к ней.

Перед нами - одна из самых глубоких догадок в истории че­ловеческой мысли. Я попробую расшифровать эти строки для тех, кто не очень много общался с подобного уровня литературой.

В первых двух строчках - формула Бессмертия. Если перевести «быстротечное» на обычный язык, то это не что иное, как всё, что очень быстро проходит. А самое быстропроходящее - это человеческая жизнь. И здесь Гёте с поразительной уверенностью пишет о том, что «быстротечное» - только «символ».

Символ чего? Да понятно же, чего! Достаточно расшифровать понятие символ.

Дата добавления: 2015-08-05