Судьбы находка

Эх, Александр Исаич, Исаевич, Что же ты, где же ты, как же ты?

Хвостенко

– 1 –

Георгий Адамович нес в портфеле самую важную книгу на Земле. И настроение из‑за этого было какое‑то странное. То вдруг его охватывал сильный испуг – а вдруг сейчас на него налетит грабитель, выхватит из рук портфель и скроется. И тогда Дегенгард крепче сжимал ручку портфеля. То вдруг он думал, что на перекрестке его остановит милиционер и потребует показать, что у него в портфеле. Выяснится, что он украл из музея книгу, его выгонят, в лучшем случае, с работы, а книгу отберут. То вдруг Георгий Адамович ощущал невероятную гордость, что он единственный на Земле носитель тайного знания…

Игорь Степанович Хомяков сидел за своим столом и отгадывал очередной кроссворд.

– Привет, Степаныч, – поздоровался Дегенгард.

– Привет, – Хомяков взглянул на него поверх очков. – Столица государства в Азии из пяти букв, вторая «е»?

– Пекин.

– Подходит… Китайцы достали.

– Почему? – удивился Дегенгард.

– Как почему?.. Завалили все рынки своими говенными шмотками! Я зятю купил пуховик китайский, а из него весь пух повылазил за две недели! Ну не суки! Косоглазые! Мало их на Даманском пожгли! Надо было побольше! Я как раз тогда служил на китайской границе. Насмотрелся на их рожи! Знаешь, Адамыч, какая у них форма? У них в штанах сзади специальная дырка, чтобы срать садиться, штаны не снимая! Засра‑ли всю границу маоисты херовы! Хунвейбины, мать их!.. И зять у меня мудак тоже! Еще хуже китайца! Ни хрена дома ничего не делает. Дочь меня просит – чего починить‑отремонтировать. А сам он… в игрушки играется. Из деревяшек всякую фигню вырезает! На хрен она кому нужна! – Хомяков нагнулся, вытащил из стола деревянную фигурку Деда Мороза и хлопнул по столешнице. – Вот! Подарил на Новый Год! Мудилу этого! Как будто я пацан, в солдатики играю!

Георгий Адамович взял Деда Мороза.

– Вырезано умело…

– Надо свое умение к нужным вещам, я считаю, прикладывать, а не к фигне всякой! Проводку починить или машину стиральную разобрать – вот где умение мужика нужно, – он забрал Деда Мороза из рук Дегенгарда и кинул в ящик. – И дома у него везде стружки‑опилки. Как будто он Винни‑Пух, а не взрослый мужик с двумя детьми на шее! – Хомяков скорчил рожу. – И фамилия‑то у него знаешь, Адамыч, какая?.. Мешалкин! Тьфу! Если б твоя дочь с такой фамилией проживала?! А?

– У меня сын, – ответил Дегенгард нейтрально.

– Тебе повезло. Сын – это другое дело. Одно дело, когда сын блядует, другое дело – дочь, – непонятно к чему прибавил Хомяков.

Георгий Адамович кивнул, но уточнять, что тот имел в виду, ему не захотелось.

– Пойду поработаю, – он приподнял портфель, но тут же его опустил.

– Давай, – согласился Хомяков и уткнулся в кроссворд.

– 2 –

За окном стучали каблуки прохожих. Последние несколько лет мода менялась так быстро, что угнаться за ней было совершенно невозможно. Только что в моде были толстые подошвы и квадратные носы, как вдруг опять вернулись острые носы и высокие каблуки. Но и им не суждено было долго доминировать на ногах. На глазах прорастала какая‑то другая тенденция…

В окно заглянула кошка, которая, наверное, надеялась увидеть за стеклом полового партнера или мышь, но увидев, что в подвале одни произведения искусства, она разочарованно отвернулась и пошла прочь, подняв хвост. Кошку искусство не интересовало, в этом она была схожа с некоторыми людьми.

Георгий Адамович отвернулся от окна и тут же забыл про кошку. Повесил плащ на крючок, прислушался – не идет ли кто за дверью, поставил портфель на стол, вытащил книгу и сразу отключился…

Он читал о том, что нужно делать, чтобы излучение звезды принесло им наибольшую пользу. Всё было расписано по шагам. Всё было понятно и доступно для осуществления. И походило на учебное пособие «Алхимия для начинающих». Не так давно Георгий Адамович прочитал книгу, посвященную мировоззрению алхимиков. Эту книгу порекомендовала ему жена, которая в последнее время увлеклась эзотерическими учениями. Дегенгард это дело, как культурный человек, не то чтобы не одобрял, но считал, что такие увлечения полезны только в плане расширения кругозора и поэтому должны иметь какие‑то границы. А Рая не всегда знала меру. Иногда она перебарщивала (что, в общем, свойственно женщинам). Но Дегенгард считал – пусть увлекается. У женщин гораздо опаснее, когда у них внутри, как они говорят, возникают пустоты. Эти пустоты гораздо хуже, чем такие вот увлечения. Пустоты доставляют гораздо больше хлопот, они действуют, как черные дыры, которые засасывают энергию мужчин, неосторожно к ним приблизившихся. Георгий Адамович как‑то поделился этим наблюдением со своим другом, поэтом‑бардом Вадимом Борчевским, и он, с разрешения Дегенгарда, использовал эту тему в своей песне. Вот какая песня у него получилась:

Я включаю телевизор Что мне покажет эфир? На экране Мона Лиза Рекламирует кефир

По другой программе дама

Моет голову рукой

Я уже не понимаю

Я в стране живу какой

Припев:

Эй‑хей‑хей Вся наша жизнь Опасная игра Женщина – Черная дыра Женщина – Черная дыра Женщина – Черная дыра

Я выключаю телевизор Но звенит телефон А я трубку не беру И выхожу на балкон

Внизу я вижу как дамы Идут толпой в магазин Хорошо б им на прически Налить бензин‑керосин

Эй‑хей‑хей Вся наша жизнь Опасная игра Женщина – Черная дыра Женщина – Черная дыра Женщина – Черная дыра

Георгию Адамовичу песня не понравилась. Он считал, что песня не интеллигентная и излишне молодежная. Он считал, что такие песни, которые, с точки зрения автора, критикуют положение вещей, на деле, добавляют еще один кирпич в стену.

А вот книга про алхимиков, которую ему дала почитать жена, неожиданно пригодилась и помогла Дегенгарду разобраться и понять материал…

Георгий Адамович решил выписать из книги Кохаузена, что именно необходимо ему приобрести для того, чтобы встретить излучение достойно.

Он вытащил из стола общую тетрадь, открыл и стал записывать: тигели… реторты… пробирки… треножники… свинец…

Дегенгард исписал полтора листа и задумался. При желании можно было всё это приобрести. Но вот как сделать так, чтобы гарантированно оказаться в нужное время в нужном месте? Когда это будет, он знал. Оставалось заранее добраться до нужного места и там поселиться, потому что подготовка займет много времени. Но с чего начать Дегенгард не знал. Допустим, на карте он деревню нашел… допустим… Но где он жить‑то там будет?.. Ну, скажем… приехал я в деревню… а дальше? Что я там палатку, что ли, поставлю посреди картофельного поля?.. Может быть, там есть гостиница?.. Георгий Адамович отмахнулся от этой городской мысли. А если я поселюсь у какой‑нибудь бабушки‑старушки, невозможно будет заниматься подготовкой, уж очень это всё подозрительно на деревенский взгляд… Что же делать?..

Неопределенность не нравилась Дегенгарду. Она сбивала его тонус. Быт никогда не был сильной стороной интеллигенции. Интеллигенция справедливо чуралась бытовых вопросов, считая их областью материальных предметов, которые не заслуживают внимания. И Дегенгард так считал. Но вот когда дело доходило до чего‑нибудь такого, как теперь, он терялся и, как Христос в пустыне, испытывал муки. Может быть, потому русская интеллигенция постоянно и проигрывала все битвы. Потому что битвы всегда происходили на бытовом уровне, которого интеллигенция чуралась. А вот если бы битвы происходили на уровне духа – интеллигенция бы всем надавала…

– 3 –

Дегенгард вышел в коридор размяться. Он постоял возле двери, поглядел по сторонам. В коридоре никого не было. Георгий Адамович вытянул руки вперед и несколько раз поприсе‑дал. Ему захотелось в туалет. И он туда пошел.

Туалет в музее мало чем отличался от вокзального. В нем дурно пахло, постоянно текла вода, ломались бачки, а стены, выкрашенные темно‑зеленой краской, были исписаны похабщиной.

Дегенгард прошел в кабинку, закрыл дверцу, аккуратно поставил ноги на приступки и сел орлом. На двери была нарисована женщина с разбросанными в разные стороны ногами, под ней было написано «Еби меня, как я тебя». Георгий Адамович фыркнул и прочитал рядом: «Здравствуй, пидор, как живешь, когда хуй мне пососешь?». Ужас, – подумал Георгий Адамович.

– Какой ужас! Этих людей научили писать в школе только для того, чтобы они портили стены и двери туалетов!

Хлопнула дверь, и Дегенгард услышал шаги. Он услышал цоканье дамских шпилек по кафельному полу. Дегенгард встрепенулся. Его бросило в жар от мысли, что он ошибся дверью и расположился в дамском туалете. Да нет же! Я точно помню, что зашел куда надо. Там был уриноприемник! Да и кабинка эта ему давно знакома. Дегенгард посмотрел на картинку и кивнул головой.

Скрипнула дверь соседней кабинки. Буквально следом в туалет вошел кто‑то еще. А это была явно не женщина. Явно мужская поступь.

Бум‑Шлеп – увесисто шагали тяжелые ботинки. Бум‑шлеп

– они остановились.

– Ты где? – прошептал мужской голос.

Дегенгард растерялся. Он не понял, кого спрашивают, и не знал, что ему теперь делать, – отвечать или помалкивать.

– Здесь я, – отозвался из соседней кабинки женский голос. Дегенгард от неожиданности чуть не сел. Он схватился за ручку двери и только благодаря этому удержался на ногах. Он узнал этот голос! Это была главный бухгалтер музея Вероника Александровна Полушкина.

– Где? – переспросил мужской голос, дверь в кабинке Дегенгарда дернулась. Дегенгард замер, он узнал и мужской голос. Водитель Витя Пачкин.

– Здесь я, – скрипнула дверь. Щелкнул шпингалет.

– Вот ты и попалась, – зашептал Пачкин.

– Ты поставил меня в безвыходное положение, – хихикнула Вероника.

– Типа раком? – спросил Пачкин. Зашуршала молния.

– Фи… Только потому, что ты такой примитивный, я позволяю тебе так говорить.

– Я вижу, что тебе нравится мой примитив, раз мы с тобой долбимся столько времени…

Зашелестела одежда.

– Все‑таки в туалете как‑то не так, – прошептала Вероника.

– Всё тебе не так – в машине не так, в подвале не так, в подъезде не так, на чердаке не так! Я не пойму, чего ты хочешь вообще!

– Тихо‑тихо! Что ты расшумелся… Успокойся… Всё так… Просто пахнет нехорошо…

– Как будто ты этого никогда не нюхала!..

– Фи…

– Чё фи? Знаешь, Вика, как в народе говорят? Как в Ипатьевском колхозе девок жарят на навозе… У нас в деревне, маманя где моя живет, самое милое дело в коровнике… А там знаешь, какая вонь? Это, я так считаю, хорошо проверяет чувства. Если можешь с парнем в таком говнище, значит, точно его любишь. И наоборот, у мужика, если он бабу не любит, то у него в таком говне никогда не встанет как следует. А у меня смотри как воздвигнулся. Как у Ленина.

– Почему у Ленина?

– Так говорят…

– Ой, Витюша, понежнее!.. Больно немного…

Полушкина тихонько застонала. В стенку заехали локтем.

Георгий Адамович боялся вдохнуть‑выдохнуть. Он испытывал сложные чувства. У него у самого с Вероникой Александровной Полушкиной кое‑что было. Однажды, когда Дегенгард получал зарплату, Вероника попросила показать ей «самые выдающиеся» экспонаты из запасников. Дегенгард повел ее в подвал и там, как‑то само собой, это случилось. Он показывал Веронике картину Рубенса с обнаженными фигурами сатиров и наяд. И это зрелище так на них подействовало, что они буквально сорвали с себя одежды и кинулись друг другу в обья‑тия. Еще несколько раз Вероника приходила к нему в подвал. Они беседовали про искусство, а заканчивалось интимом. Потом Георгий Адамович испугался, что это зайдет слишком далеко, а он не хотел изменять своей жене Раисе, с которой прожил всю жизнь и которую очень уважал. Несколько раз, когда Вероника предлагала зайти к нему поговорить про искусство, Дегенгард сказался занятым, а потом как‑то само собой это прекратилось. Георгий Адамович подумал нехорошую мысль, что Полушкина нашла себе кого‑то еще. Но он прогнал эту мысль как недостойную отношения к женщине.

И вот теперь он сидел в не очень уютном месте и думал не очень достойные мысли про женщин.

Ноги затекли, и Георгий Адамович, так и не докончив того, зачем он сюда пришел, осторожно, стараясь не шуметь, встал, сделал шаг назад, прислонился спиной к трубе и скрестил на груди руки. Было гадко. Всю жизнь Дегенгард старался думать о людях лучше, но люди не оправдывали его ожиданий. Всякий раз они разочаровывали Георгия Адамовича своим недостойным поведением.

Из соседней кабинки доносилось прерывистое дыхание.

Вот что нужно женщине! Ей не нужно Рубенса, ей нужно, чтобы ее завели в туалет и грубо изнасиловали над толчком!

Из проржавевшего сливного бачка за шиворот Дегенгарду капали холодные капли. Он резко подался вперед и ощутил, как мокрая рубашка неприятно прилипла к спине.

А что, собственно, я здесь делаю?! Почему я должен терпеть это свинство?! Почему я не могу немедленно выйти из кабинки и хлопнуть дверью?! Почему?!

Дегенгард схватился рукой за шпингалет, но тут услышал вот что:

– Фух!.. Вот я про маманю вспомнил, – сказал Витя, – и меня разобрало так… Сердечно разобрало… Давно я у мамани в деревне не был… Эх… Сволочь я… Забыл я маманьку свою и свой Красный Бубен…

Дегенгард застыл. Витек за перегородкой шмыгнул носом…

– 4 –

Иногда судьба оставляет нам находки в самых неожиданных местах. Мог ли Георгий Адамович подумать, что сидя на корточках в нечистом туалете, он услышит название места, ставшего для него средоточием всех помыслов и надежд. Да… Иной раз судьба выкидывает такие штуки, что и поверить‑то потом невозможно. Когда слышишь о подобных совпадениях, думаешь – врут, так в жизни не бывает… Обычно, не бывает. Но иногда бывает… Очень редко…

Георгий Адамович сидел на распутье. У него было несколько вариантов. Один вариант – бесшумно выбраться из туалета.

Второй – специально чем‑нибудь загреметь и напугать извращенцев, чтоб им неповадно было. (Какого черта я должен проявлять деликатность в сторону тех, кто совокупляется в туалете?!) Третий вариант – пересидеть любовников в кабинке, подождать, пока они не уберутся первыми. Этот вариант казался самым простым и правильным, потому что Георгию Адамовичу Витек теперь мог пригодиться, и портить с ним отношения, несмотря на то, что он такой свинья, было бы стратегически неверно. Но у Дегенгарда так затекли ноги и так противно прилипала к спине мокрая и холодная рубашка, что терпеть дальше не было сил. Тем более, у него появились кое‑какие мысли, реализация которых могла поменять ситуацию, не прибегая к помощи этой гориллы…

Стараясь не шуметь, Дегенгард покинул туалет и решил к себе в комнату пока не возвращаться, а пройтись по улице, чтобы подышать свежим воздухом и дать рубашке высохнуть.

– Игорь Степанович, – сказал он, проходя мимо Хомякова, – я на полчасика…

– Сигарет мне купи, – попросил Хомяков. – «Яву».

– Ага.

– Денег тебе дать?

– Потом рассчитаемся.

– 5 –

Май выдался теплым. Такого мая Георгий Адамович давно не помнил. Еще неделю такой погоды – и зацветет сирень. Дегенгард любил сирень. Ему нравились эти душистые ароматные цветы, налитые соками весенней свежести. Такие простые, но такие трогательные, что прикоснувшись к ним, сразу чувствуешь – жизнь вечна. Георгий Адамович читал в одной исторической книге, как один голландский специалист, попавший в Россию при Петре Первом, впервые увидев сирень, сравнил ее с гиацинтом. Голландец говорил, что сирень является примитивной разновидностью гиацинта, которая растет на дереве. Деген‑гард не мог согласиться с таким утверждением. Он несколько раз про себя спорил со своим историческим оппонентом и приводил разные кудреватые выражения в духе Жан‑Жака Руссо, почему сирень ни в чем не уступает и даже превосходит западноевропейский цветок. Дегенгард прокручивал в голове десятки доводов, подтвержденных цитатами, стихами и картинами, говорившими в его пользу.

Георгий Адамович присел на лавку напротив фонтана. Снял пиджак, положил его на колени. Теплые солнечные лучи ласково грели спину. От рубашки поднимался пар. У фонтана играли дети. Маленький мальчик перегнулся через бортик и таскал за веревочку пластмассовую лодку. Второй мальчик макал в воду железный грузовик. Студенты со студентками пили пиво. Студентки сняли туфельки и опустили ноги в воду. Студенты громко смеялись глупым шуткам. До Дегенгарда доносились обрывки их бессмысленных разговоров…

Дегенгард щурился на весенний пейзаж и думал: Неплохая бы могла получиться картина, если бы мастер, например, Коровин, приложил к ней свою кисть… Еще бы убрать отсюда кое‑что лишнее… например, студентов с пивом или хотя бы пиво из рук…

От мыслей его отвлек грузно опустившийся рядом пенсионер с палкой. На голове у него была надета устаревшего фасона фетровая шляпа. Когда‑то (Георгий Адамович хорошо это почему‑то запомнил) такие шляпы стоили приличных денег, и купить ее мог не каждый. Костюм на пенсионере тоже был из дорогой материи, но опять же устаревшего фасона и сильно поношенный. Локти блестели, а кое‑где виднелась аккуратная штопка. Пенсионер положил подбородок на палку и сказал:

– О‑хо‑хо… Плохие времена, – покосился на Георгия Адамовича, и на его лице появилось выражение удовлетворения тем, что его соседом по лавке оказался тоже пожилой человек, который способен понять, о чем он вздыхает.

Дегенгард кивнул, но промолчал, потому что тоже понял, кто присел рядом, и не хотел вступать в беседу с подобным субъектом.

Однако пенсионер истолковал кивок Дегенгарда как ответ и продолжил:

– Да… Говно… Одно кругом говно теперь… Вылезло говно и всё засрало…

Дегенгард вспомнил про туалет, из которого вышел, и машинально кивнул.

Лицо пенсионера потеплело:

– Точно, а?.. Вот именно!.. Раньше‑то говно не пускали! Не было хода говну… Перекрыты были для говна все пути! Извне и изнутри! Всё было в рамках, – пенсионер рубанул ребром ладони по воздуху. – А вот пустили тонкую струйку в восемьдесят пятом – и вон чего из этого вышло! Говно вышло из берегов и всё затопило!.. Вот вы, я вижу, человек с мозгом… Вот скажите мне тогда: нравится вам сейчас жить?..

Георгий Адамович ерзнул. Положение затруднительное. За сегодня это уже второй раз. Первый раз в туалете. Второй раз на лавке. Ему не хотелось вступать в разговор с партийным пенсионером, и логичнее всего было бы встать и уйти. Но то, что было бы правильно в отношении к абстрактному партийному пенсионеру, было совершенно неправильно в отношении к человеку в возрасте. Этические понятия Георгия Адамовича не разрешали ему поступать с людьми по‑хамски. Кроме того, вести разговор в таких, извините, терминах казалось ему совершенно недопустимо. Однако он сам недавно вышел из туалета, и эти неприятные воспоминания были еще живы. Георгий Адамович тоже был недоволен жизнью, но принципиально не хотел солидаризироваться с подобными элементами. И кивнул в третий раз.

– Я вижу, вы человек с понятиями, – сказал пенсионер. – Вон, посмотрите на этих сопляков, – он показал палкой на студентов. – Сидят пьют пиво. Напьются и утонут в фонтане! И поделом! В наше время разрешали на улице пиво пить?! Нет, конечно! За распитие спиртных напитков в общественных местах – штраф или пятнадцать суток! Справедливость в высшем смысле! А теперь?.. Вот я, всю жизнь в обкоме проработал инструктором. Занимался полезным для всей страны делом. На таких как я – всё держалось! А теперь я за бортом, никому не нужен, и пенсия у меня такая, что пива на нее не попьешь! Дрянь получается, уважаемый! Сейчас многие говорят, что жизнь‑де тогда была плохая… Не согласен… Может, и была плохая для сумасшедших, дураков, забулдыг (хотя тут я не уверен, они тогда хотя бы крышу над головой имели и кусок хлеба) и дис‑сидюг засранных, которых если бы посильнее давили, то, может, и не дожили бы теперь до такого срама! А большинству людей жилось нормально. Только говну было плохо. А теперь говну‑то как раз и хорошо, а всем остальным – плохо. Ерунда получается, – пенсионер прижал палку ногами и развел руками. – Вот вы, любезный, кем работаете?.. А, впрочем, постойте! Хотите, я угадаю, кем вы работаете?.. Вы, скорее всего, работник культуры… Я угадал?.. – И не дожидаясь ответа, продолжил. – Скорее всего, вы вон в том музее работаете, а сюда подышать вышли… А денег вам теперь платят мало, и культура наша в упадке…

Дегенгард удивился этим словам. Он вдруг понял, что разговаривает с живым человеком, а не с абстрактным идеологическим противником. Оказывается, партийные работники тоже могут быть людьми и понимать что‑то в жизни. А он‑то считал, что они злобные и тупые ослы, просиживающие штаны за народные деньги.

– Вижу по вашим глазам, что я угадал, – пенсионер хлопнул в ладоши. – Ауфидерзейн, культура!

– Вот именно, – буркнул Дегенгард. – Хоть я и не разделяю ваших идей, но у меня такое мнение, что мы с вами, будучи идеологическими противниками, думали, что есть только мы и вы. А нас и вас обставили какие‑то третьи. Какие‑то третьи захватили власть. Только кто они, откуда они взялись и какую они представляют формацию – я до сих пор не пойму.

– Хрен ли ж тут не понимать, – пенсионер усмехнулся. – Тоже мне – теорема гипотенузы! – он уже хотел продолжить, но запнулся и повернул голову к Дегенгарду. – Вот ваша, извините, как фамилия?

– Дегенгард, – Георгию Адамовичу не понравился этот вопрос, который ему и раньше задавали довольно часто. – Я догадываюсь, почему вы спросили, – он насупился.

– Дегенгард… это хорошо. А то знаете ли, некоторые до сих пор делают вид, что ни о чем не догадываются… Да‑да… – он посмотрел на фонтан и покачал головой. – Победила именно эта формация… И уехала в Израиль, греться на солнышке… И оттуда по трубопроводу сосет нашу кровь…

Дегенгард нахмурился. Он не любил таких разговоров.

– Согласно теориям ваших же вождей, Маркса и Энгельса, – сказал он, четко выговаривая каждое слово, – нет такой формации, которую вы имеете в виду.

– Это почему – нет? – ответил пенсионер. – А мацу, по‑вашему, кто ест? А «Семь Сорок» кто поет? А в кого арабы камнями кидаются? А Ротшильд, извините? А синагоги – это что, грузинская кличка?.. Как видите, везде наследила эта формация, а вы говорите – нету!

– Вы, гражданин хороший, путаете формацию и национальность.

– Почему национальность не может быть формацией, если они только своим помогают и под себя гребут?

– А почему же ваши, повторяю, Маркс и Энгельс не заметили этого? Почему у них этого нигде не написано?

– Потому, естественно, что они сами принадлежали к этой же формации.

Дегенгард фыркнул.

– Следуя вашей логике, получается, что как теперь, так и раньше у власти была эта формация.

– Нет. Вы плохо разбираетесь в историческом процессе. Что б вам стало ясно, я объясню. В начале века в России усилилась еврейская активность, вызванная их торгашеской непоседливостью, жадностью, завистью и нечистоплотностью. Русские здоровые силы воспользовались их активностью, чтобы смести прогнивший режим самодержавия за счет евреев. Евреи сделали всю грязную работу и сидели ждали, когда их похвалят. Но русским здоровым силам они уже больше были не нужны. Евреи выполнили свою историческую функцию в России и должны были покинуть корабль истории, как балласт. Их и того… почистили… Но почистили, как оказалось, не очень тщательно. Многие из них скрылись за русскими фамилиями или в глухих селениях. Они затаились до времени, а потом, когда пустили тонкую струйку говна, повылазили, перестроили свои ряды и захватили власть. Про…бали мы, дорогой товарищ, свое время!

Георгий Адамович обхватил голову руками и покачался. – А где же были здоровые русские силы, когда евреи захватывали власть? – спросил он.

– Евреи развратили русских наркотиками, антинародным телевидением, порнографией, сексом и импортными продуктами!

– Сначала я подумал, что вы адекватны, – Дегенгард постучал по лбу пальцем. – Но теперь я вижу, что с вами и с такими, как вы, разговаривать не о чем. Все вы – выжившие из ума рептилии, которые пока не вымрут, не успокоятся. – У Георгия Адамовича разболелась голова. – Мне неприятно с вами рядом сидеть, – он встал.

– Ишь ты! – пенсионер усмехнулся. – Неприятно ему со мной сидеть? Как будто мне приятно сидеть с жидом! Я сразу! понял, кто ты, собака шестиконечная! Тьфу, – он плюнул Дегенгарду на ботинок.

Дегенгард сдержался. Он не хотел связываться с маразматиком. Он сделал шаг, чтобы побыстрее уйти. Но пенсионер сунул ему палку между ног, и Георгий Адамович упал на асфальт. Он ударился лбом. Перед глазами вспыхнул яркий свет. Он услышал ржание студентов: Шоу Бенни Хилла!.. Дегенгарда охватила ярость. Он почувствовал, как всё, что составляло его гуманистическую натуру – куда‑то спряталось. А наверх выползло темное, первобытное, звериное. Дегенгард захотел убивать, крушить, ломать, насиловать, рвать зубами. Ему захотелось, чтобы текла кровь, захотелось выдергивать у трупов зубы, отрывать им уши и снимать скальпы. Ему хотелось убивать, наслаждаясь мучениями жертв, их криками, стонами, их обмоченным от страха бельем, их пахнущим ужасом потом. Он почувствовал себя Годзиллой. Он медленно поднялся на корточки и увидел перед собой ухмыляющееся лицо врага.

– Что, жид, рубель нашел?

Дегенгард схватился за палку, перебирая по ней руками встал и дернул палку на себя. Пенсионер чуть не слетел с лавки, но палку не выпустил. Тогда Георгий Адамович уперся одной ногой ему в живот и выдернул чего хотел. Размахнулся и врезал растерявшемуся пенсионеру палкой посередине шляпы. Шляпа налезла на нос и окрасилась кровью. Пенсионер свалился под лавку.

Георгий Адамович отшвырнул палку в сторону. Сел на лавку. Всё это произошло так быстро, что он не успел подумать ни одной мысли. Он машинально сунул руку в карман, вытащил пачку сигарет, которую купил для Хомякова, вынул сигарету, вставил в рот фильтром вперед и так и застыл. Он сидел и ничего не соображал.

Как сквозь туман, до него доносились голоса детей: Дяденька милиционер, вот этот дядя дедушку стукнул… Он ему по голове палкой как даст… как даст… Дядя милиционер, его расстреляют?.. Кыш отсюда… Дегенгарда отвезли в отделение.

– 6 –

В отделении Дегенгард пришел в себя и ужаснулся. Он своими руками чуть не убил человека. Он не понимал, что его так завело. Конечно, в разговорах он мог пропустить выражения, вроде: чтоб ты сдох, могила, тебе конец, ты мертвец, всем кабздец и тому подобные, но это всего лишь идиомы, устойчивые выражения, без буквального воплощения.

Тем не менее он и сейчас ощущал клокочущую энергию, рвущуюся изнутри.

Дегенгард огляделся. В другом углу камеры на нарах лежал, повернувшись лицом к стене, и храпел какой‑то мужик. Его плащ был в грязи, как будто он искупался в луже.

Дегенгард встал, подошел к мужику и постоял над ним. Потом повернулся на пятках, подошел к окну, подергал решетку. Повернулся, подошел к железной двери и врезал по ней ногой. У него было такое чувство, будто внутри него поселились какие‑то маленькие шустрые существа, которые заставляли его тусоваться. Они с большой скоростью гнали кровь по жилам, они дергали его мышцы, они перетягивали его сухожилия, они стучались ему в мозг и кричали: Двигайся! Двигайся! Двигайся! Врежь по двери ногой! Врежь по двери ногой! Дай, как следует! И эти маленькие существа жили в нем каждый по себе и в то же время имели некое коллективное сознание сообщества маленьких существ. И самому Георгию Адамовичу, его личности, в собственном своем организме оставалось совсем немного места, из‑за чего он едва контролировал ситуацию.

Дегенгард врезал по двери еще разок.

– Ты чего долбишь, дятел? – повторил он, и Дегенгард почувствовал в его голосе угрозу, но не испугался. – Ты, бля, долбишь, а мусорки, когда прибегут, надают дубинками по башке нам обоим! Понял, дятел штопаный?! – мужик подманил Де‑генгарда пальцем. – Сядь, бля, на нары и сиди, а то ты мне на нервы, бля, действуешь. А у меня, знаешь, какие нервы? Плохие. Могу угондошить тебя, как муху сраную на говне.

Дегенгард заложил руки за спину, поднял подбородок и сказал специально сквозь зубы:

– Мне тыкать не надо, я с вами на брудершафт не пил, – и качнулся с носков на пятки и обратно.

– Точно, – согласился мужик спокойно, – не пил… И в одно очко не срал. – Он встал с нар и потянулся. Ростом он оказался такой высокий, что Георгий Адамович едва доставал ему до плеча.

Мужик, перебрасывая спичку из одного угла рта в другой, двинулся на Дегенгарда. Но страха Георгий Адамович не чувствовал. Наоборот, он чувствовал необыкновенное возбуждение, и ему не терпелось врезать ногой. Он чувствовал себя как боевой петух перед схваткой, он чувствовал себя как испанский тореадор перед рогами быка, он чувствовал себя как советский летчик‑истребитель, таранящий пропеллером хвост мессершмит‑та. Он подпрыгнул. Все маленькие существа, поселившиеся в нем, ринулись вниз в правую ногу. И Георгий Адамович ощутил, как нога зажила самостоятельной жизнью. Она так и ходила на бетонном полу от нетерпения, так и чесалась…

– Я вам хочу сказать, – сказал он. – Я всю жизнь терпел хамство и хулиганство. Я думал, что это можно победить при помощи Льва Толстого… без насилия. Я всегда воздерживался от насилия и жестокости… И что из этого вышло?.. Кругом говно! Хам торжествует! Хам пользуется тем, что его не бьют! А надо, чтобы всё было хорошо, задать хаму трепку для демонстрации силы добра! Я работаю в музее и там я видел одну картину. Она называлась «Добрый человек дал в морду Злому». Я не понимал, что в ней хорошего, и думал, что это всего лишь легкомысленная ирония, которой я чуждаюсь. Но теперь я понял смысл! Это великая картина, которую следует увеличить в тысячу раз и повесить на Спасскую Башню, чтобы всякая сволочь издалека видела, что ей не поздоровится. – Дегенгард снова подпрыгнул. – В конце своей речи я бы хотел подчеркнуть ту разницу, которая между нами имеется. Я не такой, как вы! Я интеллигент, работник культуры, ищущий смысл жизни в обители духа! А вы заняты всю жизнь только тем, что нажираетесь, валяетесь в грязи и спички жуете!.. Хочу последний раз предупредить, что у вас остался один шанс не получить как следует ногой от меня! – он постучал ботинком по полу.

Мужик сначала немного удивился, а потом его и без того красная морда покраснела до уровня сердцевины астраханского арбуза.

– Да я тебя, дед, как клопа… – он вытянул вперед руку с растопыренными жирными пальцами.

Пуск! – услышал Георгий Адамович у себя в голове. Его правая нога взметнулась в воздух и нанесла сокрушительный удар по руке мужика. Хрустнула кость, рука упала и повисла, как плеть. Глаза мужика округлились от удивления и боли. Но в полной мере он удивиться не успел, потому что нога Дегенгар‑да взметнулась еще раз, сломала мужику челюсть и свернула нос. Мужик отлетел к стене, ударился затылком и упал на нары, залитый кровью.

– Добрый человек дал злому в морду, – сказал Дегенгард и вытер подошву ботинка об пол.

На бетонном полу остался багровый след. Георгия Адамовича снова окутал туман.

– 7 –

Сквозь какую‑то муть Дегенгард с трудом различал свои ноги. Левая нога стояла спокойно, а правая монотонно стучала по полу носком‑каблуком ботинка. Носком‑каблуком, носком‑каблуком, носком‑каблуком… Георгий Адамович поднял голову и увидел милиционера. Он понял, что это милиционер. Это был точно милиционер, но он как‑то плыл у Дегенгарда перед глазами и что‑то говорил. Что‑то неразборчивое: Бу‑бу‑бу… бу‑бу‑бу…бу‑бу‑бу…

Георгий Адамович тоже попробовал сказать бу‑бу‑бу.

Милиционер примолк.

Георгий Адамович повернул голову и увидел рядом с милиционером кого‑то, похожего на Хомякова. Дегенгард прищурился. Определенно, это был Хомяков. У Хомякова качалась голова.

Георгий Адамович никак не мог вспомнить, где он.

Хомяков подошел к нему, взял под руку и поднял со стула.

– Бу‑бу‑бу, – сказал он.

– Бу‑бу‑бу, – ответил Георгий Адамович.

И Хомяков куда‑то его повел по какому‑то коридору.

Идти было тяжело. Правая нога не слушалась Дегенгарда и приплясывала сама по себе. Она не шла, как левая. Дегенгард резко остановился и попробовал дальше прыгать на одной ноге. Он сделал несколько прыжков и упал. Разбил лицо, но боли не почувствовал. Только челюсть немного отвисла и не закрывалась до конца.

Над ним наклонился Хомяков.

– Бу‑бу‑бу, – сказал он.

На этот раз Дегенгард не смог ему ответить тем же. Из‑за челюсти.

Хомяков поднял его и повел дальше.

Они вышли на улицу. Было темно.

Хомяков подвел его к машине и положил Дегенгарда животом на капот, а сам пошел открывать дверь. Пока Хомяков возился с дверью, Дегенгард сполз с капота и резко сел на задницу. Но боли опять не почувствовал. Боль он почувствовал только на следующий день. Хорошо еще, что руками он успел схватиться за колесо, а то бы ударился об асфальт затылком. Он подумал, что навсегда избавился от чувства боли, и обрадовался этому.

Хомяков всплеснул руками и побежал поднимать Дегенгарда. Он с трудом запихнул его на заднее сиденье, закрыл за ним дверь и сел за руль.

Как только машина тронулась, Дегенгард опять куда‑то провалился…

– 8 –

Широко раскинув руки, он летел по темному небу. Он летел за мигающими бортовыми огнями самолета Москва‑Ганновер. Он точно знал, что в самолете летит Александр Исаевич Солженицын и ему угрожает опасность, потому что в этом же самолете летит террорист с бомбой. Самолет сделал вираж и ушел вправо. Дегенгард приподнял левую руку и ушел вправо, вслед за самолетом. Расстояние между ними плавно сокращалось. Вот он уже практически догнал самолет, но тут из сопла вылетел густой черный дым и обдал Дегенгарда сажей. Дегенгард закашлялся и потерял высоту. Он снял закопченные очки, протер их об рубаху и снова надел. Теперь самолет летел сверху и уходил всё дальше и дальше. Нужно было прибавить. Дегенгард сложил руки по швам и, как ракета, пошел вверх на перехват. На этот раз он не стал заходить сзади, а полетел параллельно фюзеляжу, заглядывая в иллюминаторы… Александр

Исаевич спал, откинувшись на спинку и сложив на животе руки, большими пальцами вверх. Дегенгард забарабанил кулаком по стеклу.

– Александр Исаевич, проснитесь! Александр Исаевич!

Но Солженицын его не слышал.

Тогда Дегенгард решил отлететь на один иллюминатор назад и попросить заднего пассажира разбудить Солженицына.

Но сзади, оказывается, сидел террорист. У него был большой горбатый нос и густые сросшиеся брови. Заметив Дегенгарда, террорист скорчил ему рожу и показал бомбу. Дегенгард погрозил ему кулаком. А террорист показал Дегенгарду язык. Дело принимало серьезный оборот.

Дегенгард прибавил скорости и, перебирая руками по обшивке, стал подбираться к кабине пилотов. Он лег на крышу самолета, свесил вниз голову. За стеклом, вверх ногами относительно Дегенгарда, он увидел летчика. Летчик пялил стюардессу, в которой Дегенгард узнал бухгалтершу Веронику Полушкину. Дегенгард понял, что самолет летит на автопилоте. Георгий Адамович попал в неудобное положение. Ему обязательно нужно было привлечь к себе внимание, но момент для этого был не самый удобный. Как‑то ему было неловко, что он оказался в такое время в таком месте… Но, вспомнив, что в салоне спит Солженицын, Дегенгард отбросил понятия о приличиях и громко постучал рукой в стекло, а ногой по крыше самолета. Пилот вздрогнул и поднял к потолку глаза. Увидев перевернутую голову Дегенгарда, он нахмурился и сделал Дегенгарду знак рукой – не мешай. Тогда Дегенгард вытащил из кармана фломастер и написал на стекле:

Дата добавления: 2015-08-05